Набережная имени Горького

Набережная имени Горького

 И наступит желанная в мире пора -
 Торжества, вечной правды, идей...

Из стихов Петра Заломова

Эту женщину часто можно встретить на набережной Дона. Почти четверть века приходит она сюда, чтобы свидеться с изваянным в бронзе Горьким, посидеть на скамейке у цоколя, подумать в тиши густых акаций о чем-то своем, проводить московский теплоход. Приходит она и по весне, когда всю набережную заметает белой метелью цветущих деревьев, и в осеннюю стылую слякоть, и в знойные июльские вечера, когда стелется над водой алое марево... Она просто не может не приходить сюда: столь много связано в ее жизни с дорогим ей человеком.

Сколько раз перечитывала она эту мемориальную доску на здании морского вокзала: "Здесь, на территории Ростовского-на-Дону порта, летом 1891 года работал грузчиком великий пролетарский писатель Максим Горький (Алексей Максимович Пешков)". И еще одну - на бывшем ночлежном доме, где Горький жил. Наверное, виделись ей и пестрая путаница пароходов, кораблей, барок, плотов, и толпы полуголых тел на берегу в грязном и рваном рубище, с обернутыми тряпьем ногами, потных, голодных, усталых, с недовольным и злым видом. Тут, в порту, они и работали, и полоскались в узких щелях грязной воды, между пузатыми корпусами осмоленных судов, тут и забывались в коротком сне...

Двадцать три года было Алексею Максимовичу Пешкову, когда ушел он из Нижнего Новгорода странствовать пешком по Руси. "Хочу знать Россию", - объяснял он причину своего необычного путешествия. Страшным был тот голодный 1891 год, когда тысячи истощенных людей - крестьянская беднота из центральных губерний России - двигались в хлебные места: на Донг на Кубань. "До ужаса много было людей, искавших куска хлеба..." - вспоминал Горький в рассказе "Мой спутник".

Найти в Ростовском порту работу было нелегко. Горькому помог случай: на набережной он неожиданно встретился со своим старым знакомым по Борисоглебску Евгением Тросткиным. Оказалось, что этот бойкий и грамотный человек служил в порту маркировщиком: выводил кисточкой надписи и номера на мешках и ящиках с грузом. Он-то и помог Горькому устроиться грузчиком в артель.

Много лет спустя старые грузчики Павел Сергеевич Шулепа и Николай Иванович Потапов, работавшие с Горьким в одной артели, вспоминали о том времени: "Пшеницу мы грузили, ячмень, рожь, да и многое другое. Гавани не было. Подойдет баржа, ты по дощатому мосту и прешь с грузом. А он и гнется, и трещит, вот-вот в воду свалишься... Работали у того, кто наймет, и работали без часов: по двенадцать, по четырнадцать часов шпарили, а то и просто от солнца и до солнца. А зарабатывали в день 75 копеек и меньше; а то, бывало, и ничего не заработаешь. Приходилось бывать и безработными... От самой зари и до позднего вечера спину гнешь, ног не чувствуешь, а там закусил, выпил и спать завалился. Соточку выпьешь, требухой закусишь - вот тебе и жизнь вся..."^*

^*(Воспоминания эти опубликованы в альманахе "Литературный Ростов", 1939, № 3.)

Немало людей перебывало в те годы в порту, но молодого Горького все хорошо запомнили. "С большим понятием парень был, - говорил о нем другой грузчик, А. А. Костромицкий. - Как с работы придет, так и за газету, бумажки какие-то читает... И здорово дружили с Пешковым наши грузчики - Федоров Алексей Петрович и еще один, по прозвищу Гришка-Москва. Фамилии его не помню, его так и звали - Гришка-Москва, и, кажется, служил он раньше матросом. Так они втроем вместе и были - вместе работали, вместе жили... Грузчики называли Пешкова Алексеем, Политикой".

И еще вспоминали грузчики. Было в порту два городовых: Афонин, с медалями на груди за заслуги, и Скиба. Так этот Скиба Пешкова на подозрении держал, следил за ним неусыпно. Остановит, бывало, тех, с кем Пешков беседовал, и увещает их: "С кем, варвары, связываетесь? С теми, которые из других городов высланы, бродят с волчьими билетами и народ смущают? Смотри мне!.."

