В кругу жатвы (Николай Олейников)

В кругу жатвы

Скупая супесь цимлянской степи хранит следы истории. Археологи, что копаются в донских курганах, находят здесь следы исчезнувших народов: скифов, гуннов, хазар. Именно здесь пролегал от Дона к Волге знаменитый путь казачьей вольницы в "походы за зипунами" на Каспий. Здесь рубились красные полки усть-медведицких казаков с конницей сытых низовых станиц. В этой степи разыгрывались бои обескровленной долгим отступлением Красной Армии, перед тем как начался освободительный поход от стен Сталинграда.

Извечной была мечта людей прорыть канал между двумя великими реками. Даже в горячее времечко - летом 1918 года - Советская власть нашла возможность послать сюда экспедицию - разведать возможности прокладки канала. Телефонограмма начальника экспедиции была прочитана во время боев за Царицын, этим и объясняется, наверное, написанная на ней резолюция: "Канал пророем после утопления кадетов в Волге и Дону. Члены Военревсовета Сталин, Ворошилов. 22/XI.1918 г."

В список первоочередных строек Волго-Дон попал в послевоенные годы, а в 1952 году пошли корабли через Волго-Донской судоходный канал, закрутились турбины Цимлянской ГЭС, потянулся в засушливые степи на юго-восток Ростовской области магистральный оросительный канал.

Но снова остались обсевками сбочь большой воды небогатые и прежде хутора и станицы, лежащие к северо-западу от города Цимлянска - бывшей старинной станицы. А тут еще хлопоты - многим из них пришлось переселяться на новое место - прежнее попало в зону затопления при сооружении водохранилища.

Вольготно разлеглась в степи вода двух рек, да не схватить ее за белесую чупрыну, не притянуть на иссохшее поле. Так и остаются местные подзолы царством сурепки и молочая.

Нет, вовсе не случайно называет агрономическая наука этот край зоной рискованного земледелия. Охотно, думаю, многими местными жителями исполнялся здесь наказ Войскового круга, данный несколько веков назад: землю не пахать и хлеб не сеять, дабы воинским промыслам помехи не было, а если станут пахать, того бить до смерти и грабить...

И неудивительно было читать в отчете агронома, изданного в 1913 году, про станицу Цимлянскую: "Система полеводства самая экстенсивная, при которой яровые и озимые хлеба чередуются непосредственно: гарновка с рожью, ячмень с озимкой безо всяких перелогов, в течение всего срока пользования (8 лет) до нового передела, что ведет к истощению почвы".

Теперь-то, вблизи оросительных каналов, даже рис растет и урожаи дает хорошие. А вот хлеба, как и допрежь того, сеют на богаре. Вырастает под палящим ветром-астраханцем пшеничка, ни в какое сравнение с сальскими и азовскими хлебами не идущая. И все же нынешние цимлянцы, особенно молодые,- это уже потомственные земледельцы, хлеборобы. Учатся у соседей-южан и теперь собирают хлеба все больше. Но показатели не гремят - "зона рискованного...".

И все же как и у их дедов-прадедов, для коих хлеборобство не было основным занятием, а делом довольно рискованным, осталось в жатве что-то от опасного игрища, в котором надо блеснуть прежде всего мышечной силой, ловкостью, удалью...

Такими чаще всего и видел я цимлянцев и их вожаков. Но вот в очередной приезд в этот район встретил в кабинете первого секретаря райкома комсомола поджарого парня с приглаженным чубом. Белая сорочка при черном костюме, очки в тонкой оправе.

Он чинно представился:

- Лупинос Василий, первый секретарь.

И тут же приступил с расспросами - какая-де у нас будет программа, с кем планирую встретиться. Я заскучал, слушая Лупиноса, и поглядел в угол, где у прежнего первого секретаря, лихого чубастого парня, хранилась старая, в зазубринах, шашка - ею он "посвящал в казаки" своих друзей и гостей, когда вывозил на донской обрывистый берег.

