В пути на Ростов

1

Стояла зима тысяча девятьсот сорок третьего года.

Красная Армия гнала гитлеровских захватчиков на- запад, освобождая города и станицы Дона. Фронт приближался к Ростову. С трех направлений - от Волги, с Кавказа и из астраханских степей - шли сюда советские войска. Из астраханских степей через Элисту и Сальск двигалась на Ростов 28-я армия генерала Герасименко. В авангарде ее шел отдельный стрелковый батальон; старшего лейтенанта Гукаса Мадояна.

Батальон ночевал под Элистой.

Тусклый огонек плошки едва освещал небольшую комнату. У стены, напротив двери, за ветхим столом, покрытым старой газетой, сидели заместитель комбата по политчасти старший лейтенант Огапкин и начальник штаба батальона лейтенант Малинин. В углу на низкой железной койке расположился Мадоян. Говорили о показаниях допрошенного накануне "языка".

- Ничего путного фриц, сукин сын, не сказал, - махнул рукой Огапкин. - Дрожит, заладил одно: "Аллее капут, Гитлер капут".

- Это у них теперь популярная фраза, - заметил Мадоян. - Положение у этих господ, я должен сказать, очень напряженное, а дело крайне осложненное...

Огапкин улыбнулся. В последнее время комбат часто произносил эту фразу и всегда с неподражаемым армянским акцентом.

"Языка", о котором шел разговор, доставил разведчик Остап Данильченко. Сдавая пленного командованию, он сказал недовольно:

- Дюже шибко тикают фрицаки. Хиба це дило? Не угонишься. Уморився, поки цього найшов. Да и то сдается, шо вин сам меня шукав, бо здорово змерз, вояка, да отощав с голоду.

Теперь Мадоян вспомнил слова солдата:

- Правильно говорил Данильченко: немцев близко нет. Но предосторожность соблюдать надо...

Комбат задумался. Потом, обращаясь к Огапкину, спросил:

- Бойцов накормили?

- Да, поели. Спят...

- Пусть отдыхают, - тихо произнес Мадоян. - Большой путь впереди.

Так всегда. О чем бы ни говорили они, всякий раз возвращались к предстоящим боям за освобождение родной земли от фашистов. Именно эта цель привела их сюда. Она, эта благородная цель, объединила их, подчинила себе все их действия, все их помыслы, стала содержанием их жизни.

2

Гукас Мадоян пришел к берегу Волги, уже познав горечь длительного отступления. Командуя ротой, он с боями отходил через города и села Украины. Он видел измученных женщин и детей, лица которых говорили о безысходном горе. Тяжело было оставлять землю Родины.

Солдаты из роты Мадояна жестоко дрались в кровопролитных оборонительных боях, и силы их закалялись, они учились ненавидеть и побеждать врага.

В донецких степях Мадоян был ранен. После недолгого пребывания в госпитале ему поручили готовить для фронта младших командиров. Не хотелось расставаться со своей ротой, да пришлось...

Потом Волга. И здесь, под огнем врага, продолжал Мадоян свое дело: учил воинов. Многие из них потом храбро защищали волжскую твердыню.

Когда же Красная Армия перешла в наступление, Мадояна назначили командиром батальона. В его ротах оказались бойцы восемнадцати национальностей. Тут были русские и украинцы, белорусы и армяне, грузины и узбеки, таджики и азербайджанцы, осетины и киргизы...

- Что ж, положение совсем не напряженное и дело вовсе не осложненное, - шутил Мадоян. - Языков у нас много, целых восемнадцать, но с врагами будем говорить на одном - будем драться с ними по-русски!

Старшему лейтенанту Огапкину нравился новый комбат. Как и бывает на фронте, они быстро сдружились, крепко привязались друг к другу.

По профессии Андрей Огапкин был техником. До войны жил в Ростове, работал на Ростсельмаше. В июне 1941 года ему, как нужному на заводе специалисту, выдали бронь и оставили в Ростове. Андрей несколько раз обращался в военкомат. Там только разводили руками:

- Ничего не поделаешь, не все воюют в окопах.

А Огапкин хотел воевать именно в окопах.

