День третий

День третий

1

Ночью Мадоян отвел подразделения с улицы Энгельса к Привокзальной площади. Бойцы бесшумно спустились к полотну железной дороги и закрепились здесь в уцелевших и разбитых каменных зданиях.

С рассветом на позиции ушедших подразделений немцы обрушили шквал огня. Им никто не ответил. Фашисты продолжали стрельбу и продвигались медленно, осторожно. Лишь овладев домами, где вчера находились наши бойцы, немцы поняли, что батальон отошел.

Вот вражеские танки прошли мост через Темерничку, вот они уже у железнодорожного переезда. Танки идут мимо, но Огапкин не разрешает стрелять. Только когда вслед за машинами прошли автоматчики, Андрей атаковал их с тыла. Сигналом был взрыв моста. Его подорвал Остап Данильченко.

Четыре гитлеровских танка и больше десятка автоматчиков оказались в западне. Бронебойщики Румянцев, Оганесьян, Яковлев и Рахманов подожгли танки. Это словно обезоружило немцев - такая в их рядах поднялась паника. Наши бойцы устремились на врага с двух сторон и в рукопашной схватке истребили всех, кто перешел через Темерничку.

Фашистское командование, раздраженное дерзкими действиями русских, бросило к мосту новые силы.

Полдня Андрей дрался у Темернички. Небольшая группа бойцов железной стеной преградила дорогу противнику. Кончались боеприпасы, но красноармейцы пользовались оружием врага.

- Смотри, братва, - шутил Павлов, снимая с убитых солдат их автоматы и боеприпасы,- как помогают нам мертвые фрицы. Полундра, братишки! Чем больше дохлых фашистов, тем больше оружия!

Бойцы устали. Ряды их поредели. Один за другим падали они. Окрасилась кровью шинель замполита.

С горсткой уцелевших Андрей, раненный в руку, отошел к переезду.

2

Анна Сергеевна тревожится. Опять чуть свет Юрка выскочил во двор, перелез через забор, побежал к соседским мальчишкам. И Тане не сидится, так и норовит ускользнуть.

- И ты туда же!-отчитывает ее Анна Сергеевна.- Смотри, косы отдеру. Совсем не жалеете меня. Одну хотите оставить. Долго ли до беды...

Таня стоит у окна. Только что мимо промчалась автомашина с немцами. Убегают фашисты. В прошлом году, когда в городе были наши, она прочитала в газете рассказ о смелой партизанке Тане. Если бы та девушка сейчас была в Ростове, она, наверное, бросала бы гранаты в убегавших фашистов. Но где их взять?! Мама даже во двор не пускает...

Вот Юрка - молодец. Он что-то задумал. Только вредный такой, ничего не рассказывает. Таня уж и так и этак расспрашивала его - молчит. "Девчонкам, говорит, про военные планы не полагается знать. Они очень пугливы, отступают даже от таракана..."

- А Таня, что склады фашистские поджигала? Пугливая?- успела она возразить брату.

- Она была комсомолкой...

Но разве Таня виновата, что еще не доросла до комсомола?!

...Таня не ошибается. Юрка действительно что-то задумал. Вот он снова пришел к Дмитриевым.

- Ребята видели возле Лендворца наших солдат,- рассказывает он Лиде. - Там бой был. Одного бойца, у него нога подстрелена, пацаны с Андреевской улицы к себе повезли... Так тот солдат сказал, что немцы окружают на вокзале наш батальон... А мы, как суслики, залезли в норки, боимся нос высунуть...

Нелегко Лиде слушать Юрку. Сердцем чувствует, что прав Юра. Сидеть за толстыми стенами или спуститься в погреб и терпеливо ждать, когда тебя освободят, - дело не очень хитрое. А если говорить по совести, так это больше подходит старикам и старушкам. Да и то - разные бывают старики. Она вспомнила, как месяца два назад гестаповцы вели по улице Собино трех партизан, избитых, со связанными за спиной руками. Один из них, с рассеченной губой, с опухшим и заплывшим кровью глазом, был старик лет семидесяти. Он высоко держал голову, хотя видно было, что ему это очень тяжело.

- Люди, не сдавайтесь!.. Люди, помните, вы - русские!..- кричал он встречным.

