Глава 1. Азов - казачья столица

Азов - казачья столица

"Мы, сыны России, могли ли без сокрушения смотреть, как на глазах наших лилась кровь христианская, как влеклись на позор и рабство старцы, жены с младенцами и девы? Не имея сил доле терпеть азовцам, мы начали войну правую, овладели городом, побили неверных за их неправды и православных освободили из плена"^*.

(Из отписки казаков царю).

^*(В. Сухорукое. "Историческое описание земли войска Донского" Н;. 1903, с.180.)

1637 году для донских казаков сложилась довольно-таки благоприятная обстановка в Восточной Европе и Передней Азии. После изнурительной Смоленской войны 1632-1634 годов государственная граница между Россией и Речью Посполитой (объединенное Польско-Литовское государство) оставалась на расстоянии в двести-двести пятьдесят километров от Москвы. Правительство государя московского Михаила Федоровича на горьком опыте убедилось, что прежде чем решать западную проблему, необходимо укрепить неспокойные южные границы, а потом затевать большую войну за возвращение исконно русского города Смоленска. В этом царя еще раз убедили разорительные набеги крымских татар на Русь. Так, неожиданный удар конницы крымского хана в 1633 году на окраинные земли государства сыграл роковую роль в поражении русского войска под Смоленском. Ибо дворяне, находившиеся в войске, прослышав о набеге и о том, что в зону действий крымцев попали их поместья, самочинно бросали позиции под Смоленском и стремглав летели спасать собственные поместья. Крымские ханы, нападая на Русь, преследовали не только сиюминутные грабительские цели. Считая себя наследниками похороненной Золотой Орды, крымчаки и ногайцы претендовали на получение постоянной дани от русских государей подобно тому, как эту дань в свое время получали баскаки Золотой Орды от русских князей. Татарские нападения обескровливали Русь, унося из государства лучшее и ценнейшее - людей. Только в первой половине семнадцатого века из Московского государства на невольничьи рынки Турции и Крыма было уведено около двухсот тысяч русских людей. А город Азов был основным местом продажи россиян в рабство предприимчивым и жадным восточным купцам. Чтобы как-то удержать татар от походов на Русь московское правительство вынуждено было преподносить разорительные для казны подарки крымской знати. Сумма дарений за короткое время достигла огромной цифры в один миллион золотых рублей. На эти деньги можно было построить двести городов-крепостей в приграничной полосе, защитив таким образом южные границы России.^*

^*(А. А. Новосельский. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. M.-Л., 1948, с. 293. 436, 442.)

И в тридцатые годы семнадцатого столетия московское правительство стало возводить сплошную цепь городов-крепостей на южных границах, чтобы обезопасить себя от грабителей-крымцев. В интересах безопасности Русского государства надо было заселять южные земли, постепенно отодвигая границы государства на юг, ближе к Черному и Азовскому морям. Усилиями талантливых русских мастеров за два года - с 1635 по 1637 - было построено восемь новых городов-крепостей: Тамбов, Ефремов, Верхний Ломов, Нижний Ломов, Чернавск, Усерд, Яблонов. Эти крепости связывались между собой сплошными укреплениями: рвами, засеками, надолбами - и закрывали путь татарской коннице.

Но на юге была еще одна сила, способная серьезно бороться, с крымцами, - донские казаки. Оценивая их роль в защите южных рубежей России, Ф. Ф. Вигель писал; "Во дни порабощения России, ее бессилия и неустройства, на южных пределах ее без ее участия и ведома, сама собой встала живая стена, составленная из ратников, которые удальством своим долго изумляли окрестные края. То, что мудрость человеческая сделала для охранения Рима (военные пограничные поселения) и не спасло его, провидению угодно было то сотворить для нас. От берегов Днепра и вдоль по тихому Дону проведена была блестящая черта: она должна была, как межа, означать владения России. Когда же они достигали до этой грани, то черта сама собою, естественным образом, стала передвигаться и тянуться на нескончаемое пространство. ...Казачье войско сберегло нам половину Украины, помогло взять обратно другую и теперь в отдаленнейших местах стоит везде на страже, как передовые версты сил русских. Его заслуги неисчислимы".^*

^* ("Акты Лишина", т. 3, Новочеркасск, 1894, с. 279-280.)

...Московское правительство, неся колоссальные потери в борьбе с турками и татарами, было бы не прочь иметь Азов под своей рукой, но вплоть до Петра I все русские цари в своих официальных заявлениях предпочитали заверять Турцию в отсутствии у России претензий на Азов, хотя город-то этот изначально был русским... И только в грамоте царя Федора Иоанновича польскому королю содержатся данные, что государь Московский хотел бы иметь Азов в составе своей державы. Но все это были благие пожелания, мужественными же практиками оказались донские казаки.

Давно точили донцы зубы на Азов! В 1574 году им удалось захватить предместья Азовской крепости, освободив множество пленников и прихватив "ясыря" - турецких полонянников. В числе невольников оказался и шурин султана (турецкий государь выкупил своего родственника потом за большую сумму). Совершали донские казаки нападения на Азов и в последующие годы, но неудачно. И только в 1625 году счастье снова улыбнулось казакам: им удалось ворваться в Азов и некоторое время продержаться там. Только подтянув значительные силы, мусульмане сумели выдавить казаков из крепости. Башня-каланча, прикрывавшая пушечным огнем выход в Азовское море, была разрушена казаками. Атаман Старой жаловался в Москву, в Посольский приказ, что в завязавшейся схватке "атамана Епиху Радилова ранили, и азовцы их... от города отбили".^*

^*("Акты Лишина", т. 3, Новочеркасск, 1894, с. 279 - 280.)

В 1634 году соединенные силы донских и запорожских казаков подошли к Азову и почти с ходу приступом захватили угловую башню крепости. Победа казалась близкой, однако в разгар сражения неожиданно обвалились башенные стены, прочно завалив камнями вход в город. Азов устоял, турки ликовали... Но радость их была преждевременной: всем было ясно, что казаки не успокоятся, пока не захватят Азов. Так оно и случилось...

Положение обширной Османской империи к этому времени было весьма напряженным и незавидным. В огромных владениях "светочи ислама", как любили турки величать султанов, продолжались восстания, начало которым было положено в 1632 году народным бунтом в Константинополе. Одновременно в Трансильвании вспыхнуло освободительное движение против турецкого засилья; во главе этого восстания встал князь Ракоци. Ему удалось разбить османов, после чего войска провозгласили его господарем. Султан турецкий - Тень Аллаха! - временно смирился и признал неугомонного Ракоци правителем Трансильвании, ибо у Турции были другие планы на ближайшее будущее. Султан Мурад IV пришел к власти в 1623 году, имея пятнадцать лет от роду. Тогда в империи османов сложилась такая ситуация, что после смерти в 1622 году энергичного султана Османа II на трон вторично взошел Мустафа, потерявший за четырехлетнее пребывание в темнице здоровье и рассудок. Не имея физических и умственных сил управлять огромной империей, султан Мустафа отдал бразды власти в руки матери и евнуха, ставшего великим визирем. За год правления этих "двух старух" государственный аппарат блистательной Порты пришел в полное разложение. Вот тогда-то правительственный совет (диван) и решил призвать к власти молодого энергичного Мурада, который вот уже четырнадцатый год суровой рукой вел государственный корабль Османской империи. Историки единодушно отмечают, что несмотря на юный возраст и многие пороки, присущие Мураду IV, это был выдающийся правитель и полководец.

Заключив мир с Польшей и заручившись нейтралитетом Москвы, весной 1637 года султан Мурад решил с помощью крымской конницы нанести удар по Ирану, с которым вот уже несколько лет шла изнурительная война. Султанский двор рассчитал, что теперь, когда ни Польша, ни Россия ему не угрожают. можно ударить и по шаху, войска которого захватили Грузию и вторглись на территорию Малой Азии. Это был прямой вызов "всемогущему" султану, не принять который он не мог, ибо недовольство его политикой откровенно назревало внутри империи. Удачной войной с Ираном Мурад IV надеялся потушить тлеющие угли бунта в самой империи и приобрести новые земли, вернув блистательной Порте былую мощь времен Сулеймана Великолепного. Срочно началась основательная подготовка к выступлению: концентрировались и снабжались всем необходимым янычары и спаги, готовился сильный флот. И вдруг в разгар военных приготовлений неожиданно взбунтовался крымский хан Инайет-Гирей. Предвидя значительные трудности предстоящей войны, крымский владыка отказался выступить в поход. Кафинский паша именем султана напомнил хану, что долг его - повиноваться своему сюзерену, великому султану. Письмо паши, написанное в недопустимо резких тонах, взбесило главу татар, он поднял своих всадников и осадил Кафу. После первого же натиска крымцев город пал, паша и кадий были схвачены и кинуты к ногам пылающего гневом Инайет-Гирея.

- Как смели вы. дети шакала, написать мне столь дерзкое и гнусное послание? - сузив черные глаза, прошипел хан. - Мне, Гирею!

- То была воля всемогущего султана, да продлит всемилостивый аллах его дни, - барахтаясь в придорожной ныли, фальцетом выкрикнул паша.

- Воля всемогущего султана! Воля султана! - в бессмысленном страхе повторял калий. Тяжело дыша, хаи сумрачно посмотрел на обреченных и почти спокойным голосом проговорил:

- Вы нагло лжете, сыны иблиса! Не мог всемогущий султан столь грубо оскорбить меня, Гирея, своего верного слугу. То ваши гнусные дела! - Потом, словно подстегнутый своими словами, хан опять накалился от бешенства и. задыхаясь, прохрипел, указывая воинам на пашу и кадия:

- Казнить!

Дюжие слуги привычно скрутили почерневших от страха недавних хозяев Кафы, и палач быстро отрубил им головы... Ни один мускул не дрогнул на смуглом раскосом лице Гирея...

...Известие о бунте своего крымского вассала Мурад IV получил одновременно с письмом Инайет-Гирея. Кликнув толмача, "светоч ислама" велел читать послание хана. Раскатав упругий кожаный валик письма, толмач неуверенным голосом прочитал текст, написанный явно взволнованной рукой. Гирей извещал, что кафинский паша и кадий, собачьи дети, смертельно оскорбили его, хана, и он, взяв Кафу приступом, отрубил их бараньи головы. "Всемогущий султан, - заключил послание Инайет-Гирей, - тщу себя надеждой, что приговор, приведенный в исполнение мной в Кафе, будет одобрен вашим величеством!". Мурад, молча слушавший нудный голос толмача, неожиданно стремительно метнулся к нему, выхватил кожаный валик и, бросив на ковер, стал неистово-исступленно топтать ханово послание. Кровь заметно прихлынула к лицу "Тени Аллаха", вместо крика из его глотки вырывалось какое-то яростное клокотание. Наконец султан внятно выдохнул:

- Сын ослицы! Безмозглый ишак! В смутные дни, когда Порте так необходимо единство, когда надо объединить силы для борьбы с проклятым аллахом владетелем Ирана, он смеет затевать смуту. Я низлагаю его! Ханом отныне назначаю Бахадур Гирея. - Немного успокоившись, султан бросил незримо и неслышно вошедшему визирю: - Фирман отправить немедля!

Однако новому крымскому владыке не удалось уговорить свое воинство идти на персов, и татары, прихватив с собой ногайскую конницу, вторглись в пределы владений молдавского господаря Кантемира. Азов остался без достаточной поддержки, и это стало быстро известно донским казакам.

Зима 1637 года на Дону выдалась буранной и снежной, свирепый ветер был полновластным хозяином степи. Сильных морозов не было, но снег по бескрайней донской степи лежал преглубокий, величественно сверкая под лучами нежаркого солнца, когда оно, сменив ветер, испуганно бросало взгляд на землю из глубины холодного неба. Жизнь в степи замерла, и редко в эту пору можно было встретить здесь даже отдельных всадников: глухая пора царствовала на Дону...

В январе в Монастырском городке, в самом ближнем к Азову, собрался большой казачий круг. Городок этот возник давно, в числе первых казачьих городков, но в актах впервые упомянут под 1593 годом. Никто не Помнил, почему он так назывался, но сходились во мнении, что свое название городок получил по уединенному, почти монашескому образу жизни старых, увечных казаков, которые отправлялись сюда коротать отпущенные им судьбой дни старости.^* Здесь и доживали одряхлевшие воины, скрашивая однообразную жизнь рассказами о славном прошлом, о боевых подвигах, свершенных некогда на каменистых берегах Анатолийских, в выжженных солнцем крымских степях и на бескрайнем донском раздолье. А когда надоедало "точать лясы", кто-нибудь тихонько задевал, и грустная песня, подхваченная десятками голосов, задушевно взмывала в Есчереюшее донское небо:

^*(Академик Гильденштедт писал, что "Монастырский городок про зван был по греческому Иоанно-Предтеченекому монастырю, перенесенному сюда из Азова".-см. "Записки императорского Одесского общества истории и древностей российских", т. 11, Одесса, 1879. с.203. примеч, 10.)

 Не травушка, не ковылушка в поле шаталася. 
 Как шатался, волочился удал добрый молодец, 
 В одной тоненькой в полотняной рубашечке.
 Что во той-то было во кармазинной черкесочке; 
 У черкесочки рукавчики назад закинуты, 
 И камчатны ево полочки назад застегнуты, 
 Басурманскую оне кровию позабрызганы. 
 Он идет удал добрый молодец, сам шатается. 
 Горючею он слезою обливается. 
 Он тугим-то своим луком опирается; 
 Позолотушка от туга лука долой летит. 
 Как никто-то с добрым молодцем не встречатся; 
 Лишь встречалась с добрым молодцем родная матушка: 
 Ах ты, чадо мое, чадушко, чадо милое мое! 
 Ты зачем так, мое чадушко, напиваешься? 
 До сырой-то ты до земли все преклоняешься 
 И за травушку, за ковылушку все хватаешься. 
 Как возговорит добрый молодец родной матушке: 
 "Я не сам таек добрый молодец напиваюся. 
 Напоил меня турецкий царь тремя пойлами, 
 Что тремя-то пойлами, тремя равными: 
 Как и первое-то его пойло - сабля острая, 
 А другое ево пойло -копье меткое было, 
 Ево третье-то пойло - пуля свинчатая.* 
 

^*(В. Сухоруков. Общежитие донских казаков в XVII-XVIII столетиях. Новочеркасск, 1892, с. 53-54.)

Богатая казачка в домашнем наряде (из книги Ригельмапа 'История или повествование о донских казаках')

Когда от песен и разговоров приходила легкая усталость, старые воины шли в небольшую деревянную часовенку и тихо молились, шепча полузабытые, как сон, молитвы.

С 1610 года по разным поводам казаки переносили сюда главное войско - свою столицу - из Раздорского городка, а с 1620 года Монастырский городок стал постоянной столицей донцов.

Это был типичный казачий городок, расположенный на не затопляемом возвышенном месте на самом берегу тихоструйного Дона. Основную часть городка составлял майдан - небольшая площадь, где собирались шумные казачьи круги и где стояла деревянная часовня и становая изба. Часовня была сооружена в начале семнадцатого века из хорошо просушенных сосновых бревен и досок и представляла собой четырехугольную пирамиду со шпилем. Переднюю часть часовенки украшал продолговатый фронтон с двумя хорошо оструганными дубовыми столбами. Верх ее был покрыт железом и увенчан главкой, на которой красовался восьмиконечный крест, а по бокам пирамиды мастера построили еще четыре креста поменьше. Часовня называлась Покровской, потому что главной ее иконой было изображение Покрова Пресвятые Богородицы^*. Здесь же, внутри часовенки, находились и другие иконы, которым поклонялись казаки: Иоанн Предтеча, Николай Чудотворец. Поскольку у казаков до середины семнадцатого века не было штатных священников, то богослужение в часовне отправляли иеромонахи Киевского Межигорского монастыря^**, которые часто приходили сюда по просьбе донцов. Они же вели богослужение и в Запорожской Сечи. Пройдет немного времени, и иеромонахи вместе со всем казачьим войском отправятся под Азов, где примут участие в боевых действиях против турок, благословляя православных воинов на победу над басурманами и утешая их в дни невзгод.

^*(Г. Левицкий. Старочеркасск и его достопримечательности, Новочеркасск, 1908, с, 29.)

^**(Там же.)

