НОВОСТИ   БИБЛИОТЕКА   ГОРОДА И СТАНИЦЫ   МУЗЕИ   ФОЛЬКЛОР   ТОПОНИМИКА  
КАРТА САЙТА   ССЫЛКИ   О САЙТЕ  






предыдущая главасодержаниеследующая глава

Глава 2. "И слава наша вечной будет"

'И слава наша вечной будет'
'И слава наша вечной будет'

"Не токмо, что город дать вашему царю, и мы не дадим с городовой стены и одного камня снять вашему царю, нетто будут наши головы так же волятца, станут полны рвы около города, как топеря ваши басурманские головы ныне воляютца, тогда нешто ваш город Азов будет".

(Из ответа казаков на турецкий ультиматум о сдаче).

Казаки, давно ожидавшие турецкого нашествия, сумели значительно укрепить Азов. Еще в 1637 году был заделан пролом в стене, образовавшийся после взрыва восемнадцатого июня того же года. Крепостные сооружения Азова к 1641 году включали в себя три каменных города: крепость Азов и его предместья-"города"Тапроков и Ташкалов. Протяженность каменных стен вокруг них составила примерно километр с небольшим. Шестиметровой высоты стены имели нижние, средние и верхние бои, то есть казакам удалось создать трехъярусную огневую оборону, чего не было в 1637 году у турок. Мастера срубили "тарасы и обламы" и "учинены были многие казачьи умыслы".

Перед стенами шел надежный ров, шириной восемь и глубиной четыре метра, выложенный для прочности камнем. Донцы прекрасно понимали, что турки будут вести под крепость подкопы, поэтому против этого сильного оружия они намерены были промышлять своими подкопами, для чего заранее поделали "слухи" - своеобразные минные галереи по всем направлениям от крепости. "Если же турки учнут стены из пушек пробивать, - сообщал в Москву станичный атаман Лукьянов, - то у казаков изготовлены многие избы против тех мест, против которых начнут бить турки, те избы будут ставить вместо Тарасов хрящем насыпать". Кроме этого, как покажут последующие события, довольно эффективного оборонительного оружия, казаки приготовили хитроумные ямы-ловушки.

На вооружении Азова, как мы упоминали, находилась артиллерия, взятая у турок еще в 1637 году. К этим пушкам казаки прибавили несколько десятков орудий, привезенных в Азов из казачьих городков и взятых в морских походах. Всего в городе было около трехсот пушек. Для пропитания гарнизона в крепость накануне осады донцы собрали хлебные запасы, крупу, что имелась в казачьих близлежащих городках, добавив к этому продукты, присланные из Москвы. Мясной рацион осажденных должны были составить тысяча двести быков, загнанных в крепость накануне осады.

Со всех рек "казачьего присуда" в Азове собрались казаки, способные носить оружие. Последняя тысяча донцов прорвалась в крепость, когда ее уже обложила султанская армия. По данным атамана Осина Петрова, всего в Азове собралось 5357 казаков и 800 женщин-казачек. Запорожцы, участвовавшие в штурме крепости в 1637 году, на сей раз не появились на Дону, занятые делами на Украине. Впрочем, среди осажденных было несколько десятков казаков-"черкас", оставшихся с достопамятного 1637 года. Всего на Дону в то время было примерно семь-восемь тысяч бойцов, следовательно в остальных казачьих городках оставалось две - две с половиной тысячи казаков. Из этого числа в низовых городках сидело около тысячи донцов (только в Черкасске закрепилось пятьсот человек), а остальные полторы тысячи, в числе которых были раненые и больные, находились в казачьих городках, разбросанных по Дону и его притокам. Защита донских селений и проходов по долине Дона ложилась тяжким бременем на плечи стариков, женщин и детей.

Все живое в страхе затаилось. Лютый период , лихолетья пришел на Дон...

Турция, готовя огромную армию для штурма Азова, не теряла надежды решить эту проблему дипломатическим путем. В Москву с письмом от молдавского господаря прибыл дворянин Исай Астафьев, Й послании этом, написанном по указанию султана, говорилось, что настоящая дружба между Великой Портой и Московским государством возможна лишь в том случае, если донские казаки очистят Азов, вернув его туркам. Царь Михаил Федорович молча выслушал господарское послание и велел отписать, что Россия жаждет мира с Блистательной Портой, что Азов-город донские казаки взяли самовольно, без государева повеления, что он, царь Михаил Федорович, будет стараться склонить донцов к оставлению крепости, если ни его величество султан, ни вассал его хан крымский не пошлют своих войск под Азов. Исай Астафьев бережно принял царскую грамоту и отбыл к своему господину молдавскому господарю.

По прошествии нескольких недель Астафьев снова появился в Москве и снова Привез предложения господаря Молдавии, сделанное от нменн верховного визиря. "И буде от которые стороны его российскому государству утесненье, - говорилось в послании государю московскому, - его царское величество будет иметь помощь от Ибрагима султана и от крымского хана воинскими людьми. Так же и порубежные ево паши с воинскими людьми будут ему в помощь".* На словах Исай Астафьев почтительно добавил, что татарские отряды не будут больше тревожить русские пределы набегами. Но опять же, если казаки оставят Азов-город. От имени государя думный дьяк Лихачев заверил посла молдавского господаря, что великий государь российский послал к донским казакам грозное повеленье, чтоб они покинули крепость. А за то царь русский шлет им большое жалованье. "А его величество султана, - добавил думный дьяк, - государь наш великий Михаил Федорович просит ратей своих к Азову не посылать".**

*(Н. А. Смирнов. Россия и Турция в XVI-XVII вв., с. 66.)

**(Там же с. 66.)

В апреле 1641 года в дипломатическую игру между Россией и Турцией вступил еще один посредник: в Москву прибыл гонец крымского хана Ахмед-Аталык. В пасмурный день двенадцатого апреля он был принят Михаилом Федоровичем, которому и вручил ханскую грамоту. На словах посол передал просьбу хана, чтобы великий государь российский не оказывал никакой помощи казакам, сидящим в Азове и не затевал таким образом ссоры с Бахадур-Гиреем и великим султаном Ибрагимом, да продлит аллах его славные дни! Михаил Федорович как всегда молча выслушал ханского посланника и через думного дьяка ответил, что никакой помощи казакам донским он не оказывал, потому что живут на Дону беглые холопы, которые слова царского не слушают.

Укрепившись в Азове, казаки на всеобщем кругу избрали войсковым атаманом Осипа Петрова. Его сотоварищем и деятельным помощником стал Наум Васильев. Это были колоритные личности в истории донского казачества, выдающиеся организаторы и воины, но, как часто бывает в великих судьбах, о них мало что известно. Историки не знают ни года, ни места их рождения. Можно примерно догадаться, откуда родом был Осип Петров: поскольку в некоторых грамотах его называют Калужениным, то родиной, наверное, была калужская земля. В дальнейшем, уже после Азовского "осадного сидения", в 1646, 1662 - 1663 годах казаки снова избирали его своим руководителем-атаманом. Год смерти Петрова неизвестен, а похоронен он на кладбище Преображенской церкви в Черкасске, там же, где и Наум Васильев.*

*(Город Черкасск - ныне станица Старочеркасская Ростовской области. См. В. И. Егоров-Хоперский. Сокровища "Старого города", Ростов-на-Дону, 1968, с. 75.)

Наум Васильевич Васильев, по прозвищу Шолудяк*, был атаманом донских казаков в 1639-1641 годах, а затем удостоился этой чести еще в 1650 и 1656 годах. Умер он в возрасте шестидесяти двух лет, но когда, неизвестно.**

*(И. Ф. Быкадоров. Донское войско в борьбе за выход в море, с. 11.)

**(А. Орлов. Сказочные повести об Азове. Варшава, 1906.)

Теперь обратимся в многоязыкий лагерь турок и подсчитаем их силы. Дело это непростое, ибо историки и даже очевидцы и участники Азовского "сидения" по-разному определяют численность турецкой армии и флота, блокировавших азовскую крепость.

