День первый

День первый

1

Военная катастрофа немцев на волжском берегу одела Германию в траур. Семь дней фашисты носили на руках черные повязки - оплакивали гибель армии фельдмаршала Паулюса. Но при этом они не до конца оценивали действительность. Действительность же была роковой: в степях у волжской твердыни фашистский зверь был ранен смертельно.

Непобедимый русский город опрокинул и повернул орды гитлеровцев вспять. Он бесповоротно изменил ход войны, стал началом конца гитлеровской Германии. После великой волжской битвы гитлеровцы должны были бы не снимать черные повязки вплоть до девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого года, когда фашистская Германия безоговорочно капитулировала.

Однако отступая от Волги, немцы отчаянно сопротивлялись, с боями сдавали каждый населенный пункт, цеплялись за каждую деревушку.

Следующим важным стратегическим центром был Ростов.

Фашисты придавали Ростову большое значение. Им хорошо было известно, что еще в годы гражданской войны этот город называли "воротами Кавказа". Тот, кто владел Ростовом, тот держал в своих руках ключи от этих ворот. Не зря в первый же день вступления фашистских войск в Ростов, 24 июля 1942 года, командующий 17-й германской армией генерал-полковник Руофф пригласил японского военного атташе на высокий пролет взорванного железнодорожного моста, картинно простер руку к синеющему вдали Батайску и самодовольно изрек:

- Ворота на Кавказ открыты! Близится час, когда доблестные войска фюрера и войска вашего императора встретятся в Индии.

Теперь германское командование приказало своим войскам удержать Ростов во что бы то ни стало. Фашисты имели здесь позиционные преимущества: мощные укрепления, высокий берег Дона.

Многослойный артиллерийский огонь закрывал подходы к городу. Густой сетью долговременных огневых точек была прикрыта насыпь железнодорожного полотна. Береговые сооружения, каменные постройки, жилые дома - все было оснащено минометами, пулеметами, автоматами. Проволочные заграждения несколькими рядами опоясывали укрепленные позиции.

Немцы считали, что их оборона в Ростове неприступна. Отчаянно отбивались фашисты, бросая в бой танки и самолеты, артиллерию и шестиствольные минометы. Но что могло остановить советских солдат? Они все ближе подходили к столице Дона.

... Вечно будут жить имена тех, кто своими ратными подвигами, кто кровью своею в февральские дни сорок третьего года зажег над городом зарю свободы!

- За Ростов, за Родину! - этими словами сопровождал свой каждый снаряд боец-артиллерист Семен Хромов, громивший немцев на подступах к городу.

Только за один день зенитчики-гвардейцы старшего лейтенанта Мирошниченко сбили пять фашистских бомбардировщиков. Минометчики старшего лейтенанта Степанова меткими залпами отразили атаку превосходящих сил противника, уничтожили до роты гитлеровцев, подожгли два танка. Лейтенант Мусатов во главе штурмовой группы ворвался в один из пригородов Ростова, и за час пригород был полностью очищен от немцев. Солдат Афанасьев грудью прикрыл под Ростовом амбразуру вражеского дзота.

Гитлеровцы заползли в каменные здания города, надеясь удержаться там до весны. А весной фюрер обещал им новое наступление на Кавказ. Запах бакинской нефти еще опьянял немцев, по-прежнему мерещилась им кубанская и донская пшеница...

Ростов истекал кровью. Каждый день фашисты расстреливали жителей города. Камеры городской тюрьмы были забиты арестованными. Но все слышнее и слышнее становился гул советских орудий. Огонь наступавших взламывал вражескую оборону.

2

Мадояна вызвали в штаб бригады. Комбат поплотнее надвинул на лоб ушанку, чтобы не видна была повязка, и вошел к полковнику.

- Прибыл по вашему приказанию.

- Здравствуй, Мадоян, - поднялся командир бригады.- Прошу садиться.

Полковник смотрел на старшего лейтенанта покрасневшими от бессонницы, усталыми глазами. Не в первый раз видел он это смуглое лицо с густыми черными усами над плотно сжатым ртом. В открытом спокойном взгляде старшего лейтенанта - солдатская готовность к действиям, твердая воля. Этот отважный офицер вызывал у командира бригады чувство, похожее на радость отца, довольного поступками сына. Мадоян воспитал батальон, ставший гордостью 28-й армии. Люди батальона были скромны, дисциплинированны, отважны...