Вокруг майдана Монастырского городка вольно ютились неказистые землянки и гордо стояли добротные дома-курени, ладно строенные казаками. Весь городок был обнесен земляным валом, нешироким рвом и укреплен деревянным тыном. На валах смиренно стояли грозные пушки, зоркий караул беспрерывно наблюдал за неспокойными окрестностями, куда ежедневно выезжали конные разъезды казаков.

Девушка-казачка, XVIII век (из книги Ригельмана 'История или повествование о донских казаках')

...В один из холодных январских дней 1637 года гулкий звон стылого металла часовенного колокола настойчиво позвал жителей городка на майдан, на казачий круг. Поеживаясь от холода и пританцовывая, чтобы согреться, донцы кучками и в одиночку шли, гутаря, к часовне. Те, кого вчера сподобило хватить лишку в дружеской компании и к кому трезвость окончательно еще не пришла, ожесточенно терли несвежие лица хрумким снегом, чтобы бодрее выглядеть на кругу, ибо знали, что пьяных казаков, появлявшихся на столь уважаемом собрании, жестоко наказывали, ведь важнейшие решения у казаков всегда принимались на трезвую голову.

Колокольный звон еще плыл над взбудораженным городком, а у деревянной часовенки, на невысоких ступеньках, уже стояли войсковой атаман Михайла Татаринов, войсковой есаул Потан Петров со знаменем в руке, известные старшины Наум Васильев, Осип Петров и другие видные казаки. Михаил Татаринов, мощный, высокий усатый казак, в правой руке крепко держал булаву, а в левой насеку - знаки атаманской власти. Одет он был в длинный лазоревый атласный кафтан с частыми серебряными нашивками и жемчужным ожерельем. На голове атамана небрежно топорщилась кунья шапка с бархатным верхом. Осип Петров молодцевато щеголял в камчатом^* полукафтане без рукавов и темно-гвоздичном зипуне, опушенном голубой камкой с шелковой, гвоздичного цвета, нашивкой. Другие казаки оделись всяк на свой лад. Некоторых можно было видеть в камчатых кафтанах, с золотыми турецкими пуговицами и серебряными с позолотой застежками. Лазоревый зипун дополнял их наряд. Почти все казаки носили мягкие, удобные при ходьбе сафьяновые сапожки. Меховые шапки подбивались куницей, а верх покрывался бархатом. На поясах всех казаков красовались шелковые турецкие кушаки, за которыми торчали ножи с черенками рыбьего зуба. Окинув взглядом собравшуюся массу казаков. Татаринов отметил смесь разнородного вооружения: русские пищали, оправленные по-турецки, рог при них, персидские сабли, турецкие луки-саадаки, ружья, рогатины. Лошади, стоявшие в стороне, были оседланы в ногайские седла, покрыты крымскими или турецкими попонами и черкесскими епанчами.

^* (Камка - шелковая плотная ткань, чаще всего с узорами)

Наряды богатых казачек, XVIII века (по Ригельману)

В разномастной толпе были и одетые по-русски, однако большинство казаков предпочитало просторную басурманскую одежду, в которой легко и свободно рубилось в бою.

Знамя, под которым стояли атаман и старшины, казакам пожаловал царь Михаил Федорович в 1613 году в благодарность за участие донских отрядов под началом атамана Межакова в освобождении Москвы от ляхов в 1612 году и "в вящее поощрение за верную службу".

Наконец гомон потихоньку стал затихать, взоры всех обратились на есаула. Уверенно выйдя вперед, он громко покашлял, требуя полной тишины, и когда она установилась, зычно возгласил:

- А ну помолчи, атаманы-молодцы и все великое войско Донское! Атаман наш войсковой Ми- хайла Татаринов трухменку гнет!

Наряды богатых казачек,XVIII века (по Ригельману)

Татаринов степенно снял шапку, и громкий его голос покрыл еще не затихший до конца казачий гомон: "Атаманы-молодцы! Ведомо нам учинилось, что турский султан Амурат по нонешней весне сбираетца с шахом персидским воевать. Крымский хан, как доподлинно ведомо нам, будет битца против господаря молдавского Кантемира. И здесь, на Дону, силы басурманской, стал быть, поубавитца!" Татаринов слегка перевел сбившееся от напряжения дыхание, потом хрипловато заметил: "Смекаете, к чему клоню?!" Казаки заволновались, загудели:

- Вестимо, смекаем! - крикнул дюжий казак, одетый в соболью шубу. - На Азов басурманский иттить надобно, саблюками казачьими потрогать потылицы басурманские!

- Чтоб тронуть потылицы турецкие, спервоначалу надоть через стены каменные перелезть, а руки басурманы при этом тебе недадут, чтоб помочь взобраться, а самого потрогають сабелькой по потылице! - отозвалось сразу несколько голосов.

- Трусам не место среди казачьего братства!.- огрызнулся казак в шубе.

- А кому надобен храбрый, но мертвый казак? - резонно спросили опытные казаки строптивого храбреца. Ответа не последовало, потому что весь этот разговор прервал зычный голос Татаринова:

- Любо ль вам, братья казаки, иттить на ненавистный Азов, иль будем молча и бесстыдно глазеть, как азовцы проклятые ымають в полон братьев наших, жен, отцов и ребятишков, да за море их на каторги и корабли продають, точно скот говорящий?! Станем ли миритца, что поганые азовцы шкоту великую нам чинят, в юртах наших, на реках и на переходах хватают братию нашу и рыбной ловли не дають. Будем ли бессловесно и бездеятельно наблюдать надругательства над истино православной хрестьянской верой?!

- Нет! Не будем! - после некоторой тишины взъяренно заревели казаки. - Надобно, совокупясь, иттить всем на поганых азовцев! Настал наш час!

Татаринов, бледный и решительный, явно довольный реакцией казаков, поднял руку, прося тишины и внимания. На морозном воздухе, слегка согретом дыханием возбужденных казаков, установилась относительная тишина, только слышно было, как на Лону потрескивали мощные глыбы льда, сдавливаемые крепчайшим морозом.

Есаул Войска Донского (по Ригельману)

- Братья казаки атаманы-молодцы! - снова загудел Татаринов. - Нелегкое это дело - взять Азовскую крепость. Надобно сполна приготовить наряд^*, запастись зельем^**, собрать добрых казаков по всему Дону, со всех рек казачьего присуда, да и в Запорогах клич кинуть. Спокон веку вместе с черкасами^*** в походы супротив недругов ходили наши казаки, да и в 143 годе^****, сложась с ними, Азов басурманский приступом воевали.

- Любо! Добре! - раздалось со всех сторон. - Послать теперь же разведчиков быстроконных в Запороги и на донские, хоперские, медведицкие и донецкие городки.

^*(Наряд - артиллерия.)

^**(Зелье - порох.)

^***(Черкасы-так на Дону тогда называли запорожских казаков.)

^****(143 год - 1634 год.)

Татаринов, хоть сам в молодости был войсковым писарем и толмачом^*, блюдя атаманское достоинство, велел звать нынешнего писаря, чтобы сочинить послание в казачьи городки и к запорожским казакам от войска Донского. Писарь важно подошел к атаману, достал из-под шубы бронзовую чернильницу, присланную много лет назад из Москвы, выпростал из-под полы заранее приготовленное гусиное перо, пергамент и изготовился писать. Несколько шустрых казаков живо выкатили из становой избы два пустых бочонка - средний и меньших размеров, и писарь, удобно устроившись за ними, принялся строчить войсковую грамоту.

^*(См. И. Ф. Быкадоров. Донское войско в борьбе за выход в море. Париж, 1937, с. 74.)

- Собирайтесь в войско, к Монастырскому городку, все атаманы-молодцы, пенные^* и непенные, а вины их отдадутца! - громко диктовал Михаила Татаринов. - Ослушники же да лишатся расправы в войске!

^*(Пенные - виновные, оштрафованные войском казаки, порочные.)

- Любо! - гаркнули казаки, уже изрядно подзамерзшие на январской стуже, и атаман, сам порядком продрогший, распустил круг, оставив доверенных казаков дождаться, пока писарь снимет несколько копий с письма, и отправляться в долгий и нелегкий путь.

Донской казак, XVIII век (по Ригельману)

С песней расходились казаки по теплым куреням, и над белым зимним безмолвием грустно неслись бесхитростные слова и мелодия:

 Ах, талан ли. мой талан такой, 
 Или участь моя горькая
 Ты звезда моя злосчастная.
 Высоко звезда восходила,
 Выше светла млада месяца,
 Что затмила солнце красное.
 На роду ли мне написано,
 На деле ли мне досталося,
 Что со младости и до старости,
 До седого бела волоса
 Во весь век мне горя мыкати,
 Что до самой гробовой доски.
 Во Азове славном городе.
 Во стене ли белокаменной,
 Как была тут темная темница
 Без дверей и без окошечек,
 Во той ли темной темнице
 Сидел там добрый молодец.
 Добрый молодец, донской казак
 В заключении ровно двадцать лет,
 Ровно двадцать лет и два года,
 Случилось тут мимо ехати
 Самому царю турецкому.
 Как возговорит добрый молодец:
 "Ой ты гой еси, турецкий царь!
 Прикажи меня поить, кормить.
 Прикажи меня скорей казнить,
 Не прикажешь ты скорей казнить
 Прикажи на волю выпустить,
 Не прикажешь ты вон выпустить - 
 Напишу я скоро грамотку
 Ко товарищам на тихий Дон:
 Славный тихий Дон возволнуется,
 Весь казачий круг взбунтуется,
 Разобьет силу турецкую.
 И тебя, царя, в плен возьмут!"
 Как возговорит турецкий царь:
 "Выпускайте добра молодца,
 Удалого казака донского
 Во его ли землю русскую...* 

^*(А. Пивоваров. Донские казачьи песни. Новочеркасск, 1885, с. 29-30.)

Песня то затихала, то взмывала вверх, в морозный воздух, пока не затихла за дальними, припорошенными снегом куренями.

Подготовка к штурму Азова началась...

К вечеру второго января 1637 гола из далекого Азова в морозную заснеженную Москву прибыло посольство во главе с разбитным драгоманом греком Юрием Петровым. От азовского паши они привезли в Посольский приказ грамоту с жалобой на донских казаков. На словах хитрый грек передал:

- Великий султан, да продлит всемогущий аллах его благословенные дни. почитает московского государя своим братом, а посему воспрещает нашим азовским людям чинить пакости Московскому государству и не велит выступать супротив казаков. А казаки ж ваши донские во главе с походным атаманом Ивашкой Каторжным постепенно нападают на азовские владения.

Голос Петрова пресекся на высокой ноте - видно, переволновался посол. Он умолк, потом, перемогшись, с хрипотцой продолжал: "Ноне атаман Каторжный с зимовой станицей, по нашим азовским сведениям, отправился в Москву, и господин мой, владетель Азова, просит учинить атаману Ивашке Каторжному за обиды его достойное наказание, потому что донские казаки воры и совсем не слушаются государевых приказов". - Петров снова затих, выжидая реакцию посольских чиновников, но те. приученные не высовываться раньше времени, смурно молчали.

- Еще, господин мой, паша азовский, велел передать государю вашему великому князю Михаилу Федоровичу, что казаки донские не желают принимать Фому Кантакузина, посла великого султана, да укроет его аллах от невзгод и болезней, и требуют скорой выдачи четырех своих сотоварищей, взятых людьми нашими в полон за разбойные их дела. Просим великого государя московского прислать в Азов людей для принятия посла великого султана.

- Просьба азовского паши будет доведена до мудрого слуха великого государя, - пообещал, вставая, чиновник Посольского приказа. Турки, низко кланяясь, удалились...^*

^*(Н. А. Смирнов. "Россия и Турция в XVI-XVII вв.", - "Ученые записки Московского университета", вып. 94, с. 45.)

На следующий день в Посольском приказе были приняты донской атаман Иван Каторжный и есаул Михаил Криллов. После обычных приветствий и пожеланий здоровья глава приказа, лукаво сверкнув из-под лохматых бровей темными глазами, сообщил атаману о жалобе на него и все войско Донское со стороны азовского паши. Каторжный спокойно возразил.

- Понапрасну турских людей мы не забижаем, мы токмо ответствуем на нх злые и богопротивные разбойные дела. А пришел я к вам в Москву не выслушивать пакости азовских послов, а с челобитной от войска Донского. - Атаман, подтянувшись и преобразившись перед изложением важного дела, громким голосом продолжал: "В прошлых во многих годах была к нам великого государя милость: жалованье денежное и сукно добротное и запасы всякие, а в прошлом 1636 году государева жалованья к нам не было, и мы помираем голодною смертию, наги, босы и сиры, а взять, кроме государевой милости, негде. Многие басурманские орды на нас похваляются, хотят под наши казачьи городки войною приходить и наши нижние казачьи городки разорить, а у нас свинцу, ядер, зелья нет".

В палатах Посольского приказа стояла неприятная тишина, приказные чиновники молчали, слушая речь донского атамана. И только писарь бойко и неутомимо водил пером по бумаге, записывая за широким дубовым столом жалобы Ивана Каторжного, который меж тем продолжал: "В прошлых годах выхаживали с Дону атаманы и казаки к великому государю с войсковыми отписками, а на отпуске им давали подводы с Москвы до Воронежа сполна, а с Воронежа суда и гребцов, а ныне перед прежним подводы и суда у нас убавлены, а гребцов нам не дают. Да с Дону ж выезжают атаманы и казаки в города по обещанию, в монастыри помолиться, кто в каков монастырь оброчник^*, а как обещание исполнят, оброк с души сведут, и пойдут назад, купив для себя запасу или продав что-нибудь, то по городам целовальники берут пошлину не в силу. Бьем челом великому государю и просим пожаловать нас государским жалованьем".^** - Каторжный размашисто и истово поклонился и замолк, вопросительно уставившись на главу Посольского приказа. Тот нетерпеливо шевельнулся в кресле и велел дьяку сообщить, что ныне приготовлено к отправке казакам на Дон сто пудов зелья пушечного и ружейного, пятьдесят пудов селитры, сто пудов свинцу, сорок пудов серы и по пятьдесят пушечных ядер к каждой из восьмидесяти четырех пищалей, имевшихся у казаков.^*** Иван Каторжный удовлетворенно кивал головой, слушая надтреснутый голос посольского дьяка...

^*(В воронежских землях донским казакам принадлежал Барщевсмий Троицкий монастырь. Им же Подчинялся Черниев-Никольский монастырь, основанный в 1573 году на реке Цне у Шацких ворот.)

^**(С. Соловьев. История России..., ,т. 9, СПБ. 1894, стлб. 1251.)

^***(Н. А. Смирнов. Россия и Турция в XVI-XVII вв., с. 45.)

В начале февраля 1637 года, когда по улицам Москвы казаковала неистовая метель, чины Посольского приказа позвали к себе азовского посланца Юрия Петрова. Ему вручили грамоту для многоопытного султанова посла Фомы Кантакузина. На словах тут же сообщили:

- Передай турскому послу великого салтана Фоме Кантакузину, что будет послан на Дон дворянин великого государя с ратными людьми. А выйдут они, как токмо вскроется на реках лед. Дворянину этому велено донских казаков и атаманов уговаривати всякими мерами накрепко, чтоб они с азовцами помирились и его, Фому Кантакузина, из Азова приняли на Дон, а после отпустили б ево к великому государю с названным дворянином.- Дьяк Посольского приказа, сообщавший это Юрию Петрову, помедля, добавил: Для этого приему к донским казакам послано ныне государево жалованье в изобилии-.

Выслушав эти речи, грек Юрий Петров поклонился и степенно покинул приемную залу Посольского приказа. Шестого февраля вьюжным неласковым утром его маленький отряд покинул великую столицу Московии.

Неспокойно было на душе султана Мурада. В большом секрете готовившееся наступление на персов ныне стало известно на Дону. И все из-за этого сына ослицы Инайет-Гирея, который затеял ненужную ссору и преступную смуту. Хорошенько поразмыслив, Мурад IV велел азовскому паше отправить к "брату" Михаилу Федоровичу, государю московскому, многоопытного дипломата Фому Кантакузина, который с 1621 года многократно ходил на Русь с разведывательными миссиями. И пусть сей хитрый муж поразузнал бы настроения донских казаков, да и отговорил с помощью московского царя от ссор и драк с азовцами.

