Всякий раз, когда мне случается быть на 14 линии, этой тихой малолюдной улице, я не могу не остановиться у дома № 36, небольшого одноэтажного строения с укрепленной на нем мемориальной доской: "В этом доме с мая по декабрь 1918 года находилась подпольная типография Ростово-Нахичеванского большевистского комитета под руководством бесстрашного большевика Егора Мурлычева, погибшего в застенках белогвардейской контрразведки". И перед моим мысленным взором возникает образ молодого рабочего, двадцатилетнего фабричного парня, выше среднего роста, с темноватыми вьющимися волосами, серьезного, сосредоточенного, одухотворенного. Был он отчаянный смельчаком и преданным революции человеком, связавшим свою судьбу с партией еще в ранней юности и успевшего уже немало сделать для улучшения жизни рабочих, с любовью и надеждой называвших его "наш Егор". Они хорошо знали слесаря завода Лели Егора Мурлычова. На их глазах проходила его революционная деятельность. В годы царизма он был душой нелегальных молодежных сходок. После установления Советской власти он становится одним из вожаков ростовской революционной молодежи. Это по его предложению в начале 1918 года завод Лели был национализирован. Мурлычев стал председателем временного рабочего правления завода, создал боевую дружину. Он все время в гуще событий, неутомим в выполнении партийных заданий. Быстрого, порывистого юношу можно было встретить и на рабочем митинге, немногословно, . но убедительно и доходчиво рассказывавшего о первоочередных задачах Советской власти, и на собрании партячейки, и среди города, и среди участников 1-го съезда Донской Советской республики. Партийную работу молодого коммуниста направлял стойкий большевик, опытный конспиратор и бесстрашный революционер Иван Дмитриевич Ченцов.
Когда под натиском вражеских сил весной 1918 года красно-гвардейцы покидали Ростов, партия дала Мурлычеву ответственное поручение - вести подпольную работу в тылу у белых. И неустрашимый боец партии вместе с группой своих единомышленников, соблюдая строжайшую конспирацию, развернул борьбу против белогвардейской нечисти.
8 мая 1918 года в Ростов вошли немцы и отряд генерала Дроздовского. Стоя у бывшего клуба приказчиков, Мурлычев с ненавистью и презрением смотрел на хвастливо вышагивающих под бравурные марши кайзеровские войска, красные околыши и трехцветные нарукавнне нашивки красновских офицеров.
- Генерал Краснов дождался подмоги, - тихо сказал Егор своим друзьям. - Сукин сын - торгует Россией. Ну, дальше Ростова им не пройти.
В городе начался безудержный разгул белогвардейского террора. В течение первой недели было арестовано 213 человек, из них II расстреляны. 24 мая меньшевистская газета "Рабочее дело" сообщала о проведенной контрразведкой массовой облаве по всему Темернику и Олимпиадовке. Было арестовано свыше 100 человек. К 9 июня число арестованных достигло 343 человек, из них 72 было расстреляно, а оставшиеся в живых "жестоко высечены". 26 июня газета "Приазовский край" сообщила, что в Ростове арестована группа большевиков, которые преданы военно-полевому суду.
Немецкий комендант Ростова и Нахичевани полковник фон Фром в расклеенном по городу объявлении угрожал большевикам смертной казнью. Начальник ростовского гарнизона полковник Фетисов запугивал большевиков всеми земными и небесными карами. Градоначальние полковник Греков отдал приказ о запрещении стачек и забастовок. Немецкие оккупанты и белогвардейская контрразведка нещадно истребляли подозреваемых в большевистской агитации, без устали проводили повальные обыски, облавы. Случалось, что во время этих облав контрразведчики заглядывали и на квартиру Мурлычева. Но увидев фабричного парня, беззаботно бренчащего гитаре, распевающего душещипательные романсы, удалялись, не подозревая, что именно здесь находится штаб подпольной организации и подпольная типография. Отсюда, несмотря на свирепый террор, в обстановке постоянной слежки и преследования, осуществлялось руководство партийными ячейками. Здесь печатались листовки и воззвания, призывающие к борьбе с душителями свободы.
Егор Мурлычев, возглавивший Ростово-Нахичеванскую большевистскую подпольную организацию, дважды переходил линию фронта для связи с Донским бюро РКП(б), находившимся на советской территории в городе Курске. Возвращался он в Ростов с инструкциями по ведению дальнейшей работы, привозил литературу, в том числе обращение ВЦИК к трудовому казачеству Дона. Влияние большевиков заметно росло и ширилось. Были созданы партийные ячейки на заводах Лели, гвоздильном, "Аксай", Главных мастерских Владикавказской железной дороги, среди трамвайщиков, водопроводчиков, портовых грузчиков, воинских частей гарнизона...
Мурлычев был неутомим. Соблюдая конспирацию, он встречался с подпольщиками в молочной "Венеции" в Соборном переулке, в биллиардной "Тифлис", возле театра Машонкина на Таганрогском проспекте, в домике напротив табачной фабрики Асмолова, на берегу Дона, в церкви на Темернике. Это были важные встречи по сплочению организации. Одних он подбадривал, другим сообщал последние известия, полученные из революционной России, третьим Давал задания. В очень сложных условиях руководимому им комитету удавалось проводить делегатские собрания, на которых присутствовали представители заводских партячеек. И они, несмотря на запрет, были застрельщиками забастовок и стачек, вели работу в войсках противника.