За каждое слово гестаповцы обрушивали на старика град ударов, а он, окровавленный, но непокоренный, с гордо поднятой головой шел навстречу смерти...

- Да, да, Юра. Ты прав. Если мы не суслики, надо действовать.- Слова Лиды звучат так, словно она приняла твердое решение.

- Лида, пойдем на вокзал. И Гришатку Хижняка возьмем. Вечером... Я знаю, как пройти. Нас никто не увидит.

Юра говорит возбужденно, он радуется, что Лида согласна с ним, что она будет действовать...

- Только языком не болтать, - предупреждает Лида. - О нашем разговоре пока никому ни слова. Видишь, за окнами еще немцы...

3

Ростов горел.

Густые клубы черного дыма заполнили улицы, переулки, низко стлались по земле. Время от времени в центральных кварталах гремели тяжелые взрывы, сотрясая все вокруг.

В полдень послышалась далекая артиллерийская канонада. Она доносилась со стороны Батайска. Солдаты переглядывались.

- Наши!

- Должно, перед наступлением...

Молодой боец с бледным безусым лицом сказал соседу:

- А что, Потапыч, если наши сразу всей силой пойдут на город? Возьмут его одним ударом, а?

Потапыч, немолодой рослый сибиряк, пожимает плечами:

- Может, возьмут, а может, и нет. Тут надо, чтоб расчет был, стратегия нужна...

- Гляди, какой Суворов!- подмигивает солдатам Стрельцов. - А я так думаю: силенка есть у тебя, значит, от противника мокрое место будет.

- Пустое,- спокойно басит Потапыч.- Голой силой многого не сделаешь. Надо, чтоб эта сила в руках умелых была да умную волю выполняла. Вот когда немцы начали войну, сколько дивизий бросили на нас?

Сибиряк пристально посмотрел на Стрельцова. Тот молчал.

- Не знаешь? Сто семьдесят! Большая сила, ничего не скажешь. Да только сила гнилая, фашистская, с червяком внутри. Вот и надорвались немцы. Лопаются ихние расчеты, как мыльные пузыри. Паршивая, выходит, стратегия. Вовек не одолеть ей русского человека, потому у него не только сила богатырская, а и разум светлый, и воля железная.

Слова Потапыча звучат убедительно. В душе Михаил Стрельцов соглашается с ним, чувствует свою неправоту, но сдаваться не хочет.

- Ладно. Допустим, что ты прав, - задиристо возражает он.- Тогда объясни наше положение. Сидим мы в Ростове третий день в немецком окружении. А вокруг- то города - наши. Чего ж они не торопятся к нам? Стратегия не позволяет?

Пожилой солдат отвечает не сразу.

- Ты, парень, не туда гнешь, - подумав, говорит он. - Того не может быть, чтоб наши не шли на выручку к нам. У русского солдата первая привычка: коль друг в беде, хоть сам погибай, а друга выручай! Это как закон у нас, как честь солдатская. Вот тут она у каждого.- Потапыч положил руку на грудь.-А ежели они еще не прорвались к нам, значит, есть на то причина великая, поважнее для войны, чем мы с тобой...

- Не о себе я, - обиделся Михаил. - Батальону-то тяжело. Уж и драться нечем. Так ведь немцы всех перебьют тут...

- А ты думаешь, наши генералы не знают, что нам тяжело? Знают. Да только каждый из них верит, что батальон Мадояна не отступит, присяге не изменит. Потому и доверили нам задачу такую.

Стрельцов молчал.

- Ты парень молодой, - уже помягче продолжал сибиряк. - Жизнь тебе больше знакома так, по картинкам. А на деле она посложнее: многого требует от человека, особенно терпения да смекалки. Вот тебе непонятно, почему наши всей силой в один день не берут Ростов: нам бы, мол, легче стало!.. Получается, по-твоему, будто война и идет только вокруг Ростова. А ведь на всю страну она раскинула огонь свой, на тысячи городов и, значит, когда генералы принимают какое решение, они думают не только об одном батальоне, а чтоб была польза всей армии, всей стране. Вот это и есть расчет военный. Может, батальон потому и направили на ростовский вокзал, чтоб мы сзади несколько дней тянули немецкого волка за хвост. Сколько фашистов полегло здесь, да сколько мы сейчас отвлекаем их с фронта. А что тяжело, так на то и война, брат. Наступление- не прогулка в лесу. Идешь, идешь - все как будто ладно, а случается - и в наступлении приходится обороняться. Победа, она такая - легко не дается...