Вместе с царским послом Афанасием Буколовым Кантакузин 15 сентября 1636 года выехал из Константинополя и, переплыв бурное в эту пору море, 12 ноября прибыл в Азов. Отсюда-то и был послан в Москву Юрий Петров с известием, что Кантакузин застрял в Азове вследствие вражды донских казаков с азовцами и что посол просит великого государя московского приказать казакам пропустить Кантакузина в Москву. Такая грамота вскоре прибыла на Дон. В ней государь обещал казакам великое жалованье, если они замирятся с азовскими турками и пропустят в Москву посла султанского Фому Кантакузина. Казаки, поразмыслив, согласились...

...Получив разрешение пройти донскую землю, чтобы попасть в Москву, Кантакузин покинул Азов и двинулся к Монастырскому городку. Вместе с ним по высоким снегам брело посольство из сорока пяти человек. Был здесь и толмач Асан, невысокого роста разбитной и сноровистый малый, хорошо говоривший по-русски и давно служивший Кантакузину.

В пятый раз шел на Русь хитрый грек Фома, в пятый раз перед ним стояла шпионская задача: точно разузнать намерения донских казаков и планы московского паря. И если донцы, эти дети шайтана, собираются напасть на Азов, то с помощью Москвы отговорить их от этого крайне нежелательного для великого султана шага. Кантакузин люто ненавидел донских казаков и выискивал всяческие способы и средства, чтобы отвлечь их от борьбы с османлисами. Опытный дипломат, он видел решение этой проблемы в натравливании московского государя на донцов, пытаясь вызвать войну между ними. Через подкупленных агентов Фома усиленно распускал на Дону слухи, что Москва собирается покарать казаков за их непослушание и походы против турок. Был момент, когда казаки поверили наветам хитрого грека и летом 1632 года убили прибывшего с пятьюдесятью стрельцами на Дон воеводу Ивана Карамышева, приняв его отряд за карателей. Эта акция надолго испортила отношения казаков с московским правительством. Разобравшись до конца в этом деле, казаки поняли гнусную роль турецкого посла в натравливании их на государева воеводу и поклялись отомстить Кантакузину.

...Дорога с Дона до Москвы была в те поры долгой и опасной. Сначала из Азова предстояло добраться до Монастырского городка, откуда путь шел на Мертвый Донец, потом предстояло пересечь речку Каменку. Далее дорога лежала на переправы через Донец. Переправ этих было несколько, но все они находились недалеко друг от друга. Потом следовало ехать на Айдар, через который переправлялись у Белого колодца и двигались через Ураево. Отсюда дорога шла на Валуйку, куда в пучок собирались все южные дороги, в том числе и дороги из Крыма. Из Валуйки дорога катилась в Оскол, далее в Лнвны, Новосиль, Дедилов, Тулу, Серпухов и наконец достигала Москвы.^*

^*( В. Сыроечковский. Пути и условия сношения Москвы с Крымом на рубеже XVI века. - в книге "Известия Академии наук СССР", VII серия, Ленинград, 1932, № 3, с. 234. )

Зная тяжкий путь в русскую столицу - как-никак пятый раз шел посол, - Кантакузин впрок запасся провиантом и выносливыми лошадьми, но длинного пути у султанского посла не получилось. Когда посольский караван дотащился, наконец, до Монастырского городка, здесь его встретили донские казаки и предложили отдохнуть с тяжкой дороги. Кантакузин вынужден был согласиться...

...Январь лютовал на Дону. Реки и многочисленные ерики и озера, окружавшие так называемый Казачий остров - займище между Доном и его правым притоком Аксаем, в ширину двадцать пять верст и от Аксая до Мелиховского городка длиной до семидесяти верст, - покрылись прочным ледяным панцирем, рыба задыхалась от нехватки воздуха, зверь подыхал от стужи. Усердные бураны надули горы снега, скрыв до крыш казачьи курени. Только крест монастырской часовни вызывающе-гордо стоял на свирепом ветру - прочный и непоколебимый.

В Монастырском городке Кантакузина непривычно ласково и радушно встретил атаман Михайла Татаринов, пригласив располагаться в лучших, жарко натопленных куренях. Фома поинтересовался, а где ж войсковой атаман Иван Каторжный, с которым он, Фома, давно и хорошо знаком?

- Иван к Москве к великому государю с зимовой станицей поехал, а атаманю ноне на Дону я, мне казаки доверили насеку и булаву, - негромко пояснил Татаринов и добавил: - Располагайся, посол!

Вежливость атамана несколько насторожила многоопытного Кантакузина, он не знал, что и подумать: то казаки грозились убить его, то принимают вдруг с распростертыми объятиями. Посол не знал, что незадолго до его приезда донцы получили из Москвы государеву грамоту. "Ссоры ваши с азовцами, - говорилось в той грамоте, - препятствуют старанию нашему иметь союз с турками... Покажите теперь верную службу вашу, заключите союз с азовцами и лучше терпеливо скосите от них обиды, но их не трогайте, по крайней мере дотоле, пока приедет к нам турский посланник. Если не послушаетесь, наложу на вас мою опалу: не позволю бывать в Москве и пошлю на низ Доном к Раздорам большую мою рать, на Раздорах велю поставить мой городок и вас сгоню с Дону"^*.

^*(В. Сухоруков. История, описание земли войска Донского, с 61.)

Смекнув, что Фома Кантакузин едет к царю Михаилу Федоровичу, чтобы добиться от него запрета на нападения донцов на Азов, казаки решили задержать посла до весны, взять весной азовскую твердыню и поставить царя пред свершившимся фактом.

...Отдохнув с дороги и подкрепившись яствами, предложенными казаками, Фома Кантакузин велел своим людям собираться. чтобы двигаться дальше. Но Михайла Татаринов на хорошем турецком языке объяснил послу турскому, что сюда из Москвы к нему на встречу движется государев посол боярин Степан Чириков, чтоб встретить салтанова посла в Монастырском городке и вместе под охраной по весне иттить к Москве, к государю. А если Фома один пойдет к Москве, то, упаси бог, замерзнет по дороге, иль попадет голодным волкам на обед, иль утонет в снегах преглубоких. За все сие великий государь строго спросит с казаков донских...

Кантакузин ожидал подобного, поэтому решил принять свои контрмеры: задобрить казаков подарками. Он громко хлопнул в ладоши, ВОШЛИ слуги, поклонились.

- Несите подарки великого султана донским казакам! - негромко распорядился Кантакузин. Слуги с поклоном ушли, а вскоре принесли четыре великолепных кафтана, сверкающих золотом и драгоценными камнями. Слуги, демонстрируя красоту подарков, развернули их, а Кантакузин торжественно добавил:

- Великий султан Мурад IV, да продлит аллах его благостные дни," послал вам, казакам донским, свое жалованье - вот эти четыре кафтана. Возьмите их, они ваши!

Казаки недоуменно переглянулись между собой, затем вперед неспеша вышел Михаил Татаринов и, хмуро глядя на блистающие золотом и камнями кафтаны, пробурчал: "Прежде к великому государю посыланы были от султана турского посла часто, да и ты, Фома, ездил многажды, но ничего к нам, казакам, от султана вашего не привозили. Ясно, что ты, Фома, затеваешь это сам собою и кафтаны даешь нам от себя. У войска Донского государевым жалованьем всего много, и эти твои подарки нам не надобны. Возьми их обратно!.."

Кантакузин засуетился, стал настаивать, клянясь, что подарки сии действительно посланы на Дон казакам от великого султана Мурада, что вез их Фома из самого Константинополя и негоже отказом обижать великого султана и его, Фому!

- Примите кафтаны! - настойчиво повторял Фома. - Негоже отказываться от подарка, да и государь ваш одобрил сей подарок великого султана. Берите! - Упоминание хитрым послом имени царя Михаила Федоровича, который якобы не возражал против дарения султаном подарков казакам, смутили атаманов. Казаки приняли подарки, но посла в Москву не отпустили...

- Твоей же жизни ради стараемся, Фома! - пояснил Михайла Татаринов и велел послу ждать весны.

В тот же день Татаринов отписал в Посольский приказ, что казаки приняли к себе на Дон из Азова толмача Афанасия Буколова и посла турского Фому Кантакузина, давнего своего знакомца, и поставили их в нижнем своем городке. Всего с ним пришло сорок пять человек. Хотя послы турские просили их отпустить в телегах на Валуйку. однако казаки донские накрепко запретили им, потому как залег везде снег преглубокий, а лошади у них худые...

...Зима на Дону подходила к концу. Бодрее светило еще пока тусклое и нежаркое солнце, на реках появились первые проталины - робкие признаки приближающейся весны. В Монастырский городок стайным обычаем" и без спешки прибывали отряды донцов, запорожских казаков, русских работных людей; бобыли продирались сквозь засеки и рогатки, поставленные царскими сыскными отрядами. Новые землянки и курени, как грибы после дождя, росли в Монастырском, новопришлые жители селились в них в ожидании Бесны. Днем казачье войско обучалось сабельному бою, меткой стрельбе из луков и ружей, вечером односумы кучковались у жарких костров, варили нехитрую похлебку из пшена и мяса и задушевно пели протяжные, под стать погоде, песни, и прежде всего о любимом донском атамане Ермаке Тимофеевиче:

"Как проходит, братцы, лето теплое, - затягивал кто-нибудь из казаков, а остальные тут же подхватывали:

 Настанет, братцы, зима холодная,
 И где-то мы, братцы, зимовать будем?
 На Яик нам пойти - переход велик,
 А на Волгу пойти - нам ворами слыть,
 Нам ворами слыть, быть половленными,
 По разным тюрьмам пораосаженньми,
 А мне, Ермаку, быть повешену.
 Как вы думайте, братцы, да подумайте,
 Меня, Ермака, вы послушайте".
 Ермак говорит, как в трубу трубит:
 "Пойдемте, мы, братцы, под Казань-город,
 Под тем ли под городом сам царь стоит,
 Грозный царь Ива" Васильевич.
 Оттого казаки взволновалися,
 Он стоит, братцы, ровно три года.
 Мы пойдем, братцы, ему поклонимся
 И под власть ему покоримся!" 
...Как пришел Ермак к царю, на колени стал.
 Как возговорит царь Ермаку-казаку:
 "Не ты ли, Ермак, войсковой аггаманушка
 Не ты ли разбивал бусы-корабли мои военные?"
 "Я разбивал, государь, бусу-корабли,
 Бусы-корабли не орленые. не клейменые!
 Отслужу и тебе, государь, службу важную: 
 Ты позволь мне, царь, Казань-город взять,
 А возьму я Казань ровно в три часа.
 Да и чем меня будешь жаловать?"
 Как надел Ермак оумку старческую.
 Платье ветхое, все истасканное,
 И пошел Ермак в Казань за милостынью
 Побираться, христарадничать.
 Заприметил там Ермак порохову казну
 И с тем вернулся он к товарищам:
 Ой вы, братцы мои, атаманы-молодцы!
 Да копайте вы ров под порохову казну
 Скоро вырыли глубокий ров донские казаки.
 Как поставил там Ермак свечу воска ярого.
 А другую он поставил, где с царем сидел.
 И сказал Ермак царю Грозному:
 Догорит свеча - я Казань возьму!"
 Догорела свеча - в Казани поднялося облако!
 Как крикнет Ермак донским казакам.
 Донским казакам, гребенским и яицким:
 "Ой вы, братцы мои, атаманы-молодцы!
 Вы бегите в город Казань скорехонько,
 Вы гоните из города вон всех басурман.
 Не берите в плен ни единой души:
 Плен донским казакам не надобен!"
 Ермак тремястами казаками город взял,
 Город взял он Казань и царю отдал.
 Избавил Ермак войско царское от урона.
 За то царь пожаловал Ермака князем
 И наградил его медалью именною.
 Да подарил Ермаку славный тихий Дон
 Со своими его речками и приточками...* 

^*(В. Д. Сухоруков. Общежитие донских казаков в XVI - XVII веках.)

Многие казаки собирались в просторной становой избе и, садясь в кружок, вязали сети-тенета, делали разсохи и слушали хвалебные рассказы бывалых казаков о славных боевых подвигах донского казачества. Затем затягивали богатырскую песню, начиная ее энергичным напевом:

 Да вздунай най дуна
 На вздунай дунай 

Старики любили играть в зернь^*, малолетки - в кости или бабки. Последняя игра была особенно любима казачатами, поскольку играя в бабки, они вырабатывали такую меткость, что камнем попадали в птиц и зайцев, сражая их наповал.

^*(Зернь - азартная игра костями в чет и нечет. Зернь была запрещена на Руси, но свободно допускалась на Дому, хотя любители этой игры - зерщики - не пользовались почетом и уважением в среде донских казаков.)

Иногда на обширном займище казаки устраивали грандиозную охоту, которую называли гульбой. Человек по пятьдесят-сто несколько дней охотились на кабанов, волков, лисиц.

"Камышники" с капканами и тенетами охотились в близлежащих камышах на зверей и птиц. Все ждали весны...

...Весна, рано пришедшая в Москву, напомнила чинам Посольского приказа о необходимости отправки на Дон "государева дворянина" с жалованьем для казаков. Таким дворянином оказался Степан Михайлович Чириков. Одиннадцатого марта 1637 года ему было велено собираться на Дон и быть там "приставом у турского посла" Фомы Кантакузина. Пока старательные слуги укладывали в телеги сорок поставок сукна, пушечный запас и две тысячи рублей медной монеты, Чирикова наставляли дьяки Посольского приказа. Особо ему было приказано беречь "турского посла", чтоб никто из русских или иноземцев к нему не подходил, ни о чем его не расспрашивал" никаких секретов не выведывал. Запрещалось ему рассказывать какие-либо вести или передавать от кого-либо письма.

- А если кто к послу турскому проникнет, что тогда делать мне? - вежливо осведомился Степан, на что получил такой ответ:

- Кто к послу придет, то как выйдет от него, и того поймать так, чтоб посол не узнал, и крепко его распросить. О государственных делах с послом никому не дозволять говорить, потому как дело это весьма секретное.

- Если посол Фома спросит о Польше, то што ответствовать ему? - снова поставил вопросик Чириков.

- О польских делах сказать ему, что с королем польским у нас "вечное докончанье" учинено поневоле, по вине крымского хана. Про иранского ж шаха говорить, что с ним великий государь в ссылке лишь по торговым делам, других же дел с ним государь не имеет, так как его земля от русской сильно удалена.

Степан, внимательно слушавший дьяка, вновь спросил:

- Что говорить, если турекий посол учнет жаловаться на донских казаков?

- Про то ответствовать, что казаки донские - воры и государевых приказов не слушают. А для того, чтоб они его турского посла, приняли и отпустили, великому государю пришлось послать им свое жалованье. Ну, боярин, с богом!^*

^*(Н. А. Смирнов. Россия и Турция в XVI - XVII вв.. с. 46)

И Степан Чириков отправился на Дон...

...Наконец в донские края пришел апрель. Природа преобразилась. Суровая и неласковая зимой степь оделась теперь в цветастый сарафан, изумрудно сверкая под лучами весеннего солнца. Ожил и еще более обыкновенного засуетился Монастырский городок. Из Москвы вернулась станица казаков и привезла часть государевого жалованья, сообщив, что основную часть везет боярин Степан Михайлович Чириков, государев посол. Души казаков возликовали...

Донцы издревле получали государево жалованье "за верные службы". Так, в 1571, 1584, 1592, 1594-м казаки получали царское жалованье, состоящее хлеба, денег, вина, пороха, свинца, серы, ядер, сукна^*. Первоначально жалованье делилось на казаков только низовых городков, но с начала семнадцатого столетия государевы дары стали дуванить на всех донцов. До 1637 года были несчастливые лета, когда казаки по разным случаям не получали жалованья. Это случалось в 1613, 1617-1618, 1620, 1625-1627. 1629-1631 и 1636 годах. Жалованье на Дон отправлялось из Воронежа на судах до Раздор или Монастырского городка, где и дуванилось принародно поровну. До конца семнадцатого века донским казакам под страхом смертной казни запрещалось заниматься хлебопашеством, ибо это отрывало их от воинских дел. Хлеб поэтому всегда был желанным продуктом на Дону. Его-то и привез казакам атаман Иван Каторжный.

^*( Н. М. Карамзин. История государства Российского, кн, 3, том 9, СПБ, 1843, с, 73, примечание 348.)