Начальник штаба батальона Алексей Малинин до призыва в армию был учителем, потом заведовал районным отделом народного образования. Узнав об этом, Мадоян частенько подшучивал, намекая на излишнюю молчаливость Малинина.

- Послушай, Алеша, это правда, что ты в своей педагогической практике широко использовал движения рук, ног и прочий разговор мимикой? Утверждают, что школьники тебя великолепно понимали. Я просто завидую им!..

При этих словах Огапкин смеялся, а Малинин, не обижаясь, коротко отвечал:

- Знаешь, есть такая поговорка: "Слово - серебро, а молчание - золото".

Дело свое Алексей знал отлично. В бою не робел, не терялся, и всем этим заслужил уважение. Мадоян ценил его.

Армия продвигалась на запад. Бригада, в составе которой находился батальон, вела бои уже в юго-восточных районах Ростовской области. В тылу остались Зимовники, Пролетарская, город Сальск. Части наступали довольно быстро, но бойцам и такое продвижение казалось все еще медленным.

- Знаете, товарищ старший лейтенант, - как-то в сердцах сказал комбату Остап Данильченко, - треба прибавить темпу.

Мадоян улыбнулся:

- Видать, сильно соскучился по Украине?

- Да ведь, товарищ комбат, как подумаешь, что топчут ее проклятые фашисты, аж сердце разрывается. Так бы и бежал всю дорогу в родной край.

- На войне так не бывает.

- Да я понимаю, товарищ комбат. Но душа... душа сама рвется...

3

На землю быстро опускался морозный вечер. Дороги окрепли, снег звонко поскрипывал под ногами.

До станицы Кагальницкой оставалось километра три. Батальон по-прежнему находился в голове бригады. Прошли широкую балку. Немцы, по-видимому, возлагали на нее надежды: как только она осталась позади наших бойцов, фашисты перешли в контратаку.

На снегу чернели коробки танков. Их было много. Схватка предстояла тяжелая: нелегко бороться против танков в открытом поле. Комбат приказал бойцам залечь. На флангах выставили бронебойщиков. Артиллеристы повернули свои орудия в сторону приближающихся вражеских машин.

- Держись, Мамед. Веселый концерт сейчас начнется,- сказал своему напарнику бронебойщик Петр Мак- рушенко.

Мамед Наджафов не сводил с немецких танков черных, чуть раскосых глаз. В них не было страха. Широко открытые, устремленные вперед, они выражали скорее удивление.

- Ух, как я зол на них, Петя, как зол, - повторял он.-Они, проклятые, только тогда и смелые, когда прикрываются броней. Если бы на моей родине шакалы сидели в танках, они тоже наступали бы на наши кишлаки.

Гулко прогремел артиллерийский выстрел. За первым орудием ударило второе, третье. Охваченный пламенем, завертелся и, неуклюже свалившись набок, замер головной танк.

В бой вступали все новые и новые орудия. Они били по вражеским машинам прямой наводкой. То там, то здесь вспыхивали ответные выстрелы немецких пушек.

Обходя подбитый головной танк, к позициям батальона приближались другие вражеские машины. Макрушенко выбрал одну из них и, обернувшись к Наджафову, объявил:

- Ну, брат, пора и нам!

Первый выстрел - неудача. Сдерживая дыхание, Макрушенко прицелился во второй раз.

- Горит, Петя, горит! - радостно закричал Мамед.

Макрушенко не спеша вытер рукавом шинели пот с лба и стал целиться в новую машину. Перестрелка между немецкими танкистами и нашими солдатами была в разгаре. На поле боя уже пылало несколько танков.

Мадоян вызвал Лупандина и Шилова - командиров первой и второй рот.

- Пока артиллеристы и бронебойщики уничтожают танки, - сказал комбат, - надо незаметно пробраться к балке, спуститься в нее, обойти немцев с флангов и, достигнув этого пункта, - Мадоян показал на карте, - захватить железнодорожную станцию. Ясно?

- Ясно, товарищ комбат.

- Действуйте.

4

Складывая планшетку, Мадоян обернулся к Огапкину.