Да-а, суховат секретарь, разговор сразу ведет в деловой, наступательной манере:

- Знаете ли вы, с какой отметки начинал наш район выполнять десятый пятилетний план? Вот анализ райстатистики. На каждый колхоз в среднем по миллиону рублей долгу! Урожайность почти не росла.

- Но ведь люди работали здесь, старались. Даже и сейчас не у всех выходит...

- По старинке работали!- Лупинос поднял палец вверх. - Все шаманили вокруг страды. Прощали расхлябанность, пьянство. Дескать, Гриша оступился, погорячился, а вот придет страдный день - он покажет себя: раззудись плечо!..

И, сняв очки, первый раз улыбнулся - сдержанно и мягко:

- Человеческий фактор преувеличивали. А технический - недооценивали.

Вот так первый секретарь в Цимлянске! И откуда он такой взялся? Узнал я: инженер, окончил Азово-Черноморский институт механизации и электрификации сельского хозяйства. Вуз это крепкий - кадрами снабжает донской край издавна, помогает в разработке технологии и организации труда многим районам. А в последние годы прибавили к славе своего института немало и сами студенты. Организовали студенческий уборочно-транспортный комплекс - с полной технической выкладкой, с поминутным графиком работы. Во-первых, сразу парни учатся эталонной работе. Во-вторых, рационально используют свои студенческие силы - все равно ведь едут студотряды в колхоз. Самый первый отряд-комплекс отмечен премией Ленинского комсомола.

Неплохая, оказывается, закалка у Василия Лупиноса. Выходит, появился в Цимлянском райкоме "человек со стороны", который все тут перекроит с хронометром в руках, думал я, слушая Василия, и спросил, сам- то он из каких краев.

Местный - оказалось! Отец долгие годы был председателем колхоза, трудится и сейчас - в отдаленной станице. Успел Василий после института поработать инженером в одном из хозяйств, узнал, как хлеб достается и какое это "игрище".

Короче, когда Василий стал вводить меня в курс дела - что там за история произошла в колхозе "40 лет Октября" - я уже понял, почему ему так захотелось иметь в районе хоть один студенческий уборочный комплекс.

Но в обкоме комсомола ему отказали : поздно спохватился, да и распределены студенты по южным районам, поля которых сулили хороший урожай. Обидно было слышать: "Цимла? A-а, это где "цимлянское игристое" и цимлянские чебаки, которые, если через них на солнце смотреть, от жира светятся насквозь. А что, у вас еще и хлеб растет? Шутишь!.."

Обиделся Василий и махнул в комитет комсомола института инженеров железнодорожного транспорта - остальных ростовчан уже "застолбили". Там его выслушали внимательно и честно предупредили - ребята у них хорошие, все выходцы из села, профессию тракториста-комбайнера знают, но вот технологию жатвы еще до тонкостей не изучили и опыт та слаженной работы не имеют. Если он на месте, в колхозе, найдет технику, шоферов и трактористов - отвозить на тележках солому от комбайнов, то можно и поехать.

И вот в середине июня Василий привез студентов на полевой стан. Выделили студентам технику, указали участки, которые предстоит убрать. Машины, ясное дело, пришлось ремонтировать самим - хлебнули ребята лиха.

К комбайнам сразу и направились, едва сложив чемоданы, закопошились студенты. А станичники со студентов - глаза не спускают. Пришлому народу в здешних местах, чего греха таить, не доверяют, считают, что из города на жатву тех направляют, кто у себя на предприятии не пригодился.

А дальше события развивались в соответствии с характерами этих двух сил, призванных бороться за урожай: станичников и студентов.

В один из первых же дней к бригадиру П. Галаеву пришел комиссар студотряда Сергей Герасимов:

- На днях областной студотряд проводит комсомольский субботник. Мы в этот день хотим закончить ремонт машин. Давайте составим план мероприятий. С райкомом согласовано.