Наступили горячие дни решительной подготовки к выступлению под Азов. В апреле 1637 года маленький Монастырский городок бурлил людским половодьем. Сюда со всех сторон стекались ярые охотники до подвигов бранных, славы великой, охотиики постоять за землю русскую, за людей простых, что через Азов басурманский мучились в полонных муках. Пришли русские торговые люди и судовые работники, стрельцы и пушкари южных городов, крестьяне и бобыли. Чуть позже подошли астраханские юртовые татары, страдавшие от своевластия азовцев. Немалую часть отряда составили запорожские казаки, пришедшие с Украины по зову донцов. На Дону были и запорожцы, жившие здесь со времен подавления шляхтой народных восстаний на Украине. Но основную, наиболее боеспособную часть войска, составили донские казаки.

Не все верили в свершение такого грандиозного замысла донцов, не все городки прислали своих казаков в Монастырский. Атаман соседнего Черкасского городка Семен Молодой от имени части черкасцев и казаков Маноцкого городка Отказался идти под Азов, заявив, что они будут сражаться с турками в своих городках, оттягивая на себя часть басурманских сил. "Мы не хотим умирать за камень (Азов - М. А.), мы умрем за свои щепки (деревянные городки - М. А.)", - смело заявил Молодой^*. Но ушел сражаться под Азов отец Степана Разина Тимофей вместе со своим кумом Корнилой Яковлевым, ушли другие черкасцы. Атаман Молодой уже во время осады турками Азова летом 1641 года загладил свою вину перед войском Донским, удачно действуя в турецком тылу. А когда турки, осаждавшие Азов, отрядили часть войск, чтобы покончить с надоедливым атаманом, то Семен Молодой, неожиданно оказавшийся опытным и проворным атаманом, отразил натиск басурман, отбив у них станичного атамана валуйских городовых казаков, который прибыл узнать обстановку на Дону, да угодил к туркам в полон.

^*("Сборник областного войска Донского статистического комитета", вып. XIII, Новочеркасск. 1915, с. 147.)

Всего к середине апреля 1637 года в Монастырском городке набралось около пяти тысяч человек. Количество это приблизительное. Историк Сергей Соловьев в своей монументальной "Истории России с древнейших времен" называет цифру в 4400 казаков^*- Профессор Борис Владимирович Лунин, написавший исследование об Азовском "осадном сидении", пишет, что под Азов пошло казачье войско числом от четырех до семи тысяч человек^**, а адмирал петровского флота Корнелий Крюис говорит о семи тысячах казаков^***.

^*(С. Соловьев. История России с древнейших времен, изд. 4, т. 9. М., 1885, с. 258.)

^**(Б. Лунин. Очерки истории Подонья-Приазовья, кн. 2, Ростов. 1951, с. 46.)

^***(К. Крюйс. Розысканил о Доне, Азовском море. Воронеже и Аэове. - ж. "Отечественные записки", № 55, 1824, с. 185. 186.)

...В среду двадцать первого апреля, "на другую неделю после Светлого Воскресенья", в Монастырском городке выдался на редкость прекрасный и солнечный день. Казалось, сама природа была союзницей казаков в их рискованном предприятии. Весь городок гудел, словно рой грозных пчел, готовых взлететь и яростно броситься на врага. По майдану и уличкам сновали разномастно одетые люди, на пристани суетливо теснились многочисленные казачьи лодки, на которые грузились продукты, зелье, селитра. Эти беспалубные, остроносые спереди и с кормы суда, длиной от пятидесяти до семидесяти футов, казаки несколько дней кряду конопатили снаружи и обвязывали лычными веревками, привязав по бокам лодок толстые камышовые снопы для прикрытия от вражеской стрельцы. На реях, собранные и подвязанные веревками, висели белые паруса. Небольшие пушчонки, закрепленные в уключинах, составляли вооружение стругов. Тяжелые осадные пушки с помощью особых приспособлений неспеша погрузили на мощные будары, которые стояли тут же, словно ожидая приказа. И тогда гребцы дружно налягут на весла, вспенится донская вода, и флотилия тронется к Азову.

Апрельское солнце уже вовсю разгуливало по голубому небу, когда многозвучные барабаны позвали казачье воинство на майдан, к часовне. На деревянных ступеньках часовни под колышущимся на легком ветру знаменем стояли войсковой атаман и старшины. Без лишних церемоний Михаил Татаринов объявил, что настала пора поквитаться с погаными азовцами за вины их пред людом русским, за злые набеги и разорения, за полонное поругание, чиненное басурманами на Дону и в городах русских.

- Пришло святое время поквитаться с нехристями! - закончил свою недолгую речь Татаринов.

- Любо! Любо! Гремело над майданом казачье одобрение - Веди, атаман! Надобно без мешкоты иттить на Азов-город, посечь басурман и утвердить в нем православную веру.

Михайла Татаринов повернулся к запорожцам, которые накануне решили идти в персидские края: их было немного, на лицах их застыла нерешительность.

- Братья! Казаки запорожские! Путь ваш далек и опасен, выигрыш ненадежен; мы имеем запасу довольно, и у нас найдете вы все то, что думаете искать в странах чужеземных. Вот Азов возьмем, откроем путь свободный в моря Азовское и Черное, тогда богатыя добычи будут нашею наградою. Хотите ли быть верны друзьям и братьям своим?

- Любо, атаман... - нестройно откликнулось несколько голосов. - Идем с вами под Азов. - И десятка два запорожцев присоединилось к донцам. Но остальные украинцы все же решили идти в Персию, чтобы служить в войске шаха, воевавшего с турками, и на призыв Татаринова ответили молчанием.

- Братья! - снова обратился к ним Михайла. - Ужель хотите вы от воды бежать в огонь и предатися лютости турок и опасною дорогою чрез Дагестан путешествовать, невведая, будете ли приняты. Да еще, когда легкомысленные и непостоянные персияне заблагорассудят с оттоманскою Портою заключить мир, тo вас могут предать на жертву. Нет, братья, оставайтесь у нас!^*

^*(К. Крюйс. Розыскания о Доне..., с. 199 - 200.)

- Оставайтесь, коль вы христьяне! - хором заревели казаки. - Оставайтесь! - и упрямцы сдались...

- Любо! Остаемся здесь под Азовом. Будем вместе биться с басурманами! - выступил вперед атаман запорожцев.

- Ура! - восторженно заревели казаки...

Атаманом походного войска избрали Михаилу Татаринова, который предложил послушать вести, кои привезли из-под Азова разведчики, намедни вернувшиеся.

- Крепость Азовская, язви ее в душу, - начал выступивший вперед Антон Устинов, - дюже крепка и сильна. Видели мы ее. Скажите други!

Из толпы выступили Левка Семенов, Микула Иванов, Павел Алферов, Тимофей Анисимов и дружно подтвердили только что сказанное Антоном Устиновым. А тот продолжал: "Она, крепость стал быть эта, окружена каменной стеною и земляными крепкими валами. Одиннадцать башен, битком набитых янычарами, высятся на той стене. Рвы глубоки паки, шириною они в четыре сажени и боле. Пушек в городе не мень двух сотен, а гарнизону более четырех тыщ!"

Казаки, слушавшие Устинова, на некоторое время притихли, вроде приуныли. Но тут грянул мощный голос Осипа Петрова:

- Да знаем мы сию твердыню. Три года тому почти взяли ужо ее, да рухнули проклятые башни, закрыв нам вход. Вот и братья запорожцы подтвердят!

- Помнимо! Не забулы! - загудело сразу несколько голосов.

- Веди, атаман, на Азов! Веди! - кричали казаки. - Только ночью надобно подкрасться!

Татаринов поднял руку с булавой, казаки притихли.

- Пойдем мы. атаманы-казаки, под тот град Азов среди бела дня, а не нощию украдом. Своею славою великою не устыдим лица своего от бесстыдных басурман^*.

^*("Воинские повести Древней Руси", M.-Л. 1949, с. 51.)

Казаки притихли, пораженные величественными словами атамана своего.

Войско казачье тут же было разделено на четыре полка. В каждом полку казаки выбрали своего атамана и его помощников - есаулов. Конница выстроилась на берегу, а вскоре пошла берегом к А зову. Пехота, быстро погрузившись на струги, двинулась вниз по Дону. Вместе с войском в поход ушли иеромонахи. служившие в Монастырской часовне. В городке остался небольшой отряд казаков, старики, женщины и дети. Здесь же в добротных куренях за крепкой внимательной стражей сидело посольство Фомы Кантакузина, нервно переживавшее свое затворническое положение и невозможность сообщить азовскому паше о надвигающейся казачьей опасности. На Монастырском яру коротал нелегкие дни московский толмач Афанасий Буколов, позже сообщавший в Москву, что из разговоров казаков он понял, что если "к ним будет государская милость, поболит в Азов приходить к ним с Руси на житье охочим и вольным всяким людям и запасы всякие к ним привозить, то они Азова не покинут и станут в нем жить"^*.

^*(Сергей Соловьев. История России с древнейших времен, т. 9, М., 1885, стб. 1252.)

Но сначала надо было Азов взять...

Весеннее солнце щедро заливало изумрудную степь, звеневшую десятками птичьих голосов. Казачье войско споро двигалось к Азову, где вскоре предстояли невиданные бои, слух о которых мощным вихрем прокатится по сопредельным странам. Над привольной степью и голубым Доном широко лилась казачья песня:

 Как ты, батюшка, славный тихий Дон,
 Ты кормилец наш, Дон Иванович!
 Про тебя лежит слава добрал,
 Слава добрая, речь хорошая.
 Как бывало все ты быстёр бежишь,
 Ты быстер бежишь, все чистёхонек;
 А теперь ты, кормилец, все мутён течешь,
 Помутился ты, Дон, с верху до низу.
 Речь возговорит славный тихий Дон:
 "Уж как мне все смутну не быть,
 Распустил я своих ясных соколов,
 Ясных соколов, донских казаков:
 Размываются без них мои круты бережки,
 Высыпаются без них косы желтым песком". 

Все шире взмах тяжелых весел, все быстрее ход казачьих стругов, все ближе и ближе Азов...

Крепость азовская располагалась на левом, главном рукаве Дона в восьми верстах от впадения его в Азовское море. Одна половина крепости лежала внизу, у самой реки, другая - на возвышенности. Город имел замкнутую крепостную стену длиной около шестисот саженей. Высота со стороны Дона достигала десяти саженей. Крепостной ров не был сплошным и в некоторых местах достигал только четырех саженей при глубине в полторы сажени. В исходящих углах каменной стены, на равных расстояниях друг от друга, стояли одиннадцать высоких башен. Стены были сложены из известкового камня на глиняном растворе. Защита крепости основывалась исключительно на фронтальном огне. Гарнизон насчитывал четыре тысячи янычар^* и одну тысячу различного боевого люду^**.

^*(Янычары - войска турецкого ополчения, комплектовавшиеся из пленников-христиан, обращенных в ислам. Первоначально янычарами именовалась дворцовая гвардия, имевшая особое устройство, управление и суд. Корпус янычар впервые был организован в 1330 году первым завоевателем Европы Урханом.)

^**(И. Ф. Быкадоров. Донское войско в борьбе за выход в море. Париж, 1937, с. 90-91.)

Первой к Азову подошла казачья конница, наполняя окрестности города тревогой. Затем рекой приплыли легкие струги и тяжелые будары, упруго уткнувшись в песчаный берег. На деревянных котах^* часть лодок вытащили на берег, начали быстро и сноровисто сгружать зелье, селитру, ядра, пушки. Затем войско приступило к сооружению укреплений вокруг Азова: вырыли рвы, сделали насыпи, подведя их вплотную к каменным стенам крепости.

^*(Коты - деревянные катки, на которых казаки передвигали лодки по суше.)

И вот настали дни боев...

С насыпи казаки открыли артиллерийский и ружейный огонь по крепости. Турки, которым приходилось нелегко, активно сопротивлялись, отвечая казакам из мощных орудий и время от времени совершая неожиданные вылазки. Во взаимной борьбе прошел месяц...

Фома Кантакузин, с января томившийся в казачьем плену и безвылазно сидевший в Монастырском городке, откровенно нервничал, наблюдая развитие событий под Азовом. В один из майских дней он тайно собрал в землянке своих людей и, коротко обрисовав положение под Азовом, сказал:

- Военные дела под Азовом складываются не в пользу неверных собак. Правоверные отбили все атаки, но им нужна помощь из других крепостей. Неужто мы, слуги всемогущего султана, да продлит аллах его светлые дни, будем сидеть, сложа руки, в это тревожное время.

- А что мы можем, господин? - смиренно буркнул толмач Асанка, преданно посмотрев на Кантакузина.

- Мы многое можем! - недовольно повысил голос Кантакузин. - Я разработал план, и мы призовем на помощь азовским воинам султана янычар из Кафы, Керчи, Темрюка и Тамани. Вам надлежит тайно пробиться в эти крепости и передать тамошним начальникам мои донесения. И да поможет вам всемогущий аллах!

Темными майскими ночами один за другим отправлялись тайные посланцы Кантакузина с вестями о положении под Азовом в соседние турецкие крепости. И хотя турки уходили тайно и с большими предосторожностями, казачья стража схватила некоторых лазутчиков, но два басурманина все ж добрались до Темрюка и Тамани, откуда срочно готовилось войско для деблокады Азова.

- Собачий сын Фома! - возмущенно говорил Иван Каторжный, узнав о попытке Кантакузина вызвать помощь. - Казнить лазутчика, ведь не посол он, а лазутчик!

- Правильно, Иван! - поддакнул Илья Анисимов, стороживший в Монастырском городке посольство Кантакузина. - Мало того, что Фома предупредил своих басурман о нашем походе под Азов-город, так ко всему толмач ево Асанка бахвалился, что скоро побьют нас всех. Он сказал, что "теперя с-под Азова побитых казаков возят каюками^*, а скоро станут возить и бударами"^**.

^*(Каюк - маленькая лодка-однодеревка.)

^**(Будара - большое грузовое судно.)

- Ну, держись, Фома, вражий сын! - скрипнул зубами Иван Каторжный и велел звать Кантакузина и Асанку на казачий круг.

...Был понедельник первой недели Петрова поста. Кантакузин и Асанка настороженно вошли в казачий круг, не ожидая от этого вызова ничего хорошего. Вооруженные донцы стояли молча, зло глядя на турского посла и его болтливого толмача. Вперед выступил Иван Каторжный и сурово начал:

- И прежде ходил ты, Фома, к великому государю от турского султана, накупясь обманом в послах много раз, делал между великими государями неправду и ссору многую. И ссорами теми многие убытки учинил великому государю нашему, а нас, донских казаков, хвалился разорить и с Дону свесть.

Казаки молчали, Кантакузин испуганно вертел головой, пытаясь что-то возразить, оправдаться, но его не слушали. - И теперь, - громко продолжал Каторжный, насупясь, - хочешь то же делать! И ты, Фома, забыв стыд, писал к великому государю из Азова-города на меня, атамана Ивана Каторжного, чтоб меня повесить в Москве, как вора какого, а казаков с Дона свесть. И за такое Воровство донскйе атаманы и Казаки и все войско приговорили казнить тебя смертию злой.

Каторжный выхватил саблю...

- Послов не убивают! - закричал побледневший Кантакузин, уворачиваясь от тяжелого удара сабли атамана Каторжного. - Опомнитесь, послов не убивают!

- Не посла казним, а лазутчика! - выкрикнул неумолимо- жесткие слова Каторжный, полоснув посла турского по роскошному кафтану. Кантакузин согнулся от боли, и тут же несколько смертоносных ударов обрушились на его голову... Фома рухнул в пыль майдана. Другие казаки в это время добивали посольскую свиту. Хотели заодно расправиться и с московским толмачем Булоковым за то, что не известил казаков о замыслах посла турского, но тот успел спрятаться в Монастырской часовне под защиту святых. ...Мертвые тела торопливо побросали в воду, и они, равнодушно покачиваясь на зеленоватой воде, уплывали куда-то в сторону Турции...

Фома Кантакузин был казнен, но шпионское дело свое успел свершить. И теперь из прибрежных городов - Керчи, Тамани, Темрюка - к Азову спешило четырехтысячное войско турок и татар, чтобы помочь своим соплеменникам и разгромить здесь казаков. Но донцы вовремя узнали о приближении басурман и выслали навстречу им три тысячи отборных воинов. Кровавая сеча на реке Кагальник мало что оставила от четырех тысяч турок и татар. Азовский гарнизон не получил ни одного человека...