- Ты пойдешь с ними, Андрей. Учти, самое главное- быстрота и внезапность. Немцы уверены, что они сковали нас здесь.

Вместе с ротой лейтенанта Лупандина Огапкин спустился в балку. Шли быстро. Доносившийся из степи шум горячего боя торопил солдат. К тому же и идти было легко: схваченный морозом снег затвердел, холодный воздух приятно бодрил.

В глубине темно-синего вечернего неба вспыхивали крупные звезды. Андрей подумал о жене, о пятилетней Наташе. Может, и они смотрят сейчас на эти звезды... И он невольно прибавил шаг: скорее, скорее к Ростову!

Предположения Мадояна подтвердились: разведчики доложили, что прорваться к станции нетрудно, пути забиты эшелонами, повсюду беспорядок.

Налет был стремительным. Слившиеся в единый гул автоматные и пулеметные очереди, раскатистое "ура" ошеломили противника. Испуганные, немцы выбегали из вагонов, метались из стороны в сторону и падали, сраженные пулями. Через несколько минут станция была в руках наших бойцов. Закрепившись, они устремились на улицы.

Оставив в степи несколько сожженных и подбитых машин, фашисты отступили.

Тепло встречали жители Кагальницкой своих освободителей. Казачки выносили бойцам крынки молока, угощали горячими лепешками и, не стесняясь, плакали от радости.

Утром опять в путь.

- Отдохнули бы малость, небось, устали,- говорили старики Мадояну.

- Спасибо, папаши! Отдыхать сейчас никак не можем,- отвечал комбат. - Посмотрите на наших солдат- рвутся вперед, как тигры! Да и то сказать, надо торопиться, папаши, нас ждут другие станицы, ждет Ростов, ждет украинская земля, родные люди ждут. Война торопит.

Старики вздыхали и соглашались:

- Правда твоя, офицер. Солдатское дело - с похода в поход. Идите, сынки, с богом! Бейте проклятого захватчика! Вызволяйте братьев и сестер!

5

После Кагальницкой путь лежал на Батайск. Таков был приказ командования. Оно торопило Мадояна, хотя офицеры штаба батальона сами хорошо понимали значение Батайска. С юга отступала крупная кавказская группировка германских войск. Нужно было преградить немцам путь на север.

Было известно и другое: на станции скопилось несколько эшеленов противника с военными грузами. Они могли стать богатыми трофеями.

Итак, путь батальона ясно определился: на Батайск! Но в самую последнюю минуту к Мадояну прибыл офицер связи из штаба бригады.

Молоденький, раскрасневшийся на холодном степном ветре, с детскими канапушками на лице, лейтенант торопливо доложил комбату о том, что обстановка в районе боевых действий бригады изменились. Одна из частей с боем взяла Зерноград. Но фашисты быстро перегруппировались, и теперь над теми, кто сейчас в Зернограде, нависла угроза окружения. Они ведут тяжелый, неравный бой.

- Все ясно, - выслушав офицера связи, ответил Мадоян. - Передайте командиру бригады, что мы немедленно идем к Зернограду. Ребята нашего батальона никогда не оставят в беде своих товарищей.

Но едва батальон попытался выйти из Кагальницкой, как в открытом поле появились вражеские самолеты. Видимо, противник разгадал замысел нашего командования.

Пришлось задержаться в станице.

- Надо дождаться сумерек, - настаивал начштаба.

- Хорошенькое дело, - злился Мадоян. - Мы тут будем погоды ожидать, а товарищи кровью истекают... Не понимаю тебя, Алеша.

- Начштаба прав. Идти под огнем самолетов - значит, необдуманно рисковать батальоном,- поддержал Малинина Огапкин.

- А ты о тех, кто в Зернограде, думаешь? И, наконец, есть приказ командования, и его надо выполнять,- не сдавался комбат.

- Каждый приказ можно по-разному выполнить,- спокойно возразил замполит.

- Что же получается? - вспылил Мадоян. - Вы с Малининым дорожите батальоном, а я нет... Так, что ли?