Донские казаки, основываясь на показаниях пленных, исчисляли армию султана в 240 тысяч бойцов. Эвлия Челеби, муэдзин турецкого главнокомандующего Гусейн-Дели-паши, лично участвовавший в походе под Азов, скрупулезно перечисляет соединенные силы султана Ибрагима, сконцентрированные под Азовом. Он пишет, что сюда были двинуты: войска Очаковского и Румелийского губернаторств, восемьдесят восемь санджаков*, сорок тысяч буджакских татар, сорок тысяч молдаван и валахов, двадцать тысяч венгров. Эти войска, кроме татар, турки перебросили на каторгах морем, после чего они походным порядком пришли к Азову. Турецкий флот, приняв в Анапе на борт сорок тысяч бойцов, через Керченский пролив прибыл в Ейский лиман. С этим войском шел и главнокомандующий всей армии силистрийский паша Гусейн Дели. Документы того времени отмечают, что гордый и недальновидный паша недооценил казаков, "почитая их за весьма бессильных, а чрез покорение оных немалую для себя пользу получить надеялся".** Такое легкомысленное заблуждение по поводу боевых качеств донских казаков через три месяца будет стоить главнокомандующему головы.

*(Санждак - полковой округ.)

**(Б. Лунин. Азовское осадное сидение, с. 41)

Ейский лиман, расположенный в сорока верстах от Азова, стал базовой стоянкой турецкого флота. Расторопные плотники, обнаженные до пояса, спешно сооружали здесь бараки и землянки для войск, громадные сараи и склады для грузов. К самому Азову из-за мелководья крупные суда турок не смогли подойти.

Первые турецкие суда в Ейский лиман Вошли солнечным днем седьмого июня 1671 года. Высадка на берег была шумной и веселой. Шли уверенные в своем превосходстве, в своих силах победители персов и египтян, венецианцев и поляков, генуэзцев и греков, шли на новые подвиги и славу. Никто из этих тысяч здоровых и крепких воинов и В мыслях не допускал того, что какие-то "варвары-казаки" смогут противостоять им, победителям обитаемого мира, никто не хотел и не мог представить что около половины их останется гнить в негостеприимной донской земле. Да разве могли кому-либо прийти в голову такие мысли, когда ярко светит солнце, радует глаз бескрайняя лазурь неба, когда сотня за сотней уверенно выгружается на упругий берег непобедимая турецкая пехота, перед мощью которой сгибались европейские и азиатские армии?!

Вскоре сюда же с Кавказа подошло сорок тысяч отборного войска на семи тысячах подвод, обращенных после этого в транспортные средства. Восемнадцать дней спустя в тихие воды лимана с берегов Анатолии прибыло еще сорок семь тысяч бойцов. Таким образом, Эвлия Челеби называет двести двадцать семь тысяч воинов.* Громадная цифра, хотя сюда не включен десант флота и ногайские отряды, которых в целом насчитывалось тридцать пять тысяч человек.

*(И. Быкадоров. Донское войско в борьбе за выход в море с. 109.)

Посол российского царя в Константинополе Афанасий Буколов и переводчик русской миссии Богдан Лыков сообщали в Посольский приказ, что численность войск, отправленных султаном под Азов, составляет сто пятьдесят тысяч человек.* Но сюда не входили силы, уже базировавшиеся на местах близ Азова и не нуждавшиеся в переброске.

*(Б. Лунин. Азовское осадное сидение, с. 39.)

Российский историк Сергей Соловьев считал, что "Ибрагим I двинул под Азов 240 тысяч войска".* Сподвижник Петра I адмирал Корнелий Крюйс писал, что "сухопутное войско турок... состояло из 50 000 крымских татар, 10000 черкес, 20000 янычар и 20000 спагов, кроме еще великого числа молдаван и волох".**

*(С. Соловьев. История России с древнейших времен, т. 9, гл. 4, СПБ. 1894, стлб. 1253.)

**(К. Крюйс. Розыскания о Доне, Азовском море, Воронеже и Азове, - "Отечественные записки". М 55, 1824, с. 190 - 191.)

Специалист по истории Турции шестнадцатого - семнадцатого веков историк Николай Смирнов отмечает, что "согласно турецкой раздаточной ведомости на жалованье, всего в турецкой армии было 240 тысяч человек".*

*(Н. А. Смирнов. Россия и Турция в XVI - XVII вв., с. 66.)

Азовские пушки и коромысло торговых весов г. Азова. XVII век
Азовские пушки и коромысло торговых весов г. Азова. XVII век

Несмотря на некоторые разночтения в показаниях очевидцев и историков-исследователей этого вопроса, видно, что турецкая армия, сосредоточенная под Азовом, была огромной. Кроме турок и татар, в ее состав входили арабы, греки, албанцы, валахи представители многочисленных воинственных кавказских народностей. В армии Гусейн Дели находились также "городоемцы, приступные и подкопные мудрые вымышленники, славные измышленники" из Испании, Швеции и Франции.* Это были высококлассные специалисты-взрывники, настоящие мастера своего дела, в короткое время умевшие брать гораздо более мощные, чем Азов, крепости.

*("Воинские повести Древней Руси", с. 60.)

Турецкий флот, состоявшйй, по словам Эвлии Челеби, из ста пятидесяти фрегатов, стольких же галер, двухсот "чаек" - всего свыше пятисот судов - находился под командованием опытного и дальновидного флотоводца капудан-паши Пиальаги, человека умного и решительного, уже сталкивавшегося с донцами в морских битвах с успехом для себя.

Для взятия крепости нужны были пушки, и противник имел свыше ста двадцати "ломовых" орудий для пролома стен Азова. Были это настоящие ломовики с ядрами от пуда до двух весом. Донцы не имели такой артиллерии. А турки, кроме "ломовых" пушек, располагали еще семью сотнями орудий мелкого калибра, но тоже грозных в бою. А для обстрела Азова навесным огнем султанская армия имела тридцать две мощные мортиры. Всего более восьмисот пятидесяти пушек при изобилии боеприпасов изготовились к бомбардировке Азова, собираясь быстро выбить оттуда казаков.

Как видим, превосходство турецкой армии над донскими казаками, закрепившимися в Азове, было сверхподавляющим. Возникает сомнение: неужели, чтоб взять Багдад с 35-тысячным гарнизоном, надо было сто тысяч, а для взятия Азова, крепости уступающей по мощи Багдаду, султан послал армию в 240 тысяч. Ведь по всем правилам военного искусства Азов брался пяти-десятикратным перевесом, а тут создается сорокократное превосходство, нет ли здесь другой причины концентрации столь мощной армии?

Анализ действий султана, верховного визиря и всей турецкой дипломатии накануне Азовского "сидения" говорит о далеко идущих планах турецкого руководства. Султан и его хитрый визирь, несмотря на заверения Москвы, давно поняли, что государь российский поддерживает казаков и не прочь заиметь Азов в качестве своей вотчины, а посему нужно наказать русских, пока они не окрепли после изнурительной Смоленской войны. Гигантская армия, которую собрал Ибрагим I, по всеобщему мнению турецких военачальников, в несколько дней брала Азов, а потом, мощным потоком двигалась на Русь. Ее путь мог лежать через Поволжье, где жило много мусульман, которые, по мнению визиря, поднялись бы против "неверных московитов". Такой поход, а он, судя по всему, намечался турками, грозил самому существованию Русского суверенного государства. И тут на пути султанской армии встала азовская твердыня, встали донские казаки - намертво, насмерть...

То утро выдалось солнечным и по-летнему жарким. Природа благоухала, в степи мирно звенели цикады, стаи птиц кружились над притихшей, словно перед грозой, степью. К азовской крепости тяжелой грозной поступью шли передовые отряды из огромной, уверенной в скорой победе султанской армии,

На расстоянии ружейного выстрела от крепости отряды остановились, и сразу же начались правильные инженерные работы: солдаты рыли окопы, строили боевой лагерь, устанавливая в нужных местах артиллерию.