- Какой там субботник,- отмахнулся бригадир.- Сейчас запарка, не до мероприятий.

- У нас есть специалисты,- стоял на своем Сергей.- Все-таки мы - будущие инженеры. Давайте составим график - что сделаем до субботы, а что - именно в этот день.

Бригадир попрепирался, но график составил - в ребят он почему-то начинал верить. О субботнике узнали и местные комсомольцы. Некоторые из них охотно работали на субботнике вместе со студентами, вместе потом и подписали рапорт в райком. И сделали, практически, все, удивив тем самым бригадира, привыкшего "штурмовать" до последнего дня.

- Вот тут-то я увидел, что мой расчет на приезд студентов полностью оправдался,- гордился Василий Лупинос.- Полевой стан ребятам достался неблагоустроенный - так они буквально преобразили его. Нашли дизельную установку и наладили ее - вспыхнул свет, можно работать ночью на току. Сергей Бабадеев, командир, раздобыл рацию и установил диспетчерскую связь с мастерской и центральным током.

И вот первый выход в поле. Студенты настроили жатки и наладили работу по графику с минутной точностью. Станичники, читая в "молниях" сообщения о работе жатчиков, удивлялись, что во всем подчеркивается точность - столько-то часов и минут... Такой же точности студенты требовали от технической службы колхоза, удивлялись, что инженеры и наладчики находятся не в поле, у машин, а мотаются в поисках запчастей.

Когда станичные острословы стали донимать студентов их дотошностью, один достал из кармана большие часы-луковицу и, щелкнув крышкой, сказал не в меру смешливому казачку:

- Посмотри, это часы моего деда. Он был путевым обходчиком. У нас, железнодорожников, вся работа строится по графику. Ты уж извини, так привыкли. А отвыкать, даже на короткое время, нам никак нельзя.

А потом зарядили дожди. Хлеба полегли, стали зарастать сорняками. Люди нервничали, срывались. Рядом со студентами, на соседнем поле, работал местный комбайнер, молодой еще парень - подбирал валки в редкие погожие минуты. Не выдержал он, бросил машину и укатил в станицу: "Так я ничего тут не заработаю - не идет комбайн".

Заметил одиноко стоящий комбайн Сергей Герасимов, комиссар. Студенты, улучив время, наладили машину, и он, меняясь с командиром, попеременно работал на ней. А тут и распогодилось. Заявился хозяин:

- Слезайте.

- Нет,- твердо сказал комиссар,- ты теперь дезертир.

- Ишь, понаехали,- разошелся тот.- Жаловаться пойду.

- Жалуйся - пусть все знают, каков ты.

И каково же было удивление железнодорожников, когда за разгильдяя вступился местный комсорг, до того почему-то избегавший встреч с гостями-помощниками. Отношения стали напряженными.

Василий в эти дни колесил в другом конце района и вовремя уладить конфликт не успел. А когда вник в суть дела - понял: освобождать следует комсорга, факт.

- Менять, менять - и решительно,- сказал он мне, вспоминая этот случай.- Не дожидаясь отчетно-выборного собрания.

Может, крутовато берет новоиспеченный секретарь райкома, подумалось мне. Надолго ли запалу хватит... Тем более мелочь насторожила: обмолвился как-то в разговоре Василий, что не держится он за райцентр. Получил, как переехал из станицы в Цимлянск, небольшую квартиру, тем и доволен. Уловив недоверие, объяснился Василий начистоту:

- Инженер я - чего мне в городе корни пускать? Отработаю положенное в райкоме - вернусь в колхоз.

Время... Его пружина закручена туго - на расхлябанность запаса нет. Нынче станица живет не по солнышку, а по графикам, составленным инженерами и экономистами, такими как Василий. Поле деятельности для них - огромное, вспахано оно лишь с краю. И мне вполне понятно, что молодой специалист Лупинос, перейдя на комсомольскую работу, хочет видеть своих товарищей-соратников подтянутыми, строгими к себе и другим.