- Успокойся, Гукас, - Огапкин положил руку на плечо комбата. - Мы обязаны честно сказать свое мнение. Последнее слово за тобой. Твой приказ все определит.

"Трудно с ним спорить. Говорит спокойно, никогда не сорвется с голоса. В какой-то мере он прав... И все-таки я не могу ждать. Не могу!" - думал комбат.

Решили выдвинуть вперед роту автоматчиков. Батальон пойдет следом.

- Я буду с автоматчиками, - предложил Андрей. - И бронебойщиков возьму.

Немецкие самолеты обнаружили бойцов и обстреляли. Автоматчики рассеялись по степи и открыли ответный огонь. Одна из машин загорелась. Она повалилась набок, камнем пошла к земле и, ударившись, гулко взорвалась.

Радостными криками ответили на этот взрыв солдаты. В воздух полетели шапки. Подбили второй самолет. Оставляя за собой густое черное облако и резко снижаясь, он ушел за горизонт.

К Зернограду подтянулся весь батальон. На левом фланге противника завязался бой. Положение тех, кто сражался в Зернограде, улучшилось. Но немцы ожесточенно сопротивлялись, и лишь после продолжительных кровопролитных схваток противник отошел.

Батальон выполнил приказ командира бригады.

6

На пути к Батайску батальон освободил крупный совхоз. Не успели бойцы укрепиться на новых позициях, как из рощи, раскинувшейся недалеко от совхоза, вышли семнадцать фашистских танков.

- Пропали!-крикнул кто-то из бойцов.

Солдаты тревожно переглянулись.

Тогда Мадоян спокойно обернулся на голос и сказал:

- Ну, это ты, братец, хвастаешь. Все танки пропасть не могут. Парочку, может, подобьем, а остальные разбегутся, уйдут...

На лицах промелькнули улыбки...

- Фрицы хотят нас задержать, опрокинуть, отбросить от Ростова, - гневно продолжал комбат. - Да не на таких напоролись! Орлы никогда не отступают, орлы не падают духом! Верно говорю, ребята?

- Верно, верно!-откликнулись солдаты.

- Хоть положение и напряженное, а дело осложненное,- напомнил Мадояну его любимую фразу Остап Данильченко, - да мы не подведем батальон, набьем морду фрицакам...

Бронебойщики Макрушенко и Наджафов лежали у своего тяжелого противотанкового ружья. Разрывы бомб смешались с выстрелами пушек, трескотней пулеметов, автоматов, винтовочными залпами.

Черные танки с белыми крестами шли напролом, подходили все ближе и ближе. На левом фланге две вражеские машины смяли окопавшихся бойцов и уже прорывались через боевые порядки батальона, но их остановили. Одну машину подбили бронебойщики Сергей Румянцев и Арам Оганесян, вторую взорвал ефрейтор

Василий Иванов. Когда танк с лязгом прошел через его окоп, он, развернувшись, в упор ударил по гремящей машине связкой гранат. Мотор задохнулся и умолк. Машину охватило пламя.

На другом участке Макрушенко и Наджафов из ружья подбили пикировавший на них "юнкерс-88". Ширококрылый бомбардировщик, оставляя зловещий след пламени и дыма, с грохотом врезался в землю.

- Ура тебе, Петя!-обнимая и целуя друга, кричал мокрый от пота торжествующий Мамед. Он не замечал крови, алой струйкой стекавшей с его плеча.

В небе появились наши самолеты, завязался воздушный бой. Это позволило батальону весь свой огонь перенести теперь на танки. Исход сражения был предрешен. На поле дымились немецкие машины, уцелевшие повернули обратно.

- Вперед! Неотступно преследовать врага! - гремел Мадоян. - Вперед, орлы, на Батайск! Даешь Ростов!

7

Пошел снег. Ветер с силой бросал в лицо мелкие колючие крупинки.

- Поземка, - поежился Малинин. - Будет буран.

- Ничего, нам на пользу, - заметил комбат. - Русский буран не по душе немцам. А что скажет Андрей?

- Идти трудно, Гукас Карпович. Снег застилает глаза. Как бы не сбиться с пути.

