Мы уже совсем было собрались в путь, но тут Николай Семенович Маклюк, исполнявший обязанности военного комиссара, спохватился:
- Чуть не забыл! Вы, кажется, спрашивали про фотографию Клименко. Есть она, есть. Вот тут...
Николай Семенович подвел меня к стенду. На нем были размещены портреты Героев Советского Союза, уроженцев Азовского и Александровского районов. Разыскав нужную подпись под одной из фотографий, я перевел на нее взгляд. С серого, тронутого желтизной листка, озорно прищурив глаза, смотрел молодой майор с Золотой Звездой, орденами и медалями на груди.
Лицо Николая Сергеевича Клименко мне показалось знакомым. Где-то мы с ним встречались. Где же? Я думал об этом чуть ли не всю дорогу, но так и не мог вспомнить.
Александровка - утопающее в зелени садов степное село - открылась сразу, как только шустрый газик выскочил на пригорок. Лет двадцать пять тому назад мне приходилось здесь бывать. На улочках села тогда стояла сонная тишина, а теперь один за другим катились автомобили, мотоциклы, велосипеды. Вдоль и поперек села шагали столбы линий связи, электролинии. На крышах многих домов - телевизионные антенны. Во всем были видны большие перемены.
Попетляв по сельским улицам, газик остановился возле дома с вывеской: "Александровская районная контора Заготскототкорм". Выскобленные до белизны ступеньки привели к застекленной двери. Услышав ее скрип, из-за стола поднялся человек. Широкая его фигура заслонила почти все окно, и в маленьком кабинетике сразу стало темнее и вроде бы теснее. Это был Клименко. Явно обрадовавшись гостям, он решительно захлопнул папку с бумагами:
- Давненько с вами не виделись, Николай Семенович. Спасибо, что не забываете. - Потом протянул руку мне и, словно извиняясь, добавил: - С бумагами завозился... Приходится! - Клименко смущенно улыбнулся: - В контору вот засел. И не хотелось, да ничего не поделаешь. Вынужденная посадка: здоровье начинает пошаливать...
Прислушиваясь к неторопливой речи, я всматривался в лицо Николая Сергеевича и, по правде говоря, сразу даже не узнал его. Перед нами сидел не тот франтоватый и подтянутый человек, фотографию которого два часа назад мы разглядывали в военкомате. Потучнел Клименко, постарел. Но и теперь меня не оставляла мысль, что где-то видел я это открытое русское лицо с чуточку курносым носом, пухлыми губами и живыми, умными, немного грустными глазами. Но где же, где? Об этом я и спросил Николая Сергеевича. Пристально посмотрев на меня, он заговорил:
- Э-э!.. Мало ли где могли встретиться. Почти четыре года воевали, столько дорог исходили, столько людей повидали! В танковых войсках служили?.. Нет?.. А под Москвой в сорок первом бывали?.. И в Берлине были?.. Вот, может, где-то там...
Клименко начал вспоминать свою армейскую службу.
В тридцать шестом году был призван в кадры. Служил шофером в артиллерийском полку. Демобилизовался в ноябре тридцать девятого и приехал в Александровку. Работал шофером в райкоме партии. Через год снова был призван в армию. Участвовал в боях с белофиннами. В сентябре сорокового уволился и опять вернулся в родное село. В третий раз был призван, когда грянула Великая Отечественная война. В декабре сорок первого командовал танковым взводом, потом ротой и батальоном. Прошел весь путь от Москвы до Берлина и Праги.
Николай Сергеевич говорил отрывисто, лаконично, больше о товарищах, мало - о себе, будто и не участвовал в жарких боях, не водил танкистов в лихие атаки по полям Подмосковья, Смоленщины, Украины, Белоруссии, Польши, Германии.
- Какие ребята были! Кого ни возьми - герой. Иван Семенович Чалмаев, из Башкирии родом, ротой командовал. Отважный офицер! На него я надеялся, как на самого себя... А другой ротой командовал украинец Федор Иванович Маценко. Этот был осторожный, да вот ведь как бывает - погиб от неосторожности! Выглянул из люка и упал замертво. Сначала понять не могли, что случилось. Потом, когда бой кончился, врачи нашли в виске махонький осколочек... А Жора Багдасарьян был тринадцать раз ранен и, поверите ли, ни разу в госпиталь не попал. Правда, раны были нетяжелые... Кто он, спрашиваете? Начальник штаба батальона. Вот вам и штабист!
Николай Сергеевич замолчал. Он мял в руках свернутую трубочкой бумажку, глаза его тепло светились. Затянувшееся молчание нарушил Маклюк. Клименко встрепенулся:
- Про Берлин рассказать?.. Там многие отличились... Самым первым вошел в немецкую столицу танк младшего лейтенанта Абдулахманова, разведку вел. А на первого все опасности... Смертники-фаустники сидели чуть ли не в каждом доме. Много вмятин насчитали мы потом на броне танка. Но из людей никого не потеряли. Смелых-то, видно, и в самом деле пули боятся, снаряды не берут... Уже в самом Берлине отличился механик-водитель Иван Григорьевич Кривасов - тракторист из-под Камышина...