Когда мы обзнакомились поболе, хотя так и не похлебали с ним расхваленную отцовскую ушицу, сваренную по-рыбацки, Василий, сыпящий техническими терминами и цифрами, все же стал мне по-человечески интересен: а справится, а выдюжит ли в нынешней Цимле, вовсе не похожей теперь на ту, что была еще три-четыре года назад?

Тогда самым знаменитым предприятием этого края был Цимлянский винозавод, игристое вино, которое спорит с всемирно известной продукцией вдовы Клико. А теперь затмил Цимлу соседний Волгодонск, встали над степью голубые айсберги завода "Атоммаш", выросли в считанные годы на бывшем пастбище кварталы нового, по сути дела, города. Летал прежде в Цимлянск из Ростова тихоход АН-2, теперь каждый день из Москвы - красавец ТУ-134. Молодежь из хуторов и станиц тянется на великую стройку - стройка опять, как и в 50-е годы, гремит, да не про Цимлу.

А подтягиваться району позарез необходимо - теперь он не сам по себе, а сельскохозяйственный цех Атоммаша. Так что вполне понятно требование Василия - время считать по графику.

Ну, а если - по существу, как бывает в реальной жизни, где не все запрограммируешь? Цимла теперь обустраивается, поднимается на новую ступень - под стать Атоммашу. Нужно и комсомольским вожакам поворачиваться - изучать новое для многих дело - строительство, механизмы современных ферм, переучивать работать так, как велит новый стиль - индустриальный.

Как-то на планерке кто-то из комсомольцев спросил Василия:

- Что такое обечайка?

Слово это в те дни звучало по радио и телевидению, крупными буквами печаталось в газетах: Атоммаш приступил к обточке первых обечаек для атомных реакторов. Вот и спросил человек у инженера Лупиноса про атомно-техническую премудрость.

- Обечайка?- смутился Василий.- Сито все видели. Донышко сетчатое - оно и есть донышко, а вот бока, обруч из дранки - это и есть обечайка. А у реактора - деталь корпуса.

- Как просто,- вздохнул тот, кто ждал "научного" объяснения.

- Чего досадуешь?- удивился я.- Не все же комсорги в районе, как ты того желаешь, инженеры и техники. И не всегда за новым или незнакомым словом стоит то, чего еще не было.

- На Веру Савельеву намекаешь? Да, что поделаешь - она культработник, но пришлось порекомендовать ее избрать. Зато заместителем у Веры - ее муж Володя, механик. Да и комитет комсомола в колхозе сильный. Почти весь, правда, савельевская родня...

Так опять в наших разговорах возник, в противовес тяге Лупиноса к инженерным расчетам, "человеческий фактор...".

Поездка наша в станицу Маркинскую, где в комитете комсомола все - "савельевская родня", запомнилась обоим. Комсоргом там недавно была избрана Вера Савельева. Городская девушка, она приехала из культпрос-ветучилища на практику и вышла замуж за местного парня Володю Савельева. Поработала в клубе - и вот...

Станица Маркинская, лежащая от Цимлянска километров в сорока, городской помощью избалована не была и обходилась в жатву обычно сама. А урожай в тот год выдался редкостный. Василию, конечно же, хотелось показать своих комсоргов только таких, какие нравились самому - "технарей". А тут пришлось нам обоим, став как бы тенью Веры, возиться с пионерами и проверять столовую, записывать старинные песни и перебирать листки казачьих молитв "от пули", "от сабли", "от сглазу" у почти столетней бабки.