- На родной земле не собьемся... Согласитесь, что буран позволит нам незаметно подойти к Батайску.

- Конечно, - поддержал Мадояна начальник штаба.- К Батайску мы подойдем, примерно, в двадцать четыре часа. А что если обойти их?!, -и лейтенант обозначил карандашом на карте маршрут, который позволял, обогнув Батайск, зайти к нему с юго-западной стороны.

- Хорошо, Алеша, очень хорошо, - поглаживая густые черные усы, говорил Мадоян. - Немцы ждут нас с востока, а мы на них - с запада! Молчаливый ты, но хитрый! Вот тебе и мимика! - он покачал головой и уже другим голосом: - Одобряю план. Так и действовать!

Ветер усиливался. Он бил в лицо, слепил глаза, затруднял движение. Солдаты продрогли, устали, но шли вперед. Каждый знал: он освободит еще один советский город, он принесет радость многим тысячам советских людей.

С окраин Батайска вернулись разведчики. Они доложили: немцы, уверенные, что непогода задержит русских, беспечно укрылись от бурана в хатах.

- Ишь ты, яки ловкие! Боны думають, шо Батайск - це дом отдыха, - возмущался Данильченко. - Сейчас им будет такая курорта!..

Мадоян разделил батальон на группы.

- Действия всех групп, - напомнил он, - должны быть подчинены внезапности.

... Белые от облепившего их снега бойцы ворвались на улицы Батайска вместе с разгулявшейся метелью. Переполошились, заметались в панике гитлеровцы. Полусонных, едва вскочивших на ноги, их охватывал животный страх, когда на пороге, словно призраки, появлялись перед ними советские автоматчики...

В короткое время часть города оказалась в руках батальона. Подошедшие к утру другие подразделения бригады, завершили удар. Батайск был полностью освобожден.

8

Солдатам сообщили радостную весть: за славные боевые дела командование присудило батальону переходящее Красное знамя армии.

Перед строем бойцов знамя вручал Мадояну генерал Ермилов.

- Товарищ Мадоян! - начал генерал. - Вручая бойцам вашего батальона переходящее боевое знамя армии, Военный Совет выражает уверенность, что ваш батальон и впредь будет достоин его. В ваших руках, товарищи бойцы и офицеры, судьбы многих миллионов советских людей, еще страдающих в фашистском рабстве. Смелее идите вперед, на запад, освобождайте наших советских людей! Они ждут вас!

Генерал помолчал, оглядел строй бойцов потеплевшим взглядом и снова заговорил:

- Мы подошли к Ростову, - он протянул руку в сторону Дона. - В предстоящих боях за освобождение этого славного русского города деритесь храбро, умело, как дрались до сих пор, и победа увенчает ваши знамена. Успеха вам, родные воины!

Генерал умолк. Мадоян опустился на правое колено и, бережно взяв в руки край знамени, поцеловал его.

- Товарищ генерал!-голос комбата звучал взволнованно.- Клянемся нашему народу, что свой священный долг выполним до конца.

... Этот радостный день чуть было не омрачила беда. Во время налета немецких самолетов волной от взрыва пятисоткилограммовой бомбы старшего лейтенанта подняло в воздух и далеко отбросило в сторону. В тревоге кинулись бойцы к комбату. И какова же была их радость, когда они увидели командира живым, хотя и получившим несколько небольших ранений.

- Ну, братцы, це чудо! - говорил Данильченко.

- Ничего не поделаешь, дорогой, привычка, - шутливо отвечал комбат. - Такой случай был уже со мной много лет назад...

И Мадоян рассказал, как в Армении, в Зангезуре, когда он в годы гражданской войны дрался против дашнаков, рядом упал снаряд и он также остался жив...

Огапкин и Малинин уговаривали комбата идти к медикам.

- В такое время лежать в госпитале - ей-богу преступление!- категорически отказался Мадоян. И не пошел.

Батальон был готов к выступлению. Ожидали приказа. Все чаще смотрели воины туда, где скрытый снежными туманами, на высоком правом берегу Дона, казалось совсем рядом, стоял истомившийся во вражеском плену большой русский город - Ростов. Он звал их.