Казаки высыпали на крепостные стены, с которых открылась величественная и жуткая картина: на всем пространстве степи, куда доставал глаз, мелькали разноцветные костюмы янычар, спагов, белоснежные чалмы заполонили степь. На июньском солнце зловеще поблескивало начищенное оружие воинов. Под напором легкого ветерка лениво колыхались знамена частей, светлели многочисленные шатры, мутно чернели грозные пасти ломовых орудий, готовых плюнуть по крепости смертоносными ядрами.

Донцы, вопреки ожиданиям противника, сделали две стремительные вылазки: одну против татар, чтобы захватить "языков"; вторую против турок, когда в крепость прорывалась последняя тысяча казаков. На цветущей степи развернулось сражение, воздух огласился яростными криками бойцов, пролилась первая кровь и первые убитые рухнули на теплую донскую землю. Донцы показали, что легкой победы у мусульман не будет: семьсот янычар валялось мертвыми после боя, им никогда уже не увидеть, как развевается турецкое знамя с полумесяцем над азовской твердыней... Да и будет ли эта желанная победа?..

Двадцать пятого июня турки закончили установку артиллерии на боевых позициях, а утром следующего дня ураганный огонь валом прокатился по азовским укреплениям, круша и ломая кирпичную кладку. Казаки молчали, понимая, что это настойчивое приглашение к переговорам. И в самом деле, орудийный гул вскоре затих, обстрел прекратился и перед полуднем к главным воротам крепости подъехали турецкие парламентеры. Впереди на белом арабском скакуне молодцевато гарцевал личный посланник Гусейн-паши Мехмед-ага, сбоку него спокойно, ехал татарин в белоснежном тюрбане, Чехом-ага, представитель крымского хана, и смуглолицый турок Дакурт-ага, представлявший адмирала Пиаль-пашу. Сзади них тянулась многочисленная свита, пестревшая разноцветными одеждами и блиставшая золотыми и серебряными украшениями. Дюжий янычар с большим белым знаменем выехал вперед и широко и мощно замахал им, призывая открыть ворота крепости и впустить парламентеров в город.

Казаки, столпившись на крепостных стенах, враждебно смотрели на переговорщиков, не собираясь впускать их в Азов.

- Гутарь оттуда! - недружелюбно прокричал сверху Осип Петров. Турки несколько смутились от непочтительно-бесстрашного тона казачьего атамана, но речь свою начали. Выпрямившись в седле, заговорил посланец Гусейн-паши:

- Султан Ибрагим, брат солнца и луны, внук и наместник божий, владетель царств Македонского, Великого и Малого Египта, царь над царями, властелин над властелинами, рыцарь, никем не победимый, неотступный попечитель гроба Иисуса Христа, самого бога, надежда и утешение мусульман на страх христиан, великий защитник, прислал сюда силу несметную, чтобы взять себе свой город Азов обратно. Ждать вам помощи от московского царя не можно, потому что царь не станет присылать ее.

Посол, взявший быстрый разбег в речи и запыхавшийся от напряжения и волнения, несколько передохнул, потом снова закричал: "Великий паша Силистрийский Гусейн-Дели предлагает вам, донским казакам, взяв из Азова-города все, что вы хотите, до рассвета завтрашнего дня покинуть азовскую крепость. Славный Гусейн-паша после сего предлагает вам союз и службу. Если же вы, неблагодарные и безрассудные, посмеете отказаться от этой высокой чести, то будете уничтожены все до единого, вплоть до младенца грудного".

Турок блаженно замолчал, ожидая ответа. И он не заставил себя ждать...

- Знакомы уж вы нам! - загремел с крепостной стены Осип Петров. - Ждали мы вас, гостей незваных, к себе под Азов- город дни многия. Где полно ваш Ибрагим, турский царь, ум свой дел?.. Или у него, царя, не стало за морем злата и серебра, что он прислал под нас, казаков, для кровавых казачьих зипунов... А то вам, туркам, самим ведомо давно, что с нас по сю пору никто наших зипунов даром не имывал с плеч наших... Не запустеет Дон-батюшка головами казачьими... Кормит нас и поит наш светлый тихий Дон Иванович рыбой свежей и зверями дивными, а серебро и платье цветное и жемчуга белые, и камни дорогие и девиц красных себе в жены и всякий полон, то сами ведаете, и диковины разные и коней добрых добываем у вас... А нас, казаков, от веку в осаде живых не имывали. А красной хороший Азов-город взяли мы у царя вашего турского не разбойничеством и не татиным промыслом, взяли мы Азов город впрямь в день, а не ночью.

Турки молчали, придавленные смелыми и величественными словами казачьего предводителя. А Петров, как ни горько ему было признаться, вынужден был сказать, что на царской и боярской Руси их, казаков, не почитают:

- Ведаем мы, какие мы на Руси в Московском государстве люди дорогие, ни к чему мы там не надобны... А государство Московское многолюдно, велико и пространно... А нас на Руси не почитают и за пса смердящего. Отбегаем мы ис того государства Московского, из работы вечныя, ис холопства невольного, от бояр и от дворян государевых... Кому об нас там потужить?..

Голос атамана предательски зазвенел и осекся. Но он быстро овладел собой и твердо закончил: "А се мы взяли Азов город своею волею, а не государским повелением".*

*("Воинские повести Древней Руси", с. 65 - 68, 70.)

Турки внизу возмущенно роптали, недовольные строптивыми речами казачьего предводителя. А он, возвысив голос, продолжал:

- А великий государь русский богат своим оброком и без того, чтобы покушаться на добро вашего султана турского. А если бы он приказал русским людям с одной токмо Украины, и то не мог бы укрыться ваш смрадный Ибрагим турский султан от руки его государевой, не защитило бы его, царя турского и море Черное. А Азов-город мы вам не отдадим, разве от нас его отнимет государь Михаил Федорович, да вас им, собак, пожалует.*

*(Н. А. Смирнов. Россия и Турция, с. 70.)

Атаман снова замолчал, посмотрел вниз: турки уже не роптали, а молча внимали его речам. Потом посланец Гусейн Дели крикнул:

- Великий султан Ибрагим предлагает вам, донским казакам, идти к нему, наместнику Аллаха, на службу. В злате-серебре будете жить!

- Манить вам нас - лишь дни даром терять! - бросил Петров спокойно, а потом, возвысив голос, загремел: - А это ваш турский султан пишется равен богу, то он по-нашему, ваш смрадный царь, равен бешеной собаке. За ту его гордость спаситель наш - царь небесный - скинет его с высоты в бездну!

Потом, немного охолонув, докончил:

- А встреча и угощенье вам приготовлены! Милости просим! - широко и привольно улыбнувшись, добавил Петров. - А пищи, оружия и фуражу у нас довольно, чтобы в честных людях остаться и у вас, басурман, ничего не брать!

Турки, понявшие, что вести переговоры с казаками бесполезно, молча и не спеша двинулись к своему лагерю. На ясном солнце лишь ослепительно сверкали их белоснежные чалмы...

- Предупреждаем! - громыхнул напоследок Петров с крепостной стены. - Никаких переговоров о мире и сдаче Азова-города впредь вести не будем, а переговорщиков убьем!

...В роскошном белоснежном шатре Гусейн Дели-паши собрались высшие командиры пехоты, конницы и флотские начальники. Выслушав главу парламентеров Мехмед-агу, главнокомандующий вопросительно посмотрел на хана Бахадур-Гирея, ерзавшего на атласных подушках, потом на меланхоличного, потупившего умные глаза капудан-пашу Пиали.

- Штурмовать и немедля! - с непонятной горячностью выкрикнул хан. Пиаль-паша неодобрительно глянул на крымского владыку, но промолчал.

