Встречи с морем

За кормой, в серой дымке ненастного дня медленно расплывался темный силуэт Таганрогского мыса, вздыбленного над толщей грязно-серых волн. Юго-западный ветер рывками наваливается на парус моего вельбота (см. рис. 2), прибавляя ходи вместе с тем усиливая дрейф. Я это ощущаю на румпеле руля. Напряженно всматриваюсь в горизонт, отыскивая линию противоположного южного берега Таганрогского залива. Иду почти бортом - лагом к волне, то и дело принимая на себя ее не по-летнему холодные брызги. На миг отвлекаюсь от моря, чтобы взглянуть на туго набитый ветром парус, плотно прижатый к мачте реек и размеренно, как маятник, раскачивающуюся верхушку (топ) мачты.

Рядом, низко над морем, распласталась одинокая белокрылая чайка, предвестница желанного берега. Прямо по курсу неестественно для столь мрачного дня выглянуло солнце, на миг прорвав плотную блокаду облаков, оно неожиданно высветило пустынный прибрежный ландшафт: овражистые склоны, переходящие в узкую полоску пляжа.

До берега оставалось не менее четверти мили, когда киль- брус слегка коснулся дна. Повторив толчки на двух последовательных перекатах (барах), вельбот скользнул кильбрусом по глинистому дну, развернулся на ветер. До узкой полоски пляжа - с полсотни метров. На карте отметка глубин 1,2 м, а я - на мели, и ветер нагонный, не менее 5 баллов. Теперь он, встреченный по курсу, дует вдоль линии берега.

Убран парус, с носа отдан якорь, заведен кормовой. Как в русской былине поется: "И бросали они якоря крепкие, с носу - якорь, с кормы - другой, чтобы крепче стоял, не шатался он". Однако ж "шатался" он, мой бескилевой вельбот, довольно изрядно, потому что ветер крепчал и море бурлило у берега светло-коричневой, глинистой жижей.

На берегу в палатке, ожидая "у моря погоды", я думал о судьбах берегов Таганрогского залива (рис. 4). Если мысленно рассечь его поперек плоскостью, параллельной моему курсу (вблизи меридиана 39° восточной долготы), то картина сечения такова: отвесный "приглубый" северный берег у Таганрогского мыса с высоко возвышающейся материковой сушей и мелководный, пологий, противоположный ему, южный берег.

Рис. 4. Таганрогский залив и ближнее Приазовье

Далее, на меридиане 38°40', картина взаимно противоположных берегов примерно одинакова, а на меридиане 38° берега как бы меняются местами: "приглубый", обрывистый и беспляжный - южный берег; мелкий, пологий - северный. И так до самого "гирла" залива, образованного косами Долгой и Белосарайской.

От палатки по берегу рукой подать до Чумбурской косы первого чудесного уголка природы на моем пути.

К косе подошел я с подветренной стороны. Непривычно спокойная вода; вроде и не море, а тихая, речная заводь.

В утренней тишине, с водной глади, монотонно и сердито скрепит голос гусыни с семейством в ответ на бурчание старушки, грозящей ей посохом с берега и укоряющей в непослушании. Неторопливо подошел, присел на корточки и закурил пожилой рыбак. Завязалась беседа о море и здешних местах, о природе и людях...

С восходом солнца вновь задул все тот же юго-западный ветер - азовская "низовка". Через полчаса он уже крепко ерошил верхушки деревьев и тоскливо посвистывал в снастях металлических радиомачт на косе.

Как все парусники, учтиво кланяясь морю, "Аис" медленно шел вдоль подветренного берега к Чумбурскому мысу - "соленому" ветру навстречу.

По левому борту зеленеют буйными травами прибрежные склоны. Темнеют вдали, на взгорье, небольшие приморские села: Маргаритовка, Порт-Катон, Подлюдки, Молчановка. Места исторические, примечательные. Здесь бывал знаменитый полководец Суворов. Маргаритовка упоминается в записках петровского времени...

До самого равностороннего треугольника Сазальникской косы - глинистое дно, из суглинков сложенный обрывистый берег, непрозрачная, грязная вода.

Неустанно лижет узкую полоску пляжа, заплеск ветровых волн. Монотонно шумит море, обрабатывая дно в зоне мелкозернистого аккумулятивного разрушения грунта.

Ливневые дожди смывают в залив массу земли с прибрежных сельскохозяйственных угодий. Миллионы тонн ила приносит сюда Дон. На дне оседают микроэлементы растительного и животного мира - фитопланктона и зообентоса.

У основания Сазальникской косы темнеет гряда прибрежных уступов, отрывается от воды, продолжает свой "курс" к зеленым склонам поселка Шабельск, уступив плоской, песчаной прибрежной равнине с буйными, сочными травами. Мелодично позванивая колокольчиками, бродят по зеленому ковру косы тучные стада, сопровождаемые неторопливыми и немногословными здешними пастухами.

Плавание у мыса в непогоду трудное, даже на бескилевом вельботе с сорокасантиметровой осадкой. Надсадно ревет за кормой двигатель моторуля. Волна словно трехгранная пирамида; что - ввысь, что - вширь. Нудная и изнурительная толчея...

Как пройти на Ейск, если впереди незримый барьер - обозначившиеся бурунами отмели Сазальникской косы? Восьмикилометровым языком простерлась она под тонким слоем воды на северо-запад. Я тщетно ищу промоину, то и дело натыкаясь на обнаженные темно-коричневые песчаные островки.

И все же найдена "брешь". Слева по борту на траверзе мыс Сазальник, а прямо по курсу, словно великан, из пучины морской выдвинулся ейский элеватор. Великолепный ориентир. Немного терпения, и за кормой остались сазальникские отмели. Напряженность встречи с ними дополнили пересекающие мой курс стальные тросы: с берега - к рыбацким ставниковым неводам.

Теперь под килем довольно глубокое гирло Ейского лимана, в котором почти посредине "застрял" вытянувшийся поперек низкий песчаный остров.

Началась адова пляска, когда, как говорят моряки, "небо кажется с овчинку", корма - нос, методично и беспощадно диферентует вельбот. С небольшим интервалом его корпус принимает мощные удары случайной волны. Откуда ей взяться? Скорее всего причина - резко всхолмленное дно и кое-где - ямы, размытые напорами "низовок" перед крутым обрывистым и местами "приглубым" берегом на юго-востоке, песчаными островами на северо-западе и протяженными отмелями на северо-востоке.

То проваливаясь в глубокую, бурлящую, теперь уже не грязно-серую, а отливающую темно-янтарной желтизной водяную воронку, то мигом взлетая на острый гребень волны, идет мой "Ане" к уже угадывающимся в бинокль волнорезам Ейского аванпорта. Натужно ревет двигатель моторуля, преодолевая усилившееся, беспорядочное волнение на подходном канале.

Слева по борту остались ворота порта и коварная толчея у них, метко прозванная местными рыбаками "цыганский пятачок". Держу курс правее огражденной молом территории порта. Увы... С ходу врезаюсь в глинистый бар. Прибойная волна разворачивает вельбот лагом к нему. Это опасно. Мигом за борт. Помогаю отчаянному суденышку обрести остойчивость и, преодолев еще два параллельных берегу бара, провожу его на прибрежную полоску чуть "приглубой" воды.

На землю и море спускаются дождливые сумерки. Порывистый ветер. Не по-июльски холодно. Термометр показывает плюс 18°. Вода - на градус-два холоднее.

Разбиваю палатку под обрывом на берегу. Есть время подумать...

Цепь небольших отмелей-банок определяет характер дна юго-восточной части Таганрогского залива. Здесь и у кос всегда можно встретить "добытчиков" - рыболовов-любителей с куканами жирных бычков. А у бетонных пирсов Таганрогского порта, в затейливых узких щелях-промоинах их оснований встречается даже крупный бычок-ротан - обитатель здешних небольших сообществ - биоценозов.

Многочисленная, но не промысловая звездчатая пуголовка - шустрый бычок, суетливо извиваясь маленьким скользким тельцем, торопится выбраться из-под босой ступни идущего по мелководью, удрать от человека или, что более опасно, от длинного клюва неторопливо шагающего, важного аиста.