Полковник предложил Мадояну папиросу, закурил сам и, выпуская голубоватый дым, спросил:

- Как чувствуешь себя, Гукас?

- Отлично, товарищ полковник.

- Отлично, а на лбу повязка. Это что - для красоты?

- Вот именно, товарищ полковник. На войне повязка, что роза на балу.

- Какой кавалер! Сказки не рассказывай. Тяжелая рана?

- Какая рана? Небольшая царапина.

- Смотри мне!..

Полковник шутливо погрозил пальцем, потом развернул перед комбатом карту Ростова:

- Сегодня ночью идете на Ростов. Двигаться вдоль железнодорожного пути. С двух сторон будут соседи. К рассвету надо овладеть станцией, привокзальным районом и ждать нового приказа. Понятно?

- Понятно, товарищ полковник. Разрешите одно замечание?

- Да.

- Мы у себя в батальоне приняли такое решение: ввиду того, что противник сильно укрепил железнодорожное полотно, двигаться левее от него метров на пятьсот, перейти Дон вот здесь, у станицы Верхне-Гниловской. Вы же знаете: у противника здесь меньше огневых точек.

Полковник выслушал комбата, помолчал, потом спросил:

- Все учтено на этом пути?

- Да, путь нам хорошо знаком. Огапкин же у нас ростовчанин.

- Хорошо, - полковник встал. - Разрешаю выполнить задачу, изменив направление удара так, как вы предлагаете.

Он подошел к Мадояну:

- На большое дело идете, товарищ старший лейтенант. Верю, что задачу выполните. Желаю успеха!

Полковник обнял комбата, крепко пожал руку.

3

В ночь на восьмое февраля, окутанные темнотой, бесшумно двигались от Батайска к Дону бойцы батальона. Рядом со старшим лейтенантом Огапкиным шел агитатор политотдела бригады капитан Шунденко. Перед самым выходом батальона он выпустил специальный боевой листок, посвященный предстоящему сражению. В заметках говорилось о стратегической важности Ростова, об ответственной и почетной задаче, доверенной командованием краснознаменному батальону. Были тут и короткие заметки солдат. Ростовчанин, рядовой Ковальчук, писал, что осуществляется его мечта-он вступает в родной город, ради освобождения которого не пожалеет ни сил, ни жизни. Данильченко призывал своих боевых друзей занять Ростов и скорее идти на Украину.

Энергичный человек был этот капитан Шунденко. Он успевал и боевой листок выпустить, и подать дельный совет, и переговорить задушевно с солдатами, а в бою всегда появлялся там, где было особенно тяжело. И здесь капитан умел вдохновить примером, увлечь, повести бойцов за собой. За это любили солдаты Шунденко - уже немолодого человека. А ведь профессия его была очень гражданская. До войны он был директором одного из ленинградских музеев.

...Ночную тишину прорезала автоматная очередь. В серой шинели, в солдатской ушанке, с пистолетом в руке бежал вместе с бойцами Мадоян. Идти по реке было опасно. Нетолстый слой льда поддавался под тяжестью бойцов и, не выдерживая, трещал то в одном, то в другом месте. Да тут еще с берега полоснули огнем замаскированные вражеские пулеметы. И все же расстояние до берега заметно сокращалось. В рассветной полутьме уже виднелись маленькие домики Верхне- Гниловской.

- Ура-а! За наш Ростов! - крикнул старший лейтенант Огапкин.

И могучее русское "ура", подхваченное всем батальоном, волнами перекатилось над Доном.

Одним из первых ступил на ростовский берег Остап Данильченко. Он размахнулся и швырнул гранату в немецких пулеметчиков. Наджафов и Макрушенко били по дзоту. Пулеметчики лейтенанта Шилова заставили замолчать огрызавшийся огнем пулемет на чердаке полуразрушенного каменного дома. Одна за другой умолкали вражеские огневые точки.