- Перерезать всех до единого этих неверных собак до младенца грудного, - продолжал горячиться хан, - чтоб память о них исчезла отныне и навсегда!

- Штурм! - спокойно молвил Пиали-паша, презрительно посмотрев на несдержанного повелителя крымских татар. Главнокомандующий удовлетворительно кивнул крупной головой, потом молча и величественно дал знак, и трубач, стоявший наготове около шатра, звучно протрубил тревогу.

Услышав призывный, давно ожидаемый рев боевой трубы, многократно повторенный в боевых подразделениях, огромный лагерь ожил, засуетился. Понеслись зовущие на штурм крепости звуки бубнов, литавр, рогов, раздались "всевозможные трубли и писки". Обширные поля перед Азовской твердыней стали быстро покрываться войсками с бесчисленным количеством мятущихся бунчуков, знамен и боевых значков. Уверенно строили войска Западной Европы два немецких полковника, споро разворачивались в боевой порядок мощные янычарские полки, которые строили двенадцать турецких начальников.

Турки построились в восемь мощных рядов, охватив крепость "от Дона до Дона", "а строй их подобен был солдатскому". Вся эта масса, состоящая из янычар, спагов, с шеститысячным отрядом иноземцев впереди, всего свыше тридцати тысяч, с развернутыми знаменами и значками, музыкой и барабанным боем, визгом и писком различных невиданных инструментов, тяжелой неудержимой поступью двинулась к Азову.

В городе стояла гробовая тишина, город казался пустым, и непонятно было, зачем штурмовать его, зачем строить столь грозную линию войск, если можно просто войти в крепость...

Передовые саперные части турок подошли ко рву, с поразительной быстротой и искусством проделали проходы через ров и, приставив лестницы, стали взбираться на стены. Огромные массы турок, словно муравьиные полчища у муравейника, сгрудились у крепостного вала, стен и стали проворно преодолевать ров.

- А мы им все молчали! - говорил позднее Наум Васильев.

Турки ставили к стене все новые и новые лестницы и упорно лезли вверх, и вот уже на вершине крепостной стены показалось черное турецкое знамя с ярким полумесяцем. Одно, второе, пятое...

- А мы им все молчали!..

Янычары, спаги, татары, европейцы запрудили все проходы через ров, сплошной массой сгрудились здесь, заполнив во многих местах всю его глубину. И вот тогда раздался страшный грохот, окрестности города окутались белым дымом: то выстрелили почти все пушки Азовской крепости. Заряженные "сеченым железным дробом" они буквально разнесли в клочья передовые сотни воинов. В смрадном дыму на красной от крови земле валялись, корежась в предсмертных муках турки, татары, немцы, венгры, венецианцы. Однако следующие линии турецкой пехоты, перешагнув через поверженных товарищей (не впервой!), сумели прорваться в крепость.

- Велик аллах! - радостно визжали янычары.

- Алла! Алла! - победно ревели спаги, уже чувствуя сладкий вкус победы. Но это было обманчивое чувство. Основные события развернулись внутри крепости. Здесь на мусульман обрушились заранее приготовленные корзины с камнями, то и дело взрывались подземные галереи в местах наибольшего скопления турок, унося сотни басурманских жизней.

Одну из башен турки стремительным броском захватили, стали закрепляться. Сюда уже бежали на помощь сотни воинов аллаха, и когда их скопилось множество, казаки взорвали башню заранее приготовленным зарядом пороха... Из этого ада в турецкий лагерь выбралось несколько полуослепших, полуоглохших, обожженных янычар, вид их был ужасен и действовал парализующе на здоровых пока воинов султана. Видя это, Гусейн-Дели велел тайно прикончить несчастных, дабы не разлагать души солдат и не ронять в их сознание опасные семена страха, вредные воину...

Рукопашный бой в крепости шел до трех часов ночи, противники дрались при свете факелов, при грозных вспышках пушечных выстрелов. Наконец турки, не выдержав напряжения боя, отступили, надеясь в последующие дни непременно взять Азов.

Наступила удивительная тишина, не слышно было даже птиц, умолкли цикады, на много верст в окрест разбрелись испуганные звери, на глубину реки ушли рыбы. Гусейн-паша велел сделать подсчет войскам, и выяснилось, что в результате штурма армия его понесла огромные потери: из высших командиров пали кафинский паша, шесть янычарских командиров, два немецких полковника, еще недавно расставлявших своих головорезов для лобедоносного штурма азовской твердыни. Полегло не менее десяти тысяч человек, причем пал почти весь немецкий корпус. Огромное количество янычар, спагов, татар, западноевропейцев получили ранения и надолго выбыли из строя.*

*(И. Быкадоров, указ. соч., с. 113.)

Едва занялось раннее утро, турки прислали к донцам парламентеров с предложением немедленно заключить перемирие, чтобы убрать мертвых, оказать милосердную помощь раненым. Османы попросили казаков вернуть им тело убитого вчера паши кафинского, предложив за него столько золота, "сколько он потянет по весу", а за каждого простого янычара Гусейн-Дели обещал выплатить казакам по сто серебряных талеров. Донцы согласились на перемирие во избежание эпидемии от разлагающихся трупов, но от выкупа наотрез отказались.

Азовское сидение (с картины худ. Парчевского)
Азовское сидение (с картины худ. Парчевского)

- Казаки не торгуют мертвыми телами, - заявил Осип Петров парламентерам Гусейн-паши. - Казакам дороги не мертвые турецкие головы, а живые.

Парламентеры ушли...

- То вам первая игрушка! - бросил им вслед атаман. - Мы еще как следует не разыгралися: то мы только ружья свои прочистили.*

*(Там же.)

И нехорошо усмехнулся вслед уходящим туркам...

Снова собрал у себя в шатре высших военачальников Гусейн-Дели. Кое-кого из тех, кто еще вчера занимал здесь место живой и здоровый, сегодня не было. Они отошли в мир иной, их с почетом похоронили, и уже сейчас они, быть может, ведут беседу с аллахом там, на небесах, далеко от грешной и неласковой земли.

Стояла гнетущая тишина. Первый штурм, проведенный мусульманами по всем правилам военного искусства и с исключительным напряжением, которого никогда не выдерживали лучшие войска тогдашнего мира, показал нечеловеческую выдержку казаков. Сильнейшими рукопашными бойцами тогда считались турецкие янычары, и они это доказали в многочисленных боях с воинственными соседями, но казаки донские оказались еще более искусными бойцами, сломив лучших из лучших.,. Гусейн-паша задумался: исход первого штурма еще ничего не решал, но как можно было думать о походе на Русь, на Москву, если в тылу оставались столь сильные и опасные бойцы?! Турецкий главнокомандующий понял, что план похода на Московию сорван казаками в самом начале. Если раньше, как казалось Гусейн-паше, можно было, оставив заслон против Азова, главными силами, со всей конницей, двигаться к Москве, то теперь об этом невозможно было и помыслить: в Азовской твердыне засели сильные и дерзкие противники. Донцы, кроме нанесения туркам громадных потерь, показали такое превосходство над иноземными войсками, такое искусство ведения боя, такое умение выдерживать нечеловеческое напряжение сражения, что оставленный заслон, - Гусейн-паша не сомневался в этом, - они "съели" бы в мгновение ока, после чего двинувшееся на Московию турецкое войско было бы отрезано от моря.

Так, или примерно так, МЫСЛИЛ Гусейн-Дели и собравшиеся в его роскошном шатре турецкие военачальники. Пауза затягивалась, ощутив это, главнокомандующий сказал:

- Намерены мы начать возведение земляного вала от Дона и Крымской стороны длиною лучных выетрела с три и высотою до шести сажень. Это позволит ВОЙСКУ великого султана, да правит он Тысячу лет, обстреливать гяуров с высоты, принудив тем самым неверных собак сдаться на милость нашу!

- Мудрые речи! Мудрые речи! - верноподданно загудели собравшиеся, одобряя план главнокомандующего.