В море и на берегу своя, веками сложившаяся жизнь...

На траверзе Шабельска, напряженно выруливая между коричнево-серыми обнаженными языками отмелей в бурлящей круговерти, я не мог не заглядеться на умильную сценку. Видимо, отстаивая свои территориальные права, колония чаек дружно атаковала приземлившуюся с "бреющего" полета стайку диких уток. Те с шипением кинулись в свою защиту. А потом, ощутив превосходство аборигенов, низко пригнув вытянутые шейки, "залопотали" розовыми лапками наутек и мигом скрылись в волнах. Не претендуй на чужое...

В палатке на берегу штормового моря вспомнилась и другая картина его многоликой природы.

...Жаркий июньский день прошлого года. Воздух не шелохнется. Зеркальная гладь залива на подходе к судоходному каналу, ведущему в гирло Дона. Прямо по курсу, словно изваяния, высятся над водой сигнальные башни-туры. Монотонно стучит на минимально устойчивых оборотах двигатель моторуля. И вдруг - ощутимые удары в днище. Оказалось - беспечная рыба. Рядом рыбный Донской заповедник. В восточной части Таганрогского залива водится молодь судака, леща, севрюги, осетра, тарани, горчака, сазана, сельди, рыбца, тюльки, хамсы, осетрины, бычка (кругляка, сирмана, песочника, пуголовки, книповича, поматос хистуса), рыбы-иглы, уклеи, берша, густеры, шиповки, перкарины, колюшки.

Молодь всех рыб, обитающих в заливе, в летние месяцы потребляет порядка 400 т зоопланктона и 7 т зообентоса.

По отмелям, у уреза воды плавней, на длинных ногах чинно шествуют неторопливые аисты, зорко всматриваясь в чуть прикрытое слоем прогретой южным солнцем воды песчаное дно. Тут же толпятся чайки, а между ними - вездесущие, неприхотливые вороны.

Слева по борту задумчиво смотрятся в Дон могучие вербы; справа - бескрайняя зеркальная гладь донского плеса.

Неповторимо многообразна красота моря и берега, даже там, где она не носит отпечатка традиционного морского берегового пейзажа; даже если перед нами что-то вроде помеси ландшафта, берега реки, озера или соленоватоводного морского бассейна, каким, по классификации профессора И. М. Книповича, является Азовское море...

Двое суток беснуется море. Солнце то просвечивает тусклым, размытым диском, то вовсе скрывается за хмурыми, низкими, насыщенными влагой облаками. Ненастье явно затянется надолго. Неутешительный прогноз по местным приметам подтвердили и метеорологи. Решаю пользоваться "просветами" погоды. Вельбот отбуксирован вручную за третий от линии берега бар - перекат. Заработал двигатель моторуля и высокие, вертикальные, глиноземные с дождевыми затеками стенки Ейского берега медленно поплыли назад по левому борту.

На курсе безлюдный мыс Вылазка, а за ним - станица Воронцовка. Северо-западный ветер прижимает к пустынному, совсем беспляжному, и поэтому вдвойне опасному для меня, хотя и "приглубому", берегу. У уреза воды глубина один-два метра, а чуть подальше - до четырех.

Здесь, на меридиане 38°, самая широкая часть Таганрогского залива - около шестидесяти километров.

Поднятые со дна продолжительным штормом и занесенные из далеких мелководий кружат за кормой опасные для винта водоросли.

В бинокль четко просматривается узкая песчаная полоса пляжа между урезом воды и вертикальной суглинковой стенкой берегового обрыва. Линия берега изгибается почти по радиусной кривой, образуя своеобразный ковш, "ручкой" которого оказывается чернеющая по курсу прямо полоска земли. Это и есть коса Долгая. Видно, название дали ей екатериненские переселенцы - запорожские казаки, и означает оно "длинная". Не шумят на ней могучие вербы, не колышется зеленые травы, как это рисовало мое воображение. Плоская и безжизненная полоска земли, рожденная морем, казачьей пикой вонзается в даль.

Из-за Долгой с моря в залив врывается ветер, и мелкая зыбь слегка зеленоватой воды покрывает прикрытую юго-западным берегом и косой поверхность образовавшегося здесь ковша в Таганрогском заливе.

Заброшен на косу легкий, на ТОНКОМ капроновом тросе якорь-кошка. Подтягиваюсь к урезу воды, босиком по зыбкой ракушке, тщательно вымытой заплеском, заношу подальше на берег тяжеловатый двухлапый адмиралтейский якорь на надежной цепи.

Собрались любопытные. Это отдыхающие из пансионата воронежского предприятия.

- Мы уступаем вам свой котлован, - великодушно предложили двое молодых супругов у "обвалованной" неглубокой, округлой впадины.

- Без него тут не обойтись, - пояснили мои доброжелатели, заметив тень недоумения, - день и ночь дует с юго-запада ветер...

И впрямь, над почти ровной, покрытой узором трещин солончаково-белесой поверхностью косы плотным потоком несется песчаная "поземка". Спасают от нее самодельные котлованы-ячейки.

Остаток дня заполняю беглым осмотром основания косы. Кое-где низкорослые деревья. В заболоченных впадинах щетинятся жесткой травой кочки. В неуспевших испариться лужах колышатся стебли болотной осоки и рогозы. На опаленных ветрами песчано-ракушечных холмиках расползлась жесткая паутель краснолистника. В сторону коренного берега унылый пейзаж косы освежают развесистые тополя и фруктовые деревья у чопорных домиков на окраине станицы Должанской.

Коса Долгая - уникальное явление природы. В прошлую навигацию я побывал на плавучем кране, добывающем ракушку там, где о косе напоминают лишь буруны над ее плоской оконечностью (дисталью), ушедшей под воду в сторону косы Белосарайской, на противоположном северном берегу моря.

В район, работы крана я прибыл "пассажиром" на барже, транспортирующей в Таганрог ракушку, вместе с моим неизменным вельботом, погруженным в трюм.

Ночь шли на буксире. Утро засветилось круглым, дрожащим бликом на передней переборке моей каюты. Море отражало лучи восходящего где-то над Таганрогом солнца. Пятно на переборке слегка покачивается. Мирный плеск волн за стальным бортом баржи сменяют редкие глухие удары. В иллюминатор врывается неожиданный ветер. Резко увеличивается амплитуда колебаний светового пятна. Похоже, быть шторму. Подход к плавучему крану исключен и сегодня, и завтра... Трое утомительных суток на рейде, на четвертые - в утренней дымке обрисовались контуры плавучего крана. А где же коса?

- До нее километров двенадцать, - поясняет мне шкипер.

Бурлит и пенится море, и лишь белая челка на уходящих к горизонту на юго-восток бурунах выдает протяженную отмель в конце Долгой.

Ветер утих. С песчаных островов - "кусков" разделенной промоинами надводной оконечности Долгой - полетели на промысел в море бакланы, прожорливые морские гуси. Килограмм рыбы в сутки - минимальный рацион каждого из них.

Маленький и суетной работяга-буксир подвел нашу баржу к плавкрану. К подветренному борту "смайнали" мой "Аис". Наконец-то штормовой плен позади.

Трудно поверить в свирепость штормов мелководного Азовского моря. Однажды, когда сила, ветра достигала девяти баллов, разыгравшийся шторм приподнял на волне огромный трехсоттонный плавучий кран: " "перенес" его, словно легкую щепку, через отмель косы с полутораметровой восточной глубины на ее юго-западный склон отмели. "Это произошло так неожиданно и так "деликатно", что даже не звякнули тарелки на камбузе", - не без юмора рассказывал мне кранмейстер.

...Спустя год гостил я на плавкране в безоблачный штиль. То желтая, то желто-розовая вечерняя заря всякий раз предвещала сухую и ясную погоду. Над опустившимся за горизонт солнцем струился нежно-розовый, светлый круг. С наступлением сумерек на небосводе появлялась чуть искривленой формы луна, посеребрив далеко уходящую в притихшее море слегка вздрагивающую "дорожку".