Вдруг по цепям передалась тревожная весть: соседние подразделения отстали. Прорвалась к батальону лишь одна рота лейтенанта Савельева. Теперь немцы с трех сторон окружали наших бойцов. Продвижение замедлилось.

- Не останавливаться, вперед! - звал Мадоян.

Комбат выдвинул вперед разведчиков лейтенанта Лупандина, с ними группу автоматчиков и гранатометчиков. Сбивая фашистов, они прорвались на Профсоюзную и другие улицы Верхне-Гниловской и оказались в тылу вражеской обороны.

Немцы дрогнули. Преследуя их, бойцы уже бежали по железнодорожным путям станции Ростов. Вдали показались полуразрушенные обгорелые стены вокзала. Огапкин сразу и не узнал его. Но вот замелькали поржавевшие железные столбы - все, что осталось от перронных перекрытий. Больно защемило сердце Андрея. На мгновение возник перед глазами мирный город, вокзал, высокий, красивый, как улей, шумный. "Родной! Помню тебя, - шептал Андрей. - Помню твои площади, улицы, твои сады и заводы, люблю твои камни..."

Опасаясь окружения, немцы бежали к улице Фридриха Энгельса. Немногим из них удалось спастись. Пули наших автоматчиков настигали их повсюду: на площади, у железнодорожного переезда, около моста через Темерничку...

Бойцы, с которыми шел Шунденко, уже захватили мост через Темерничку, вышли на улицу Фридриха Энгельса и, преследуя фашистов, достигли Буденновского проспекта.

Начинались бои на улицах Ростова.

4

Фашистов привело в ярость красное знамя, полыхавшее над одной из улиц. На горстку храбрецов обрушился артиллерийский огонь. Автоматчики, прикрывавшие знаменосцев, ожесточенно отстреливались.

Знамя нес высокий, стройный паренек, солдат Владимир Левченко. Он поклялся донести его до самого вокзала. Когда впереди разорвался первый снаряд, Левченко на мгновение остановился, потом упал, снова вскочил на ноги, метнулся к ближайшему переулку. Но- тут взорвался второй снаряд. Солдат попятился и, судорожно прижав к груди алое полотнище, упал... В тот же миг к нему бросился второй знаменосец, черноусый и черноглазый Ванион Рамишвили.

- Володя, Володя!-кричал он. - Знамя держи! Знамя!..

И Володя не выпускал из рук священного древка...

Ванион бежал по мостовой под градом пуль. Они свистели над головой, густыми пучками проносились мимо, но шинели его касались робко, будто боясь ожечь солдата.

Ванион добежал до Левченко, взял древко, и снова знамя взметнулось над улицей, опаленной пороховым дымом. Но едва Рамишвили сделал два-три шага, как его подрезала автоматная очередь.

Огонь прекращен. Короткая зловещая тишина. Что они задумали? Из укрытия выскочили два фашистских автоматчика. Озираются, пригибаясь, спешат к знаменосцам. Но как часто случалось с солдатами фюрера, они явно переоценили свои возможности. Вот с противоположной стороны навстречу немцам бегут два советских автоматчика. Это солдат Владимир Еременко и моряк, ставший пехотинцем, Сергей Павлов. Когда упал Рамишвили, сержант Максим Кравченко приказал идти этим двум...

- Знамя батальона, знамя батальона! - глухо повторял он.

Но и без этого солдаты все понимали. Теперь же, когда они увидели фашистов, подбегавших к неподвижно лежавшему Рамишвили, страшная опасность потерять знамя стала еще ощутимее.

Противники бегут навстречу друг другу. Все меньше и меньше расстояние между ними. И вдруг фашисты не выдерживают. Остановился один, потом другой. Первый что-то крикнул, второй круто повернул назад...

Павлов с ходу полоснул длинной очередью. Тот, что был ближе, упал на колено, схватился рукой за живот. Второй, вогнув голову в плечи, вовсю улепетывал к своим. И тогда произошло неожиданное - фашиста встретил огонь фашистов. А-иоматчик не добежал до своих.

Тем временем знамя батальона уже было в руках Павлова. Наверное Сергею и солдату Еременко не удалось бы благополучно отойти к своим, выйти невредимыми из этого смертельного поединка, но, к счастью, подоспели товарищи. Солдаты, брошенные на помощь отделению Кравченко, с боковой улицы стремительно напали на немецкую засаду.