На следующий день вся турецкая армия, отложив оружие, взялась за лопаты и заступы: спорая работа по возведению земляного вала закипела. Вал дыбился и рос на глазах.

Казаки, заметив опасные для себя работы османов и давно предвидя это, стали вести под строившийся вал подкопы и тревожить строителей частыми, в основном ночными, вылазками. Подкопные мастера донцов днем и ночью рыли двенадцать подкопов от Крымской башни в сторону вала, выжидая удобный момент для взрыва, и он вскоре наступил.

Турки, закончив сооружение вала, установили на нем часть "ломовой" артиллерии, собираясь в два счета сокрушить азовскую твердыню. И тут донцы пустили в ход секретное свое оружие: на исходе летнего дня они взорвали несколько подкопов. Страшный грохот встал над валом, в разные стороны летели комья земли, ядра, части орудий, клочья одежды артиллеристов армии Гусейн-паши. Лишь только смолкли раскаты взрывов, на ошеломленных османов ринулись казачьи сотни, вышедшие из города. Перебив несколько сот янычар и прихватив двадцать восемь бочек пороха, донцы благополучно вернулись в город. Несколько дней спустя захваченным у турок порохом они взорвали еще один участок вала с "ломовыми" орудиями...

Снова в лагере Гусейн-паши наступила тишина, воцарился траур. Целых четыре дня турки, ошарашенные таким натиском и энергией казаков, хоронили своих убитых и торопливо зализывали раны, готовясь к новым "дьявольским хитростям неверных".

На пятый день после вылазки казаков турки установили-таки мортиры и стали обстреливать Азов жестким навесным огнем. Ядра, посылаемые в город, были начинены горящим веществом, которое продолжало гореть и после падения и взрыва. Эти "огненные ядра" принесли казакам минуты тяжких испытаний. "Яко змеи мечутся по Азову!" - говорили донцы, сетуя на эти проклятые ядра. Однако и против этого страшного оружия османов казаки нашли средство защиты: они построили подземные убежища, выкопав галереи в сторону противника за пределами крепостной стены. Дерзость невероятная!..

...Время шло, а победа не приходила к армии Гусейн-паши. Удрученный неудачами, турецкий главнокомандующий приказал взамен разрушенного казаками вала строить новый, еще более высокий и грозный. Снова янычары и спаги, татары и западноевропейцы взялись за лопаты и заступы. Работы шли беспрерывно, одна волна турок сменяла другую. Против казачьих вылазок Гусейн-Дели выделил специальные подразделения, которые успешно отражали натиск донцов.

Наконец вал был построен. Он располагался на таком расстоянии от стен азовской крепости, что городские пушки не могли достать своим огнем до вала и пушек, стоявших на нем. Турецкие же орудия, втянутые янычарами на вершину вала, обладая достаточной мощью, обстреливали город крупными ядрами. Азов казался обреченным. Но донцы и не думали сдаваться или умирать: они рыли подкопы, строили убежища под землей, совершая многочисленные вылазки.

Борьба шла на земле, под землей и на воде. Уникальные приспособления придумали казаки, чтобы уничтожить суда турецкого флота, стоявшие на рейде у берегов азовской крепости. Эвлия Челеби писал, что казаки "будучи также искусными минерами, не переставали делать мины и под водою, с помощью осмоленных лодок".* Не одно турецкое судно взлетело на воздух с помощью этих казачьих мин...

*(И. Быкадорорв. Донское войско в борьбе за выход в море, с. 114.)

Турки ужесточили блокаду, казалось, что через кордоны османские и мышь не прошмыгнет, но казаки ухитрялись сообщаться с Казачьим островом, Монастырским и Черкасским городками. Все знающий Челеби сообщал: "Несмотря на большую бдительность, многие неверные умели пробираться из крепости и в крепость, бросаясь голыми в Дон и плывя под водою на спине с камышом во рту; оружие и амуниция их складывались ими в кожаные мешки, которые они тащили за собою, и таким образом доставляли помощь крепости. Для предупреждения сего мусульмане заперли Дон частоколом, через который не было прохода даже рыбам".*

*(И. Быкадоров, указ. соч., с. 114.)

Для нападения на нижние казачьи городки, мешавшие турецким тылам, Гусейн-паша отрядил несколько сотен татарской конницы, но успеха крымцы не добились. Удалой черкасский атаман Семен Молодой, отбив все атаки татар, сам перешел к активным действиям, тревожа турецкие тылы, убивая и забирая в плен басурман...

Насыпав новый вал и установив на его вершине мощную дальнобойную артиллерию, османы продолжили прерванную казачьими подкопами бомбардировку крепости. Шестнадцать суток неумолчно гремели турецкие пушки, выпуская по непокорной крепости по тысяче шестьсот ядер ежесуточно. Шестнадцать суток кромешный ад стоял в Азове, и казалось, что здесь уже не осталось ничего живого. После яростных бомбардировок следовали атаки озверелых от непокорности казаков турок, но израненные, измученные защитники крепости отбрасывали янычар, спагов и татар обратно. Двенадцать раз бросал турецкий главнокомандующий по десять тысяч свежего войска на Азов, двенадцать раз казаки сбрасывали мусульман со стен в ров, захватив пленных и "турского царя большое знамя и с ним семь знамен" поменьше.*

*(В. Сухоруков. Историческое описание земли войска Донского, с. 184.)

Тактика Гусейн-паши была построена так, что его войска, атакуя волнами, имели время на отдых, в Азове же смены не было, некому было сменять, слишком мало бойцов насчитывал казачий гарнизон. Но донцы успевали делать все: непрерывно и неустанно вели они подкопные работы, отражали натиск штурмующих янычар, тушили пожары. Не было времени ни для сна, ни для отдыха. Даже скудную пищу защитники города вкушали на боевом посту. Женщины и дети не отставали от мужчин: они подносили ядра, варили в чанах смолу, кипятили воду, чтобы обрушить все это на головы ненавистных басурман, настырно лезших на израненные стены Азовской твердыни.

Беспрерывной бомбардировкой туркам удалось разбить в некоторых местах крепостную стену, но за ней вставали второй и третий валы, сооруженные героическим трудом осажденных. Не одна колонна врага, хлынувшая в крепость, была уничтожена казаками. Но и в городе все дымилось в пламени пожаров, не хватало продуктов, нечем было перевязывать многочисленных раненых. Груды кирпича лежали на улицах, церковь Иоанна Предтечи, почти до основания разрушенная турецкими ядрами, уныло громоздилась на небольшом возвышении. И только уцелевшая церковь Николая Чудотворца, расположенная внизу, близь Дона, куда не долетали ядра, вселяла в души казаков уверенность в победе; ее первозданный, неразрушенный вид, напоминал о мирном, казавшемся таким далеким и призрачным, как сон, времени... Господи, помоги люди твоя!

Мучительно тянулись дни осады. От непрерывных бомбардировок крепость, имевшая в поперечнике около трети версты, превратилась в дымящиеся полуразвалины. Донельзя измученные приступами, бессонницей и голодом, казаки еле передвигались по крепости, но сдаваться никто не собирался: лучше умереть, чем сдать Азов.

Наступил шестнадцатый день бомбардировки и приступов после строительства второго турецкого вала. Гусейн-Дели снова собрал высших командиров в своем, заметно выгоревшем на жарком летнем солнце, шатре. Командир янычар Мехмед-ага устало-обреченно заметил, что его войско находится на грани бунта, потому что янычары не обязаны оставаться в траншеях более сорока дней, таков древний закон! Подал голос обычно молчаливый Пиали-паша:

- Заканчивается лето, приближается осень, - короткими фразами заговорил он. - Зима ранняя и суровая в этих местах прервет нашу связь с Блистательной Портой, и армия останется без продовольствия. И хотя третьего дня из Очакова Ассах-паша прибыл на галерах с провиантом и военным снаряжением, но сего мало для столь громадной армии, какой является армия великого султана, да царствует он вечно. Недостаток продовольствия может привести к бунту усталых войск. Предлагаю генеральный штурм! Аллах велик, он поможет нам!