Опершись на оградительный леер низкой палубы плавкрана, мы тихо беседуем с подошедшим матросом о буднях морских, о случайностях в море.

- А такое бывает! - самое неожиданное: от дикого шторма, швырнувшего могучий плавкран за косу, до древней глиняной амфоры в его ковше, как-то поднятой грейфером со дна вместе с ракушкой. Такие амфоры я видел в музее древнего Танаиса. Как попала она сюда, в ракушечный грунт у основания косы Долгой?

Мой собеседник вопросительно смотрит в небо. Звезды мерцают слабо, отливая зеленоватым блеском - к хорошей и устойчивой погоде. Завтра, на зорьке, он собрался поохотиться на бакланов.

Чуть забрезжил над морем рассвет, двое дюжих матросов сбросили на воду легкую шлюпку с борта плавкрана. Сели на весла и погребли к чернеющим сплошной массой еще дремлющим бакланам на песчаных разрывах косы. Я смотрел им вслед, пока шлюпка совсем не растаяла в утренней дымке, с досадой и огорчением негодуя в душе по поводу этой ничем неоправданной "охоты": загодя на островах расставляются "силки" - крупные, самозатягивающиеся петли, прикрепленные к натянутому на песке между вбитыми в него кольями тросу. Баклан, неосторожно ступив в петлю, продолжая двигаться, затягивает ее. Прибывшие на следующее утро "охотники" варварски убивают птиц веслом.

Когда мой собеседник с добычей вернулся на плавкран, я не сдержался и в резкой форме выразил свое возмущение варварским отношением человека к живой природе.

- Бакланы в дельте Волги съедают за год рыба столько, сколько съедает город с восьмидесятитысячным населением, - чуть виновато ссылаются на авторитет морских орнитологов незадачливые "охотники", приступая к свежеванию добычи, чтобы избавить мясо птиц от неприятного запаха рыбы, которой они питаются.

Уничтожение бакланов нельзя оправдать. Эти птицы - морские санитары. Не только безвредные, но и полезные. Они пернатые экологи моря.

Сегодня, спустя год, прийдя на Должанскую из Ейска, в суете уходящего дня вспоминаю в деталях свой переход от плавучего крана к станице Камышеватской.

У второй промоины подхваченный течением вельбот приближается к возвышающемуся незатопленному участку косы.

Я выпрыгнул за борт. Засиженный птицами зыбкий ракушечный островок. Непривычно, почти до колен, вязнут ноги в ракушке. Кладовая с миллионами тонн стройматериала и... корма для домашних птиц. Потихоньку увозили отсюда ракушку баржи на северо-восток строителям в Таганрог и на северо-запад в Мариуполь для птицеферм. Не год и не два черпал грейфер плавучего крана ракушку косы. Геоморфологи запрещали, строители и моряки стояли на своем. Одни - ради стройматериалов, другие - ради плана грузооборота. В конечном счете был найден общий язык. Подводный карьер на Долгой закрыт.

Однако, по утверждению специалистов, подводные разработки на дистали Долгой не оказали на нее вредного воздействия. Анализ многолетних исследований, сделанный кандидатом географических наук в Ростовском университете Ю. В. Артюхиным показал, что тело косы видоизменяется под воздействием дрейфа наносов мелкозернистых взвесей и существенно зависит от жизнедеятельности живого микромира моря - моллюсков кардиума, строителей фундамента Азовских кос.

Как в народе любовно (называют, Должника - коса необычная. Это мощный естественный щит-затвор, которым природа своеобразно зарегулировала водообмен собственно моря с Таганрогским заливом. Она в основном стабилизирует его гидрологию, а вместе с тем и жизнь обитателей залива.

С примыкающей со стороны открытого моря подводной косой Еленина Долгая сдерживает напор соленых вод; в определенной мере способствует стабилизации осолонения залива; состава зообентоса и фитопланктона и, в конечном счете, полей биоценоза, определяющих ареал обитания рыб.

За мощным барьером Должанки своеобразный "приглубый" ковш, облюбованный прикубанской таранью, мигрировавшей сюда в поисках прежнего, приемлемого для нее уровня солености воды. Здесь же у косы с ракушечно-песчаным биоценозом - обетованное место бычка-кругляка и для выращивания осетровых, инкубированных на Темрюкском рыбном заводе.

...Неделями дует юго-западный ветер-"низовка", нагнетая воду в Таганрогский залив. Воды поступает так много, что ее уровень у Таганрогского мыса поднимается иногда на 1,5-2 метра. Бывают случаи, когда вода поднимается на 3 метра, заливая территорию морского вокзала в Таганроге. Когда ветер утихает, огромные массы освободившейся от его давления воды устремляются из залива в открытое море. Бурлит и клокочет она в промоинах Долгой, способная "замыть" песком и ракушкой силящееся прорваться навстречу потоку маломерное судно.

Такая печальная участь постигла однажды буксирный катер. Лишь чудом спаслась прижатая силой потока к рыхлой ракушечной отмели косы парусная спортивная яхта. В течение суток ветер благоприятно изменил направление на обратное, против потока воды, и помог ей сняться с зыбкой мели, от которой не оттолкнешься багром...

Бывает и так, что ветер и мощное обратное течение из залива или в залив неожиданно совпадут. Тогда промоины Долгой опасны вдвойне.

...Расставшись с плавкраном, под слабым попутным ветром вышел "Аис" в море на бурном потоке второй промоины меж двух отмелей Долгой. Вода стремительно неслась в открытое море, а в относительно спокойных придонных слоях оставленного Таганрогского залива текла своя жизнь.

Гидрологи не без оснований озабочены судьбами Долгой - щитом прекрытия Таганрогского залива, формирующего его микроклимат.

Почвы кос Ейского полуострова и кос Ейской, Долгой, Камышеватской - солончаково-болотные, солонцовые, солончаковые и сильно засоленные песчаные грунты в береговой зоне. Поэтому растет здесь полынь приморская, клоповник широколистный и лактук татарский. В периферийных местах Ейской косы со слабой соленостью грунта - настоящие тростниковые джунгли: тростник достигает 3-4-метровой высоты. Тогда как на Долгой, с соленым грунтом, он не более одного метра. Только на этой косе Азовского моря растет "житель" пустыни тамариск ветвистый рядом с представителями степной флоры солонцовых и солончаковых почв - коровником сидячецветным, воробейником полевым, клевером угловатым, молочаем степным, цикорием обыкновенным, васильком Маршала, синяком обыкновенным, молоканом солончаковым и степными сорняками - дурнишником обыкновенными колючим (В. Н. Борисов, Е. Н. Капитонов, Краснодарский Кубанский университет).

Из-за косы слабо дуст "низовка". Чайки держатся вблизи берегов - признак усиления ветра. По рассказам окружавших меня отдыхающих из видневшегося на склоне зеленого берега пансионата одного из воронежских предприятий, весь июль свирепствуют ветры. Ночью меня разбудил настоящий рокот прибоя. Неожиданно ветер изменил направление на диаметрально противоположное и с силой в шесть баллов навалился на подветренный с вечера восточный берег косы.

Выглянул из палатки. Сквозь низкие серые облака ярко мерцают звезды - к усилению ветра.

Легкий, непригодный для песчано-ракушечного дна, остролапый якорь пополз, и вельбот оказался бортом прижат к косе. Мощные удары волн в наветренный борт методично замывали беспомощный "Аис" песком и (ракушкой - печальный результат не ошибки, а просто халатности в постановке судна на якорь.

Оснастка судна - это прежде всего якоря. "Где ладья не рыщет, а у якоря будет", - справедливо гласит старинная поговорка поморов.

"Якорь в прошлом представлял собою изобретение в своем роде весьма остроумное. Доказательством служит хотя бы его величина. Нет другого предмета столь несоизмеримо малого с выполняемой им огромной задачей", - так оценил якорь Джозеф Конрад, писатель и знаток моря.

Колесо, якорь и парус - примерно ровесники. Им порядка пяти тысяч лет. Накоплено множество конструкций якорей. Лучшие из них - адмирала Уильяма Паркера и капитана Холла. Последний усовершенствован отечественным инженером Матросовым в 1946 году. Я обладаю надежным "адмиралом", а судно поставил на слабую "кошку"!? Непростительный промах!