Осада, однако, велась вяло и неуверенно. И не потому, что кончился знаменитый казачий дух, просто нечем было воевать. Атаман Михайла Татаринов и все казаки нетерпеливо ждали государева каравана, с которым на Дон шло царского величества жалованье, плыли на бударах столь необходимые ныне под Азовом порох, свинец, селитра, ядра и бомбы. Солнечным днем двадцать второго мая долгожданный караван из сорока Девяти судов под началом боярина Степана Чирикова наконец прибыл на Дон. Казаки радостно встретили государева посланника и быстро выгрузили на берег порох, четыре тысячи ядер, сукно и две тысячи рублей, аккуратно уложенных в специальные сундучки. Приход каравана заметно поднял настроение казачьего войска. Осада продолжалась...

Степан Чириков, благополучно сбыв на руки казаков царское жалованье, тут же сочинил отписку Михаилу Федоровичу, отразив в ней все, как было: "Приехал в Нижние казачьи юрты на Яр, мая в 22-й лень. Казаки меня близко Яру встретили, и немногие люди из наряду на Яру из ружья на встрече стреляли, а место, где стоять, указали: за проливом Дона, против Черкасска... Мая 24-го прислали атаманы и казаки на стан, требуя с большим шумом, чтобы я ехал к ним в круг, к часовне, того часу..."^*

^*(И. Ф Быкадоров. Донское войско в борьбе за выход в море, с. 92.)

В Москве получили это послание Чирикова, а потом связь с Доном прервалась. В столице занервничали, воеводе Воронежа Козловскому было велено снарядить на Дон надежного человека, чтобы "проведать про турского посла, отпущен ли он с Дона и когда ожидают его приход на Воронеж". Кроме этого, воеводе вменялось в обязанности узнать о положении на Дону и где находится крымский хан с войском и не собирается ли сей разбойник походом на Русь? Воевода Козловский, не мешкая, послал на Дон сына боярского Пареного, а с ним поместного казака Ивана Зиновьева и слободского атамана Федора Петрова.

В это же время Москва, видно, не особенно полагаясь на расторопность воронежского воеводы, послала на Дон с государевой грамотой сына боярского Ивана Рязанцева. Он должен был встретиться со Степаном Чириковым, узнать доподлинно ситуацию на Дону вообще и с турецким послом в частности. В царской грамоте, которую вез казакам Иван Рязанцев, было требование немедля отпустить турского посла Фому Кантакузина и посла государева Степана Чирикова с Дона на Воронеж. Царь уже готовился к встрече султанского посла, но будущее сулило иное...

Осада Азова тем временем продолжалась. Казаки сновали у стен города, а сверху на их головы сыпались камни и ...насмешки турок, чувствовавших свою неуязвимость.

- Эй, неверные собаки, где у вас головы, коль вы решились подступить к Азову?! Стойте здесь хоть до второго пришествия пророка, а города вам не взять. Сколько в стене этой каменьев положено, столько ваших глупых голов ляжет в глубоких рвах азовских.

- Не бахвались, басурманин, - отвечали снизу, - ужо доберемся до вас, всех к аллаху вашему отправим, сучьи дети. Тьфу!..

...В один из тихих майских вечеров Михаил Татаринов собрал в своей землянке ближайших сподвижников. В ночи иногда слышался одинокий выстрел, на который никто из собравшихся не обращал внимания. Обветренные и прокопченые дымами пушек и ружей лица атаманов были сумрачны и невеселы. Несмотря на прибытие государева жалованья, прямой обстрел крепости мало что давал. Надо было придумать нечто необычное и победоносное, чтобы круто изменить течение осады Азовской твердыни. И это "нечто" предложил собравшимся атаман Михаил Татаринов. Натужно улыбнувшись потрескавшимися от жары и напряжения губами, он сказал:

- Что приуныли, атаманы-молодцы, ужель басурман испужались? Ужель не верите боле в победу нашу?

- Сам видишь, Михайла, - сурово откликнулся Иван Каторжный, - месяц здеся толкемся без толку. Вон сколь наших товарищей побитых на Монастырский Яр отвезли! Эдак и все войско перевозим на каюках, так што проклятый толмач Асанка, царствие ему небесное, может, и правду рек про будары!

- Да, в лоб Азова-крепости не взять, - раздумчиво протянул Татаринов. - Но на то мы и казаки, штоб хитрость измыслить! - и, немного помолчав, добавил; - Подкоп рыть учнем!

- Подкоп! - удивленно зыркнул на атамана очами старшина Осип Петров. - Но вить подкопных дел мастеров у нас нет.

- У нас нет, а у запорожцев есть! - заметно повеселев, откликнулся Татаринов,

- Кто ж это?! - почти хором прокричали собравшиеся.

- Иван Арадов! Он в полонном держании выучился подкопному делу, а теперь покажет свое искусство басурманам.

- Любо! - весело отозвались атаманы, да на том и разошлись. Наступил черед Ивана Арадова и его подкопной команды.

Первый подкоп казаки начали рыть еще в мае, но мало кто верил в успех этого начинания, поэтому было выделено недостаточное число казаков. Не сумев точно рассчитать направление подкопа, казаки произвели неудачный взрыв, чем весьма обрадовали азовцев. Те стояли на крепостных стенах города и кричали:

- Напрасно стараетесь, дети иблиса! Сколько вам здесь ни стоять, а Азова вам не видать, как своих ослиных ушей!

Казаки молчали, потому что янычары рекли правду: нечем им было брать Азов, исхарчили они на подкоп всю свою пороховую казну. Ситуация резко изменилась после прибытия на Дон боярина Чирикова, привезшего порох и селитру. Вот тогда-то атаман Татаринов и велел Ивану Арадову всеми силами делать подкоп под Азов. Кроме того, были приняты дополнительные меры по ужесточению осады: в окрестности Азова Татаринов отрядил подвижные сотни казаков, чтобы обезопасить свои тылы от неожиданного нападения басурман и полностью пресечь связи азовского гарнизона с внешним миром. Основные казачьи силы, разделенные на четыре полка, обложили город со всех сторон. Из тала, в изобилии росшего в окрестностях Азова, донцы сделали плетеные туры и почти вплотную подступили к стенам города, встревая в активные перестрелки с янычарами. А в это время Иван Арадов с помощниками-казаками день и ночь трудился, подводя подкоп под верхнюю цитадель Азовской крепости Ташкале. или Ташкалов, как ее называли казаки.

Об Иване (Югане) Арадове почти не сохранилось биографических данных, а между тем это был талантливый инженер, отличный специалист подкопного дела. Донской историк И. Ф. Быкадоров сообщает скудные сведения о "прибылом казаке Югане Арадове": "В 1627 году... по Дону в Москву вместе с турецким проходило венгерское посольство, вернувшееся обратно в 1628 году. С достаточным основанием можно предположить, что Юган Арадов был в составе этого посольства и остался на Дону. Венгрия, как и Донское войско, вела против Турции почти непрерывную войну. Возможно, что Арадов остался на Дону, чтобы своими знаниями и опытом помогать казакам против общего врага - Турции. В пользу венгерского происхождения говорит и то, что принятая им на Дону фамилия - Арадов - являлась названием одного из городов Венгрии, возможно, его родины"^*

^*( И. Ф. Быкадоров. Донское войско в борьбе за выход в море. Париж, 1937, с. 92.)

Поздним вечером семнадцатого июня в землянке Михаила Татаринова снова собрались казачьи атаманы. Пришел и Иван Арадов - мастер подкопных дел. Лица приглашенных, внимательные и задумчивые, застыли в ожидании, что скажет атаман.

- Атаманы-молодцы! - тихо начал Татаринов. - Ноне все готово к решительному приступу Азова. Остановка за тобой, Иван. Готов ли твой подкоп?

- Мы свое кончили, - откликнулся Арадов, - с божьей помощью и с вашего совету взрыв можно произвесть завтра поутру. А там, да поможет нам господь в честной битве!

- И сабля вострая! - весело отозвался кто-то. Но Татаринов, не разделяя веселья этого казака, трезво и глухо сказал:

- Полагаю, что сподручней всего подкоп взорвать в четное утра, когда сон дюжа крепок. Как думаете, атаманы-молодцы!

- Правду гутаришь, Михайла, - вступил в разговор Иван Каторжный, - время аккурат сподручное!

- Ну што ж, - продолжал Татаринов, - тогда готовьте казаков к сему времени. Основные силы бросим на Ташкалов, где подкоп, и пойдем на штурм после взрыва, ежели он обвалит стену. Как, Иван, обвалит зелье стену?

- Обвалит, не сумлевайся, атаман! - с обидой в голосе пробурчал Арадов.

- Ну и любо! - продолжал Татаринов, не замечая обиды Арадова. - Как только обрушится стена, пойдем в пролом и вломимся в азовскую крепость. Посколь басурмане бросят свои главные силы к пролому, то евонных сил на других стенах не будет...

- Вот тут-то и ударит Ванька Каторжный со своими молодцами! - неожиданно встрял в разговор старшина Осип Петров. Взоры всех метнулись к нему, а потом к Ивану Каторжному, который согласно кивнул крупной головой.

- Любо! - заключил Татаринов. - Зови, Осип, иеромонахов, пришел их черед!..

В тот же вечер иеромонахи Монастырской часовни провели торжественный молебен, причастив казачье войско святыми тайнами и окропив их оружие святой водой. Трогательная это была минута... Казаки со слезами на глазах обнимали друг друга, сурово говоря: "Поддержим, братяя, честь оружия нашего, постоим за православную веру и за святой храм. Умрем, коль суждено нам, но не посрамим себя. С богом!" Над землей и морем стояла тишина, крупные звезды равнодушно смотрели на приготовления людей, в Азове спали в каменных домах женщины, дети, старики, мужчины, только стража перекликалась на высоких стенах, не ведая, что эта ночь - последняя в их жизни...

В четыре часа утра, на рассвете, когда крепок зоревой сон, окрестности Азова потряс небывалой силы взрыв. Взлетели сонные птицы, вскочили спящие люди, крепость оделась в пыльные одежды... Когда дым и пыль осели на потревоженную землю, казаки - с радостью, турки же - с ужасом увидели в крепостной стене двадцатиметровый пролом. С криками "бойсь!" в него напористым наметом бежали казаки, размахивая саблями, а с противоположной стороны нестройной толпой двигались басурмане, суетливо крича свое "алла!". Кипящие, орущие живые стены столкнулись, завертелись в жаркой кровопролитной схватке.

Атаман Михайла Татаринов с саблей в правой и пистолетом в левой руке бился впереди казачьей массы. Налетевшего сбоку турка в высокой белоснежной чалме он сразил пистолетным выстрелом, второго оглушил тяжелой рукоятью пистолета. И, отбросив его в сторону, стал ловко орудовать саблей, которая словно молния сверкала в его сильных и умелых руках. Рядом рубился Осип Потапов. Везде кипел бой...

Через несколько часов сражения донцы стали ломить басурман. На помощь отступающим туркам подошли бодрой рысью новые сотни их с других участков крепостной стены. Этим тут же воспользовались казаки Ивана Каторжного: они живо ставили высокие лестницы и взбирались наверх, где вскоре закипали смертные поединки. Город был обречен.

Взятие турецкой крепости Азова донскими казаками 18 июня 1637 г. (с картины худ. Н. М. Кочергина)

Мощным потоком лилась неудержимая казачья лава по узким улицам Азова, размахивая саблями и поминутно крича:

- Бойсь!

Турки, поняв, что обречены, что пощады не будет, сражались яростно и до последнего. Даже женщины и подростки в каком-то отчаянном исступлении выходили на гибельные поединки с казаками и десятками падали на окровавленные камни улиц и площадей, вырывая и из казачьих рядов жертвы. "И в том дыму, - вспоминали позже казаки, - друг друга не видели, и была с того часу сеча великая и самопальная пальба: друг друга руку хватали и резались ножами... И азовские люди, видя над собою божью беду, бежали через городскую стену в степь. И их за городом, до речки Кагальника, конное донское войско догнав всех посекло на протяжении десяти верст".^*

^*(И. Ф. Быкадоров. Донское войско в борьбе за выход в море, с. 94.)

В городе же сражение шло три долгих дня. С боем брались каменные дома, гостиницы, лавки, превращенные турками в стойкие узлы обороны. Особенно тяжко пришлось казакам штурмовать четыре каменные башни, в каждой из которых укрепилось по тридцать - пятьдесят человек. В трех башнях османы слались на вторые сутки, в четвертой же сто тридцать фанатиков, отрекшись от своих жен и детей, вымолили у казаков право на жизнь и на этих условиях сдались.

Наконец Азов пал. Город еще дымился зловещими пожарищами, а на его улицах, где вперемешку валялись трупы турок и казаков, уже царило невиданное ликование. Искренней всех радовались две тысячи русских пленников, которые несколько лет томились в Азове и наконец получили желанную свободу. Вчерашние рабы, а ныне свободные люди, они плакали, горячо обнимали казаков, грязных, окровавленных и смущенных столь бурным проявлением радости. Свободу получили и греки" христиане. Почти весь турецкий гарнизон Азова был уничтожен.

Отгремели бои, осела пыль взрывов, рассеялся смрадный дым пожаров. Казаки, очистившись от крови и грязи, отслужили в православной церкви Иоанна Крестителя благодарственный молебен и в мрачной торжественности отпели погибших сотоварищей, а потом на каюках отвезли на Монастырский городок, где и погребли невдалеке от часовенки. Басурманские же тела, "наняв охочих людей войсковою казною", велели убрать из города. "И едва в неделю их ВЫВОЛОКЛИ, столько много их было побито".^* Потом казаки собрали круг, помянули молчанием павших товарищей и занялись дуваном захваченных сокровищ. Делили всем поровну, и на долю тех, кто пал в сражении, тоже клали пай: его получали дети или жены погибших. Затем была выбрана легковая станина к государю в Москву из пяти человек, во главе которой единодушно поставили молодого Петрова Потапа. Он повез войсковую грамоту о героическом взятии Азова турского...

^*(И. Ф. Быкадоров, указ. соч., с. 94.)

Прослышав о захвате азовской крепости казаками, в город вскорости приехали послы от "Большого ногая". Татарам не верилось, что такую сильную крепость с надежным гарнизоном удалось взять нескольким тысячам казаков. Ногаи знали, что донцы много раз покушались на этот форпост султана на севере Османской империи, но всякий раз с потерями были отбиваемы. Убедившись на месте, что Азов в казачьих руках, а турецкий гарнизон перебит, ногайские послы выразили желание всей ордой перейти "под государеву руку" и просили у казаков разрешения кочевать под Азовом. Донцы разрешили...

...Стоял конец июля, когда легковая казачья станица Пота- па Петрова приехала в Москву и почти сразу же была принята царем Михаилом Федоровичем. Государь хмуро и неподвижно сидел на резном троне в малом тронном зале, а прием вел бойкий дьяк. Слегка подзабыв церемониал, он, держа за спиной лист-надежу, уверенно начал:

- Вам, великому государю, вашему царскому величеству, донские казаки, станичный атаман Потап Петров с товарыщи челом ударили!

При сих словах дьяка казаки низко склонились в поясном поклоне. Дьяк, важно оборотясь к донцам, уверенно-покровительственным тоном продолжал:

- Великий государь, его царское величество жалует тебя, атамана Потапа Петрова с товарыщи, к своей царской руке.

Казаки один за другим тихо подходили к государевой руке, слегка прикасаясь губами к желтой с бугристыми венами государевой длани, щекоча ее усами. По окончании обряда целованья державной руки царь легким кивком головы приказал дьяку приветствовать от своего имени войско Донское, и расторопный дьяк, встрепенувшись, возгласил:

- Великий государь, его царское величество, жалует атаманов и казаков Потапа Петрова и все великое войско Донское и велел спросить о здоровье и делах азовских.