Счастливый, раскрасневшийся, с мокрым лицом, Павлов передавал знамя командиру отделения.

Сержант крепко обнял моряка.

- Знамя держи в своих руках, - сказал он. - Теперь тебе и водружать его над Ростовом.

5

Огромными кострами пылают дома. Наши бойцы уже знают: если фашисты выпускают на улицы факельщиков, значит, собираются оставлять город.

Ветер треплет большие огненные языки. Они озаряют противоположный высокий берег. Солдат Павел Луцковский со степного левого берега Дона вглядывается в каменную громаду незнакомого города. Город раскинулся на взгорье, неширокие улочки от разрушенного железнодорожного моста убегают куда-то вверх...

Луцковский и три других бойца в белых маскировочных халатах стоят у самого Дона. По ледяной поверхности реки ветер стремительно гонит снежную крупу и, разыгравшись, начинает какую-то дикую пляску. Внезапно он меняет направление, столбом подымает снежные вихри, кружит по гладкому льду, бьет широкими лохматыми крыльями и, словно заигрывая с солдатами, с силой наваливается на них, щекочет, покалывает снежинками-иголками...

Разведчики накануне засекли огневую точку немцев. Она недалеко от моста. Четырем советским бойцам дано задание - подавить вражеский пулемет.

Мечется, свистит в ушах ветер. Невидимками пробираются бойцы. Белые маскхалаты сливаются с заснеженной поверхностью Дона. Вот и правый берег. Павел и его товарищи теперь по-пластунски ползут по льду...

В степи холодно. Ветер проникает за воротник, надувает рукава шинели. Бойцы поеживаются. А Павлу жарко. Он рванул ворот гимнастерки.

До немцев считанные шаги... Еще движение, еще... Пора! Бойцы вскакивают и стремительно бросаются к берегу. Немцы встретили их огнем. Упал один, упал другой, но Луцковскому и четвертому бойцу удалось дойти до цели. В короткой рукопашной схватке расчет вражеской огневой точки уничтожен. Пулемет замолчал.

И тут только Луцковский почувствовал, как отяжелело плечо, будто кто-то навалил на него груду камней, огнем ожег. Ноги подкосились, он упал. Теряя сознание, пополз к ближайшему домику.

Сколько прошло часов, Павел не знал, только когда очнулся - не было ни ветра, ни поземки, ни выстрелов. Ясный день смотрелся в небольшое оконце с причудливыми мирными елочками на стекле, столь искусно вытканными морозом.

Еще ничего не понимая, он попытался подняться. Чьи-то заботливые руки удержали его, и он услышал ласковый женский голос:

- Полежи, сынок. Тебе надо лежать. Плечо вон как разбито... Полежи. Тут ты в безопасности.

- Кто вы? - тихо спросил он.

- Живу здесь, - ответила невысокая женщина.- Тетя Васса.

Тут же возле Павла сидела еще одна женщина. Тетя Васса называла ее Григоренчихой.

Это они подобрали на улице Луцковского, внесли его в комнату, обмыли рану, перевязали.

- А тебя как звать? - спросила хозяйка.

- Павел...

- Вот мы и знакомы. Не волнуйся, Павел. Полежишь, рана заживет. Ты - молодой, скоро осилишь ее...

Григоренчиха вышла во двор, вернулась встревоженная.

- Видно, наши отошли, - испуганно сказала она.- На улице немцы...

Женщины переглянулись и, кажется, поняли друг друга. Васса достала из старого комода брюки и рубашку.

- Мы переоденем тебя, Павел, - обратилась она к Луцковскому. - Неровен час, нагрянут немцы... Да ты не волнуйся, наши быстро вернутся. Наши теперь из Ростова не уйдут!

С него сняли окровавленную солдатскую одежду, осторожно надели гражданские брюки и рубашку.

- Спасибо. Спасибо, дорогие, - благодарно пожал Павел руки своих спасительниц.

... Где-то в городе шла перестрелка. Доносились гулкие взрывы. К вечеру на крышу соседнего дома упало багровое зарево пожаров.