Весь следующий день ушел на освобождение вельбота от заполнившего даже слабовыраженные пустоты между металлическими воздушными ящиками непотопляемости песком и ракушкой. Спасибо, помогли люди на берегу.

Перед рейсом и в рейсе отдай должное якорю! Неспроста в народе о нем говорят "якорь спасения", "вера - мой якорь", "язык - телу якорь", якорь - символ надежды...

Для Азовского моря с его илистыми, песчано-ракушечными и глинистыми грунтами дна нужно иметь два якоря: на первые два вида грунта - туполапый и на последний - якорь с острыми лапами.

...Рано утром следующего дня я неторопливо иду по обрыву здесь уже довольно высокого, восточного основания Долгой. Всматриваюсь в узкую, почти двухметровую, полоску песчаного пляжа внизу: не вернуло ли море смытое с "Аиса" ночью весло?

Прошел не менее мили назад к Воронцовке. Раньше я видел эти обрывы в лучах заходящего солнца, с палубы морского буксира, идущего из Ейска к плавучему крану на отмели Долгой. Утро было безоблачным. Потом в небе неподвижно повисли кучевые облака, они незаметно растаяли к вечеру. Это предвещало хорошую, устойчивую погоду.

К концу дня в безоблачном небе медленно клонилось к закату солнце, высветив оказанию желто-зеленый берег, обманчиво кажущийся с моря совсем близким.

С вельбота, при переходе из Ейска к Долгой, берег выглядел суровым и мрачным. Море штормило. Сейчас же, после ненастной ночи, пригретый солнцем и заполненный шелестом трав берег был полон тепла и уюта. Омрачали ландшафт лишь глубокие длинные трещины, тянувшиеся вдоль обрыва берега. Они отстоят на метр-два от его вертикальной стенки.

...Небольшая низкая облачность утром предвещала ухудшение погоды. Осталась позади стоянка у основания Долгой.

Под слабым ветром "Аис" медленно движется к первой промоине.

Справа по борту, на довольно большом расстоянии от косы, виднеются два, последовательно расположенных комплекса рыболовецких ставниковых неводов. На торчащих из воды деревянных стойках-гундрах и расходящихся от них пауками стальных, проволочных растяжках суетятся чайки, выискивая свою долю улова. От каждого ставника к берегу тянется трос, удерживаемый почти на поверхности моря непотопляемыми поплавками.

Здесь, на глубине три-четыре метра, за щитом косы Долгой, вотчина рыболовецких колхозов юго-восточного берега моря.

Обогнув Материковый выступ в море косы, не без тревоги вхожу в первую ее промоину. Течение работало слабо. Очень мелко. Слегка зашуршал кильбрус по ракушке. Удачный маневр, и мель промоины позади. Зыбкое дно. Нельзя оттолкнуться багром и, тем более, выпрыгнуть за борт и провести лодку.

Волнение пустынного моря усиливается. Накрапывает дождь. В скором времени он задернул густой пеленой слева чернеющий берег. Беру правее - мористее, в надежде быстрее пройти 45 км от надводной оконечности Долгой до станицы Камышеватской.

В сером небе из-за густых облаков, изредка выглядывает холодное солнце.

Чайки то улетают к берегу, то вновь появляются и кружат над непонятно для них зачем появившемся здесь маленьким и одиноким парусником, ныряющим в холодных волнах неспокойного моря.

Справа по курсу, как вехи, торчат из воды гундэры, внушая тревогу и опасение запутаться в проволоке их растяжек.

От станицы Должанской до Камышеватской берег вначале круто спускается к морю (рис. 5), а затем переходит в обрывы, сложенные как и прибрежная равнина лессами и лессовидными суглинками и глинами. Лесс легко размывается волнами моря. Обвалы и размыв берегов дают внушительную цифру донных осадков - 8 млн. т в год. Разрушается берег здесь со скоростью в среднем 3 м в год.

Рис.5. Кубанское Приазовье и Ейский полуостров

У этих обрывов на миг останавливали свой стремительный бег табуны диких коней-тарпанов, быстроногих сайгаков и даже могучих лосей. Шумели ветры над ковыльно-разнотравным юго-восточным Приазовьем и западно-предкавказскими плодородными черноземами. Это было давно, в антропогенное Время, когда Homo sapiens не был настолько "разумным", чтобы вредить природе как в наше время. Теперь, на здешних распаханных землях, в жаркое, знойное лето колышется желто-зеленое море хлебов; зеленеют поля кукурузы; зреет подсолнух, арбузы и дыни.

До самой Камышеватской берег "приглубый" с глинистым дном и узкой желтой полоской пляжа. На траверзе мыса с башенкой маяка обхожу ставники. Мелководный берег забирает влево, переходя в плоскую песчаную косу. Вдоль нее тянутся подводные отмели - бары. Их три, с небольшим интервалом в сторону моря. Так было уже у Чумбурского мыса, справа у Ейского порта и повторяется здесь. Похоже, что это закономерность, учрежденная ветром, волнением моря и грунтом дна.

Солнце то покажется тусклым, размытым диском, то исчезнет в мутном небе - плохая примета - к ухудшению погоды.

Несколько раз задев дно кильбрусом, подхожу к оконечности косы Камышеватской и отдаю якоря; носовой адмиральский - в море; кормовой "кошку" - на берег.

К ночи вновь рызыгрался шторм с дождем и грозой. Здесь встречает меня он второй раз и все в том же июле. Когда "Аис" воткнулся форштевнем в песок, я выпрыгнул на знакомый мне берег. В глубокой воронке, укрывшись от ветра, кружком сидели рыбаки. Чинили сети. Прервав неторопливый разговор, один из них обратился ко мне.

- Ты что же, в прошлом году не утоп, так решил испробовать сызнова?

Это был мой старый знакомый по прошлогодней штормовой беде у Камышеватской косы.

- А хотя бы и так, - отшутился я. Отошел в сторону, приглядел поудобней место и, стянув с себя мокрую робу, растянулся на пригорке, предоставив лицо и озябшее, утомленное тело скупым лучам солнца,

- Идите, еда готова, - послышался сзади голос моего спутника.

За длинным столом в прохладном доме рыболовецкой бригады меня ожидало почетное место напротив сковороды с зажаренной камбалой местного улова. Неторопливые разговоры и воспоминания тружеников моря.

Прошли годы, а события в девятибалльный шторм на траверзе косы Камышеватской прочно и навсегда осели в моей памяти.

Сюда я пришел тогда с плавучего крана - через вторую промоину в Долгой, заночевав на досчатом рыболовецком причале.

Внезапно обрушился шквал. Мгновенно был убран парус, и отдан за борт якорь. Море взъерошено грязной толчеей. Пытаюсь подтянуться, вернуть якорь на борт в надежде пробраться по лабиринтам мелей Переправокого рейда поближе к берегу - в ветровую тень. Но где гам! Хлещут в лицо грязные брызги, летят на палубу водоросли, поднятые штормом с илистого дна. Сверху льет дождь. Начался град. Холодный северо-восточный ветер крепчает. Я ощущаю его как упругую массу, с силой прижимающую меня к бортовому палубному настилу (ватервейс) вельбота. Словно безжалостный и злобный кнут негодяя, бьющий беззащитную лошадь по голове, хлещет шквал брызгами моря мой прикованный к якорю цепью вельбот. На рывках он, также обессиленно, как бы стряхивает с себя удары. И так методично длится часами. Я оказался в потоке норд-оста надолго. Мелькнула в голове мысль: "Здесь над нами проходит циклоническая ось - линия встречи фронта и контрфронта, холодных и теплых воздушных масс".

Уже вечереет, а все так же свирепствует шторм.

- Глядите, там мелькнул катер, - почти вскрикнул мой спутник - студент Валентин Баранчиков.

От берега, ныряя в волнах, двигалась черная масса. Я приподнялся, ухватился за мачту и принялся призывно махать рукой.

- Неужели не заметят? Но, нет, кажется, идут к нам - посмотри, Валентин!