Хмурый и настороженный Петров, давно ждавший этого вопроса, с достоинством вышел вперед и хрипловатым от волнения голосом начал повествование о битве за Азов:

- Пошли мы, государь, холопи Твои, под град Азов с вели- кия скорби, помня свое крещение и святыя и божия церкви и свою истинную православную хрестьянскую веру, что из того града Азова от басурманския веры, агарянского исчадия, поганского-языка от злохищенных волков чинилась пакость великая твоей, великого государя, царя, вотчине, украинным городам, и разорение божиим церквам и хрестьянския невинныя крови пролития и в полон православного хрестьянства отцов, и матерей, и братию нашу и сестер имания и оне, азовские люди, искони поругалися нашей истинной православной хрестьянской вере и за моря отец, и братию и сестер наших продавали на каторги, и корабли тем русским полоном в турскую землю грузили,

Петров замолчал, словно переживая те трагические события, на лице задергалась нервная жилка, но он быстро овладел собой и продолжал:

- И нам те азовцы великую шкоту чинили: в наших юртах и на речках, и на камышах и на переходах нас хватали и за море на каторги продавали. И мы, государь, видя в Российской земле разорение от басурманов и помня свой смертный час, чтоб единокровных братию свою хотя померети, а их поганых басурманов под меч подклонити и Азов-город взяти и в нем утвердити по-прежнему нашу хрестьянскую веру.

Царь рассеянно слушал, тихо теребя четки. Петров, заметив это, решил начать рассказ о самом штурме Азова, о той смертельной брани, что воспламенилась па берегах азовских в жарком месяце июне. Переведя дыхание, он продолжал:

- Азов, государь, мы осадили двадцать первого апреля, и стояли под ним восемь недель. Многие умыслы над тем градом умышляли и башни многие и стены из пушек поразбивали и окопались около всего града и подкопы подводили, и твою, государь, пороховую и ядерную казну исхарчили, и тот град взяли июня в восемнадцатый день...

Михаил Федорович заметно оживился, его руки неподвижно застыли на четках, не прибегая к посредничеству дьяка, он спросит:

- Пошто посла турского Фому Кантакузина убили, ведь послов не убивают? - И замолчал, уставившись тяжелым взглядом на атамана. Тот, заметно побледнев, мгновение молчал, потом твердо ответил:

- Государь! Посол турский Фома Кантакузин в те поры, когда мы Азов имали, посылал своих греков с грамотами, выведав наше к Азову умышление, велел азовским людям посылать в Крым, и в Тамань, и в Керчь для ратных людей на выручку к азовским янычарам. И за ту измену мы Фому Кантакузина со всеми его людьми побили до смерти. А их рухлядь положили в часовню и запечатали. А в тех винах наших ты волен над нами, государь!

Петров замолк, потом с неожиданным напором докончил:

- А твоего государева посла Ивана Бегичева ни в какую измену крымский царь со всеми людьми казнил, а тот твой государев посол никакие им пакости не чинил!

Царь удивленно посмотрел на атамана, еле заметно усмехнулся в усы и примирительно спросил:

- Были ли российские пленные в Азове-городе?

- В том граде Азове плененных православных христиан тысячи с две мы освободили. Мы отпустили их на волю, государь, многие ушли на Русь, многие остались в Азове, живут среди нас, - светлея лицом, произнес Петров. И почти тут же стал жаловаться на отсутствие пороха и ядер, хлеба и вина, селитры и серы. Царь снова кивнул дьяку, и тот сказал казакам и атаману:

- Великий государь отпускает вам на Дон свое государево жалованье!

- А насчет Азова вели, государь, приказ какой чинить: войско Донское смиренно просит принять Азов-город под твою высокую государеву руку!

Михаил Федорович обещал подумать с боярами, да с земскими людьми, с тем и отпустил казаков, напоследок напомнив, что "атаманы и казаки учинили не делом, что турецкого посла со всеми людьми побили самовольством, ибо нигде не ведется, чтоб послов побивать; хотя где и война между государями бывает, но тут послы свое дело делают, и никто их не побивает, а отдать было вам его. посла, для береженья дворянину, который по него послан".^*

^*(Сергей Соловьев. История России с древнейших времен, т. 9, СПБ. 1894. стлб. 1253.)

Едва казачье посольство удалилось, царь велел кликнуть писаря и тут же продиктовал ему письмо к своему "брату-султану". В послании сем Михаил Федорович уверял "наместника аллаха на земле", что казаки донские взяли Азов воровством, дворянина пареного Степана Чирикова держали у себя в великой крепости, никуда не пускали и хотели убить так же, как убили посла султанского Фому Кантакузина. Далее царь велел написать, что и в прежние годы он сообщал султану, а теперь повторяет, что донские казаки издавна воры, беглые холопы и царского приказания ни в чем не слушают, а рати посылать на них нельзя, потому что живут они в дальних местах. "И вам бы, брату нашему, - диктовал далее государь, - на нас досады и нелюбья не держать за то, что казаки посланника вашего убили и Азов взяли: это они сделали без нашего повеленья, самовольством, и мы за таких воров никак не стоим, всех в один час велите побить. Мы с вами султановым величеством в крепкой братской дружбе и любви быть хотим на веки неподвижно свыше всех великих государей и желаем вам на царствах ваших счастливого пребывания- над врагами победы, государств ваших приращения и всякого добра вам хотим без хитрости, нося всегда в сердце нашем вашу любовь".^*

^*(В. Д. Сухорукое. Историч, описание земли войска Донского, с. 187.)

Ответ от турок пришел в конце августа 1638 года. Его привез грек Юрий Петров, уже бывавший в Москве прежде. Царю писал не султан, а его подданный каймакан Муса-паша. К удивлению Михаила Федоровича никаких претензий за убийство Фомы Кантакузина османы не предъявили. Султана больше беспокоила потеря Азовской твердыни, а посол... аллах с ним, послом, тем более, что Кантакузин не имел счастья родиться османлисом, а был всего лишь греком, и жизнь его. стало быть, мало чего стоила... Муса-паша писал, что о взятии "ворами-казаками" Азова великий султан, "Тень Аллаха", узнал от подданного своего, кафинского паши. Причем в грамоте той было сказано, что твердыню Азовскую казаки захватили по приказу русского царя и "султану то гораздо неприятно и за досаду стало". И только из грамоты, присланной в Стамбул с Юрием Петровым, повелителю правоверных стало известно, что Азов-город взят казаками без государева повеленья, и это сняло камень с ранимой души всемогущего султана, да живет он вечно... Несмотря на словесную пудру, обильно посыпанную на мозги московского государя, из грамоты было видно, что султан не поверил заверениям Михаила Федоровича в дружбе и любви и надо было ждать обострения отношений между двумя государствами.

Весть о падении Азова ошеломила султана Myрада. Упади вечное небо на землю или пересохни в одночасье полноводный Босфорский пролив, всемогущий султан, наверно, меньше удивился бы, чем падению Азова. Ведь не безмозглые и трусливые бараны, а сильное и опытное войско янычар сидело за крепкими стенами и столетиями берегло Азовскую твердыню, и никто никогда не смел овладеть городом, этим оплотом султана на севере Османской империи. А теперь кучка оборванцев, сброд неверных собак свершило то, что и целой армии не под силу. И за что аллах наказал правоверных?!

В яростном порыве страшного гнева султан велел палачу тут же придушить крымского хана Инайет-Гирея, считая, что это он, сын шакала, оставил крепость на произвол судьбы и не помог азовскому гарнизону. Словно тигр по железной клетке, метался Мурад по покоям своего роскошного летнего дворца, требуя от визиря немедленно собрать сильное войско и многочисленный флот, чтобы тут же возвратить империи Азов, ото- орав его у неверных собак... Визирь осмелился возразить, что глядя на осень, не следует предпринимать столь сложное военное дело, тем более что предстоят решительные бои с сильным иранским войском. Визирь предложил единственно возможное в тех условиях: силами крымских татар, которые возглавил Бахадур-Гирей, совершить набег мести на русские окраинные города. Султан, трезво поразмыслив, согласился с доводами своего визиря: поход пока был отменен, а татары совершили набег на Русь в сентябре 1637 года. После этого Бахадур-Гирей передал царю Михаилу Федоровичу, что набег сей является актом мести великого султана за взятие казаками Азовской крепости и что еще не один жестокий удар обрушится на православную Русь, поддерживающую донскую вольницу...

Почти одновременно с султаном о падении грозного Азова узнали многие европейские королевские дворы. Казалось, эка важность, где-то в дебрях Дикого поля пала одна из многочисленных турецких крепостей! Но так казалось только дилетанту, ничего не смыслившему в хитросплетениях европейской политики. В то время Османская империя была сильнейшим государством Азии и Европы. Под властью султана находились огромные территории в Европе, Азии, Африке. Австрийские Габсбурги с трудом отстояли свои владения от султанских полчищ, война Турции с Речью Посполитой закончилась захватом Хотина - сажной крепости и ценного стратегического пункта. Венеция потеряла остров Крит. Успешно воевали турки и с иранскими Сефевидами. Московское правительство боялось затяжной воины с Турцией и всячески ублажало своего агрессивного южного соседа. И хотя период наивысшего расцвета мощи Османской империи минул, она продолжала оставаться сильнейшей державой средневекового мира, победить которую никто не мог.

И вдруг нашлись воины, смело бросившие вызов всемогущему султану и захватившие его сильнейшую крепость на севере империи, люди, доказавшие и показавшие Европе, что непобедимая Турция, перед которой трепетали многие государи европейского континента, может быть бита. Хвала донцам!

Европа радовалась и выжидала..,

Двадцать седьмого июня 1637 года донские казаки пригласили государева посла Степана Чирикова осмотреть поверженный Азов. Взору царского посланника представилась тяжкая для взора картина: на фоне голубого неба громадились каменные стены без башен и зубцов, везде валялись груды битого ракушечника и битого кирпича. А за крепостной стеной, вторгаясь гармонией в хаос, радовали глаз желто-зеленые посевы ячменя, пшеницы и проса. Напротив Азовской крепости мирно отцветали пахучие сады, дав обильную завязь. А дальше, насколько хватало глаз, под июньским небом искрилось и сверкало Азовское море, неутомимо бросая свои зелено-голубые волны на древние донские берега, и благоуханные ветры царствовали над тихой степью.

Царского посланника сопровождали войсковой атаман Михайла Татаринов и старшины. Атаман, идя сбочь посла, говорил о недостаче людей и боеприпасов, о планах казаков по удержанию захваченной крепости Чириков, прямо держа крупную голову, внимательно слушал и запоминал. В тот же день он писал царю: "Казаки со мною говорили только де государь повелит в своем государском имени быть, и чаем де на лето перейдут ногайские люди от крымского царя под Азов кочевать. А которые города от Азова стоят к югу: Тамань и Темрюк и тем де городам будет от казаков теснота великая и чаем де их турские люди покинут, а сами де из городков пойдут на море, или под государеву великую руку подадутца. А будет государь изволит в Азов прислать своих государевых воевод, а с ними быть ратным людям, а запасов к ним, казакам, возить не велит, и мы де государеву реку Дон очистим, а сами пойдем за морской пролив, на реку Дарью". Вечером того же дня Чириков дописал грамоту государю о печальной участи турецкого посла Фомы Кантакузина, у которого он "был... в нижнем яру и речь ему, по наказу, говорил и корм и питье ему и людям отдал".^* А пятого июня посла и его людей казаки убили...

^*(Н. А. Смирнов. Россия и Турция в XVI - XVII вв., с. 48.)

Жизнь в Азове шла своим чередом: в городе развернулась торговля, на море для ведения разведки были направлены казачьи партии на легких стругах, подвижные казачьи пикеты несли караульную службу в окрестностях города, выезжая в степь на пятнадцать - двадцать верст. В крепости на старой мощеной камнем площади, собрался казачий круг. Вопрос стоял один: жить в городе или выйти из него. Если жить, то предстоит тяжкая борьба с басурманами, а если уходить, то надобно вывезти все, а потом разрушить крепость. В кругу "приговорили накрепко" послать к государю легковую станицу и ждать от него "грамотки". А пока надлежало собственными силами укреплять и обустраивать Азов.

Наняв на войсковую казну греков, казаки заделали гигантский пролом, сделанный недавним взрывом, расставили пушки в удобных для обороны местах, запаслись мясом, рыбой, благо ее много ловилось на Дону и в Азовском море. Под стенами крепости закипела бойкая торговля: купцы русские, купцы из Астрахани, Воронежа, Терского городка, иранские, даже татарские и турецкие торговые люди продавали казакам за деньги или в обмен на пленных мед, меха, металл и всякие другие товары.

...Жизнь брала свое...

Летом в Азов из Запорожья прибыла конная команда, которая привезла "прелестный" лист от Александра Ахайи, предъявившего свои претензии на Византийский престол и собиравшего под свои знамена боевые отряды. Сбор всех желающих сражаться за претендента назначался в Чернигове. Бумагу Ахайи прочли на казачьем кругу: донцы отказались идти на Украину, но часть запорожцев, воодушевленная призывами новоявленного претендента на императорский престол, купив свежих лошадей, ушла в Чернигов пытать счастья в новом военном предприятии.

Укрепившись в Азове, казаки стали подумывать о расширении зоны своего влияния и захвате приморских турецких крепостей и прежде всего Темрюка и Тамани. Решение о походе под эти "султановы городы" было принято после того, как бежавшие из Темрюка и Тамани русские полонянники сообщили казакам, что султан, занятый войной с Ираном, отказал хану в помощи.

- А темрюцкие татаровя,-воодушевляясь, говорили беглецы, - гутарят, будет де турский царь на помощь людей к нам не пришлет, и тогда они сами хотят свой Темрюк покинуть, как почают войны себе от вас. донских казаков. А там, в Темрюке, вить в полоне наши братья сидят, вызволять надоть!..

- Пойдем, вызволим! - всколыхнулись казаки, отзывчивые на чужую боль.

- Пойдем! - согласился Михайла Татаринов, - только дождемся из Москвы атаманов Григорья Шатрова да Антипа Устинова с товарищи, может, зелья ружейного да свинцу привезут...

- Любо! - согласились казаки.

А утешительных вестей из Москвы все не было. Более того, из столицы пришла государева грамота, в которой он в начале послания нападал на казаков. "Предосудителен буйный поступок ваш с послом турецким, ибо нет случая, который бы давал право умерщвлять послов. Худо сделали вы, что взяли А?ов без нашего повеления, не прислали старейших своих атаманов и казаков, с которыми бы можно было посоветовать, как тому быть вперед".^* Девятого марта 1638 года из Азова, куда казаки перенесли Главное войско - свою столицу, - к Москве отправилось посольство во главе с войсковым атаманом Михаилом Татариновым. Прибыв в столицу, казаки отправились в Посольский приказ, где атаман поведал дьякам, что большая масса ногайских татар, насильно уведенная в прошлом году крымским ханом, возвратилась в донские степи и признала верховную власть московского государя. Татарская конница, таким образом, была значительно ослаблена. Дальше в своем рассказе Татаринов вскользь упомянул о послах иранского шаха, которые пробравшись в Азов, привезли казакам богатые дары и обещали военную помощь, если донцы не сдадут крепость турецкому султану, злейшему врагу шаха, который воевал с турками. На аудиенции у царя Михаил Татаринов указал на нехватку продовольствия, что казаки донские кормятся "рыбой, зверем да травою". Атаман высказал государю опасения по тому поводу, что весной ожидается большой поход турок и татар под Азов-город, а как отощавшим воинам донским отбить натиск басурман?! Сообщил Татаринов и о скверном поведении запорожского атамана Матьяша, который презрев узы братства, хотел Азовом "владеть и жить особно". На всеобщем кругу казаки расправились с сепаратистами и восстановили мир и единство между донцами и запорожцами.

^*(А. А. Новосельский. Борьба Московского государства с татарами, с. 262.)

Михаил Федорович, неподвижно сидевший на троне, впервые за все время аудиенции прямо посмотрел на атамана и тихо спросил: "Будут ли казаки донские отстаивать Азов-город, ежели туда придет Войско турок и татар для осады его?"

- Государь, приговорено и утверждено у нас крепко, чтоб против басурман стоять, - слегка кланяясь, ответил атаман, - осаду в Азове крепить всякими крепостями. А города Азова не отдавать и не покидать, хотя все они до единого человека помрут. А в помощь себе о воеводе и о ратных людях с ним атаману и казакам станицы, от войска, тебе, государь, бити челом не наказано, и чего нам не приказано, и мы того делать не смеем.