...Ликовали маркинцы. Колосья пшеницы "северо донецкой" стояли, вызванивая, стеной. Щупали их, размалывая мозолистыми ладонями, станичные деды, недоверчиво косясь на агрономов: экие хлеба выросли в засушливом междуречье Волги и Дона, таких здесь не случалось. Молоденькая учетчица аккуратно, под корень, срезала снопики: один для кабинета председателя, другой для школьного кабинета биологии, третий в район - пусть все знают и помнят, на что способны полеводы колхоза "Путь Ильича".

Глазея на щедрые взмахи ножниц, не выдержал один из дедов - Василий Васильевич Савельев, прицыкнув на учетчицу и других любителей "сувениров": "Нечего растаскивать колоски!" Усмехался, глядя на суету степенных обычно стариков, неугомонный Колька Челбин - помощник комбайнера. Он-то теперь городской человек, новоиспеченный рабочий из Волгодонска - сманила парня громкая слава молодого города. Подался Колька в Волгодонск прямо после армии. Да не утерпел, взял отпуск и напросился к отцу в помощники - по старой памяти. И угадал прямо в герои дня. Отцу его, Петру Ивановичу, доверили сделать контрольный обмолот на паровом поле: кому же еще такую честь оказать, как не орденоносцу и чемпиону жатвы прошлогодней?

Отошел в сторонку от притихшего комбайна молодой механик Володя Савельев, махнул председателю: "Готово". Председатель Николай Стефанович Григоренко кивнул учительнице, и пионеры прочли складно стишок про хлеборобский труд, про героев страды. А потом, толкаясь, подбежали к комбайнерам и надели на них большие венки из полевых цветов.

Председатель поправил белую фуражку и нетерпеливо махнул рукой: "Давай!" Колька Челбин подмигнул учетчице и полез в кабину комбайна. Машина медленно-медленно поползла, заглатывая побуревшие после недавнего дождя колосья.

Когда закончили контрольный обмолот, председатель объявил его результат каждому механизатору чуть ли не в ухо:

- Смотри же, по сорок четыре центнера вышло.

- А перевыполнить можно? - не утерпел Челбин-младший, но его одернул отец, человек степенный:

- Чего дуришь?

- Да с меня вон вся савельевская родня глаз не сводит,- сказал в свое оправдание находчивый Колька.- Не доверяют, что ли? Ну, пусть Володька здесь - он механик. А дед Василий, а жена Володи?

- Дед - народный контролер, ты что, не знаешь наших дедов? А Вера - комсоргом теперь, недавно в должности ходит...

- Понял, - присвистнул Колька. - Это дед Василий свою городскую невестку к нашим полям приручает.- И, прежде чем взобраться на комбайн, созоровал еще: - Эй, комсорг! Не надо меня, рабочий класс, контролировать. А то я приду на твой огород - проверять...

Грозовые тучи маячили за дальней лесополосой, когда механизированный отряд закончил жатву на 240-гектарном поле. Замотанный уборочными хлопотами, председатель все же поспел застать вместе всех, кто работал на паровом поле, и радостно объявил:

- Это прямо подвиг, я вам скажу. Намолот с гектара составил сорок четыре и четыре десятых центнера. Это при наших-то почвах! И тютелька в тютельку с контрольным.

Радовалась вместе со всеми и Вера Савельева, но не утерпела, спросила тестя:

- Разве не лучше, если бы больше намолотили?

Не сердясь на невестку-горожанку, Василий Васильевич терпеливо растолковал ей все. Перво-наперво про намолот: цифра показывает, что поле удалось на славу - ровное, хорошо обработанное. За это спасибо тем, кто холил-кохал его осенью и весной. Опять же контрольный обмолот сделать доверили из мастеров мастеру, Петру Ивановичу. И остальные комбайнеры не подкачали, убрали ровно, без ощутимых потерь.

- Урожай в сорок четыре центнера - это "сам - двадцать", как мерили в старину,- пояснил Василий Иванович. - Жатва обещает быть затяжной, хлопотной из-за дождей. А здесь, на эталонном поле, люди сразу получили урок правильной работы - без споров и срывов.