- Да, они заметили нас, - оживился тот. Вот уже видно: в катере трое. Обходят с правого борта. Долетают обрывки команды с катера:

- Выбирай якорь!

Я ползу на бак. Торопливо выбираю маленький складной остролапый якорек на длинном капроновом тросе (был отдан на случай дрейфа на плотный грунт), тут же впиваюсь руками в цепь основного адмиралтейского якоря. До крови сдернута кожа на пальцах рук, и ни на шаг вперед. Цепь бешено бьет по волне.

Вдруг за спиной стих рокот мотора. Я оглянулся. Беда: они намотали мой трос со связкой пеньковых кранцев на винт!

Один из троих спустился за борт и режет ножом мой капроновый трос. Катер подхвачен волной, его быстро сносит в открытое море.

- А вдруг откажет у них подвесной мотор, - отчаялся я.

- Не должен, - мрачно возразил Валентин. И впрямь, мотор заработал, и катер ушел в сторону берега.

- Они вернутся, - успокоил меня мой спутник.

- А может и нет, - возразил я, не веря своим словам.

Потом мы долго всматривались в туманный, мелькавший за стремительно атакующими нас волнами берег. Однако оттуда к нам никто не спешил.

На западе солнце спускается к морю и смотрит на нас белесым немигающим глазом, а ветер бушует, и море бурлит.

- Какие они подлецы! Бросить терпящих бедствие в море, - не сдержался я.

"Зачем же так строго? - вдруг прозвучал из неведомого далека укоризненный голос австралийца Дэвида Люиса, обогнувшего в одиночку на парусной яхте "Аис берд" ("Полярная птица") Антарктиду. - Мы по своей воле сходим с проторенной дороги, и никто не обязан, тратя силы, а быть может и рискуя жизнью, спешить выручать нас..."

Валентин сидел молча, как прежде, лицом к корме. И я видел, как по его крутой спине непрерывно текут, переливаясь в скупых лучах вечернего солнца, крупные капли штормовой волны.

Семь часов кромешного ада...

- Вот, вдруг что случится, - неожиданно заговорил Валентин, - с меня спросят за вас, а с вас - за меня...

- Выстоим, крепись! - было моим твердым ответом. Хотя сам-то я знал: ночь не предвещает благ: закоченеем наверняка мокрые на этом зловещем ветру.

Ползком пробираюсь по палубе к мачте. Привстав, цепляясь за гак ракс-бугеля, судорожно тяну его вниз. Но где же взять флаг, перечеркнутый красным по диагонали, что означает: "Мне требуется помощь!". Вместо него навешиваю запасной спасательный жилет и тяну на себя фал.

Резкий удар волны отбросил меня на корму. Взглянул на топ мачты. Там отчаянно бьется на ветру спасательный жилет- сигнал. Уже восемь часов мой маленький "Аис" борется со свирепой стихией. Еще вчера на плавучем кране, в кругу доброжелателей строились планы круиза...

Уже солнце подходит к линии горизонта. Если останемся на ночь и шторм не уймется, быть беде. А ветер неуемно воет, швыряя на борт мутные волны.

Прикидываю в уме: если не выдержит якорная цепь, нас стремительно понесет в сторону Керчи, а это - 150 км!

Признаться, мы приуныли. И вот, когда берег уже почти утопал в предвечерних сумерках, в серой, штормовой мгле Валентин заметил моторную лодку.

- Они движутся к нам!

Действительно, там далеко, в стороне берега, меняя курс, среди волн, лавируя, двигалось крохотное суденышко.

- Обходят отмели, - не твердо высказал я догадку.

Стало очевидным одно: наш сигнал принят. Люди спешат сюда, на помощь. Еще минутами, взлетая на яростных волнах, подрулил к нам рыбачий баркас. Нас сняли с якоря. Вельбот - на буксире, а мы с Валентином - на баркасе. Все ближе и ближе берег.

Я положил руку на плечо рулевого.

- Забери ты себе все мое хозяйство, а? - от души предложил я.

Далекий раскат грома и удар бортовой волны, наверно, заглушили мои слова, потому что рулевой (невысокого роста с загорелым лицом и шапкой смоляных, по-цыгански вьющихся волос на голове, украинец) продолжал балагурить, ловко лавируя промеж отмелей в бушующем море...

Минул год после этих событий, после первой неудавшейся попытки моего азовского круиза. Ну, что ж, лиха беда начало! И вот вновь я здесь, у Камышеватской косы. Мое знакомство с самым маленьким и, казалось безобидным, морем продолжается... Простились с друзьями на Камышеватской косе. Курс Приморско-Ахтарск. Море почти спокойное. На руле мой нынешний помощник - студент Владимир Лановой.

Сегодня нас заботливо экскортировали дельфины.

Мир млекопитающих Азовского моря представлен тремя видами дельфинов: белобочка, морская свинья или "пыхтун" и редко встречающийся назарнак или черная морская свинья.

Интересны эти животные. Они игривы, как маленькие тюлени, и, по-видимому, не безразличны к появлению рядом активно движущегося предмета, а быть может, они воспринимают и пребывание человека на судне?

Дельфины неустанно сопровождают мой одинокий вельбот невзирая на шторм. Справа и слева игриво выныривают по одному из воды и, скобкой изогнув свое отливающее чернотой скользкое тело, вновь возращаются в воду.

Веселые спутники держатся все же в стороне, в ста, а то и более метрах от судна. Вот и в этом переходе от Камышеватской к Морозовекой станице вблизи все время, то слева то справа, резвился дельфин. Живое существо словно хочет помочь человеку, когда кругом ни души, лишь пенится море.

У Морозовской все тот же глинистый берег и перекаты - подводные бары; правда, менее выраженные над слегка покатой поверхностью дна, чем встречались мне прежде. Урез берега обрамлен намытым заплеском валом из мелкой ракушки.

Напуганный предупреждением по радио о надвигающемся урагане, переданным мне, очевидно, из добрых побуждений остановившим свой служебный "газик" моряком, я, не без труда, эвакуировал заболевшего вдруг помощника и все, что можно было, с вельбота на возвышенный берег.

На горизонте, в небе после заката солнца, обнадеживающе держится серебристая полоска - к хорошей погоде. "А как же ураган?" - тревожит меня сомнение.

К счастью, прогноз не оправдался. Позже, в Приморско-Ахтарске, говорили, что ветер ураганной силы до 30 м/с пронесся где-то мористее, на 37° восточной долготы. На утро, вместо обещанного прогнозам устрашающего подъема воды на 2 м, я увидел притихшее, желтое от мельчайших глинистых взвесей, море.

Здесь море явно наступает на берег. Как утверждают специалисты, средняя скорость размыва берегов между Приморско-Ахтарском и Темрюком достигает 5 метров в год. И люди к этому не безразличны: не задумываясь над эффективностью, "бронируют" берег железобетонными плитами.

За Приморско-Ахтарском, слева по борту, между редкими строениями рыбпунктов, на берегу маячат палатки. С чего бы им быть здесь в не по-летнему холодную погоду? Оказалось, это ловцы живого корма для аквариумных рыб. Дафнии? Так ведь они обитают в пресных и непроточных водоемах. Скорее всего - артемия, низшие ракообразные, обитатели соленых водоемов почти всех континентов.

Артемия относится к летним формам животных. Адаптация выработала у нее ответную реакцию в виде двух форм размножения: кладки яиц и живорождения. Это расширило способность ар темни существовать в водоемах с различной степенью солености.

Со временем зарегулирования стока рек соленость прикубанских вод Азовского моря достигла в среднем 12 - 13%0 (промилле).

В зеленовато-голубую окраску моря совсем неожиданно вторгаются, словно клубы серого дыма, сбросы вод рисовых полей у многочисленных ериков и проток с Прикубайской низменности. Они то исчезают, то вновь появляются на моем пути, влияя и на степень солености моря.

Ежегодно река Кубань вносит в Азовское море около 12 млрд. куб м воды, а с ними свыше 3 млн. тонн растворенных веществ и взвесей.

Кубань - река мутная круглый год, даже в районе Краснодара - далеко от моря. В особенности много наносов содержат ее воды в период паводков, которых бывает иногда до 8 в год. Твердый сток Кубани составляет около 9 млн. тонн в год.

Наносы неуклонно расширяют дельту этой реки. Сейчас ее территория составляет свыше 4000 кв. км.

По данным геоморфологических исследований Азовского отряда Черноморской береговой экспедиции института географии АН СССР, происходит естественное нарушение берего-формирующих факторов изменения в ИСТОКЕ Кубани. От устья Протоки до удаленного дистального конца косы Ачуевокой аккумулятивные процессы сменяются абразией. Весь западный берег косы подвержен размыву со скоростью, достигающей 5 м/год. Восточный берег косы зарастает тростником и осокой. Образующаяся аккумулятивная суша развивается со скоростью 2-5 м/год.

За рекой Протока раскинулись плавни, изрезанные более мелкими рукавами Кубани. Самые крупные из них - Петрушин и Казачий ерик. Первый течет мимо Темрюка к Азовскому морю и является главным судоходным руслом Кубани. Казачий ерик впадает в Ахтанизовский лиман, связанный с морем узкой полоской Пересыпского гирла. Самое северное Сладковское гирло у мыса Ачуев иногда заливается настолько, что затрудняется плавание даже курсирующих здесь маломерных судов. Приходится вести специальные дноуглубительные работы. Восточный берег Темрюкского залива - кубанские плавни; юго-западный - Таманский полуостров. Как уже упоминалось, в античное время здесь были мелкие острова. Постоянно, в течение четырех веков, под аккумулятивным воздействием Кубани они соединились, образовав полуостров.

Легендами и былями овеяна Таманская земля. Отец истории Геродот поведал людям и о якобы обитавших здесь женщинах-воинах - амазонках. Греческая мифология помещала их то в Малой Азии, то на берегах Меотиды. Геродот писал: "Когда эллины вступили в борьбу с амазонками, то, как гласит предание, победив их в сражении при Гермодонте, отплыли обратно, взяв с собой на трех судах амазонок, которых им удалось захватить в плен. Последние в открытом море напали на мужчин и изрубили их; но они не знали судов и не умели обращаться ни с рулем, ни с парусами, ни с веслами, и поэтому, после избиения мужчин, стали носиться по волнам по воле ветра и прибыли к Кремнам на Меотийском озере. Эти Кремны лежат в земле свободных скифов..."

Сюжетом борьбы амазонок с мифическими существами-грифонами украшен культовый таз, найденный при раскопках меотского кургана на Таманском полуострове.

Как и степи северного Приазовья, 2500 лет тому назад Прикубанье и восточное Приазовье заселяли меоты. Подобно Танаису и Тане, на востоке Меотиды, здесь, на Таманском полуострове, возникли греческие колонии. Наиболее крупной из них была Фанагория в юго-восточной части Таманского залива, близ нынешнего поселка-станицы Сенная. В 30-е гг. ледокольный буксир "Фанагория" бороздил волы Азовского моря - живая память античного времени.

Глубоко почитают седую древность нынешние обитатели берегов и бассейна Азовского моря. Любовь народа к своей земле рождает легенды и заботливо опекает их жизнь в веках. Я долго стоял с этой думой в одном из залов Мелитопольского краеведческого музея у полотна картины на сюжет посвящения юной девушки в амазонки на древних берегах реки Молочной, на севере моря...

Примечательна природа Таманского края. Как и много веков назад грязевые вулканы (сальзы) Таманского полуострова выделяют метан, азот, углекислый газ, окись углерода сероводород и водород.

Сальзы - научный термин; "низовка" (юго-западный ветер); "верховна" (северо-восточный ветер) - это местные термины, они понятны обитателям всех побережий Азовского моря. Но есть еще и региональная терминология. В кубанском Приазовье слышны непонятные для пришельца и вполне ясные для местного жителя геологические, ботанические, ландшафтные, военно-исторические и хозяйственные термины: плевако, пекло, пучина - относятся к грязевым вулканам; колено, прижим, коловорот - к рекам; багно, прогнои, ковтеба - к лиманам и плавням; очерет - камыш; байрак древесные заросли влажных низовий балок; бакай - выбоина на дороге... Угадываются корни украинского языка екатериненских переселенцев из Запорожской Сечи.

...Сегодня дует умеренный ветер. По левому борту плывут низкие, желтые, песчаные берега. У поселка Кучугуры характерные формы (ветрообразования) рельефа. Высокие, в 1-3 м, песчаные дюны, образованные северным ветром, создают самобытный, нигде не встречающийся в Приазовье, ландшафт.

Когда на море спустились сумерки, зажгли огни маяки: далеко позади - у Ачуевского мыса Сладковский и ближе - Голубицкий.

- От Кучугур, мимо мыса Пеклы, (рис. 6) особенно у самого мыса плавание очень опасно, - предостерег меня на плавкране у Долгой бывалый моряк, ветеран Азовского моря, судовой механик и штурман Г. Н. Куртенер. Я внимательно слушал его, глядел на притихшее море и думал свое: "Откуда эти названия, созвучные с именами днепровских порогов, навек утонувших в Поднятых Днепрогэсом водах: "Вовче горло", "Ненасытен"?... А тут - "Пеклы", что значит по-русски "ад". "Кучугуры", что значит "холмы",... скорее всего имелись в виду песчаные дюны. Я помню их с детства, поросшие тонкой лозой (шелюгом) па берегах Днепра..."

Рис. 6. Кубанское Приазовье и Таманский полуостров

В 1775-1776 гг., в царствование Екатерины II, запорожские казаки частично переселены в Тамань и на лесистые тогда берега Кубани. Основались здесь с тех времен трудолюбивые, смелые и пытливые люди.

На Таманской земле слышал я рассказ: будто в пороге дверного проема своей казармы служивые люди - потомки славных запорожцев - обнаружили каменную плиту с древней надписью на ней: "Летом 1068 года князь Глеб мерил море по льду от Тмутаракани (Тамань) до Керчева (Керчь) и расстояние между ними оказалось 10400 саженей (более 21 км)".

Дела издревле обитавших здесь россиян унаследовали украинские переселенцы. Из Таманской земли на Керчь и в Черное море ходили смельчаки на долбленных челнах, под парусом и на веслах...

Давние пришельцы с днепровской Хортицы принесли сюда, на Таманский полуостров, свою речь, свои обычаи и нравы. Неспроста же на берегу Таманского залива есть станица Запорожская... Да только ли это? Повсюду на южных берегах Азовского моря слышал я украинскую речь; добрые советы бывалых людей у причалов рыбоперерабатывающих заводов; задушевные беседы у рыбацких костров на плоских, песчаных косах; подхваченные ветром слова добрых напутствий с рыбачьего бота или баркаса...

Вспомнился берег у станицы Должанской. Черная южная ночь непроглядной пеленой задернула землю и море. За кормой тихие всплески воды. Ночной бриз слегка поджимает к дощатому причалу у рыбоперерабатывающего пункта вельбот. Рядом двое на берегу возятся с лодкой. Издалека доносятся нежные женские голоса старинной украинской песни. В них то тревожная, тихая грусть, то печаль воспоминаний. Это песня и моего босоногого детства.

...У мыса Пеклы подводные камни распластались на полкилометра в глубь моря. Когда тихо, их видно в воде.

Желанные для парусника ветры на этом участке до самого мыса Ахиллеон - южный и юго-восточный. Северный ветер рождает пологую, с большой амплитудой волну-тягун - своеобразное течение в сторону моря. Справиться с ним трудно.

Крутой, обрывистый берег между Каменным мысом и мысом Ахиллеон воспринимается в сумерках с моря серой, нависшей громадой. Ночью ведет моряка красный, затмевающийся на шесть секунд Ахиллеонский маяк. Виден он далеко, до четырнадцати миль... Непривычный, угрюмый ландшафт берегов с высотой, достигающей 60 метров, подчеркнут светом и тенями лунной ночи... Справа от мыса Ахиллеон уже угадывается крымский берег. На горе Хрони светит секторный маяк. "Если дует восточный или юго-восточный ветер, ложитесь на курс 230° к норду и идите через Керченский пролив, на Капканы. При северном или северо-западном ветре - следуйте вдоль берега, мимо кордона Ильич, до косы Чушка и, не доходя до поселка Кавказ приблизительно два километра, сверните вправо - на Крымский берег", - в раздумье вспоминаю добрые советы на плавучем кране у Долгой Г. Н. Куртенера. Убежден, пригодятся они и другим, по морю идущим.

Не забываемые встречи с людьми в одиночном азовском круизе... Я, как сейчас, вижу перед собой стройную, подтянутую фигуру старшего инструктора турбазы Николая Николаевича, раскинувшуюся на берегу Азовского моря у Приморско-Ахтарска; его великодушно улыбающееся, обветренное лицо; ощущаю крепкое пожатие руки на прощание.

Пытаюсь благодарить за подаренную мне пару новеньких весел взамен унесенных ночным штормом на стоянке у основания Долгой.

- Просто спортивная выручка, - последовало возражение, а впрочем, если можете, напишите мне о вашей "кругосветке", помогите ответить на многочисленные запросы, как пройти вокруг Азовского моря? Запрашивают москвичи, ленинградцы, киевляне и даже сибиряки...

Я пообещал, радуясь в душе за интерес к нашему самому маленькому в мире, но... далеко не самому безобидному, Азовскому морю, к морю штормов и шквалов. Но как ответить всем сразу, впервые идущим соленому ветру навстречу по шальным азовским волнам?

...За мысом Ахиллеон поселок Ильич. Далее узкая полоска земли со своеобразным названием - коса Чушка. Сложена она преимущественно из кварцевого песка и битой ракушки. Здесь есть и база Приморско-Ахтарского рыбзавода.

На Чушке, у паромной переправы небольшая железнодорожная станция Кавказ. Отсюда, преодолев самую узкую часть пролива в 4 км, морской паром доставляет железнодорожные составы и автомобили на крымский берег, к станции Крым.

На протяжении в 41 км ширина пролива не превышает 15 км. Глубина его не более 4 метров. Почему же древние назвали Боспор киммерейский Бычьим бродом? Основания к этому, видимо, были... Прежде чем по проливу пошли крупнотоннажные суда, был прорыт канал.

Фарватер пролива изобилует рифами, песчаными косами и прибрежными мелями. Подойдя сюда вечером, по сигнальным огням на мачтах судов я наблюдал оживленное движение в проливе.

Ярко горят красный, белый и красный огни вдоль фок-мачты могучего сухогруза - сигнал: "Имею ограниченные возможности маневрировать". Те же огни слева над палубой и три белых, вертикально расположенных на фоке огня идущего с моря "на меня" буксира. Красный огонь на топе мачты и у ее основания несет парусная шхуна. Красивое зрелище - ночной пролив, огражденный плоским, переходящим в крутой, в сторону Ахиллеона, юго-восточным и низким, возвышающимся в сторону мыса Хрони северо-восточным берегами.

Оказавшаяся уже довольно высоко над горизонтом луна контрасно высвечивает море и берег. В этом, самом узком месте пролива довольно четко, в деталях, просматриваются с юго-восточного берега подходящие со стороны Ахиллеона малотоннажные суда. Неожиданно перед одним из них из воды выпрыгнул дельфин, потом показался подальше, снова нырнул и "выскочил" на поверхность, словно указывая судну путь в сторону от прибрежных мелей. Возможно, что это случайность - добровольная лоцманская служба дельфина? Однако ж, не однажды, наблюдая поведение дельфинов в море, невольно поверишь в "осмысленность" поступков этих необычных животных.

Рассказывали мне бывалые моряки о том, как целыми группами мчатся дельфины рядом с кораблем. Их скорость достигает 50 км в час! Быстрее подводной лодки! Не зря же ее корпус формой напоминает китообразных. Киты и дельфины - самые маневренные пловцы.

...На следующий день снова штормило. Керченский пролив бурлил. Работало мощное течение в сторону Азовского моря. Ветер и волны трепали маленький парусник. Но вот уже фарватер канала, и мешкать нельзя. Совсем рядом гранитный прямоугольник ограждения акватории паромного порта Крым. И вновь, почти рядом, прямо по курсу сделал над водой "скобку" дельфин. На сей раз это была белобочка внушительные размеров, около двух метров данной. Я смог разглядеть дельфина в деталях: светло-серое брюхо, темно-серая спина с мощным, развернутым веером серо-коричневым плавником. Может быть я в чем-то не точен, но именно таким я воспринял этого, пожалуй, велико-возрастного дельфина.

Много интересного слышал на морских дорогах я об азовских дельфинах. Как-то, желая посмотреть юго-восточную часть моря вдали от берегов, я воспользовался любезностью капитана рыболовецкого сейнера, идущего из Приморска-Ахтарска к Чушке. На сорок шестой параллели легли на курс 230° к норду.

Под килем 11 метров. Соленость моря в этих местах до 13‰. Полноценная обитель соленоводных животных и рыб... Справа по борту в прозрачной воде промчалась стайка дельфинов-подростков. Где-то впереди судна они развернулись и последовали встречным курсом по левому борту. Далее, видимо в порыве шалости, двое дельфинов продемонстрировали спортивный трюк - "стойку" на хвосте. Слегка вздрагивающими столбиками замирали в вертикальной позе над водой. Продемонстрировав свои незаурядные способности, морские "акробаты" скрылись из виду.

Однажды на судне, идущем в открытом море, радист включил громкоговоритель. На звуки музыки к борту вплотную подплыли дельфины. Когда громкоговоритель был выключен, они исчезли. Радист повторил любопытный опыт. Музыка вновь привлекла к судну любопытных животных.

Интерес к музыкальным звукам замечен у дельфинов еще в древности. Древнегреческий поэт Пиндар (522-422 гг. до н. э.), римский ученый и писатель Плиний Старший (23-79 гг. н. э.) отмечали способность дельфинов реагировать на музыкальные звуки.

Море таит немало чудес. Однажды заставил меня вздрогнуть таинственный стон, доносившийся из-за пологой волны, Я был один. Солнце клонилось к закату и, признаться, загадочный звук не вызвал во мне приятных эмоций. Не сразу я понял, в чем дело. Оказалось, тихий приглушенный стон, переходящий порою в слабый демонический хохот, издавала одинокая чайка. Это была довольно крупная птица, примерно в полтора раза превосходящая своими размерами обычную морскую серебристую чайку. По всей вероятности, я имел встречу с чайкой-хохотун, обитающей на Азовском море.

В южных водах Азовского моря привлекает своей фантастичностью таинственное ночное свечение. Правда, с этим явлением я уже встречался ранее на Черном море, у берегов Анапы. Тем не менее, нельзя устоять против соблазна полюбоваться оригинальной загадкой природы. Впервые ее разгадал известный русский мореплаватель Крузенштерн, возглавивший в 1803 году первое кругосветное плавание русских на парусных шлюпках "Надежда" и "Нева". Крузенштерн первым предположил, что "свечение моря" вызвано обитающими в нем живыми микроорганизмами. Исследования, проведенные позже учеными, показали, что "светятся" в море жгутиковые ноктилютки, пироцистисы и многие пиридинеи.

Ноктилютка - это клетка с маленькую рыбную икринку, диаметром менее миллиметра; пироцистиса - еще меньших размеров. Внутри клетки ноктилютки, пироцистисы или пиридинеи - микроскопические, масляные капельки, излучающие свет.

Для праздного наблюдателя свечение моря - любопытное явление природы; люминесцирующие буруны за кормой; каскады светящихся брызг от весел и, наконец, - светится кисть руки, опущенной в воду за борт. Интересное зрелище!

Свечение моря представляет и практический интерес. Оно выдаст промысловикам косяки рыб и в тоже время обнаруживает сети и отпугивает рыбу; демаскирует, для наблюдателя с самолета, затемненный военный катер со шлейфом тянущихся за ним ярко люминесцирующих бурунов...

Демаскирующие свойства свечения моря впервые оценил русский адмирал С. О. Макаров при торпедной атаке в 1877 году турецкого флота в Батумской бухте. Торпеду выдает ее светящийся след.