Потапыч был прав: командование принимало меры, чтобы облегчить положение солдат Мадояна.

В разных концах города уже завязывались бои с немцами, и это отвлекало их силы. Важным опорным пунктом фашисты считали Зеленый остров. Солдаты майора Базилевского овладели этим островом, уничтожив там всех гитлеровцев.

На подступах к Ростову, на другом участке, начинали бои солдаты подразделения Бреславского. Им удалось преодолеть минные поля, пробиться через несколько рядов колючей проволоки. К городу с боями подходили части, которыми командовали подполковники Ковалев, Сиванков, Шапкин, майоры Дубровин, Ходос...

Все ожесточеннее разгорались воздушные схватки. И, может быть, не все знают, что в те незабываемые дни над ростовскими улицами, над ледяной лентой Дона, среди отважных советских летчиков мужественно сражались против фашистской авиации такие прославленные асы, как трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин, дважды Герои Советского Союза Владимир Лавриненков, Алексей Алелюхин...

Да, бывалый солдат имел основание верить товарищам - солдатам...

Разговор Потапыча со Стрельцовым внезапно прервался: тяжело ахнули фашистские пушки. У переезда показались эсэсовцы. Они шли в полный рост.

4

Павлов лежал недалеко от Ковальчука. Привокзальная улица обрывалась перед ними на повороте к Темерничке. Бойцы видели, как на улицу вышли немцы и уверенно зашагали к позициям батальона.

- С чего это они так расхрабрились? - удивлялся Павлов.

- С водки, наверно. Слышишь, горланят-то как.

Павлов присмотрелся: серо-зеленые фигуры продвигались, шатаясь из стороны в сторону, словно их раскачивал сильный ветер. В движениях солдат появилась не свойственная немцам ухарская беспечность: они сильно размахивали руками, запрокидывая головы, что-то громко кричали.

Но храбрость фашистов держалась не только на водке. Они догадывались, что боеприпасы окруженных на исходе. Эсэсовцы подходили все ближе и ближе. Они уже были совсем недалеко, уже были хорошо видны белые, гладко выбритые лица немцев, а русские молчали.

Бойцам было строго-настрого приказано не стрелять без команды. Комбат берег патроны. Он рассчитывал отбросить фашистов ливнем пулеметного и автоматного огня. И решил открыть его с предельно близкого расстояния, чтобы бить наверняка. На случай появления танков Мадоян выставил бронебойщиков. Они укрепились за разбитыми колоннами бывшего павильона газированных вод. С ними был капитан Шунденко.

Ведя неприцельный огонь из автоматов, фашисты бежали к площади. Бойцы насторожились, руки их сильнее сжали оружие. Теперь каждая секунда была удивительно долгой.

Мадоян подал сигнал, и залп в упор хлестнул по немцам. Фашисты остановились, нерешительно затоптались на месте. Момент был подходящий, и Мадоян бросил солдат в штыковую атаку. Но в это время в тыл батальона просочилась группа вражеских автоматчиков. Она прорвалась со стороны Ленгородка и, опрокинув выставленные там заслоны, спешила теперь на соединение с теми, кто атаковал батальон с фронта.

Положение становилось критическим. Попятившиеся было эсэсовцы снова приободрились. Фашисты сжали батальон с двух сторон. Завязалась ожесточенная рукопашная схватка.

Советские бойцы сходились с фашистами вплотную, бились молча, сосредоточенно. Слышался лишь лязг штыков да короткие выстрелы. Со стоном падали раненые, хрипели умирающие...

Павлов действовал прикладом винтовки так, точно в руках у него была дубина. Один за другим обрушивал он смертельные удары, стараясь прикрыть своим телом комбата. Мадоян отстреливался из пистолета.