Уверенность, с которой говорил этот авторитетный военачальник, передалась присутствующим. Новая надежда на успех вспыхнула в их разочарованных сердцах, командиры радостно загомонили, поддерживая Пиали-пашу:

- Штурмовать!

Накануне штурма турецким войскам раздали семь тысяч новых мечей, две тысячи щитов, столько же мушкетов, пять тысяч луков, сорок тысяч стрел, шесть тысяч алебард, артиллеристы получили пять тысяч гранат, много ядер и других боеприпасов. На штурм, кроме остатков янычар и спагов, Гусейн-Дели бросил пехоту христианских народов и спешенную конницу татар, черкесов, ногайцев.

Шестнадцатый штурм продолжался семь с половиной часов. Турецким войскам, как пишет Эвлия Челеби, страшным напором удалось прорваться в центр крепости, но победы не достигли, ибо "неверные, скрываясь под землей, поднесли огонь к минам и отправили таким образом на тот свет большое количество атакующих, другие казаки били их из бойниц, так что мусульмане были доведены до крайности". И этот штурм, веденный турками с семи сторон, так же, как и остальные, был отбит казаками с громадными для басурман потерями. После этого на трое суток над Азовом повисла зловещая тишина, получив свое, турки угомонились. Казаки только теперь смогли выспаться и передохнуть.

Просторный шатер Гусейн-Дели снова наполнился командирами, которых после каждого штурма оставалось все меньше и меньше. Поговорить было о чем: турки применили все для овладения крепостью, кинули сюда все свои живые силы, превосходство в артиллерии, которая обратила Азов в груду развалин, так что в крепости из одиннадцати башен девять были разрушены, а три уничтожены наполовину. Массированный артиллерийский огонь турки сочетали с яростными штурмами, которых обычно не выдерживали лучшие азиатские и европейские крепости, но казаки выстояли, выдержали все. О походе на Москву не могло быть и речи. Гусейн-паша, хмуро оглядев собравшихся, задал всего один вопрос: "Как воинам великого султана, да дарует ему аллах тысячу лет жизни, с честью выйти из этой позорной ситуации?"

Военачальники заспорили, загомонили и пришли к выводу, что взять этот город в нынешнем году не удастся.

- Надо просить великого султана, да продлит аллах его дни, - подал голос крымский хан, - отложить взятие этой дьявольской крепости до следующего года.

На том и порешили...

Султанский двор жил своей жизнью. "Светоч ислама" султан Ибрагим пил и развлекался с гуриями в райских садах, а политикой занимался великий визирь Мустафа-паша. Мрачные вести, приходившие из-под Азова, страшно бесили визиря: эти казаки, неверные собаки, путали все его планы по продвижению великой Османской империи на север. Азовская крепость с непокорным гарнизоном донцов, словно мощная заноза, сидела в теле Блистательной Порты, мешая двигаться вперед, ибо каждое движение причиняло нестерпимую боль. Необходимо было любой ценой выдернуть эту занозу, растоптать кучку дерзких гяуров.

Девятого августа визирь пригласил к себе во дворец послов московского государя Богдана Лыкова и Афанасия Буколова, скудно, но с достоинством известил их о делах под Азовом, туманно говорил об успехах турецкого оружия, просил передать

его величеству русскому государю благодарность за то, что он не оказывает помощи донским казакам, сидящим в Азове-го- роде. Послы внимательно выслушали визиря и ушли откланявшись. Вечером того же дня Лыков писал в Москву: "А под Азов, государь, сказывают крымских, мультянских и румелийских и анатолийских и всяких людей больше полутораста тысяч, а теперь, государь, едва есть с пятьдесят: всех казаки побили. Было у них четыре приступа больших и на всех приступах многих побивали. Кафинского пашу и пятьдесят чербидеев побили и иных каторжных людей; чинят казаки частые вылазки днем и ночью и всегда турок побивают. Девятого августа писал из-под Азова Силистрийский паша с товарищами о прибавке людей и о пороху и о пушечных ядрах, и о свинцу: к Азову де приступать не с чем; людей де потеряли много, а ничего не учинили и прочь отойти нельзя. С кем де мы ни воевали: в Персии под Багдадом многие бои бывали и с польским королем под Хотынью и инде не единожды и с иными великими государями везде нашего султана слава бывала. И такого поражения и великой шкоты турским людям не бывало нигде и ни от кого, как ныне под Азовом". Далее Лыков писал, что "весь Цареград в великом опасении и в страхе, и ни от которой стороны такого опасения не имеют, как от Азова".*

*(И. Быкадоров. Донское войско в борьбе за выход в море, с. 116.)

После получения вестей о неудачах под Азовом, великий визирь принял свои меры. Беломорскому паше с острова Родос было приказано с шестнадцатью каторгами немедля идти в Константинополь, имея на борту ратных людей. Дополнительно готовилось еще шесть больших каторг, на которых предполагалось перевезти янычар под Азов. В турецкой столице было решено, что если Азов в течение лета и сентября не будет взят, то султанские войска останутся зимовать в Тамани, Темрюке и Кафе, чтобы ранней весной следующего года продолжить осаду непокорной крепости. Раздраженный сопротивлением казаков, визирь сам собирался возглавить войско и раздавить, наконец, "неверных собак". В - Константинополе понимали, что если Турция не вернет себе Азов, то потеряет, кроме престижа, ключевую крепость на севере империи, о чем и говорил визирь: "Не взяв Азова, нам николи в покое не быть, всегда на себя ждать гибели, как казаки умножатся и город укрепят и нам в Цареграде не отсидеться".*

*(И. Быка до ров. Донское войско в борьбе за выход в море, с. 116.)

Трофеи Азовского 'осадного сидения', 1637-1641 г.г. (Старочеркасский историко-архитектурный музей заповедник)
Трофеи Азовского 'осадного сидения', 1637-1641 г.г. (Старочеркасский историко-архитектурный музей заповедник)

Богдан Лыков, как и положено профессиональному дипломату, четко уловив настроения в Цареграде, писал в Москву: "А которые, государь, отписки из-под Азова приходят к великому визирю, и тех отписок великий визирь не показывает никому, и сам Ибрагим султан не ведает; а которые вести приносятся с миру, сказывают их беглецы, которые из-под Азова уходят. А от визиря заказ крепкий гонцам, отнюдь бы никому ничего не сказывали, а сперва приехали два гонца и стали миру вести оказывать и визирь велел их тотчас казнить".*

*(Там же.)

Визирь Мустафа-паша опасался неблагоприятных последствий от слухов о неудачах под Азовом, боялся восстания русских и западноевропейских пленников, томившихся в османской столице, в случае получения ими вестей о победах казаков под Азовом-городом.

В это тяжкое для турок время в Константинополе находился посол персидского шаха, ожидая аудиенции у султана. Посол не терял времени даром: собрав сведения о поражениях турецкой армии под Азовом, он спешно переправил их своему повелителю: пусть его величество шах искренне порадуется несчастьям своего "брата"-султана...

После зрелого размышления визиря из Константинополя в приморские города полетели приказы спешно укреплять Кафу, Темрюк, Тамань и "иметь великое береженье" от донских казаков. Главнокомандующему турок под Азовом Гусейн-Дели-паше визирь послал на каторгах отряды янычар, боевые припасы и фирман с лаконичным приказом султана: "Паша, возьми Азов или отдай голову!"*.

*(С. Байер. Краткое описание всех случаев, касающихся до Азова, СПБ, 1772, с. 93.)

Получив столь суровое послание, Гусейн-Дели срочно отправил к донским казакам своих парламентеров на переговоры, но они были встречены ружейными выстрелами. Тогда главнокомандующий велел нанизывать на стрелы грамоты и бросать их в крепость. В грамотах щедро предлагалось по тысяче талантов на каждого казака, если они покинут Азов.