- И очень хорошо, дочка,- подхватил старый колхозник,- что и ты людям помогла - и с обедами наладить, и с отдыхом.

Ох, жатва, поварилась Вера в ее котле, многому научилась, характером стала вызревать.

Не раз ей передавали похвалу в адрес совсем юных помощников, которые работают вместе с комбайнерами Борисом Суржиком и Анатолием Холостовым. Отправилась Вера в поле - сказать ребятам доброе слово. Порадовалась за них: чувствуют себя взрослыми, самостоятельно водят машины с утра до обеда. А побывав в других уборочных звеньях, снова проехала мимо мальчишек, поискала их - может, отдыхают где на краю поля. Смотрит, они снова за штурвалами. "Молодцы, подумала,- расскажу мужу". А Володина машина - "летучка" тут как тут. Вера к нему - со своей радостью за мальчишек, но не обрадовался муж.

- А где сами комбайнеры?- сердито спросил.- Говорят, видели их на мотоцикле у сельмага.

И верно, Борис и Анатолий сидят тихохонько в лесополосе и "спрыскивают" первый успех своих подопечных.

Тут ее как прорвало! Она с агитбригадой готовит программу "Хвала рукам, что пахнут хлебом!" А пахнет, оказывается, водкой. Приехала на полевой стан, собрала ребят - дождь как раз зарядил - и высказала, что накипело.

- Кто следующим будет выступать? - спросила, успокоившись чуток.

И только тут почувствовала, что слова ее, не очень-то еще знакомого станичникам человека, прозвучали здесь выспренне, многие парни смотрели в стороны.

Выручили, правда, Веру старики. Уж они-то высказали все, не упустив ни одного промаха парней, А потом Валера Патис поднялся:

- Негоже нам молчать, ребята. Вот ты, Василий,- обратился он к своему наладчику,- почему так долго ездил за деталями, когда мой комбайн обломался? Да я тебе по памяти скажу, что и где на складе лежит, а ты копался. Тонн на десять мой намолот занизил. А время, а потери от дождей? Давай считать!

Потом, когда солнце подсушило пшеничные валки и комбайнеры ушли в поле, Вера долго еще переживала. Конечно, разговор получился, и явно не бесполезный, но ей казалось, что все еще не умеет она найти подхода к здешним жителям, людям своеобразным, о которых она в книгах читала, фильмы видела - все о донской красе.

А так хочется стать "своей" - ведь и сын уже растет, про которого старики станичные, встречая Володю с малышом на руках, басят:

- Ну и казачина, вылитый дед Василий!

Думала об этом и когда составляла программу агитбригады для очередного концерта клубной самодеятельности. Хотелось найти какую-то изюминку, которую не отыщешь, сколько ни ройся в конспектах. Спросила у мужа, поделилась заботой. Но сделала вид, что не заметила смешинку в его глазах.

- Песню казачью? Отец и маманя тебе их сколько хочешь споют, сама слыхала. Но заглавный специалист - дед Митрич.

На краю хутора отыскала Вера курень старика, известного прежде песельника. Попросила его порыться в памяти, вспомнить что-то "такое, чтоб за душу брало" - про родную землю.

- Про землю? Щас,- откашливался и сопел дед.- Зараз будет сполнено. Не таким пели - ив район, и в область меня возили - песни играть. Один, помню, большой начальник по песельной части гутарит мне...

- Дедунь, песню,- сердилась Вера. И начала записывать:

 Чем-то наша славная земелюшка распахана? 
 Не сохами-то славная земелюшка наша распахана, не плугами. 
 Распахана наша земелюшка лошадиными копытами, 
 А засеяна славная земелюшка казацкими головами...

- Такую разве споешь под баян, - разочаровывается Вера. - Нам для агитбригады - повеселей текст.