И снова Николай Сергеевич начал вспоминать однополчан, а о себе - ни слова. И позднее, когда мы приехали в маленький "еще отцовский" домик, в котором вырос и живет теперь Клименко, он, показывая фронтовые фотографии, не переставал вспоминать боевых друзей. Не только фамилии, но и имя и отчество, и откуда ребята были родом - все помнил он, хотя с той поры, как расстался с ними под развернутым знаменем бригады, прошло более шестнадцати лет. Нет, видно, нельзя забыть тех, с кем делились невзгоды и опасности, радости и печали, обкрошившийся сухарь и последняя щепотка табаку! Нет крепче уз, чем узы войскового товарищества, настоящего фронтового братства, скрепленного кровью и закаленного огнем войны.
И вот ведь как бывает: собираясь в Александровку, я думал узнать о Клименко больше, чем говорилось в реляциях и аттестациях, хранившихся в личном деле. А оказалось, что именно эти, пожелтевшие от времени бумаги, написанные сухим, официальным языком, поведали больше, чем сам герой в течение долгой нашей беседы. Вот одна из них:
"Танковый батальон под командованием тов. Клименко первым форсировал реку Нейсе. Стремительно преследуя противника, ворвался в город Берлин. В сложных условиях уличного боя тов. Клименко уверенно управлял подразделениями. Четко взаимодействуя со стрелками, батальон сломил ожесточенное сопротивление противника и успешно продвигался к центру города. В этом бою тов. Клименко был ранен, но остался в строю и, проявляя мужество, отвагу и геройство, увлекал личный состав на подвиги, на скорейший разгром фашизма".
Прочитав эту выдержку, я посмотрел на Клименко. Он улыбнулся краешками губ, задумался. Потом сказал:
- Да, так и было. В шею тогда ранило... Из горла кровь, говорить нельзя. Управлять батальоном пришлось сигналами да записками... Почему в госпиталь не ушел?.. Да разве можно! Хотелось довоевать... На пути к Берлину пришлось повидать много горя и слез. Хотелось самому увидеть и радость победы...
За умелое руководство батальоном и личную храбрость в боях при взятии Берлина Николаю Сергеевичу Клименко было присвоено звание Героя Советского Союза. А новый, 1946 год он после настойчивых ходатайств и многочисленных рапортов встречал уже майором запаса в родной Александровке.
- Свое дело сделали - можно было и по домам, - как бы оправдывая свой шаг, говорил Николай Сергеевич. - Не всем ведь служить в армии. Кому-то надо было трудиться и в народном хозяйстве. Честно сказать, хотелось сесть на трактор, быстрее запахать следы войны.
Земляки не дали герою засидеться. Клименко был избран председателем колхоза имени Ленина. Шесть лет он руководил артелью, восстанавливая разграбленное немецкими захватчиками хозяйство. Эти первые послевоенные годы были иной раз не легче фронтовых. Теперь уже и не припомнить, сколько довелось преодолеть трудностей, провести бессонных ночей, пока колхоз поднялся на ноги. И как тут выручала фронтовая, боевая закалка! Потом начало сдавать здоровье, и пришлось пересесть на другой стул - заместителя председателя. Уже почти год как Клименко в конторе. Но и это, относительно спокойное место не стало для бойца-коммуниста тихой заводью. Ведь и здесь дело очень важное и нужное - шутка ли, принять и переправить тысячи голов скота! И Клименко работает с огоньком, с задором. А как иной раз давят кабинетные стены, как тянет на привольные колхозные поля, где неумолчно рокочут машины.
- С детства технику люблю, - признался Николай Сергеевич, до хруста сжав свои большие, узловатые руки, с въевшимся в складки загрубевшей кожи маслом. - Иной раз возьму да и тряхну стариной - сяду за руль... Лекции по эксплуатации машин читаю...
Слушая приглушенный голос, я вспоминаю, что и сыновья пошли в отца. Старший, Павел, отслужив срочную, вернулся в Александровку и трудится в колхозе трактористом. Младший, Юрий, ныне уходит в армию, но и он уже успел приобрести специальность шофера. А собеседник мой говорит и говорит о любимом деле. И как-то незаметно разговор приходит к тому, что волнует ныне каждого.
- За развитием техники слежу. Очень быстро идет она в гору... Спутники, ракеты, космические корабли... Окрепли мы после войны, далеко шагнули вперед, а новая Программа поднимает на такие высоты, что дух захватывает... Нет, теперь мы уж не те, что были двадцать, даже десять лет назад. И, если придется, за себя постоять сумеем. Друзей у нас теперь больше, чем врагов, и сами во сто крат сильнее стали...
Мы вышли во двор. Из степи доносился шум моторов. Где-то недалеко, за околицей села, работал комбайновый агрегат. Кивнув в его сторону, Клименко сказал:
- Хлеба-то, видели, нынче какие, а? - В голосе Николая Сергеевича угадывалась нескрываемая радость и гордость человека труда, хлебороба.
Мы распрощались, как старые знакомые. Вскоре газик бежал по укатанному проселку.
Под порывами ветра кланялись земле тяжелые колосья, и казалось, будто волны катились по сказочно вызолоченному степному морю. Издалека виднелись ровные шеренги кукурузы, подсолнечника. В садах, на бахчах и огородах зрели плоды. Щедро оплачивала земля труд колхозников.
Глядя на все это, я вспомнил слова Николая Сергеевича о нынешнем урожае, восторженный тон, которым они были сказаны, и понял, почему герой великой войны вернулся в родное село. Я понял, почему он показался мне давным-давно знакомым, хотя мы и не встречались ни разу - кому из нас не знаком настоящий русский человек с широкой, бесхитростной душой, которая не знает середины ни в бою, ни в труде, ни в отдыхе. Таких у нас миллионы.