Донцы, получив грамоты Гусейн-паши, читали их на войсковом кругу. Ответ был единодушным: Азова не сдавать, османам не покоряться. Туркам же переслали следующее: "Как отсидимся в Азове, ждите нас в своем Цареграде; хочется нам посмотреть вашего смрадного царя строения".

Взъяренный паша велел снова открыть огонь из всех стволов артиллерии и рыть подкопы, чтобы взорвать "гяуров". Иноземные умельцы турецкой армии снова зарылись в землю, но ни один из семнадцати подкопов турок не удался: казаки своевременно открыли их и умело взорвали вместе с турками и иноземными инженерами. Казачьи же подкопы были более эффективны: басурмане гибли десятками. Нередко вылазкой, а потом притворным бегством казаки заманивали турок на заранее приготовленные места и взрывали их. Однажды османы каким-то образом узнали, что донцы подвели еще три подкопа. Начались лихорадочные поиски, один подкоп турки обнаружили, но он оказался пустым, а два других мусульмане не посмели искать, опасаясь "дьявольской хитрости неверных".

Наступил сентябрь. Погода испортилась. Пошли нудные сеящие дожди, грязь заполонила степные дороги. С Азовского моря почти ежедневно налетал холодный пронизывающий ветер, принося слякоть и простуду. В огромном турецком лагере начались болезни. Мусульмане не успевали хоронить умерших, а мор и болезни расползались по армии, вырывая из ее рядов новые жертвы. Боевой Дух янычар и спагов упал, татары находились на грани бунта, реальной перспективой был голод. Гусейн-паша знал, что если раньше в лагере продавали быка за один пистоль, то теперь предприимчивые маркитанты требовали в двадцать раз дороже. Баран шел за три пистоля, резко подорожал овес, да и того не хватало. Крымский хан Бахадур-Гирей дерзко и зло говорил с главнокомандующим, мстительно припоминая ему бессмысленную гибель своей гвардии в первые дни осады и грозя уйти из-под Азова, потому что в его владения вторглись польско-литовские войска и захватили большой полон.

- Но приказ великого султана взять Азов! - терпеливо напомнил Гусейн-паша.

- Не городоимцы мы! - истерично кричал хан, морщась от тяжких ран, полученных во время одного из штурмов. - Мы не возьмем Азов, потому что на помощь этим иблисам-казакам идет двадцатитысячное войско московского государя и нам супротив него не устоять.

- Откуда сие известно? - тревожно спросил главнокомандующий.

- Перебежчики такую весть принесли! - поморщился от боли хан.

Положением дел под Азовом был недоволен и Пиаль-паша, командовавший флотом, большая часть которого легла под стенами крепости, так ничего существенного и не добившись. Гусейн-Дели, вконец измученный неудачной осадой и постоянными стычками с повелителем крымских татар, в тот же день отправил в Константинополь жалобу на хана, надеясь, что часть вины за неудачу под Азовом падет на этого строптивца, которому из-за тяжких ран аллах, пожалуй, не дарует жизнь...

Все имеет свой предел, даже беспредельное мужество... Положение осажденных в Азове казаков многим казалось безнадежным. Помощи ждать неоткуда, а турки постоянно обстреливали город из "ломовых" орудий, разрушив большую часть укреплений и городских зданий. В схватках с мусульманами и под обломками зданий и крепостных сооружений погибло около трех тысяч казаков. Не хватало оружия, боеприпасов, продовольствия. Особенно страдали от недоедания дети. Их желтые бескровные лица, тоскливые потухшие взоры и тихие мольбы дать кусочек хлебушка заставляли больно сжиматься сердца мужественных защитников города. Да и остались ли у них человеческие сердца, не превратились ли в камень, ибо только он способен не дрогнуть, не разорваться, перенеся такие испытания?!

В тяжкие дни осады никто в крепости не сидел без дела. На стены, под огонь, шли все, способные держать в руках оружие, даже раненые и больные в изнеможении опускались у полуразрушенных, дымящихся от ядер и бомб зубцов крепостной стены, сжимая в руках ружья, сабли, ножи, чтобы убить хоть одного басурманина, прежде чем душа отлетит в мир иной. Усталые, оборванные и обожженные казаки не теряли присутствия духа. Поправляя окровавленные повязки, с глазами, горящими неукротимым огнем сопротивления, донцы занимали свои боевые места, готовясь вступить в бой, яростный и смертельный, желая победить любой ценой.

Женщины и дети бережно и терпеливо ухаживали за ранеными, подносили бойцам пищу, боролись с частыми пожарами, рыли окопы и укрытия. Жены казаков наравне с мужьями стояли на крепостных стенах, поливая турок и татар кипятком и горящей смолой во время очередного приступа.

И так продолжалось с июня по сентябрь. Наконец наступили горькие дни. Дух казаков не был сломлен, но изможденные тела их отказывались служить: наступило полное физическое истощение. Не гибели страшились казаки - смерть за отчий край всегда была в почете у донцов, - а позора и мук плена. Kто тогда защитит южные рубежи России от страшного и жестокого врага, ведь не было здесь больше силы, кроме донских казаков?! Тяжкие думы одолевали героических защитников Азова.

...Наступило двадцать пятое сентября 1641 года - время принятия окончательного решения.

В ненастную дождливую погоду двадцать третьего сентября 1641 года в истрепанном ветрами и выжженном на солнце шатре Гусейн-паши в последний раз собрались высшие командиры. Вид у всех был измученный, а лица удрученные, словно не они осаждали казаков, а донцы изнуряли их осадой, приковав своим мужеством к Азовской крепости.

Гусейн-паша коротко и тускло изложил боевую обстановку, кратко упомянув о больших потерях в армии, о падении морального духа, сказал о том, что в нынешнем году взять Азов воинам великого султана не удастся. Собравшиеся легким шепотом, который словно ветер прокатился по шатру, одобрили слова своего командующего. Почувствовав поддержку, Гусейн-Дели предложил военачальникам подписать постановление военного совета, письменно закрепляющего только что сказанное. Все согласились, и начальнические подписи торопливо легли на пергамент. Турецкой армии было объявлено об отступлении.

Наутро, чуть забрезжил прохладный сентябрьский рассвет, первыми ушли татары. С собой они увозили тяжелораненого хана, который метался и стонал, а вскоре скончался, не выдержав трудной дороги. За татарами стали отходить другие отряды, проклиная эту вконец разрушенную, но не сломленную крепость, этих дюдей, что засели за ее стенами и с дьявольским упорством защищавшихся против лучших войск Европы и Азии.

Двадцать пятого сентября на истерзанном ядрами и бомбами майдане Азовской крепости собрались на свой круг казаки. Пришли все, способные самостоятельно передвигаться, раненых принесли на руках и самодельных носилках. Было время затишья, турки не стреляли...

Изможденный, заросший волосами, с бессонными глазами, Осип Петров, стараясь казать пример бодрости, тихо, но твердо сказал:

- Братья! Атаманы-молодцы! Милостив бог, но он, видно, отвернулся от нас, нет сил боле сидеть в крепости, нечем держаться, нечего есть, неоткуда ждать помощи. Токмо мы сами можем найти путь к спасению: надобно нам этой ночью прорываться под покровом тьмы на Казачий остров, к Монастырскому и Черкасскому городкам!

- Любо, атаман! - невесело откликнулись собравшиеся и разбрелись по домам. Вечером в церкви Николая Чудотворца монахи отслужили молебен. Проникновенно - торжественно звучал ясный голос иеромонаха-запорожца, тихо молились казаки, шепча слова молитвы и прощания: "Простите нас леса темные и дубравы зеленые. Простите нас поля чистые и тихие заводи. Прости нас море синее и реки быстрые. Прости нас море Черное. А еще прости нас государь наш тихий Дон Иванович. Уже нам по тебе, атаману нашему, с грозным войском не ездити, дикова зверя в чистом поле не стреливать, в тихом Дону Ивановиче рыбы не лавливать..." Горячо молятся казаки, тихо мерцают в небе звезды, всплескивается рыба в Дону. Что-то будет завтра? Заглянуть бы туда, но никому не дано знать свою судьбу, все в руках божиих...