Что оно будет? Долго ли придется солдату Павлу Луцковскому лежать в маленьком домике прибрежной улицы?

6

- Товарищ старший лейтенант, мы отрезаны от бригады! - доложил Мадояну Малинин.

- Знаю, - спокойно ответил комбат. - Будем держаться. С вокзала не уйдем!

Немцы оттеснили соседние подразделения, сопровождавшие батальон Мадояна, вскрыли фланги наступавших и окружили их. Батальон оказался в кольце. Фашисты осмелели. Они бросили против наших солдат танки и свыше двухсот автоматчиков.

- Передать всем: стоять насмерть, назад ни шагу!- приказал Мадоян.

Бойцы видели комбата повсюду. Но чаще всего он дрался на тех участках, где было тяжелее.

Младший сержант Кудря огнем из автомата подбил автомашину. Она остановилась, с нее в панике спрыгивали фашисты.

- Не уйдете, гады!-строчил по ним из автомата Кудря. Но тут вражеская пуля ранила его в ногу.

- Немедленно на перевязку!-распорядился комбат.

- Не могу! Ведь вот же фашисты...

- Дай мне автомат и уходи. Сделают перевязку- вернешься, - приказал Мадоян.

- Товарищ старший лейтенант, пока я жив, автомат свой никому не передам. Разрешите не уходить?

Слова эти тронули командира.

- Береги себя, Кудря. Мало нас здесь...- сказал он, уходя. А через несколько минут к младшему сержанту пробралась санитарка: ее направил комбат.

Вражеская атака захлебнулась. На улице Энгельса горело несколько танков, валялись трупы убитых фашистов. Но враг не унимался. За первой атакой последовала вторая, третья...

- Фашисты бесятся, что не могут отбросить нас! - говорил бойцам Огапкин.- Они хотят испугать нас окружением. Но мы не отступим. Сегодня младший сержант Кудря хорошо бил фашистов. Макрушенко и Наджафов подбили танк. Солдаты Миронов и Шалда уничтожили два немецких пулемета. Все дрались как герои. Враг не пройдет!

Капитан Шунденко готовил очередной номер боевого листка. В нем коротко сообщалось о подвигах бойцов, остановивших вражеские танки и уничтоживших десятки фашистов.

"То верно, что мы в окружении, - писал Шунденко,- но каждый из нас любит свою Родину так, как любили ее бессмертные панфиловцы, закрывшие немцам дорогу на Москву. Повторим их славный подвиг, удержим завоеванные позиции до подхода наших главных сил! Завтра или послезавтра наши войска соединятся с нами!"

Стрельба в привокзальном районе Ростова усиливалась с каждым часом. У батальона были автоматы, винтовки, гранаты, у немцев - пушки, минометы, танки. Прикрываясь броней машин, вражеские автоматчики лезли в атаку. Но советские бойцы не отходили ни на шаг. Они подпускали врагов как можно ближе, поджигали танки, истребляли солдат.

В груди каждого одно желание - поскорее избавить город от врага. С каким же нетерпением ждали этого ростовчане!

- Мой дом, ребята, совсем недалеко, в центре города,- говорил Ковальчук, и голос его дрожал, - по улице Горького... Там мать, братишка... В случае чего, зайдите туда, ребята, скажите мамаше, мол, сынок ваш благополучно дошел до родного города...

- Ты брось, браток, такие речи, - сурово отвечал Ковальчуку моряк Павлов. - Сам дойдешь до своей улицы, а у твоей мамаши мы еще и чайку попьем.

Удалой воин Сергей Павлов! В развалинах одного дома встретился он с тремя фашистами. Первого пригвоздил к стене штыком, второму разбил голову прикладом, а третьему срезал все пуговицы на брюках, да так и привел его к Мадояну. Пленный, руками придерживая штаны, сообщил, что их полку приказано сегодня же покончить с прорвавшимися в город советскими войсками. Он указал на карте места, где сосредоточивались немецкие подразделения.

К полуночи батальон отбил восьмую атаку. Немцы, обычно не воевавшие ночью, на этот раз не прекращали своих ожесточенных попыток опрокинуть и разбить батальон.

Без сна и отдыха дрались наши солдаты.