В устроенной на его квартире подпольной типографии еженедельно выпускалось от 300 до 500 оттисков листовок, воззваний, прокламаций. Составляли и печатали их Егор Мурлычев вместе со своими ближайшими сподвижниками по подполью. Ими были слесарь Андрей Васильев-Шмидт, наборщик Абрам Муравич и др. Эти большевики были бесстрашными людьми. В то время как по городу рыскали шпики и озлобленные контрразведчики, они доставали из тайнике печатный станок, шрифт, продолговатые листки бумаги и делали свое дело. А на утро листовки и воззвания уже ходили по рукам рабочих, поднимая у них дух, придавая силы в борьбе с белогвардейским охвостьем.
Поручив однажды своему товарищу разбросать листовки возле немецких казарм и в саду, где прогуливались солдаты, и увидев его нерешительность, Мурлычев, улыбаясь, сказал:
- Нужно дружить с ребятами.
Подозвав к себе мальчишек, Егор обратился к ним с просьбой.
- Вот они, орлы, - говорил он, - надо эти театральные программки раздать гуляющим в саду и возле казарм. Понятно?
И мальчишки разбежались по аллеям сада, выкрикивая:
- Последние спектакли и кино.
Они разбрасывали листовки, совали в руки прохожих.
Мурлычев видел, как солдаты прячут листовки в голенища сапог.
"Пробудитесь! Восстаньте! - говорилось в листовке. - Побратайтесь с прозревшим трудовым казачеством, обратите свое оружие против душегубов, чтобы легче было их свергнуть..."
Накануне первой годовщины Октябрьской революции рабочие районы Ростова были заняты усиленными казачьими и офицерскими карательными отрядами. У заводов стояли казачьи патрули. На 1 перекрестках дежурили вооруженные офицеры. По городу курсировали броневые автомашины. И все же на фасадах домов, на заборах появилась листовка с воззванием подпольного большевистского комитета "Ко всем трудящимся Дона", в которой писалось: "Подымайтесь же, трудящиеся Дона, объединяйтесь и свергайте владычество насильников - народных врагов".
Немецкое командование и красновская контрразведка сбились с ног в поисках подпольной типографии и большевистской организации, призывавшей к борьбе с белогвардейской контрреволюцией. Им удалось напасть на след. В ночь на 8 декабря подпольная типография была разгромлена. При обыске был обнаружен набор воззвания "К товарищам трудовым донцам" и 15 оттисков этого воззвания. В ту же ночь был арестован Егор Мурлычев. Его бросили в тюремную камеру. Нещадно били, изощренно издевались, подвергали невероятным истязаниям и пыткам. За неделю неимоверных мук у юноши побелела голова, лицо покрылось кровоподтеками, осунулось и постарело. Только глаза по-прежнему горели молодо и смело, горели неугасимой верой в неизбежность победы правого дела, в торжество великих идей большевистской партии.
Он писал из тюрьмы друзьям: "Победа Советской власти близка, работайте, не покладая рук". Когда удалось передать ему в камеру листовку, напечатанную во вновь созданной подпольной типографии, он написал друзьям на волю: "Товарищи, я прочел вашу листовку. У меня забилась кровь, прибавилось силы. Я не сомневаюсь, что вы будете продолжать начатое дело. Я умру с твердой уверенностью, что вы так же будете идти до конца, до полной победа. Пожелаю вам успеха. Да здравствует Советская власть, да здравствует рабочая армия, да здравствует Российская коммунистическая партия большевиков. Я немного болен. Привет всем.
Егор Мурлычев".
Палачам не удалось вырвать у него ни слова признания. Они приговорили его к смертной казни. "Прощайте, товарищи, - писал Егор друзьям. - Я приговорен военно-полевым судом к расстрелу. Но я умираю за святое дело и надеюсь, что вы будете продолжать его". На стене тюремной камеры № 13 он нацарапал ногтем: "Товарищи, я погибаю за дело революции. Начатое мной дело продолжайте. Егор Мурлычев", А когда за ним пришли конвоиры, он на полях тюремного молитвенника сделал торопливую запись карандашом: "Дорогие товарищи. Сегодня умирал за идею большевиков. Единственное, что прощу - продолжайте мое дело. Егор".
Верные друзья Мурлычева по подпольной работе решили устроить засаду в Балабановской роще и отбить Егора, когда его поведут на казнь. Но каким-то образом это стало известно контрразведке и за день до назначенного срока он был зверски зарублен в овраге за Новым поселением.
Так оборвалась короткая, но яркая жизнь Георгия Александровича Мурлычева, пламенного революционера, верного сына народа. Но дело, за которое он сложил голову, продолжалось. Подпольный большевистский комитет, во главе которого стал Андрей Ефремович Васильев-Шмидт, действовал, наносил удары белогвардейщине, боролся с контрреволюцией.