Сбоку к моряку подобрался рослый немец и в упор выстрелил в него. Сергей выронил из рук винтовку и, согнувшись, медленно опустился на асфальт. В момент Ковальчук оказался возле эсэсовца и сильным ударом сбил его с ног. Но в следующий миг увидел: два фашиста идут на Мадояна. Загородив командира своим телом, Александр уложил прикладом первого эсэсовца, но штык второго свалил его самого.

Много фашистов полегло в этой горячей схватке. Но немало своих храбрецов потерял и Мадоян.

Фашисты откатились к Темерничке.

5

Вечером из ворот небольшого домика, недалеко от Лендворца, выглянула девушка. Она осторожно прикрыла за собой калитку и медленно пошла вдоль стены по направлению к вокзалу, то и дело останавливаясь, прислушиваясь.

В густом мраке перед ней внезапно выросла фигура красноармейца. Девушка с волнением посмотрела в лицо бойца:

- Я ростовчанка, товарищ... Лида Дмитриева. Хочу видеть вашего командира...

- Из местных жителей, значит? - спросил красноармеец.- Так... А что это за вещи у вас, гражданочка?- указал он на мешок.

- Это хлеб для вас.

- Хлеб?-обрадовался солдат. - Доброе дело, гражданочка. Так мы сейчас поможем вам. Позвольте, - и он протянул руку к мешку.

Пройдя немного, негромко окликнул:

- Стрельцов! Отведешь гражданочку в штаб. И это туда, - распорядился боец, передавая мешок.

Подойдя к диспетчерской, Стрельцов попросил девушку подождать минутку, а сам спустился вниз.

- Товарищ комбат, - доложил он, - вас хочет видеть одна гражданочка из ростовских.

Мадоян поднял усталые глаза.

- Кто?

- Одна гражданочка. Говорит, хлеб принесла.

Мадоян обменялся взглядом с Малининым:

- Пусть войдет!

Высокая стройная девушка осторожно спустилась в подвал, застенчиво, по-детски улыбнулась. Из-под темной шали на лоб свисал черный завиток.

- Вы извините, что я так вот, неожиданно... - сбивчиво говорила девушка. - Шесть месяцев не видели вас, а кажется, будто несколько лет... Мой брат, Михаил, тоже где-то на фронте... Живем мы здесь, недалеко от станции...

Она рассказала, как женщины-соседки решили помочь бойцам и поручили ей передать то, что собрали у себя.

- Может, вам и не очень понравится хлеб наш, - виновато сказала Лида, - да уж не взыщите, другого мы при немцах не видели. Тут лепешки ячменные, сухари прошлогодние...

С этими словами она принялась развязывать мешок. Конечно, сухарей и лепешек, принесенных Лидой, для батальона было мало, очень мало, и все-таки комбату захотелось подойти к девушке, крепко расцеловать ее, горячо поблагодарить.

- Спасибо, милая девочка, - сказал он дрогнувшим голосом. - Спасибо! Подарок ростовских женщин мы с удовольствием принимаем. Спасибо и за лепешки, и за сухари, а главное - спасибо за материнскую заботу!

Девушка улыбнулась. В глазах ее светились слезы.

- Как вы шли к нам, одна, ночью? - взволнованно спрашивал Мадоян. - Не боялись? Ведь если бы вы попали в руки фашистам, они немедленно расстреляли бы вас. Вы жизнью рисковали, Лида...

В темных глазах Лиды вспыхнул огонек.

- Жизнью? - переспросила она. - А разве ваши бойцы, вы сами не рискуете жизнью ради нас? Разве в борьбе за нашу жизнь мало погибло воинов?! Нет, товарищ командир, я не рисковала жизнью, я выполняла свой долг...

Наступила тишина. Слышно было, как в лампе потрескивал фитиль. Теперь Лида уже наступала:

- Разрешите мне остаться здесь. Я смогу быть вам полезной.

Комбат задумался:

- У нас тяжело. Не боитесь?

- Нет.

- Хотите помогать нашим медикам?

- От всей души, - согласилась девушка. - Я до войны училась на курсах, могу делать перевязки.

- Ну и отлично! - заключил старший лейтенант и попросил Алексея проводить девушку на санитарный пункт.

Лепешки и сухари, принесенные Лидой, решено было раздать раненым.