Указано же было просить царя о жалованья и разрешении свободного пропуска торговых людей на донские земли. Государь согласился, и двадцать первого апреля последовал указ о беспрепятственном пропуске торговцев с товарами на Дон. К ранее посланному казакам жалованью от щедрот государевых было прибавлено некоторое количество хлеба, вина, пороха, свинца, в азовские церкви посланы церковные книги и иконы. Но о судьбе Азова, что в первую очередь волновало казаков, царь ничего определенного не сказал. Настолько велик был страх "великого государя" перед "турским царем" и его армией, которую били казаки донские и запорожские.

...Взятие Азова имело огромное стратегическое значение для Русского государства. Эта победа не только ликвидировала важнейший турецко татарский плацдарм и экономический турок в Приазовье, но и открывала Русскому государству выход в Азовское море. За шестьдесят лет до Петра Великого!

С 1638 года прекратились опустошительные татарские набеги на Русские земли. Московское правительство, опираясь на азовскую викторию донских казаков, отвергла наглые домогательства крымского хана об увеличении ежегодной дани, посылаемой в качестве откупного этому разбойнику. Взятие донцами Азова дало россиянам возможность продолжить строительство Белгородской оборонительной черты, в феврале 1638 года московское правительство оставило без внимания ультиматум хана крымского об уничтожении южных русских крепостей. В течение тридцатых годов семнадцатого века, пока казаки держали Азов в своих руках, на юге России выросло десять новых городов и был восстановлен Орел. Это все стало возможным, благодаря азовской победе донских казаков.

Падение Азова спутало все планы турецкого султана. Его разведка доносила, что в ближайшее время следует ожидать атак нескольких десятков тысяч донских и запорожских казаков на Тамань, Крым, Малую Азию, где были крепости, по мощи значительно уступающие Азовской твердыне. В Стамбуле, суматошном и неспокойном, ходили слухи о стотысячной казачьей армии, штурмовавшей Азов, ибо всем турецким государственным деятелям казалось неправдоподобным, что несколько тысяч казаков могли взять Азов - сильную крепость с решительным и храбрым гарнизоном.

Издерганный неудачами, нервный и больной, Мурад IV решил сначала закончить войну с Ираном, а потом вплотную и жестко заняться Азовом, поручив его на время кампании против персидского шаха крымскому хану Бахадур-Гирею.

...Изнурительная война Турции с иранскими Сефевидами велась с 1623 года. С переменным успехом борьба шла за господство над Арменией, Грузией, Азербайджаном, Курдистаном и Ираком. Еще в 1624 году шах Аббас сумел завоевать весь Арабский Ирак с крупными городами Багдадом, Неджефом, Кербелой. Его войска заняли Северную Месопотамию; в том же году персы взяли Ахалцихе. И только, воспользовавшись народным восстанием под руководством Георгия Саакадзе, турки год спустя вернули себе Ахалцихе. К 1635 году султанские войска, кроме Ахалцихе, заняли Ахалкалаки, вернули Северную Месопотамию с городом Мосулом. Потерпев неудачу под Багдадом, султан перенес военные действия в Западный Иран...

Предприимчивый иранский шах Сефи I, воспользовавшись затруднениями султана, зимой 1638 года с сильным войском перешел в наступление и овладел городом Реваном. Османы, не привыкшие к зимним кампаниям, растерялись, не зная, что предпринять. Экспансивный султан Мурад бесился и неистовствовал, горя немедленным желанием наказать "брата"-шаха, но достаточных сил у него пока не было, ибо на зиму основная часть янычар по традиции была распущена по домам. В довершение ко всему, из Анатолии пришла трагическая весть, что здесь вспыхнула эпидемия моровой язвы. Весть эта быстро распространилась среди турецкого населения, народ стал прятаться и прятать продукты, что привело к голоду и бунту населения и войск. Железной рукой Мураду IV удалось навести порядок в войсках и сосредоточить сто тысяч солдат для похода на Багдад. Его послам с помощью щедрых подарков удалось подбить на выступление против иранского шаха, императора великих моголов Индии Джехана. Сефи I вынужден был, оставив в Багдаде лишь тридцать пять тысяч человек войска" с основными силами двинуться в далекий поход против моголов. Багдад остался без прикрытия...

Весна 1638 года выдалась на Дону тревожной. В марте на место Михаила Татаринова, который находился в Москве, войсковым атаманом казаки избрали Тимофея Яковлева по прозвищу Лебяжья Шея. В Азове ждали скорого наступления подвижкой татарской конницы...

Вскоре из Москвы пришли первые вести. Правительство Михаила Федоровича, видя, что соотношение сил складывается в пользу донцов, потребовало от них перехода от обороны к наступлению на крымские улусы. В то же время россияне взялись за активное восстановление засечной черты протяженностью в шестьсот верст, закрывавшую путь татарам к Москве.^* Все эти меры были направлены на предотвращение турецко-татарской экспансии.

^*(A И. Яковлев. Засечная черта Московского государства в XVII веке, М., 1916, с. 47-65.)

Весной зашевелились и татары, которых к нападению на Азов все время подталкивал из Стамбула султан, обещая вскорости прислать сильный флот для блокады Азовской твердыни. Татары, верные своему способу ведения войны, решили предложить казакам по доброй воле сложить оружие и сдаться на милость хана. Девятнадцатого апреля 1638 года крымские послы показались под стенами Азовской крепости. Во главе посольства стояли Коземрат-Улак-ага, от крымского хана, а также ногайские мурзы Солтонаш-мурза и Оллуват-мурза.^* Многочисленная свита в разноцветных дорогих одеждах окружала их. Весенний ветерок трепал полы широких татарских кафтанов, дерзко шевеля холеные бороды мурз. Подойдя к крепостным стенам, глава посольства громко прокричал:

^*(Н. А. Смирнов. Россия и Турция в XVI - XVII вв, с. 55.)

- По приказу всемогущего и всемилостивейшего султана Мурада IV, да продлит великий аллах его дни, предлагаем вам ваши жизни, а взамен требуем вернуть нам наш Азов!

Наглая речь Коземрат-аги взъярила донцов, многие схватились за сабли, и лежать бы неразумным послам татарским на сырой земле порубанными, если бы всех не остановил Потап Петров, помнизший царские слова, что послов не убивают.

- Стойте! - зычно крикнул Петров, взметнув вверх правую руку. - Послов не убивают!

Казаки, охолонув немного, остановились, ворча и пряча сабли в ножны.

- А вы, басурмане, ступайте и скажите вашему царю турскому, что не токмо город дать вашему царю, но мы не дадим с городовой стены и одного камня снять вашему царю. Нешто будут наши головы так же валятца, станут полны рвы около города, как теперя ваши басурманские головы ныне валяютца, тогда нешто ваш Азов будет.^*

^*(И. Ф. Быкадоров, указ. соч., с. 100.)

- Правильно, Потап! - закричали со стены казаки. - Правду гутаришь, не отдадим Азова басурманам!..

- А Азов мы взяли! - гордо добавил Потап Петров. - Дотоле у нас казаки место искали в камышах: надо всякою камышинкою жило по казаку, а ныне нам бог дал такой город с каменными палатами да с чердаками просторными. А вы велите его покинуть! Как бы не так! Нам еще хочется прибавить к себе город Темрюк, да Тамань-город, да Керчь, да любо еще, как бог даст, и Кафу вашу!

Под свист и улюлюканье казаков послы татарские степенно" блюдя достоинство, удалились из-под стен крепости, Теплый спокойный ветер беспечно гулял над цветущей степью, природа благоухала, а люди готовили друг другу кровавый пир...

В апреле 1638 года войсковым атаманом был избран Осип Петров - храбрый и талантливый казачий предводитель, проведший многолетнюю практику борьбы с турками на суше и на море. В ожидании массированного удара басурман казачье руководство решило действовать упреждающе. В разные стороны разлетелись подвижные конные отряды донцов для добывания точных вестей о врагах. Началась и морская разведка: шестого мая в морской поход на сорока пяти стругах с двумя тысячами казаков ушел атаман Долгов. Путь их лежал к берегам Анатолии.

Боевой казачий челн-струг

Оставшиеся в Азове казаки начали собирать все войско донское в единый кулак, для чего во все казачьи городки ушли быстроконные гонцы с войсковыми грамотами, требующими срочно "верстатца" в отряды и идти к Азову, "чтоб свою молодецкую честь не потерять, постоять за государя и за истинную христианскую веру". И вскоре со всех городков к Азову в одиночку и партиями потянулись казаки...

В прилегающих к Азову равнинах активно действовали казачьи отряды. Сильная конная партия атамана Поплева по пути к Перекопу на реке Молочные Воды разбил отряд татар, захватив десяток пленных, в числе которых был и сын одного из татарских мурз. Успешно действовали и другие конные группы донцов.

Наступило лето. В июне 1638 года турецкая эскадра в пятьдесят каторг и большого числа вспомогательных судов уверенно и грозно вползла в Керченский пролив. Стояла прекрасная повода, мирное небо умиротворяющей голубизной глядело на воинственные; приготовления османов. Турки медленно двигались к Азову, не ожидая нападения донцов, и тут на них стремительно налетело четыре десятка казачьих стругов, на борту которых находилось тысяча семьсот казаков. Верные своей излюбленной тактике, донцы атаковали противника со стороны солнца, создавая турецким артиллеристам помеху. Разгорелся бой, мощно загрохотали пушки: большие - с турецкой стороны, маленькие - с казачьих стругов. Турками руководил опытный в морском деле командир, талантливый флотоводец Пиаль-паша: с ним мы еще неоднократно встретимся в нашей истории. Пользуясь численным превосходстсвом своей флотилии, Пиаль-паша сумел запереть половину казачьих лодок в мелководном устье Кубани. Донцы не растерялись, они вышли на берег и с удвоенной напористостью продолжили бой. Неожиданно им в тыл с криками "алла!" ударили турки и черкесы, подошедшие из Тамани и Темрюка. Наступила критическая минута, казалось, что казаки обречены на полное истребление, но это только казалась. Положив десять сотен басурман на истоптанную! тысячами ног землю, потеряв при этом триста своих товарищей, казаки прорвались к Азову.^*

^*(И. К. Тауберт. Краткое описание всех случаев, касающихся До Азова. СПБ. 1738. с. 101.)

Долго потом помнили враги об этом сражении, а современники-россияне отмечали, что "давно такого побою на татар не бывало".^*

^*(В. Сухорукое. Историч. описание земли войска Донского, с. 183.)

Двадцать второго июля казачья разведка "засекла" три сотни крымцев, тайно направлявшихся под Азов для добывания "языков". Невдалеке от устья Дона казаки учинили "гостям" засаду и, неожиданно навалившись на татар, устроили им кровавую баню. Десятки басурман нашли здесь смерть, двадцать человек попали в плен.

- Ну, соколики, гутарьте откель и куда путь держали! - сурово обратился к пленникам походный атаман Антип Устиное. - Ну!

Говорить начал дюжий бритоголовый татарин, еще недавно бившийся с казаками и теперь горевший желанием купить себе жизнь сообщением важных сведений. Корней Иванов, знавший татарский язык, перевел сбивчивую речь басурманина, из которой стало ясно, что они являлись разведывательным отрядом крымского хана, который по велению султана скоро пойдет степью под Азов, а масса конницы во главе с царевичем двигается через гирло на ногайскую сторону и потом к Азову вместе с горскими черкасами. Услышав столь грозные вести, казаки поспешили к Азову, чтобы предупредить своих о надвигающейся опасности.

В августе хан Бахадур-Гирей пожаловал под Азов. Мурад IV давно требовал от крымского предводителя взять азовскую твердыню, но тот все время отговаривался, повторяя своему патрону, что его конники мастера битвы на степной равнине, но не умеют лазить на стены и брать неприступные крепости. Но султан настаивал, грозя прислать шелковый шнурок, на котором вешались непокорные вассалы. Угроза возымела действие, и вот теперь хан вел злые тысячи своих воинов к Азову. В одном из степных урочищ передовой отряд татар попал в казачью засаду: в жарком бою донцы полностью изрубили басурман. Этого было достаточно, чтобы ханово войско повернуло назад: береженого аллах бережет! Когда эти скорбные вести достигли ушей султана, он снова прислал грозный фирман, требуя активных действий от хана.

- Не городоимцы мы! - ревел Еахадур-Гирей, читая послания Мурада IV.

Всю злобу за неудачные действия под Азовом татары выместили на российских послах Иване Фустове и Иване Ломакине, которые в январе 1638 года прибыли в Бахчисарай. За чужие деяния ни в чем не повинных послов басурмане избивали, морили голодом, двое суток держали на морозе, сажали на раскаленное железо. Возмущение россиян надругательствами над своими послами было столь велико, что смиренный царь Михаил Федорович вынужден был проявить решительность и собрать в июле того же года Земский собор. В страстно-гневных выступлениях на этом собрании всех сословий Руси дворяне обязались воевать с басурманами по царскому указу, торговые люди требовали от правительства немедленно прекратить уплату дани вероломному хану и снарядить на эти деньги сильную рать. Однако государь, выслушав Собор, воевать с татарами не решился: за ханом стоял его патрон турецкий султан и воевать пришлось бы не столько с ханом, сколько с турецкой армией...

Сведения, полученные от морской и конной разведок, еще раз убедили казачье руководство в том, что серьезного, массированного похода турок и татар на Азов в 1638 году уже не будет: ушли благоприятные сроки. Турецкий флот имел задачу блокировать устье Дона и не пропускать казачьи струги в море. Войсковой атаман с согласия круга отменил обшеказачий сбор, многие донцы ушли в свои родные городки, запорожцы подались в Литву на выручку своих братьев, "потому что, - как сообщал в Москву станичный атаман Осип Лосев, - у черкес с Литвою (Польшей) битва". И действительно, это было время, когда по Украине широкой волной разлилось народное восстание против бесчинств польских помещиков.

Лето ушло, наступила осень. Сначала стояла солнечная благодатная погода, но потом все изменилось к худшему. В Азовском море установилась штормовая погода, активная жизнь на морских просторах медленно умирала. Но казаки, вопреки погоде и здравому смыслу, еще дважды ходили в морскую разведку. Первый раз из опасного поиска вернулись все, второй же раз казачьи ладьи попали в жесточайший шторм, и два струга с казаками погибли...

Одиннадцатого сентября 1638 года из Москвы в Азов казакам была отправлена государева грамота. Царь напоминал донцам о необходимости прислать в столицу данные о нападениях татар и турок на Азов и окраинные города Русского государства. Михаил Федорович подробно интересовался тем, что делается в Азове, много ли "турских и хановых людей" пришло сюда, возвратились ли домой казаки, ходившие биться с турками на море? Особо волновали государя московского намерения крымского хана, и он наказывал казакам бдительно следить за действиями этого разбойника, а если татарский владыка рискнет идти под украинные города, показать свою службу и раденье государю. За это царь обещал казакам жалованье, в котором донцы крайне нуждались...

Поздней осенью в Москву отправилась очередная зимовал станица за обещанным жалованьем. Ее возглавил атаман Тимофей Яковлев. Добравшись до столицы, казаки получили аудиенцию у государя. Михаил Федорович, который почувствовал наконец выгоды держания Азова в казачьих руках, обласкал донскую станицу и обещал "за многия службы их" послать на Дон "великое жалованье".

Атаман Тимофей Яковлев стал "плакаться" государю, сообщив, что тридцать тысяч ногайских татар кочуют ныне к югу от Азова, что все расходы на их содержание пали на донцов ("незваный гость хуже татарина!") "А мурзы ногайские, государь, - смело глядя в желтоватое лицо монарха, говорил Яковлев, - которые под твою царскую руку пришли, вдосталь нас истощили. И запасы хлебные, и мед, и вино, и быков, и баранов, и невода, и каюки, чем рыбу ловить, покупаючи, мы мурзам давали и деньги собирали со всей братии, а их, мурз, утешали для твоего царского величества".

Жаловался атаман и на другие свои беды: из-за постоянной угрозы нападения со стороны турок и татар казаки не занимались, по обыкновению, рыбной ловлей и звериным ловом, а посему не имели необходимых запасов рыбы и мяса. Выход в Черное море был закрыт, поэтому казаки не имели военной добычи, которая как-то спасала их, помогала пережить трудные времена и дождаться государева жалованья.

- А теперь, государь, воеводы твои, - гнул свое Тимофей Яковлев, - по-прежнему чинят воровство в украинных городах и не пропускают торговцев в бударах на Дон, а если и пропускают, то за большие взятки. Посему цены на Дону у нас сильно поднялись: осьмина стоит: пшена - два рубля, сухарей - один рубль, муки гречневой - полтора рубля, кувшин вина не менее ведра - один рубль, государь!^*

^*(И. Ф. Быкадоров. Донское войско в борьбе за выход в море (1546 - 1646), с. 101.)