Рано утром в удивительной тишине нестройные колонны казаков бесшумно выскользнули из развалин Азовской крепости. Предутренний морозный туман медленно-медленно поднимался от тихих вод Дона, скрывая белым саваном огромный турецкий лагерь. Все ближе и ближе к врагу... Тишина... Только вдали слышался топот уходящих людей и коней. Турки отступали!!! Тихо поскрипывали телеги, грузно вдавливаясь колесами в степную почву.

Огромная радость всколыхнула обессилевших казаков, дав им новые силы. Они приободрились и стаей волков, сильных и беспощадных ринулись на отставшие колонны турок, сея панику и смерть! В союзе с казаками была, казалось, и природа: на турецкий флот, стоявший в Ейском лимане, налетел штормовой ветер и разметал басурманские корабли. Сорок каторг с хлебом и другими продуктами мощные волны выбросили на берег, казаки подобрали нежданные трофеи...

...Осень вовсю гуляла по донской земле, обильно поливая ее холодным дождем, а в душах казаков цвела весенняя бурная радость: они победили, показав величайшую крепость русского духа!

Отступление турецкого войска больше походило на бегство. Умер крымский хан, по дороге в Стамбул отдал аллаху душу Гусейн-Дели-паша, который еще недавно стремился под Азов, чтобы добыть себе славу и богатства, считая казаков слабыми и никчемными воинами. И вот теперь бездыханный труп силистрийского паши покоился в капитанской каюте, равнодушный к султанскому гневу и всему земному...

В Стамбуле все оставшиеся в живых турецкие военачальники были преданы суду. А султан Ибрагим, его визирь и окружение недоумевали: "как могли отсидеться такие малые люди от множества людей?"* Не только отсиделись, но и нанесли огромный урон соединенному турецко-татарскому воинству: по данным историков, скрупулезно изучавших этот вопрос, число убитых и раненых под Азовом турок, татар, иноземцев составило сто тысяч человек.**

*("Ученые записки Саратовского университета", т. LXVI, 1958, с. 175.)

**(И. БыКаИОрОВ. Донское войско в борьбе за выход в море, с. 118. Другие исследователя! определяют потери турецкой армии в 70 тысяч человек (см. Н. А. Смирнов. Россия и Турция в XVI-XVII вв., с. 75). Советский историк Ю. А. Тихонов считает, что потери турок и татар составили 25 тысяч человек. С. Соловьев определил потери турецкой армии в 20 тысяч человек (С. Соловьев. История России..., т. 9, изд. 4, с. 261). В. Д. Сухорукое писал, что "убито было "неприятелей более 50 тысяч человек... Казаков погибло около 6 тысяч человек, осталось в живых всего не более 3 тысяч воинов" - см. В. Д. Сухоруков. "Историческое описание земли войска Донского", Новочеркасск, 1903 стр. 189.)

"...Первое известие об оставлении Азова показалось турецкому, российскому и польскому дворам более баснею, нежели истинною повестию, - писал адмирал Крюйс, - ибо оной город в то время далеко не таков силен был, нежели в 1696-м году, когда его царским величеством (Петром I - М. А.) взят и 4000 человек осажденных в нем было; однако отчаянная храбрость казаков без ожидания какого сикурса, такую жестокую осаду могла выдержать, отстоять и преодолеть".*

*(К. Крюйс. Розыскания о Доне... с. 199 - 200.)

Вскоре русские посланники были вызваны к визирю. Ровным спокойным голосом первый министр султана сказал:

- Великий султан Ибрагим, да живет он тысячу лет, повелел спросить у вас: зачем государь московский оказывает помощь злым воинам - казакам донским. Великий султан уверен, что только россияне причиною были, что город Азов в казацкие руки попался и воинами великого султана не взят, потому что царское величество государь Московский людьми, съестными припасами и военною амунициею им вспомогал. А без того город Азов давно бы уже взят был воинами великого султана, да хранит аллах его бесценную жизнь.

Послы Михаила Федоровича спокойно выслушали великого визиря и, когда он замолк, возразили:

- Мы с великим удивлением, о мудрейший визирь, и весьма странно принуждены слышать требования удовольствия от его царского величества в том, что за границей не его величества подданными, ниже с ведома или сообщности, наименьше же повелением или приглашением около Азова случилось. Его величеству султану, пусть царствует сто лет, и дивану безызвестно быть не может, что его царское величество государь наш Михаил Федорович, да царствует он тысячу лет, дерзновению казаков не только никакой подпоры не делал, но паче старался воспрепятствовать, чего ради посылал своих посланников Богдана Ликовича и Станофия Борола в Азов. По обратном же их безплодном приезде туда к казакам посылан был Михайла Саскон, кой со всеми при нем имеющимися людьми на дороге найден убит, вяще же того без резону требуется от его царского величества удовольствия за Мегемета Шелеби: ибо его величество, государь наш Михаил Федорович во всем оном учинил чего бы не токмо от доброго союзника и соседа, но и кровного брата можно было ожидать и по посылкам разным почталионов со многою трудностию изведал, что помянутое убивство и грабеж не в его области, но из Польши учинены, не россиянами или подданными казаками, но запорожцами по другую сторону Днепра".* Послы умолкли, молчал и визирь, чувствуя, что хитрые московиты сейчас предъявят свои претензии. Словно разгадав его мысли, один из послов, Илья Данилович Милосдавский, жестко молвил.

*(К. Крюйс. Разыскания о Доне..., с. 471 - 472.)

- Великий государь наш Михаил Федорович не токмо просит, но и требует, чтоб его величество султан благоволил крымского хана, по силе точных артикулов общаго союза к ответу принудить во многих разорительных нападениях, учиненных его татарами в землях его величества государя Михаила Федоровича подданных под предводительством известных начал и мурз, о чем не смотря на многие наши жалобы, ни малейшего удовольствия еще не получено. Что касаемо заключенного союза и дружбы между Портой Оттоманской и великим государем Московским, то государь наш принесенными письмами свидетельствует твердо то нерушимо содержать. Ежели с султановой стороны то же последует, то великий государь Московский отныне ни малейшей помощи или подвозу казакам в городе Азове не даст.*

*(Там же. с. 474 - 475.)

- Я доведу это до слуха моего повелителя и дивана! - вставая, сказал визирь. Московские послы, сдержанно поклонившись, удалились.

Разбирая причины страшного разгрома турок под Азовом, едва ли в чем можно упрекнуть турецкое командование: оно действовало согласно правилам войны, но противник оказался мужества необыкновенного и духа непоколебимого. Высоким было и профессиональное мастерство казаков, которые били лучшие силы тогдашнего мира. В рукопашных боях казакам не было равных. Умение донцов вести минную войну оказалось для противника полной неожиданностью и делали это казаки лучше многоопытных турецких и западноевропейских мастеров подкопного дела.

В числе решающих причин победы донских казаков, безусловно, был моральный фактор, патриотизм донцов. За "зипуны", злато-серебро так яростно не сражаются. Непреодолимой стеной стоя под Азовом, донцы помнили и всегда утверждали, что сражаются за землю русскую, за то, чтобы народ российский мог привольно, никого не боясь, обрабатывать нивы-кормилицы, растить детей под мирным небом, чтобы не было несчастных россиян, на далекой чужбине, в иссушающем души плену, работающих на басурман. Как поднимало дух казачий сознание того, что сражаются они за матушку-Россию... Это дало им возможность свершить деяние, которому не было равных в военной истории средневекового мира.

предыдущая главасодержаниеследующая глава












© ROSTOV-REGION.RU, 2001-2019
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://rostov-region.ru/ 'Достопримечательности Ростовской области'
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь