Будущее начинается сегодня (Виктор Степаненко)

Будущее начинается сегодня

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

О родной земле всегда хочется сказать какие-то особые слова. Но с чего же мне начать?.. Говорят: не будь тороплив - будь памятлив. Именно так - памятлив. Ведь воспоминания об отчем крае согревают душу.

Но есть на этот счет и другая мудрость. Возьми то, что видишь, и оставь то, что слышишь: когда взошло солнце, разве нужен тебе свет Сатурна?! Сказано, конечно, по-восточному изящно и образно. И все-таки, приветствуя каждодневный восход солнца над родной мне землей, я хочу, чтобы светом далекой звезды высвечивалось в моем сознании - босоногое детство и все, что его окружало: плеск донской волны, звуки зари, зарниц...

Мосты между прошлым и будущим пролегают для нас в настоящем времени. Это - истина. Но о том, что будущее моей донской земли начинается сегодня, можно сполна осознать только тогда, когда в сегодняшних днях увидишь, словно сквозь увеличительное стекло Истории, "дела давно минувших дней". Впрочем, так было всегда. Чтобы прыгнуть вперед - надо попятиться назад, для разгона.

Ну что ж, будем разгоняться...

АЭРОПОРТ

Однажды - и совсем не случайно! - возникло у меня желание - сравнить ростовский аэропорт с крыльцом-крылечком родного дома. Оно зрело как- то подспудно, с годами, с каждым прилетом (а вернее - возвращением!) в город моего детства, город юности и возмужания.

Каждый раз, когда самолет коротким толчком касался бетонной полосы аэродрома; когда мои земляки-ростовчане, с которыми летел, нетерпеливо отстегивали привязные ремни: "Ну вот мы и дома!"; когда сходил по трапу и вглядывался в цветастую толпу встречающих, ища знакомые лица,- меня не покидало теплое чувство родства и привязанности к этому распахнутому навстречу - мне, нам, всем!- глазастому зданию аэровокзала. И я, устав от дальних дорог, с каким-то облегчением заходил в этот бессонный храм Аэрофлота, зная, что сразу же за ним начнется моя повседневная, будничная и такая привычная городская жизнь.

А потом беспокойная судьба журналиста снова звала меня в путь. И я опять, подгоняемый четким расписанием и деловым женским голосом в динамике - "заканчивается посадка на рейс номер...",- выходил на перрон, к железной калитке, за которой начиналось летное поле. И всегда испытывал такое ощущение, будто ранним утром на крыльцо родного дома выхожу, и улыбаюсь солнцу и лету, и машу рукой своему по-домашнему привычному городу: "До встречи!" - и шагаю со ступенек... в синеву неба.

...Мне приходилось бывать в самых различных уголках нашей страны. Видел лежбища морских котиков на Командорских островах - самых дальних островах в Тихом океане, где начинается в нашей стране утро. Видел за Полярным кругом, как просыпается тундра под южными ветрами, и молодой долганин Афанасий Рудинский пел, встречая весну: "Ое, ое-ой, здравствуй, солнце! Ое-ой, долго я тебя ждал... Хотя и слабы твои лучи, как ноги у рожденного оленя, но на душе у меня тепло... Здравствуй, весна!.." Я видел, как рождается газопровод "Северное сияние", ехал по его трассе сквозь комариную тайгу... В пыльных кишлаках Таджикистана вместе со старыми аксакалами радовался большой воде Нурекской ГЭС. Плотогоны в Закарпатье делили со мной хлеб-соль. Какое огромное Отечество наше распахнуло для меня свои просторы! От Камчатки и Хабаровска до Киева, Минска и Бреста, от Душанбе и Ашхабада до Воркуты и Норильска - приземлялся я в больших и малых аэропортах. (Пишу об этом исключительно для сравнения.) У каждого из них был свой облик, своя история и традиции, природно-климатические условия, граничащие с экзотикой. Встречал я аэропорты больше, лучше и красивее ростовского. И все-таки, как поется в песне, "на свете много улиц славных, но не сменяю адрес я..."

Ростовский аэропорт... Выписка из газеты "Киевский пролетарий" от 21 июля 1925 года свидетельствует: практическое начало полетов на Дону, из местного аэропорта, можно отнести именно к этому времени. Сохранилась и старая фотография: ростовский самолет "Конек-горбунок" - прототип нашей сельскохозяйственной авиации - "на борьбе с саранчой". Такова подпись к снимку. Да и сам самолет выглядит этаким кузнечиком-попрыгунчиком. И летчик рядом с ним - в очкастом шлеме и кожаном пальто - кажется персонажем из далекой детской сказки про счастливую долю русского парня, который летал за тридевять земель на Коньке-горбунке...

Эту и многие другие фотографии можно увидеть в небольшом музее, расположенном в том же здании, где и управление. Впрочем, это даже не музей, а, скорее, комната боевой и трудовой славы ростовского авиапредприятия, открытая в канун его 50-летия. Есть здесь и макет аэровокзала, каким он был в тридцатые годы.

Г-образный домик. На покатой крыше возведено огромными белыми буквами: Ростов-на-Дону. Буквы, видимо, были хорошим ориентиром для летчиков. Домик огорожен забором с красными флажками. Круглые часы на столбе. Полосатый матерчатый конус - указатель направления ветра. Радиомачта... Вот и все, что вместила в себя зеленая лужайка на окраине города. Это было единственное в то время авиапредприятие союзного значения на Северном Кавказе. Для справки, а затем и для сравнения, приведу такие цифры: за 15 довоенных лет объем пассажирских перевозок составил всего 15 тысяч человек.

Тридцатые годы - и годы семидесятые... А между ними - глубоким шрамом на людской памяти пролегла Великая Отечественная война. Мы жили на окраине города. И я, пятилетний мальчишка, на всю жизнь запомнил, как бежали по нашей улице, вдоль заборов фашисты. Бежали пригнувшись, в маскхалатах лягушачьего цвета...

Начались черные дни оккупации. Пустым, выжженным выглядел тогда и наш аэропорт. А надрывный гул самолетов всегда загонял меня за печку. Самолеты - а я не мыслил себе их без бомб и пулеметов - вселяли в меня ужас... Сейчас мне кажется, что все мое раннее детство прошло за печкой. И это, как давняя обида, нет-нет да и растревожит душу.

Но запомнился мне и тот день, когда я впервые за долгие месяцы оккупации увидел наш самолет. Он летел низко, помахивая крыльями, словно привет посылал родному аэропорту, нам всем. А может, мне так показалось... Потом уже, повзрослев, я узнал, что летчиками Ростовского авиапредприятия в составе особой авиагруппы Южного фронта было совершено более 15 тысяч боевых взлетов по обеспечению "царицы полей" - пехоты, а также партизан всем необходимым для победы над врагом: боеприпасами, одеждой, продовольствием, медикаментами. В активе у моих "крылатых земляков" за этот огненный период - более 600 правительственных наград.

Вместе с Победой пришла в наш город мирная, но такая напряженная работа. Надо было восстанавливать разрушенное войной хозяйство. Как явствуют документы, "за период с 1945 по 1965 годы ростовские авиаторы перевезли 3,5 миллиона пассажиров и более 60 тысяч тонн различных грузов". Мы ходили в школу - и нас всегда сопровождал какой-то неутомимый стрекот самолетов над городом. Восстановление Ростсельмаша, Красного Аксая и других ростовских заводов, а также шахт Донбасса не могло обойтись без "воздушных извозчиков, небесных тихоходов"- как называли мы тогда и летчиков, и их самолеты.

Годы тридцатые... Годы семидесятые. Всего сорок лет - а тот, Г-образный домик с белыми буквами на крыше кажется таким архаичным по сравнению с современным аэровокзалом. Нет, это даже не сравнимо. Как не сравнимы маленький "кукурузник" (предел нашей мальчишеской мечты!) с комфортабельными лайнерами ТУ-134 или ЯК-40.

Мы, можно сказать, ровесники с тем, довоенным аэровокзалом. И я видел, как с годами он "взрослел" - обустраивался, перестраивался, расширялся, обрастая все новыми и новыми зданиями... И вот теперь у въезда в город вырос целый городок авиаторов. За последние 10 лет на строительство и реконструкцию аэровокзала и всего ростовского авиапредприятия было ассигновано около 10 миллионов рублей!

Большому кораблю, как говорится, большое плавание. За годы десятой пятилетки ростовские авиаторы перевезли примерно - 7,3 миллиона пассажиров, 67,7 тысячи тонн грузов и 15,6 тысячи тонн почты. Закономерный рост!

Надеюсь, читатели поймут, почему "для разгона" я взял аэропорт - крылатую "визитную карточку" Дона, его воздушное крыльцо.

На быстрых дорогах XX века у человека должен быть свой аэропорт или вокзал или просто речная пристань. Так же, как и свой дом, своя улица, своя остановка автобуса. Человеку необходимо общение. И не только с соседом по квартире, по улице, с товарищами по работе. Современному человеку тесны уже рамки родного села, поселка, города. Ему подавай общение - со всей страной. Родственное, деловое, туристское. Общение, не терпящее долгой дороги. Мы торопимся узнать мир. А потому, наверное, спрессовываем свое Время - взлетами и посадками. И аэропорт становится все более привычным нам и повседневно необходимым. Становится своим, словно добрый друг или родственник, который провожает нас в дорогу. А проводив, всегда потом рад встретить.

ВОКЗАЛ

...Сколько часов и дней в своей жизни мы находимся в движении? И поддаются ли они подсчету, эти дни и часы наших жизненных дорог?..

Испокон веков с первыми лучами солнца выходил человек из своего жилища - "на людей посмотреть и себя показать". Испокон веков жива в народе пословица: "В игре да в попутье людей узнают". Мы всегда желаем друг другу "доброго пути" и "добрых попутчиков", потому что "умный товарищ - половина дороги".

Сегодня в нашей стране - в ее атмосфере и гидросфере, на суше - движутся миллионы машин и тракторов, сотни тысяч судов, самолетов, поездов. И эта лавина техники, заполнившая все дороги XX века, находясь на службе производственных, семейных, общественных и общественно-культурных связей, является одной из самых массовых форм социального взаимодействия человека с человеком.

У каждой профессии - свой час, свое начало дня, свой близкий или дальний путь, свое соучастие в этом пути. На рассвете, когда так легко дышится, выводит полевая дорога агрономов, механизаторов и животноводов Дона за околицу села, к хлебным полям и фермам. Через утренние проходные заводов и фабрик лежит путь моих земляков - рабочих и работниц - к своим станкам... Свою круглосуточную бессонную вахту несет и наш ростовский железнодорожный вокзал - начало начал всех дальних дорог.

Смотрю на старую пожелтевшую фотографию. Сделана она в двадцатых годах, на Ростовском паровозоремонтном заводе имени В. И. Ленина. Передо мной на снимке - всего лишь одно мгновение тех героических и неповторимых будней, остановленное для нас фотографом-любителем.

Вышел из ремонта паровоз серии Э. По своей конструкции он был одним из лучших товарных локомотивов того времени. Паровоз-трудяга. Крепыш. "Элочка" - как называли его машинисты. И понятна гордость мастеровых людей, возродивших его к жизни. Это было время, когда по всей стране прокатилась волна коммунистических субботников, начало которым положили рабочие депо Москва-Сортировочная. Разве можно забыть, как истощенные недоеданием рабочие решили: "Ввиду тяжелого внутреннего и внешнего положения, для перевеса над классовым врагом вновь... пришпорить себя и... в субботу сразу отработать 6 часов физическим трудом, дабы произвести немедленно реальную ценность". И эти шесть часов нередко растягивались на всю ночь, до утра. "До полной победы над Колчаком!" И в этом был весь смысл, все значение их бескорыстной работы. И сегодня нам невольно передается ленинская взволнованность, ленинская эмоциональность, ленинская оценка этого "великого почина". "Разве это не величайший героизм? Разве это не начало поворота, имеющего всемирно-историческое значение? "

...Вижу будто наяву: вот паровоз "Элочка" медленно выезжает из депо. Разгорается топка, все сильнее разогревается котел, и газовые потоки растекаются по двадцати пяти жаровым трубам. Набирает силу пар в колпаке-сухопарнике и, перегретый, распирает цилиндры: двигайся, двигайся, паровоз! Паруй, греми по стальной колее! Играй железными мускулами, словно сказочный богатырь, спасенный от смерти "живой водой"!

Сколько раз в детстве, в трудные послевоенные годы, я видел, как оживает паровоз, как готовят его в дальний рейс слесари-ремонтники и машинисты, помощники машинистов и кочегары! Сколько раз с замиранием сердца поднимался по крутой лесенке в святая святых - будку машиниста. Дети рабочих, мальчишки сороковых годов, мы воспитывались у стен Главных железнодорожных мастерских, ставших к тому времени Ростовским-на-Дону ордена Красного Знамени паровозоремонтным заводом имени В. И. Ленина, а попросту - Лензаводом. Стены его были сплошь побиты пулями. То были пули баррикадных боев знаменитой ростовской стачки и Декабрьского вооруженного восстания 1905 года, после которого большевики от имени восставших заявили: "Мы записали восьмидневный темерницкий бой на славные страницы русской революции... Мы не победили еще, но мы и не побеждены".

Детство мое - прямо ли, косвенно - было связано с Лензаводом, с его революционными, боевыми и трудовыми традициями, с его паровозами. Каждое утро мы просыпались от заводского гудка, провожали своих отцов на работу, а сами часами выстаивали в очереди за хлебом у заводского ларька, а потом бежали "смотреть паровозы". Мы встречали своих отцов с работы, ходили с ними на праздничные демонстрации. И в нашей памяти прочно откладывалось все то, что приходилось делать и переживать взрослым.

На Лензаводе, где мы были завсегдатаями, прошла перед нами вся история отечественного паровозостроения. Мы знали, что железная дорога появилась в России намного раньше, чем паровоз. И первый прообраз паровоза появился в нашей стране раньше, чем в других странах. Мы знали, что русские паровозы завоевали мировую известность, - и очень гордились этим.

В школьных тетрадках мы вели родословную паровоза. Старательно перечисляли: паровоз-автомобиль, паровозы с зубчатым колесом, с "ногами", паровозы Черепановых и Стефенсона, первый танк-паровоз Коломенского завода, паровозы с двойным котлом, "двухголовые", компаунды, русский сочлененный паровоз "Фита" и, наконец, товарные и пассажирские паровозы, серии которых начинались на все буквы алфавита. Любознательности нашей, казалось, не было предела. В жарких спорах, чуть ли не до драк, отстаивал каждый из нас достоверность увиденного, услышанного, прочитанного...

Мы были напичканы историями, казавшимися нам "фантастическими",- что, где, когда случалось с паровозами в пути. Мы могли часами, раскрыв рот, слушать неторопливые разговоры машинистов в ожидании экипировки паровоза.

Мы знали, что "настоящий машинист" ставит свой паровоз под гидроколонку для набора воды, не отцепляя его от состава (хотя это и запрещено инструкцией); что для выполнения такого маневра, нередко ведущего к разрыву состава, нужно артистически владеть тормозами. Это был высший "шик". И мы знали, кто из машинистов может, что называется, "прижать бандажом паровозного колеса к рельсу яйцо и не раздавить его"; кто может стронуть состав с места так, чтобы не расплескать чай в стакане.

Работа машинистом - настоящим!- это был предел нашей мальчишеской мечты. И мы готовили себя к этой работе. Как заправские машинисты рассуждали о том, что движение поезда зависит и от погоды, и от профиля пути, и от длины состава, и от веса поезда, и от качества топлива; что через четыре-пять тысяч километров пробега паровоз обязательно ставится в депо на промывку котла, а после 35 тысяч - на "подъемку" - подъемочный ремонт... И как заправские машинисты задавали друг другу "каверзные" задачи примерно такого типа: "Ты ведешь состав, все у тебя в порядке, семафор открыт, жезл вручен, надо отправляться, а ты все не едешь. Почему?" И под общий смех отвечали: "Да потому, что дежурный по станции вышел без красной фуражки!" И это действительно соответствовало истине. Было такое правило: не принимать разрешения на отправление поезда от дежурного, одетого не по форме...

Обо всем этом вдруг вспомнилось мне, когда увидел старую фотографию. Паровоз - это целая эпоха в нашей жизни. К. Маркс называл революции "локомотивами истории". Но что же значили сами локомотивы в революции? Если учесть, что в октябре 1918 года в распоряжении Советской власти было всего лишь пять тысяч, а к концу гражданской войны семь тысяч исправных паровозов и более 11 тысяч стояло с потухшими топками, ожидая ремонта, то станет понятно, почему каждый восстановленный паровоз был "реальной ценностью". Количеством действующих паровозов, количеством вагонов измерялась жизнь молодой Советской республики. И старый, уже давно списанный паровоз - этот огнедышащий идол революции, эти универсальные вагоны-теплушки с надписью "Восемь лошадей или сорок человек", перевозившие все, что только можно в них запихнуть, стали в наших глазах подлинными реликвиями Истории. И понятно, почему именно паровоз по специально проложенным рельсам вывозился на праздничные демонстрации в первые годовщины Великого Октября.

"Наш паровоз, вперед лети..." - с гордым вызовом пели наши отцы и деды. И летели вперед паровозы - "овечки", "щучки", "элочки" и десятки других серий и конструкций; модернизированные, улучшенные, реконструированные, восстановленные из металлолома и вновь сделанные "из нашей самой прочной большевистской стали"! И чумазые машинисты в промасленных телогрейках, с железными сундучками - ах, как мальчишки им завидовали! - делали, казалось бы, невозможное: "выжимали весь пар из паровоза", водили тяжеловесные составы - спасали страну от голода, холода и разрухи...

Вспоминаю обо всем этом потому, что именно в те годы начиналось наше СЕГОДНЯ.

Сегодня я приезжаю в Ростов, на железнодорожный вокзал и вижу на Лензаводе новую вывеску. Завод уже не паровозо-, а электровозо-ремонтный. И вокзал, и подъезды к нему - неузнаваемы. Они полностью отвечают ритму жизни нашего Времени - времени научно-технического прогресса.

Говорят, какова страна, таков и обычай.

И еще говорят: посеешь поступок - пожнешь привычку, посеешь привычку - пожнешь характер, посеешь характер - пожнешь судьбу...

Сегодняшняя наша причастность к истории Родины - понятие вполне конкретное. Причастность эта в том, что каждый из нас в юности, в пору возмужания живет теми заботами, делает частицу тех дел, которыми живет и которые совершает вся страна. Коллективизация. Днепрогэс и Магнитка. Война с фашизмом. А потом - восстановление разрушенного хозяйства, новые великие стройки... Все это было со страной. Все это было и с нашей донской землей. И мы были к тому причастны. История и время каждому из нас находили место именно на переднем крае свершений.

Наше прикосновение к духовным, нравственным, культурным ценностям - процесс незримый, каждодневный. Это как утоление жажды. Прикосновение - сердцем! - к далекому и близкому, глубокое уважение и даже зависть к революционной молодости старшего поколения коммунистов и комсомольцев, чуткое восприятие их слов, мыслей, поступков, понимание их жизни и борьбы - это и есть наша причастность к своей родословной.

Мы говорим: комсомольцы - дети комсомольцев, коммунисты - сыновья коммунистов! И за этими словами подразумеваются нравственная чистота нового поколения, моральные устои семьи, где рядом с партийным билетом отца лежит комсомольский билет сына, рядом с отцовской медалью "За отвагу"- медали "За трудовую доблесть" его детей.

И все это - наследственное в нас! Это все - в нашей крови, в нашем дыхании, в нашей памяти, обогащенной памятью отцов! И можно отчетливо представить, как одна человеческая судьба, сливаясь с другими, рождает яркий и заметный след в нашей истории. Сотни тысяч жизней - до нас и после нас! - это как Вечный огонь преемственности, вобравший в себя искры жизни. Они вспыхивают, гаснут, снова вспыхивают и продолжают гореть единым пламенем.

ХЛЕБНОЕ ПОЛЕ

Такое, наверное, бывает с каждым... На каком-то, отчаянно пропыленном отрезке сельской дороги, вдруг пахнет на тебя прохладный ветерок, одарит пряным запахом разнотравья. И тебе уже невмоготу становится в прокаленной солнцем машине.

Хочется - босиком по полю, по росе!

Чтобы увидеть - непередаваемое. Увидеть, как растет трава и колосятся хлеба, как где-то там, за полями и перелесками, у туманных озер танцуют и трубят журавли. И услышать прекрасную неповторимость звуков зари, зарниц, ветра, дождя, волны...

Подчиняясь порыву, настрою своей души, выходишь на широкий простор. Стоишь и молчишь. Словно ждешь чего-то...

А перед глазами - обыкновенное поле. И носится над ним теплый ветер. Зеленым скакуном по озимке, пыльным клубком по дороге, натужным гулом - по телеграфным проводам. Раскачиваются ветви деревьев, плывут по небу ватные и редкие, как одинокие путники, облака. И зеленые стрелы колосьев - шуршат, потрескивают, будто большой и сильный человек улегся на пашню и, потягиваясь, надевает новую рубаху.

И дальше, за лесополосой, у горизонта видятся взору такие же изумрудные поля, разделенные цветастым ситцем целины и проселочными дорогами. Перепутались дороги с тропками. А тропки разбежались по степи, словно шаловливые дети за букетами полевых цветов.

"На первый взгляд - это тихая и немудрая земля под неярким небом. Но чем больше узнаешь ее...

- Некогда прочитанные слова Паустовского выплывают из родников памяти, рождают в душе какие- то ассоциации, чуткие, осязаемые. И невольно начинаешь задумываться о том, что поля, как и люди, вспахавшие их, имеют свою историю и родословную.

...Но чем больше узнаешь ее, тем все сильнее, почти до боли в сердце, начинаешь любить эту обыкновенную землю".

Такое бывает с каждым...

Листаю записные книжки. И страницы их - степной дорогой перед глазами. В скупые строчки спрессованы времена года, имена, цифры, факты. И вмятины от хлебных зерен на страницах, как зарубки памяти.

Июнь! Румянец года. Красный месяц - "червень". Яркие дни перволетья. Время цветущей ржи. Время поспевающего хлеба.

Июнь! Месяц-скопидом: на целый год копит урожай. Солнечная теплота затопила землю. Вечерние радуги, алый, спекшийся блин солнца на закате, сильные росы, ветер порывами да мошкара столбом обещают теплую безоблачную голубизну дня...

А хлеба растут на глазах. И соловей уже, как говорят, ячменным колоском подавился - не слышно больше его песен. Но уже ширится, нарастает, заполняет поля другая мелодия - мелодия урожая. Шуршат колосья, потягиваются, потрескивают. Наливается спелостью зерно. Еще денек, еще другой - и в грохоте страды утонут трели жаворонков, поющих свои гимны хлебному полю, его зрелости.

Итак - жатва! Напряженный, трудный и радостный праздник хлеборобов. Праздник первого снопа! Нет, не забыта в народе эта старая добрая традиция - украшать алыми лентами первый скошенный сноп пшеницы, печь каравай, добрым словом напутствовать комбайнеров, настраивать - с высокой эмоциональной силой!- на трудовой подвиг всех, кого мобилизует страда.

Праздник первого снопа... В строгом и торжественном строю - на линейке готовности! - выстроены в центре села комбайны. Еще не запыленные, еще не отмеченные звездами за каждую тысячу центнеров обмолоченного зерна, не украшенные переходящими вымпелами, - чистые, ухоженные, отлаженные машины готовы к смотру-параду, готовы по первому сигналу выехать в поле.

Члены правления, почетные колхозники осматривают комбайны, принимают рапорты механизаторов о готовности к жатве. Ветераны труда преподносят комбайнерам хлеб-соль. И с глубоким русским поклоном принимают они этот дар земли, этот бесценный символ земледельческого труда. На множество частей разрезается каравай. И каждый ломтик теплого пахучего хлеба - как причастие!

Гремит музыка. Речи. Аплодисменты. Крепкие рукопожатия. Дети одаривают комбайнеров букетами полевых цветов, читают стихи о жатве, поют песни... Праздник на сельской улице. Праздник перед трудной работой. Праздник - признание земледельцев в любви и верности хлебному полю!

В эти вдохновенные минуты, в канун жатвы, когда мысли и чувства настроены на то главное событие хлеборобского года, которое поглощает всю трудовую и нравственную деятельность земледельцев, мне хочется сказать свое проникновенное слово о Хлебе и Хлеборобах.

Сворачиваю с полевой дороги на мягкую податливую пашню. И солнечная светлынь окутывает меня. И звуки ветра, журчание воды, шепот колосьев сливаются в душе моей в прекрасную легенду о любви к родной земле старого слепого журавля, который возвращался домой из далеких стран.

...Он летел один, отстав от стаи. И небо для него было черным - без солнца и звезд. И цветущая земля тоже казалась сплошной ночью. И только теплые ветры, пахнущие березовым соком, придавали ему силы... Он нашел землю свою, напился талой весенней воды. И вдруг - прозрел!

Прозрел от прикосновения к родной земле, к родным звукам!

И кажется мне, что истинный земледелец, хлебороб пронзительнее, острее того журавля чувствует близость свою к родному полю. Знаю: земля - лечит, а хлеб в человеке - воин!

Мне часто видится, словно в цветном сне: нещадно палящее солнце; поля, разливающиеся перед глазами ослепительно-желтым пожаром хлебов, и красные комбайны на них, как угольки; удушливая пыль, неподвижно, часами стоящая в безветрии на степных дорогах; неторопливые сумерки - душные, парные, с привкусом хлеба и горьковатой полынной прели; воробьиный сон комбайнеров... И все это, словно в калейдоскопе, перемешалось в памяти и улеглось мозаикой знойных страдных дней. И все оживлено встречами с Земледельцами. Все озвучено их голосами:

"...Убрать урожай до зернышка - труд, что и говорить, кропотливый. Белый хлеб, он ведь черные руки любит. Черные - от работы на поле. У комбайнеров это особенно заметно. Вернешься с работы, станешь под душ - черная вода льется. Но я к тому это говорю, что наша пыльная работа очень чиста по смыслу своему..."

Да, каждая жатва - это всегда испытание мастерства, мужества, моральных и нравственных качеств хлеборобов, проверка их деловитости. Это экзамен на аттестат гражданской зрелости всех, кто причастен к полю.

Вспоминаю свою встречу с Героем Социалистического Труда Ниной Васильевной Переверзевой и ее товарищами по уборочно-транспортному звену в канун жатвы на полевом стане колхоза "Путь Ленина".

Мы договорились встретиться в восемь часов утра. Можно сказать, в разгар рабочего дня на селе. Ведь в летнюю пору земледельцы просыпаются вместе с солнцем. И даже раньше. Заря, говорят, счастье кует... До восьми часов механизаторам надо было успеть переделать массу неотложных, "утренних" дел, связанных с предстоящей жатвой. Я же воспользовался этой ранней ранью, чтобы осмотреть полевой стан - производственный центр четвертой бригады, в которой работает звено знатного комбайнера Дона Нины Васильевны Переверзевой, вспомнить все то, что знаю об этом звене.

Полевой стан здесь - типичен для колхозов и совхозов этой степной зоны. Его узнаешь издали - зеленый островок на семи ветрах, среди разлива хлебов. К нему сходятся все степные дороги, проложенные вдоль лесополос. Именно полевой стан,- не парадный, как представляют его некоторые, когда речь заходит о звене Переверзевой, а такой вот пропыленный, усталый от предуборочной суеты, как бы вылинявший на жарком солнце,- увиделся мне, своего рода, центром пропаганды метода работы одного из лучших в стране уборочно-транспортных звеньев.

В тени деревьев - дом с комнатами отдыха, конторкой, красным уголком. Со вкусом оформленные стенды на стенах, призы, вымпелы, плакаты, листовки, "молнии" - красноречиво свидетельствуют о мастерстве и трудовой славе комбайнеров. Здесь же их высокое обязательство: намолотить звеном за пятилетку - "не менее 400 тысяч центнеров зерна"!

...Неподалеку - домик-кухня с деревянными, по-крестьянски хлебосольными столами. А за этим домиком, на огороженной молодыми деревцами и невысоким заборчиком грунтовой площадке выстроились готовые к жатве мощные "Колосы". Ветераны страды. Эти комбайны члены звена торжественно передали ученической производственной бригаде - будущим комбайнерам. И это, на мой взгляд, очень символично: школьники, вместе со своими именитыми наставниками, будут познавать азы хлеборобской профессии, вкус жатвы - не на старой, списанной технике, а на прекрасно отлаженных комбайнах. Да еще каких комбайнах! Они все в звездах, будто солдаты в орденах. Работая на них, звено Нины Васильевны Переверзевой добилось наивысшей в стране производительности труда.

Напомню, что в звене работают супруги Нина и Николай Переверзевы, Зинаида и Николай Забродины, Любовь и Василий Калугины, а также механизаторы Георгий Денисов и Владимир Переверзев. Восемь человек - как одна семья. Это не мои слова - комбайнеров. Звено организовалось так: "Сначала мы научились у своих мужей водить комбайны, вернее, убирать хлеб,- рассказала мне Люба Калугина,- а потом, когда окрепли в мастерстве (а учителя у нас были хорошие - первоклассные механизаторы), то решили: пусть у нас будет женское звено. А Нина - звеньевой. Мужчины наши против такого "матриархата" не возражали". Принцип работы звена - прост: "У нас полное доверие друг другу, взаимовыручка,- пояснила Зинаида Забродина.- Короче, все у нас скреплено совестливым отношением к делу".

О звене уже писано много - и в местных, и в центральных газетах и журналах. Да и сама Нина Васильевна часто выступает в печати, по радио, телевидению. Не говоря уже о самых различных совещаниях, семинарах, активах работников сельского хозяйства. Работа звена - в центре внимания хлеборобов. Еще бы! Если, к примеру, на уборке урожая фактическая дневная выработка на комбайн в среднем по Ростовской области составляет около 10 гектаров, то в звене Переверзевой - 32 гектара! Вот и приезжают сюда, на полевой стан, женщины-механизаторы,- звено-то женское! - специалисты, руководители хозяйств из многих краев, областей и республик страны. Познакомиться или продолжить знакомство и все увидеть своими глазами - ведь один добрый опыт всегда был, как говорят в народе, важнее семи мудрых поучений.

Такая популярность, конечно же, утомляет: ведь кроме работы и общественных забот есть еще и заботы семейные. Особенно у женщин. И все- таки это приятная усталость. Как признается Нина Васильевна, "я всегда с особым удовольствием рассказываю о моих товарищах по работе. Хочется, чтобы каждый, кто выводит на поле комбайн, работал мастерски, чувствовал ответственность за наш общий хлеб".

Что же главное в их работе? Чем они берут? За счет чего добиваются такой высокой производительности? Какова взаимосвязь - личная, производственная и т. д. - среди членов уборочно-транспортного звена?.. Вопросы отнюдь не случайные. Их задают многие механизаторы, приезжающие за опытом на полевой стан четвертой бригады. Тем более важно выявить слагаемые нравственного микроклимата в звене Н. Переверзевой. Ведь в коллективном труде, которым по праву гордится наше развитое социалистическое общество, "все человеческие отношения и функции,- по образному выражению основоположников марксизма,- в какой бы форме и в чем бы они ни проявлялись, влияют на материальное производство и более или менее определяющим образом воздействуют на него".

Ответы на поставленные вопросы, в той или иной степени, связаны, если так можно выразиться, о, психологией жатвы. А это значит, что в час пик на хлебном поле важен не только количественный состав техники и людских ресурсов - важен (и, пожалуй, даже в большей степени) именно нравственный настрой людей, их психологическая совместимость в работе. Работе особой, требующей - на очень короткое время - максимальной концентрации душевных и физических сил земледельцев, их четкой организации.

Время комбайнеров-одиночек, ком- байнеров-сезонников, время "личных рекордных намолотов" на хлебном поле - уже прошло. Передовые уборочно-транспортные звенья, и в частности звено Н. Переверзевой, отличает подлинный коллективизм мастеров уборки, ответственность не за персональный центнер намолоченного зерна, а за высокий намолот в целом, с каждого гектара. И получается не только намного быстрее (20 сезонных норм на комбайн!), но и лучше, качественнее.

Итак, что же главное в их работе?- "Сработанность!"

Чем они берут?- "Коллективным мастерством!"

За счет чего добиваются такой высокой производительности? - "За счет уплотнения рабочего времени!"

Какова взаимосвязь среди членов звена?- "Восемь человек, как одна семья!"

Беседа на полевом стане с Ниной Васильевной Переверзевой и ее товарищами по звену, их размышления о прошедшей и предстоящей жатве помогут расшифровать то, что стоит за этими короткими ответами.

Н. Переверзева. Звено наше, такое вот, как оно сейчас есть, сложилось не сразу. Мастера уборки можно узнать быстро, стоит ему только выехать на комбайне в поле. А вот характер его определить не просто. Здесь требуется продолжительное время, постоянное общение с ним. Так вот, сначала мы работали, хотя и групповым методом, на одном поле, но каждый сам за себя... Только поймите меня правильно: мы не были этакими кустарями-одиночками, выручали друг друга, оказывали посильную помощь... Но тесного общения - не было. До тех пор пока мы, так сказать, характерами не притерлись друг к другу, не достигли полной согласованности и взаимопонимания в работе. Короче - пока не сработались... Я это все к тому говорю, что организация уборочно-транспортных звеньев - требует к себе деликатного подхода. Просто механически, разнарядкой их не укомплектуешь. Не на сезон и не на два должны объединяться комбайнеры. На себе испытали: личный интерес перерастал в общественный (в рамках уборочно-транспортного звена) только очень длительным нашим участием в жизни правильно организованного, дисциплинированного, гордого за свой труд коллектива...

Л. Калугина. Я бы вот что еще добавила к тому, что сказала Нина. У нас говорят так: в поле, как в хоре, запевала в почете. В звене очень важна роль человека, который берет на себя львиную долю наших забот и хлопот, который ответствен - за нашу ответственность. Нина и Николай Переверзевы - это те люди, рядом с которыми чувствуешь себя спокойней, уверенней в свои силы...

Н. Переверзева. Принцип работы у нас простой. Надо?- Сделаем! Но прежде чем пообещать, мы всегда обдумаем, верно ли и возможно ли то, что обещаем, чтобы все сделать быстро и без ошибки.

В. Калугин. Комбайны у нас идут по полю группой, один за одним. Если кто отстанет - мало ли какая мелкая поломка может случиться?- разворачиваемся, подъезжаем к своему товарищу и все вместе устраняем неполадки. Казалось бы, простой у всех. Но именно за счет этого мы немало времени экономим...

Н. Переверзева. ...Или взять выгрузку зерна. Выгружаемся мы, как правило, сразу двумя комбайнами. Подошла машина - один сыпет в кузов зерно, и другой к нему подъезжает. Бункера-то у нас общие - персонально каждому считать не надо.

Н. Забродин. Считай, тридцать - сорок процентов времени мы на этом выигрываем! И с водителями у нас полное взаимопонимание. С нами работают три Григория - Коротко, Серов и Евсеев. Отличные ребята! Они уже знают даже, где, на каком участке поля бункер будет полон. А это тоже экономия. Никто никого не ждет. Все - ритмично.

В. Переверзев. На комбайнах у нас дополнительные баки для горючего установлены. Почти сутки можем без заправки работать. Освещение, сигнализацию, особенно для ночной работы, сами придумали... Николай Васильевич вот жатку с комбайна СК-4 - на "Колос" приспособил. Мы никогда не ждем, пока кто-нибудь нам сделает что-либо. Сами все делаем.

Г. Денисов. Знаете, сто раз осмотришь комбайн, пока в поле выедешь. Но зато и чувствуешь себя уверенно... Комбайн - это наша первая визитная карточка. Часовая точность должна быть в его работе. Только так... Помню, механизатор один поработал на комбайне, который мы отрегулировали, и говорит: "За всю уборку никуда в нем не лазил!" Это было приятно слышать.

З.Забродина. Вот мы в этом году новые комбайны получили. Думаете, нам от этого легче? Ничего подобного. Их надо еще "приучить" к полю, научить хорошо работать. Короче, свой, хлеборобский Знак качества поставить на комбайн. А это ведь большим трудом дается. Хоть и улучшили качество сборки наши комбайностроители, а все равно каждый комбайн нам пришлось вновь, по косточкам перебирать...

Н. Переверзева. Вот вы говорите - психология жатвы, психологическая совместимость... Конечно, это очень важно. Самое трудное для нас - начинать жатву и заканчивать ее. Это - чисто психологически. Ведь, если вспомнить, как в прошлом году мы уже, можно сказать, под Новый год, на заснеженном поле подсолнечник да сорго убирали. И какие же они были тяжелые, трудные эти центнеры... А иной день вроде бы и начнем попозже, а намолотим больше. Настроение! Конечно же, азарт борьбы за урожай - захватывает. Хочется сделать больше, быть впереди. Но в то же время хлебное поле - не стадион. Рекорды здесь - не самоцель. Мы никогда не выбирали и не будем выбирать поля получше, для большего намолота. Для нас не важно, какое это поле. Важно, что на нем - хлеб. И его надо убрать. В этом и проявляется характер звена. Вернее, он складывается благодаря добросовестному исполнению самых первых своих обязанностей.

Вот такой разговор. О хлебе. О жатве. А рядом, буквально в двух шагах - наливались желтизной озимые. Уже опустил книзу ячмень свои тяжелые, налитые зерном колосья. Словно в пояс кланялся земледельцам, напоминал о своей спелости. И комбайнеры уже нетерпеливо посматривали на это хлебное поле.

Прощаясь, Нина Васильевна принесла мне - "на дорогу!" - кусок душистого деревенского хлеба. "Это из той пшенички, что в прошлом году убирали,- сказала она.- А осенью добро пожаловать к новому караваю... Хлеб уберем. Хлеб будет!"

"Хлеб как ребенок,- сказал мне один старый механизатор, - за ним глаз да глаз нужен". Не зря сказано. Урожай всегда выстрадан хлеборобом, всегда завоеван им. Завоеван и в союзе, и в противоборстве с природой. Мужество хлебороба круглосуточно, как страда. Буря ломает колосья - но не его волю. Палящий зной сушит зерна - но не его силы... Есть границы у хлебного поля, есть предел непогоде, у жаркого солнца есть свой ветер, а от теплого ветра высыхают дожди. И только душевная стойкость, спокойная храбрость и присутствие духа - эти слагаемые мужества Человека и Пахаря - не имеют границ. Стать на колени истинный хлебороб может только для того, чтобы поднять с земли колосья, спасти хлеб.

Как становятся хлеборобом? Вопрос отнюдь не риторический. Специалисты подсчитали: у нас в стране сейчас свыше трех тысяч профессий. Причем каждая профессия как бы разветвляется на много - иной раз несколько десятков!- специальностей. Задача со множеством неизвестных для "юноши, обдумывающего житье". Попробуй разберись, выбери себе дело по душе. Заметна ли в этом многообразии профессия земледельца? Конечно, заметна. Кто же, простите за высокопарность, кормит хлебом человечество?! Но вот по коэффициенту престижности профессии, по данным социологов, выстраиваются примерно в таком порядке: в первой десятке - физики, летчики, радиотехники, математики, инженеры, геологи, врачи, работники литературы и искусства, преподаватели высшей школы, инженеры-строители... И только на 24-м месте - трактористы и комбайнеры, одним словом, механизаторы широкого профиля.

Так что же, выходит, профессия хлебороба - не престижная?

Не будем торопиться с выводами. Давайте немного порассуждаем о современной деревне, о тех разительных переменах, которые происходят в ней каждый год, каждый день.

Итак, слово о нашей деревне - деревушке, деревеньке! Это "небольшое крестьянское селение", как свидетельствуют толковые словари, воспето, пожалуй, всеми поколениями русских и советских писателей и поэтов. "С детских лет,- писал в свое время А. И. Герцен,- я бесконечно любил наши села и деревни... Сельские виды наши не задвинулись в моей памяти ни видом Сорренто, ни Римской Компаньей, ни насупившимися Альпами, ни богато возделанными фермами Англии. Наши бесконечные луга, покрытые ровной зеленью, успокоительно хороши, в нашей стелющейся природе что-то мирное, доверчивое... Что-то такое, что поется в русской песне, что кровно отзывается в русском сердце".

Сказанные еще в прошлом веке, удивительно современны эти слова. И хотя уже совсем не такой стала наша деревня - она стала индустриальной, приближаясь все больше к агропромышленному центру нашего сельского хозяйства,- нам по-прежнему дороги сельские пейзажи, колхозные нивы. Дорого, действительно, что-то такое, что кровно отзывается в сердце. Не потому ли так трогательны наши воспоминания о босоногом деревенском детстве, о сельской школе, об ученической производственной бригаде, о страдных днях уборки урожая, о неповторимой сенокосной поре?.. Наша крестьянская родословная, вобравшая в себя все этапы огромного революционного пути становления и развития нашей страны - от лаптей до космической эры!- достойна того, чтобы люди, выросшие в деревне и добившиеся в жизни трудовых, творческих, научных высот, с гордостью писали в своих автобиографиях: "социальное происхождение - из крестьян".

Сегодня про деревенского парня уже не скажешь снисходительно, как говорили в стародавние времена: эх ты "деревня". Советский образ жизни современных земледельцев и животноводов как бы приподнял, распрямил, придал новые красочные оттенки этому старому русскому слову - "деревня". Нынешний колхозник родился и вырос в колхозе, его психология сформировалась уже на социалистической основе. Он управляет современной техникой. А его образовательный уровень, его образ жизни зачастую мало чем отличается от городских. Да и само слово "деревня" - это уже скорее символ, с которым мы связываем красоту родной природы, родных полей. А такие символы - навечно остаются в памяти народной.

Деревня - извечная наша кормилица!- вырастила и выпестовала великое множество прекрасных талантов. И она не просто отдает их городу, она сама богатеет героями труда, прославленными мастерами полей и ферм, специалистами и учеными. Все больше профессий, еще недавно считавшихся городскими, теперь нужны селу. Все больше прекрасных зданий, Дворцов культуры, школ городского типа теперь можно увидеть на селе. И уже многие горожане навсегда возвращаются в родные села. И в этой теснейшей взаимосвязи (село - городу, а город - селу!) заложена великая мощь нашей индустриальной державы, страны развитого социализма.

Вот почему можно смело сейчас сказать: профессия земледельца - особая, ни с чем не сравнимая профессия. Ее нельзя подогнать в рамки социологических исследований и трудно вычислить коэффициент ее престижности. Здесь совсем иное измерение. Нравственное! И в этом измерении на первом плане стоит - любовь к земле, к хлебной ниве, желание приумножить плодородие каждого поля, понимание тех агрономических законов, по которым развивается земледелие.

Беседуя с выдающимися донскими земледельцами, я часто задавал им вопрос: что привело их на поле? Что помогло стать в ряды героев труда? И почти всегда слышал в ответ: "Мечта!" Да, та самая мечта детства, которая является предшественницей жизненных планов человека. И это не удивительно. Ведь, по определению философов, каждый молодой человек не только мысленно рисует себе картину будущей жизни, но и видит в ней себя таким, каким ему хочется быть. И он ориентируется на это будущее, стремится воспитать в себе такие качества характера, которые, как ему кажется, помогут достичь цели. Я говорю о мечте в глубинном ее смысле. Мало мечтать быть трактористом. Надо мечтать о красивой работе на земле! Именно такая мечта и приводит человека к мастерству и совершенству в любой профессии, какую он выберет. Такая мечта, как известно, является активным компонентом всякого творчества, всякого движения вперед.

ВРОДЕ БЫ все, что хотелось сказать, уже сказано... Но вот стоит перед глазами обыкновенное наше хлебное поле - и не так-то просто - даже мысленно! - покидать его. И теплой, упругой волной захлестывают меня воспоминания.

...Мы сидим с молодыми механизаторами у первой борозды, проложенной ими на одном из широких полей. И какое тихое утро начиналось вон там, у подогретого солнцем горизонта. И в синей дымке - тракторы. Мне кажется, что трактористы сейчас, вновь сев по своим машинам, начнут откапывать из земли солнце.

Говорим о профессии хлебороба. И какие хорошие слова о своей профессии услышал я от ребят:

"Знаете, а мне нравится наше певучее русское слово - крестьянин! Нравится наше степное раздолье. Запах спелого хлеба. Снежные околицы сел. И росные зори, и песни жаворонков... Мне нравится быть пахарем и хлеборобом. Мой дед не говорил бы так много красивых слов. Но он тоже любил землю. Он знал о ней все. Мой дед просто не мог без земли. Я тоже не могу..."

"А я хочу сказать, что профессия наша, как и шахтера, и металлурга, тоже немалого мужества требует. Трудно иногда достается нам земля. В прямом смысле - хлеб и соль. Соль от пота, от зноя, от тяжелого литого колоса. Но от этого земля становится еще родней и ближе..."

"Что еще сближает нас с нею, так это первая борозда!.. Тяжелые гусеницы давят сухую стерню. Ты чувствуешь, как глубоко берет плуг. Руки лежат на рычагах, глаза смотрят вперед. Лемехи вспарывают черноземный пласт. Кружатся над степью грачи... Очень хочется глянуть назад. Не выдерживаешь, оглядываешься на первую свою борозду в новом году..."

"Помню, как первый раз до крови разбил себе лоб. Хотел заплакать - и передумал. Помня наказы деда, зачерпнул полную горсть чернозема и прижал к ране холодный и влажный комок. Боль прошла. Может быть, тогда я и поверил в силу земли... Потом я видел много городов, но ни один не стал родным. Закончив службу в армии, вернулся в родное село. И первая страда была для меня, как первая любовь. Начиналась она весной. Вывел в поле сеялочный агрегат - аж дух захватило! Вот она какая, думаю, истинная весна хлеборобская!.."

Трактористы распороли наконец плугами горизонт. И солнце показалось. И порозовела над нами синева, наполнилась тонким перезвоном. Проснулась степь. Хорошо! И подумалось: нет, недаром, возвратившись в родные места, хлебороб в первую очередь идет на свидание с полем. Смотрит и не насмотрится и мнет в руках суховатый комок земли...

Совсем близко от нас разворачивается трактор. Чумазый улыбающийся тракторист - совсем еще мальчишка. Вон сколько радости в карих глазах!

- Не надо, не останавливай его,- говорю комсоргу колхоза. - Пусть пашет. Ведь в этом его вдохновение...

ВКУС ХЛЕБА... Это не абстрактное понятие. И родилось оно не в городских булочных, где разложен по полочкам "румяный ассортимент" прекрасной выпечки. Вкус хлеба испокон веков познавался на пашне.

Хочешь узнать цену хлеба? Посчитай мозоли на руках хлебороба! Хочешь почувствовать его вес? Надень рубаху пахаря, просоленную потом! Сладок хлеб - пыльной, полынной горечью степной целины. Дорог он - извечной борьбой сеятеля за урожай... Так было. Так будет. Кто-то очень точно сказал: вся жизнь крестьянина есть одна большая страда. Поистине величайшим трудом достигается эта гармония, это равновесие: человек - земле, земля - человеку.

ДОРОГИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ

На зеленом ковре разнотравья, прикрепленном к земле золотистыми гвоздиками одуванчиков, танцуют ливни. Озаренные блеском молний, под аккомпанемент грома, шальные, ветреные, непостоянные... Вспыхивают пузырями лужи, вдребезги разбиваются о дорогу звонкие струи воды, дрожат ветки деревьев.

Танцуют ливни. А потом, устав, повисают изумрудными каплями на деревьях, на цветах и травах.

Весна!

Я вышел за околицу небольшого поселка и долго стоял на зеленом пригорке, провожая взглядом проходящие поезда.

Я увидел людей за освещенными стеклами окон, которые куда-то спешат. Вперед и вперед мимо сотен полустанков и вокзалов, выбирая для себя только один, далекий или близкий... Приостановившись на 1148-м километре железной дороги, как мне показалось, в самом центре весны, я провожал взглядом людей, которые были или могли бы стать моими попутчиками...

Поезда, поезда, почтовые и скорые, пассажирские... Там, теперь уже в пределах мечты, осталась жесткая полка общего вагона, бессонница станционных колоколов, сигнальные огни и тревожные вскрики электровозов, людская боль и радость...

Поезда, поезда...

А здесь - кузнечики в траве, гомон птиц, розовый закат, такой домашний-домашний. И капли от дождя - словно старик-лесовик ходит по траве в мягких войлочных шлепанцах. И кукушка - лесная цыганка-гадалка.

- Ку-ку... Ку-ку...

- Кукушка, кукушка! Сколько хороших людей на свете?

- Ку-ку!.. Ку-ку!.. Ку-ку!..

И пошла. И пошла считать на тысячи... Я слушал кукушечьи позывные, а беспокойная память уводила меня в дальние и близкие дороги по донскому краю.

... Я ростовчанин. Близок и знаком мне наш донской край. И, даже живя теперь в Москве, я с какой-то особенной гордостью отмечаю в родном краю "размаха шаги саженьи" ударных строек - и областного, и всесоюзного масштаба. И вдвойне приятна мне давняя моя причастность, как очевидца, как журналиста, к истокам зарождения городов-новостроек и предприятий-новоселов.

...МНЕ ПАМЯТНО строительство одной из крупнейших шахт Дона - "Гуковской". Это была ударная комсомольская стройка! И в записной книжке - героика тех дней.

Город Гуково расположен на одной из господствующих высот Донбасса. Город Гуково на семи ветрах, семи погодах. И все-таки есть что- то удивительное и неповторимое в этом шахтерском городе. Журавлиными клиньями застыли терриконы. Да и сами шахтеры, словно черные журавли в ночном полете, пробивают дороги к угольным пластам...

Нет сейчас на территории шахты деревянного копра. А в те дни ударного строительства он врос в землю началом всех начал. И, неподвластный штормовым ветрам, дрожал копер от грохота и треска бурильных машин и перфораторов. В прорезиненных, непромокаемых робах, распластавшись над черной неподатливой землей, как на крыльях, проходчики вдавливали в камень полутораметровые сверла. Как реликвию комсомольской юности, храню я старую фотографию. Товарищ по работе, фотокорреспондент газеты "Комсомолец" Эдик Литвинов снял нас - пятерых проходчиков и журналиста - на фоне копра. И таким маленьким кажусь я в огромных штанах, куртке... Это незабываемая картина - проходка ствола. Особенно в ночную смену. Прожекторы бьют в ствол. Посмотришь, а там не люди - живые памятники из камня разбивают камень! С каждым днем все ниже и ниже... Заливает вода. Грязи по колено. А шахтостроители такими глыбастыми видятся. Черт возьми, гераклы, да и только! Я рад, что был в то время рядом с ними, видел рождение шахты.

А чтобы вступила в строй эта шахта, проходчикам надо было пройти 28 тысяч погонных метров скальных пород, в основном второй и третьей категории твердости. (По таблице академика Протодьяконова уголь относится к четвертой категории. - Авт.) Сколько взрывов гремело под землей! Если за единицу измерения брать шпур глубиной один метр и считать, что на один кубометр горной породы положено 1,5 шпурометра, то нетрудно подсчитать, что проходчики пробурили их более пятисот тысяч!

Говорят, из глубокого колодца наиболее яркие звезды можно увидеть даже днем. Но что такое колодец по сравнению с шахтой?! И сколько звезд увидели бы горняки с пятисотметровой глубины! Строилась крупнейшая шахта. Было все: хмельной азарт труда, черный пот, черная пыль. Давила земля обвалами, вспучивала породы... Были рекорды, поздравления, "молнии" и... угнетающая тишина аварий. Бессонные ночи, тяжелые думы, сковывающая тело усталость. И тогда даже снег плясал перед глазами черным блеском... Строили шахту не геркулесы, не герои. А просто люди, со своими радостями и бедами. Они спорили, волновались, любили, растили детей и выполняли свой долг, в меру своих сил и способностей...

Шахта давно построена. Специалисты говорят, что запаса угля в ней хватит на 75 лет. Потомки шахтостроителей будут работать на этом, еще более механизированном предприятии. Пусть будет чист и светел их труд. И пусть они добрым словом вспомнят сигналистку Зину Ковалеву, проходчика Федора Федотова, безотказного человека стволового Георгия Степановича Кравцова, рабочих Зину Пантелееву и Валю Иванову, пенсионера Семена Даниловича Крамара и сотни других тружеников. Это шахта - их труд, их комсомольская память...

Ростовчан в последние годы уже трудно удивить масштабностью той или иной новостройки. И тем не менее пусковой комплекс шахты "Обуховская-Западная", раскинувший свою наземную часть в нескольких километрах от поселка Зверево, вполне может быть отнесен к разряду уникальных. С выходом на проектную мощность "Обуховская-Западная" будет давать 10 тысяч тонн антрацита ежесуточно. Это в два раза больше, чем дает его сейчас шахта "Гуковская".

Вздымается к серым тучам громада копра вспомогательного ствола. Встали каркасы административно-бытового корпуса, обогатительной фабрики, дробильно-сортировочного отделения, корпуса сушки, рассортировки и погрузки... В сегодняшних трудах и заботах - рождается шахта завтрашнего дня!

...МНЕ ПАМЯТНО строительство Новочеркасской ГРЭС - крупнейшей тепловой электростанции на юге России. Издалека видны сейчас ее трубы, и зарево ночных огней полыхает над ней в полнеба... А у меня, кажется, навсегда осталось ощущение той головокружительной высоты, когда поднимался вместе с монтажниками-трубокладами на стометровую отметку, где они работали. Тогда я вдруг как-то по-новому открыл для себя смысл и значимость такого понятия, как трудовая высота. Тогда я понял, что эта высота обеспечена высотой человеческого духа.

Каждая стройка знакомила меня с удивительными ребятами. И величие их простого, будничного труда становилось впоследствии для всех нас величием цифр и фактов. Специалисты подсчитали, например, что для возведения только первого - а их всего восемь! - энергоблока Новочеркасской ГРЭС в донской степи было вынуто 15,5 миллиона кубометров земли, уложено порядка 150 тысяч кубометров бетона и смонтировано 90 тысяч кубометров сборного железобетона! Но кто подсчитает эквивалент труда, мужества, настойчивости и энтузиазма молодых строителей, которые на этой ударной комсомольской стройке поднимали себя на трудовые высоты?! Подсчитать невозможно. Это надо только понять - умом и сердцем!- и прийти к закономерному выводу: единство интересов и убеждений первостроителей, их спаянность и стали основой основ для совместных действий, мощность которых - 2 миллиона 400 тысяч киловатт!- стала мощностью Новочеркасской ГРЭС.

В историю Дона вписали свои яркие строки комсомольцы-добровольцы, участвующие в реконструкции завода "Ростсельмаш", в сооружении крупнейшего в Европе трубопрокатного комплекса на Таганрогском металлургическом заводе, в строительстве гигантского текстильного комбината в городе Шахты... Ростовчане оставили свой, что называется "звездный", автограф и даже на установке в предгорьях Кавказа, в Семиродниках Большого азимутального телескопа с диаметром зеркала шесть (!) метров.

"... Помню страшной силы ветер. Восьмисоткилограммовый ригель закрутило, как вертушку. Бумажными листами трепыхался металл. Как пушинку сдуло теодолит... Да, не было еще на моей памяти такого монтажа..." Это говорил мне бригадир монтажников-верхолазов Евгений Кошельник. Он строил автозавод в Кутаиси, металлургический - в Рустави, завод синтетического каучука - в Сумгаите и мартеновские печи - в Красном Сулине.

Сколько таких вот по-настоящему героических будней могут вспомнить мои ровесники - строители из Ростова и Таганрога, Новочеркасска и Шахт, Волгодонска!

Сегодня мы по праву гордимся нашими степными богатырями - комбайнами "Нива" и "Колос". Трубы, изготовленные таганрогскими металлургами, известны не только в нашей стране, но и во многих странах мира. Тканями, изготовленными на фабриках Шахтинского текстильного комбината, можно выстелить дорогу от Земли до Луны и обратно... Но это уже следствие тех незабываемых дней, когда крылатое слово "даешь!" имело взрывную силу приказа: "Даешь план строительства досрочно!" И давали! И, мужая в труде, комсомольцы шестидесятых годов становились реальной силой истории. Комсомольцы шестидесятых - по-прежнему на лесах новостроек!- стали коммунистами, переросли в наставников комсомольцев семидесятых годов. Так будет всегда. И каждое поколение, теряя свою молодость, никогда не утратит типичных социальных черт, воспитанных эпохой.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Как быстрокрыло Время! Кажется, совсем недавно встречал я всех этих хороших и добрых людей. Моих современников. Мечтателей. А они уже постарели на год, на два, на три... Люди садятся отдохнуть, время же не знает отдыха. К пожилым приходит старость, к молодым - зрелость. Идет необратимый процесс обновления. Удивительный в своем однообразии и неповторимости.

Рождаются цветы и деревья, люди и звезды. Что-то отцветает своим последним цветом. Кто-то уходит из жизни... Но каждую весну все так же колосятся в донских просторах хлеба, цветут акации, голубеют под теплым небом реки, и тополя осыпают людей своим невесомым, как снежинки, пухом. И мы, плоть от плоти ушедших, все так же мечтаем о дальних дорогах и новостройках, о своих городах, о новых встречах.

Наши жизненные дороги - это мерило нашей нравственности, деловитости, хозяйственности, силы духа и мужества, культуры общения. Дороги нашего Отечества формируют личность нового человека, его мировоззрение, характер: дорога в школу, дорога в институт, дорога на завод, на стройку, на ферму, в поле... Дорога на космодром...

Не каждому предназначено судьбой войти в историю, остаться живой звездой в благодарной памяти потомков. Но ведь исход войны, исход трудовых пятилеток решали не одиночки, даже и очень талантливые, а решали и продолжают решать люди, энтузиасты наших трудных и славных дорог, у каждого из которых было и есть свое имя, своя семья, своя профессия...

Не каждому дано быть первыми среди равных. Но каждый имеет право выбора профессии, право идти раз и навсегда определившейся дорогой, право шагнуть первым. А это значит - через тебя, через него, через каждого из нас пролегают все дороги нашего беспокойного и очень романтичного века.