Царь обещал разобраться и помочь...

Год 1638-й отошел в историю. Следующая година началась с неожиданности. Четвертого января в студеный и заснеженный Азов прибыло большое посольство от персидского шаха Сефи I. Сорок человек на лошадях и телегах постучались в ворота крепости. Их впустили, и дали возможность говорить на казачьем кругу. Глава персидского посольства Маратхан передал атаману Осипу Петрову шахову грамоту, а на словах добавил, что его величестсо шах Сефи весьма похваляет казаков за то, что они головами своими, без повеления государя московского, а его, шаха, большого брата Михаила Федоровича, турецкие города берут, а людей турецкого царя под меч кладут. Его величество шах у аллаха милости просит, чтобы казаки донские еще турецкие города брали и турок, недругов геликого шаха, били нещадно. Далее посол совсем уж удивил казаков, сказав:

- Его величество шах Сефи I предлагает вам, доблестным донским воинам, союз верный и надежную помощь!

Казаки смущенно притихли, только Осип Петров насупленно спросил:

- И сколь помощи предлагает нам царь ваш персидский?

- А сколь пожелаете, - тут же отозвался посол Маратхан, полагая, что казаки согласны, - тысяч десять иль двадцать золотых. В грамоте его величества шаха все описано!

- Союз с иноземной державой, тем более такой могучей державой, как держава его воличества шаха, - ответил Петров, - мы не можем заключить, не известив о сем великого государя московского, царя Михаила Федоровича. Сию шахову грамоту мы тотчас отправим с легковой станицей к Москве, к государю.

Тут же казаки выбрали станицу, поставив во главе атамана Григория Бородина. Утром следующего дня станица отбыла в Москву.

...Москва промолчала. Негоже было царю Михаилу соглашаться на принятие казаками помощи от персов, тем самым Намекая на собственное бессилие. Молчание в данном случае было лучшим выходом для царя из создавшегося положения. Донцы же, хоть и терпели страшную нужду во всем и рады были любой помощи, гордо отказались от подарков персидского шаха. Так ни с чем и уехал Маратхан... Впрочем, казаки сказали, чтоб он передал своему господину, что они и без его подарков и денег будут до конца защищать Азов-город, и пусть шах персидский успешно воюет против султана турского...

Тем временем война Персии с Турцией подходила к концу. Опираясь на стотысячную армию султану Мураду IV удалось осенью 1638 года захватить Багдад. К удивлению политиков и полководцев, предсказывавших, что с Багдадом у султана ничего не получится, город пал за сорок дней. Решающим фактором здесь оказалась турецкая артиллерия, по мощи орудий и их количеству превосходившая иранскую. Не последним аргументом было и численное превосходство турок. Шаху ничего не оставалось, как просить у султана мира, направив к Мураду IV своих послов, которые р. начале мая 1639 года были приняты турецким повелителем. Иранские войска к тому времени очистили Месопотамию, уступив османам Басру и Багдад. Султан соглашался оставить шаху все города и селения к востоку от города Синджара. Зохабский мирный договор, заключенный семнадцатого мая 1639 года, прекратил кровопролитную и затяжную войну. Закончилась и изнурительная морская война турок с Венецией. Руки султана отныне были развязаны, началась широкомасштабная подготовка к взятию Азова. В Кафу, Тамань, Темрюк и Керчь свозились необходимые запасы продовольствия, быстрыми темпами готовились флот и войска. Турки собирались преподать донцам кровавый урок. Поход назначался на весну 1640 года-

Казаки прекрасно чувствовали предгрозовую обстановку, сложившуюся в Приазовье и Подонье: о приготовлениях турок и татар они знали из сообщений своей разведки и данных, которыми делились с ними русские полонянники, отбитые у басурман. Раздосадованные нейтральной позицией московского правительства, казаки слали в столицу то грамоты, то посольства, напоминая о скорейшей необходимости помочь хлебом, одеждой, оружием, боеприпасами. Не привыкшие жаловаться, казаки на сей раз плакались Михаилу Федоровичу: "А теперь, государь, у нас около твоего государева Азова-города в новом месте стены оболялись, казны войсковой у нас нету, да самим нам к осадному делу, или не к осадному, тож есть и носить нечева..."^*

^*(Б. В. Лунин. Азовское осадное сидение. Ростов-на-Дону, 1939, с. 36.)

Все это время неутомимые казачьи струги партиями уходили в море, а казачьи разъезды - в степь, неся разведку и добывая необходимые сведения о турках и татарах. Информацию казаки честно пересылали и в Москву. В отписке от десятого сентября из Азова сообщали о посылке на море отряда в тридцать стругов с полутора тысячами казаков. И хотя на ладьях казачьих было всего лишь пять пушек, донцы пошли против турок "и бились с ними три недели, взяли десять каторг и затопили их". В Керченском проливе еще оставалось восемьдесят турецких каторг и множество мелких судов...

Снова и снова уходили в Москву отписки и станицы. В посланиях московскому государю войско Донское настойчиво указывало, что город Азов "взят в царскую вотчину" и что донцам держать его нечем, и что многие казаки из Азова "с наготы, с босоты, и с голоду и с холоду разбрелись врозь" по своим городкам. Экономически обессиленное войско Донское вынуждено было обратиться к московскому царю: "Бьем, государь, городом со всеми городскими строениями и с пушками, а пушек много, всего 296. И мы государь, холопи твои, не горододержцы". В отписке указывалось, что если Азов не будет принят под государеву руку и казаки вовремя не получат жалованья, то им придется покинуть Азов.

Атаман зимовой станицы сделал в Посольском приказе запрос думному боярину Шереметеву и думному дьяку Лихачеву: думает ли московское правительство помогать донцам перед лицом столь грозной опасности. Чиновники выразили недовольство казачьей угрозой покинуть Азов. Атаман ответствовал, что войско Донское не собирается оставлять Азов, независимо от того, поможет им иль нет государь, а угрозу оставить Азовскую крепость от себя приписал войсковой писарь, за что с него взыскано... Тогда Шереметев заверил атамана, что государево жалованье будет прислано казакам весной грядущего года в полном объеме и даже чуть больше. Атаман слезно просил послать жалованье пораньше, указывая, что воеводы окраинных городов запасов на Дон по-прежнему не пропускают: летом пришли на донскую землю всего лишь две будары с хлебными запасами из вотчины князя Воротынского, что в городе Лебедяни.

Политика царского правительства привела к тому, что казаки в открытую, ничуть не таясь, обвиняли царских чиновников в нежелании им помочь, намекая, что раньше, когда Азов был в руках у турок и татар, то "из турских городов рыбные снасти привозили, а из русских городов снасти не привозят и рыбу ловить нечем". Расспросная речь атамана донской станицы была переправлена в село Покровское, государеву резиденцию, откуда вскоре последовал государев указ о наряде на Дон жалованья казакам. Царь был щедр и послал донцам повышенное жалованье. В государевой грамоте говорилось, что Алексей Михайлович выполнил свое обещание, теперь пусть и казаки выполнят свою клятву и не покидают Азова-крепости...

Донцы и не собирались кидать то, что досталось трудом кровью братий своих. Угроза покинуть Азов применялась ими из чисто тактических соображений, чтобы хоть как-то расшевелить московское правительство и выцарапать у прижимистых государевых чиновников оружие, продукты, снаряжение. Характерно, что донцы не приняли помощи от персидского шаха, не приняли из принципиальных соображений, потому что для Российского государства персидский шах был таким же врагом, как и его турецкий собрат-султан. Все, что делалось донскими казаками, делалось во имя своей родины, во имя России...

Поход турецкой армии под Азов был предрешен султаном Мурадом IV в 1639 году, после окончательного урегулирования дел с Ираном и Венецией. Султан сам готовился наказать "неверных собак", засевших в Азовской твердыне. На Дон со всех сторон шли тревожные вести, что в Кафе, Керчи и Тамани копятся турецкие суда и войска для весеннего похода на Азов, что султан намерен взять с собой 20 тысяч пленных христиан - русских, греков, литовцев, - чтобы, прикрываясь ими, как щитом, войти в Азов.

Однако первого марта 1640 года "солнцеликий" наместник аллаха на земле неожиданно скончался в возрасте тридцати одного года, и на престол вступил его брат Ибрагим I, человек недалекий, болезненный и безвольный, которого интересовали только пьянки и развлечения. Всеми делами огромной империи отныне стали управлять мать султана, властолюбивая и умная женщина, и верховный визирь Мустафа-паша. Были и другие претенденты на руководство огромной страной, поэтому в придворных кругах не обошлось без внутренней свары, что и приостановило поход на Азов.

Историки отмечают, что хитрый и волевой визирь Мустафа-паша, ас придворной борьбы, все время откладывал поход на казаков, ожидая смерти хилого и слабоумного султана Ибрагима, но тот и не думал умирать, проводя время в пирах и развлечениях. Тогда Мустафа-паша занялся чисткой руководящей верхушки армии, освобождаясь от людей Мурада IV и сажая на командные посты своих сторонников, менее умных и талантливых, но зато послушных. Феодальное турецкое войско, недовольное ужесточением порядков при Мураде IV, ныне с облегчением вздохнуло и вновь кинулось в омут бунтов. Все это оттянуло решающий удар по Азову более чем на год...

Со вступлением на престол Ибрагима I начался новый раунд дипломатической борьбы вокруг Азова. Новый султан заверил русского царя в вечной любви и дружбе. Из Москвы молниеносно последовало ответное заверение в столь же горячей и искренней любви к султану. При этом русское правительство еще раз напомнило, что Азов взят донскими казаками без царского повеления, более того, вопреки воле царя, и что теперь у великого государя московского с казаками ссора и что нельзя отныне посылать послов в Турцию через Азов, равно как и в Москву через этот город.

Переписка была неискренней, и это знали обе стороны. Первым откровенным тоном заговорил султан, но не сам, а через своего вассала молдавского господаря, который писал, что непременным условием действительно сердечной дружбы между Россией и Турцией является немедленное оставление казаками Азова. Из Москвы тотчас отвечали, что великий государь постарается склонить казаков к этому, но в то же время требовал не посылать османские войска под Азов. "Из Москвы на Дон, - говорилось в одном из посланий султану, - отправлено царского величества повеленье, чтоб они из Азова вышли и Азов покинули". Но всем хорошо было известно, что такого повеления никто не давал. Дипломатические переговоры зашли в тупик, настало время заговорить пушкам...

Государь всея Руси Михаил Федорович, вынужденный все чаще и чаще выслушивать "азовские вести", не мог составить себе четкого представления о положении под Азовом. Он велел собрать все отписки, грамоты, поступающие из этой "горячей точки" юга России, и терпеливо стал слушать дьяка, читающего известия из-под Азова. Первой была прочитана войсковая отписка, привезенная Онуфрием Кожуховым. В ней сообщалось, что к началу 1641 года в Азове находилось около тысячи казаков да астраханских татар и "болдырей" пятьсот человек. В донских городках в это время жило семь - восемь тысяч человек, им было велено первой весенней водой прибыть в Азов. "А последний срок учинили, - читал гнусаво дьяк, - что всем атаманам и казакам в Азов собратца на светлое воскресенье. А которые-де люди на этот срок в Азов не будут, а останутца на Дону, и тех приговорили грабить и побивать до смерти и в веду метать".^* Царь, устав от неподвижного сидения, тихо пошевелился. Дьяк, заметив это, почтительно замолчал, потом снова загудел: "А пушек и пушечных припасов в Азове добре много изготовлено. По городовым стенам совсем наготове триста пушек. А ручного зелья скудно. Так же и с хлебными запасами скудно. В Азове-городе казаки ведут торговлю с турками и татарами. Из Темрюка в Азов приезжают человек по двадцать торговых людей с сафьяном, шелком, бязью и многими протчими товарами. А на те свои товары у казаков меняли ясырь татарской, мужиков и старых же баб. А молодого ясыря татарского казаки не продают и на товары никакие не меняют".^** Далее в грамоте говорилось, что если этим летом турки и татары не рискнут прийти под Азов, то казаки сами двинутся под Темрюк.

^*(Н. А. Смирнов. Россия и Турция в XVI-XVII вв.. с. 63 - 64.)

^**(Там же.)

- И Темрюк хотят взять на ваше великого государя имя и князя царевича Алексея Михайловича, на ево государское счастье, - бодро закончил чтение дьяк.

Михаил Федорович рассеянно посмотрел на чтеца и тихо спросил:

- Посылали мы приказ наш валуйскому воеводе Федору Голенищеву Кутузову чтоб установить наблюдение за донскими казаками и тайно проведать, что у них делаетца на Дону и много ли их в Азове, нет ли вестей от Федора?

Дьяк встрепенулся и бойко, с подобающим почтением, доложил:

- Великий государь! Ныне получены в приказ сведения от воеводы Голенищева-Кутузова, коий сообщает, что казаки точно решили сидеть в Азове-городе и принять бой от турок, но их, казаков, в Азове мало, всего тысяча человек, и войсковой круг решить бить челом вашей милости и просить прислать к ним, в Азов-город, на помощь своих государевых служилых людей и хлебные запасы.

Царь, утомленный слушанием грамот, молча поднялся и тихо удалился, ничего не сказав смиренно стоявшему дьяку.

...Снова и снова выходили казаки в море на небольших, по надежных на воде стругах, ведя разведку, добывая необходимое пропитание. В один из беспокойных сентябрьских дней более тридцати казачьих стругов неожиданно столкнулись в море с турецким флотом числом более восьмидесяти каторг и ста малых судов. Донцы смело приняли бой, потопили пять каторг, сами сошли на берег и вернулись в Азов, "босы и голодны", но живы и здоровы.

Успешно шли и сухопутные бои. Конный отряд казаков в пять сотен в жестокой схватке под Перекопом уничтожил группу татар, пленив двух мурз, которые на допросе показали, что под Азов готовится грандиозная экспедиция, невиданная в истории Османской империи последних лет.

В морозные крещенские дни 1641 года под стенами Азова появилось четырнадцатитысячное войско крымского хана. Для казаков это было неожиданно, потому что казачья разведка "доподлинно" установила, что хан пошел против одного из черкесских князей в Дужаны. Но оказалось, что из-за тяжелого зимнего пути хан не закончил поход и, повернув обратно, льдом дошел до Азова. Казаки вышли навстречу непрошенным гостям... Сеча была лютой: с обеих сторон пали сотни человек, многие попали в плен. Но казаки сломили басурман, и крымский владыка увел свое поредевшее войско зализывать раны в Крым, оставляя на мерзлой донской земле многочисленные кровавые следы.

...Минула зима, ранней весной хан прислал в Азов своих гонцов с предложением обменяться пленными. После всех разговоров о размене посыльные сказали:

- Великий хан Бахадур-Гирей предлагает вам, казакам, казну великую за отдачу ему во власть города Азова. Сорок тысяч червонцев!

- Да пошел ты к диаволу со своими червонцами! - вскипел Осип Петров. - Взяли мы Азов-город своим умышлением, а не праведного царя повелением, взяли своими головами и своею кровью, а головы свои складывали за истинную свою непорочную веру и за дом святого пророка Предтечи и Крестителя Иоанна, а на твое тленное и гибнущее злато не прельщаемся. Будет вам, турецкому и крымскому царям, Азов-город надобен, и вы его так же доставайте, как и мы доставали: своими головами и своею кровью! Ступайте восвояси!

Послы растерянно потоптались у стен города, да ни с чем и ушли.

Донцы прекрасно понимали, что уступка врагу Азова приведет к непоправимым и катастрофическим последствиям: вся громадная воинская масса турок и татар всей своей азиатской тяжестью и жестокостью обрушится на Русь, и снова запылают города российские и тысячи пленных снова потянутся длинной вереницей на невольничьи рынки Крыма и Анатолии. Нет! Не сдавать Азов врагу, а принять на себя всю тяжесть басурманского удара! Это было единодушное мнение всех казаков.

Морские и сухопутные сражения с турками и татарами, кипевшие всю весну 1641 года, затихли к июню, когда огромная турецко-татарская армия двинулась к Азову.

Началась невиданная по героизму борьба за азовскую твердыню...