Еще об одних беспозвоночных обитателях Азовского моря нельзя умолчать. Я имею в виду медуз. В солнечные дни, купаясь в море, испытываешь неприятное ощущение от прикосновения под водой к студенистой, казалось, бесформенной массе медузы. Когда-то такие встречи возможны были только лишь в водах собственного моря. Теперь же медузы появились даже близи Таганрогского мыса. С наступлением ночи или пасмурным днем, ритмически сокращая свой "колокол", медуза всплывает наверх. Соприкасаясь с поверхностью моря, она, опрокинувшись, становится плоской и, словно лотос, неподвижно лежит на воде.

Здесь, у Керченского пролива, фауна Азовского моря близка к Черноморской. Одновременно в двух морях обитают некоторые позвоночные и беспозвоночные. Стремительно проносятся из моря в море серебристые косяки сельди, иногда под страхом погони за нею "морского волка" - белуги. Озабоченно снуют дельфины. Медленно дрейфуют медузы...

Своеобразное, контртечение от Керченского пролива в Азовское море навстречу превалирующему течению с востока на запад вдоль северного берега моря способствует концентрации медуз у пролива Тонкого, соединяющего Утлюкский лиман с Сивашом. У Арабатского берега возникают скопления живых и мертвых медуз.

Интересная информация о морских медузах появилась в апреле 1982 г. в газете "Известия": "Морская медуза (аурелия), пожалуй, наиболее известный и широко распространенный обитатель морских глубин. Вместе с тем, до последнего времени жизнедеятельность этих существ была одним из "белых пятен" для ученых. Сотрудники Ляонинского института морского промысла (КНР) вот уже в течение почти тридцати лет занимаются изучением жизни медуз. Сделано немало ценных научных открытий. Так, к примеру, обнаружена способность медуз давать потомство в геометрической прогрессии. Удивительными оказались и темпы роста аурелии: развитие "новорожденной" тарелочкообразной особи весом в три миллиграмма до взрослой медузы, весящей более десяти килограммов, длится всего лишь три месяца. Аурелия дает чрезвычайно вкусное мясо. В Китае медузу употребляют в пищу уже более чем тысячу лет. Кроме этого, из медуз изготовляют ценные лекарства. Китайские ученые в настоящее время ведут работу по искусственному разведению аурелий".

Медузы Азовского моря пока ждут своего хозяйственного использования.

...Керчев - русское имя Пантикапея, утвердившееся в начале IX века, когда "рать велика русская из Новгорода князь Бравлин силен зело, плени от Корсуна (Херсонеса) до Корча". Боспорское царство уступило свою роль на этой земле Тмутараканскому княжеству. Позже, три века татаро-турецкого владычества низвело город до уровня захудалого местечка. С 1774 г. продолжился русский период в судьбе Керчева.

Невероятные испытания вынес он в годы Великой Отечественной войны. В майский период 1942 г. фашистской оккупации Керчи центром народного сопротивления оказался Аджимушкай. В его каменоломни под обстрелом вражеской авиации потянулись мирные жители города и окрестных сел. Их были тысячи... Но спасительные в первый момент подземелья позднее оказались гигантской западней с ограниченными запасами продовольствия и совсем без питьевой воды. Ночные вылазки из катакомб к единственному, отстоящему в тридцати метрах от входа колодцу, всегда превращались в настоящие сражения. К концу мая колодец оказался заваленным гниющими трупами людей. Но подземная крепость жила и не собиралась сдаваться.

Враг предпринял газовые атаки па бесстрашный гарнизон аджимушкайцев.

Более 30 веков на этой земле существовали цивилизации с их распрями и войнами. Не раз над горой Митридат и над волнами пролива плыли облака дыма пожарищ, зажженных варварами разных веков.

Но что такое непрошеные пришельцы-варвары, как называли их в античные времена, что такое "бич божий" Аттила - предводитель гуннов, дикие орды которых в IX веке повергли в развалины гордый Пантикапей? Даже их жестокость не сравнить с утонченной жестокостью немецких фашистов на этой земле в наш цивилизованный век.

Легендарная предистория Пантикапея, длившаяся, по крайней мере, шесть столетий; греческая колонизация VI в. до н. э. - двадцать шесть столетий тому назад; смена народов, населявших эти берега: киммерийцы, греки, скифы... Никто и никогда не приносил на эту землю жестокости, сравнимой с фашистской!

Число погибших в газовых атаках аджимушкайцев не поддается учету. 170 дней и ночей - с мая по конец октября 1942 года - длилась неравная борьба. Аджимушкайцы создали под землей газоубежище; в скальном грунте катакомб пробили колодец. Мужество, стойкость и храбрость, которой не знали века! В живых остались лишь немногие. Люди предпочли смерть поражению. Невероятное проявление стойкости человеческого духа, рожденного беззаветной любовью к Родине.

..."При необходимости захода в Керчь, - читаю примечание к карте Г. Н. Куртенера, - следуйте проливом вдоль левого берега, держа его справа по борту. За Капканами видны в море две скалы. Недалеко от них, справа водная станция и пляж. От водной станции держитесь между буями и берегом, опасаясь выхода на фарватер канала с интенсивным движением судов. Где-то за километр на подходе к порту рекомендую резко свернуть влево, пересечь фарватер и взять курс на гору Митридат, приметную по обелиску Славы".

Отшвартовавшись в тесной "дельте" закованной в гранит речушки, между старым дощатым причалом Керченского рыбного холодильника и могучим корпусом сухогруза "Шахтер" в бухте судоремонтного завода, я отправился к подножию горы Митридат. Более четырехсот ступенек круто уходящей вверх на высоту более 90 метров гранитной лестницы ведут на ее вершину, к подножию обелиска Славы.

Бессмертны подвиги воинов - участников десантных операции 1941 - 1943 гг. Великой Отечественной войны. Обелиск Славы и Вечный огонь на горе Митридат, освященное кровью имя "город-герой" - современные лавры древней Пантикапеи. Сегодня вдоль берега пролива на многие километры тянется Керчь - крупный порт и промышленный центр Крыма.

На обратном пути у входа в море, огибая гору Хрони, я долго смотрю на ее чернеющую громаду с нелегкой думой о бессмертных героях, зарытых на подземных кладбищах Аджимушкая и о тех, кто поднял из пепла и руин этот город, снова вдохнув в него жизнь.

Неунимающаяся "низовка" давит на парус. Я забираю влево, в сторону мыса Хрони (рис. 7). Берега каменисты; местами встречаются бухточки, обрамленные узкой полоской мелкой гальки. Дальше, за мысом Тархан, встречаются бухты, закрытые от превалирующих на Азовском море ветров восточных и западных румбов. Здесь можно укрыться и переждать непогоду.

Рис. 7. Крымское Приазовье и мыс Казантип

У мыса Зюк - скалы, а между ним и мысом Бургаз-Тубе - поселок Курортное с великолепными пляжами. Рядом в горах белеет соленое озеро.

Песчаный берег за Зюком вновь сменяют мрачные уступы скал - и так до мыса Читаны. За поворотом село Золотое, а от него примерно 280° к норду - курс на желанный Казантип, где "можно укрыться от всех непогод" (по крайней мере, так оценивают эти места самодеятельные мореходы).

Мыс Казантип тяжеловесно улегся своим гранитным телом меж двух заливов: Казантипским и Арабатским. При западных и южных ветрах в Арабатском заливе - лишь тревожная зыбь.

Белоснежный красавец корабль медленно курсировал по дуге полуокружности на носовой икорной цепи в Русской бухте, как здесь называют это место Арабатского залива, а за мысом, по-местному в Татарской бухте, грозные волны бешено бились о Казантипский берег.

Мыс Казантип - одно из замысловатых творений природы на Азовском море. Это атол с заросшей воронкой вулканического происхождения в центре; это "гриб" на расширяющейся к берегу мощной "ноге". С запада под "шапкой гриба" удачно приютился причал с несколькими небольшими сейнерами. Сама природа - за развитие здесь рыбопромысловой базы с рыбоперерабатывающим заводом на берегу.

На северо-востоке от Казантипа начинается песчаная дуга Арабатской косы.