- Вот тебе самое то,- уверяет лукавый дед и поет:

 Над станицей дыма кольца, 
 Блещут солнцем лемеха - 
 Выезжают комсомольцы 
 Землю-матушку пахать.

- Очень даже неплохо,- принимает строгая Вера.- Эту мы включим в свой репертуар. А еще что-нибудь. Ну, лирическое.

Дед подмигивает и заводит дискантом:

 Груня-ягодка... Просила Груняшенька 
 Ночевать к себе дружка: 
 Приди, приди, разлюбезный мой, 
 Сладких яблок принеси...

Вера хохотала, представив, как соберутся в кружок молодые механизаторы под деревьями на полевом стане и, пока они будут хлебать наваристый борщ с курятиной, ее агитбригада затянет "Груню-ягодку". А кто-либо из ребят наперекор, что ли, возьмет и включит свой портативный магнитофон, и полетят над степью ритмы "Бони М".

И все же... и все же по Вериному настоянию стала клубная самодеятельность разучивать казачьи песни. А потом и самих станичных артистов взяли за душу немудрящие слова народной песни.

Удивлялась Вера непривычным для нее характерам, столь сдержанным на первый взгляд и столь открытым людям донского края. И хотелось ей быть такой же, как они, решительной, такой же умелой, так же светло и радостно смотреть на мир, как почти столетняя бабка Дуня, к которой невзначай попала она в дом. Слыхала, что муж старухи погиб в Отечественную, а выяснилось, что первый раз она овдовела, оставшись с четырьмя ребятишками на руках, еще в империалистическую... Зашла к ней как-то во двор и удивилась: согнутая до земли седая старуха сидела под раскидистой чашей виноградного куста, сноровисто чистила молодую картошку. Источали дух связки прозрачных от жира лещей, шипели сковороды на печке - бабушка еще управлялась по хозяйству, не желая оставаться в тягость семье. Разговорились. И, перебирая бумажки, фотографии, вынутые старушкой из-за иконки, Вера поразилась, найдя собственноручное письмо Крупской - благодарность бабке Дуне за сына, который блестяще учился в столичном педагогическом институте. Чуть не разревелась, прочитав затертый конверт из 1942 года - похоронку на сына.

- Бабушка,- допытывалась Вера,- а вот какие вы слова говорили мужу, сыновьям, когда на трудное дело провожали?

- Дак молитву давала, ладанку...

Зачем это тебе, внученька? С мужем у тебя, знаю, лад да совет, он у тебя весь в савельевскую породу - до работы упорный да детвору любит.- И, задумавшись о чем-то своем, вздохнула: - Ты, милая моя, живи по-своему. У вас нынче своя жизнь, счастливая, без нужды и тягости.

- Я, бабушка, хочу быстрее привыкнуть к станице. Людей я здесь еще не знаю хорошо.

- Пообвыкнешь, милая. Они тебя уже видят, хорошо про тебя говорят. Свекров своих уважаешь - это тоже у людей на глазах. Чадунюшку своего лаской - видела я его, дед катал на бричке.

...Уже после этих событий Василий Лупинос прислал мне письмо. Рассказал в нем, как идут дела комсоргов цимлянских хозяйств. Пожаловался на отток людей в город: сманивает, особенно молодых, стройка в соседнем Волгодонске - завод Атоммаш", рядом с нею еще один завод заложили - "Энергомаш". И вот как он оценил работу комсорга Веры Савельевой: "В плане закрепления кадров, в воспитании на традициях старших поколений она, конечно, ведет работу неплохо".

По-моему, чуть-чуть осторожничает "технический" человек Василий в оценке. Именно эта "городская" Вера прекрасно дополняет то, что делают и могут сделать колхозные механики, инженеры, экономисты,- помогает молодым, еще нетвердо стоящим на этой земле людям глубже прочувствовать свою ответственность за хлеб, за дело, которое предстоит им принять в свои руки...