Скиба всегда старался очутиться там, где Пешков заводил разговоры со своими товарищами. Как-то спившийся босяк хотел оборвать Пешкова, но Алексей Максимович сказал ему, смеясь: "Брось, парень, не прискибайся..." Фамилию Скибы грузчики не раз потом употребляли, когда нужно было уличить кого-нибудь в подхалимстве и фискальстве.

Другой городовой - Афонин - тоже был не лучше. Пришел однажды на постоялый двор и арестовал Пешкова, Перепелина и еще трех молодых грузчиков. Тут уж Федоров постарался ради своего друга: мигом собрал денег среди грузчиков, сунули их Афонину, и он освободил арестованных...

Спустя тридцать семь лет, летом 1928 года, Горький Снова приедет в Ростов и скажет:

- Сорок лет тому назад я работал в этом городе. Грузчиком на берегу работал... Кожу, табак выгружали из турецких пароходов. Грязный, извините меня, был ваш город... Плохо платили рабочему человеку... и полиция была свирепая.

И, наверное, вспомнив что-то свое, великий писатель с совершенно обычным лицом человека-труженика красноречиво почесал тогда за ухрм. На трибуне он чувствовал себя неловко, был явно смущен: скажет слово, помолчит, опять скажет... Потом голос его окреп:

- Я вот был на Днепрострое и еще побывал в разных местах... Вы - хозяева страны, вы! На себя работаете, а не на дядю! Иногда вы этого недооцениваете...

Он говорил об этом и год спустя, когда снова приехал в Ростов и встретился с рабочими Сельмашстроя.

...Ирина Никульшина, с которой познакомился я на набережной имени Горького, не могла помнить Пешкова-грузчика: она родилась четверть века спустя. Не встречала она его ни на Ростовском вокзале в 1928 году, ни на Сельмашстрое, ни в "Гиганте". И все-таки судьба ее неразрывно связана с Горьким - он был и всегда оставался для нее добрым наставником, по которому сверяла она в жизни каждый свой шаг.

Говорят, мир тесен. Я вовсе не подозревал, знакомясь с этой женщиной, что уже встречал ее однажды, в далеком своем детстве.

Когда умер Горький, я был еще пионером и только перешел в пятый класс. На летние каникулы меня отправили погостить к тетке в соседнюю станицу. Тетка была всего на каких-то семь дет старше меня, мы дружили с ней совсем как брат и сестра, и я был рад такой поездке. Тетка работала в райкоме комсомола, снимала в станице угол в казачьей семье, нашлось там место и для моей раскладушки. Я быстро отыскал себе товарищей в станице, дни у нас проходили весело и беззаботно, пока однажды не услышали мы по радио горестную весть: умер Горький.

Хорошо помню, как вся станица сошлась на траурный митинг. Остановились комбайны и жатки в поле, замерли молотилки: люди прощались с любимым писателем. На высокой трибуне, увитой крепом, стояла женщина, и слезы мешали ей говорить.

Она знала Горького, переписывалась с ним, - шепотом передавали в толпе.

Я смотрел тогда на женщину, плакавшую на трибуне, и очень хотел запомнить ее лицо... Наверное, и впрямь несовершенна людская память, потому как, знакомясь с Ириной Акимовной Никульшиной на набережной имени Горького (а это было уже в шестидесятых годах), я не подозревал, что она и та женщина на трибуне - один и тот же человек.

...Страна досрочно выполнила первую свою пятилетку. Отовсюду - с Поволжья и Украины, с Дона и Урала - шли добрые вести о том, как набирают силу, расправляют плечи молодые колхозы и совхозы. Первые свои трудовые рапорты сдали ростсельмашевцы и тракторозаводцы Сталинграда. Там, где прежде не ступала нога человека, рождались новые города, прокладывались железные дороги. Вся страна была в великом походе.

В то незабываемое время и собрались в Москве знатные люди страны - ударники пятилетки. Были среди них донецкий шахтер Никита Изотов и одна из первых украинских колхозниц Мария Кипенко, награжденная орденом Ленина, свекловоды из Таврии и строители Кузбасса. Приглашена была в Кремль и восемнадцатилетняя Ира Никульшина - бригадир из донского колхоза имени Штейнгардта; бригада ее первой в Азово-Черноморском крае закончила весенний сев.

Тепло, сердечно встречала столица дорогих гостей. Их звали к себе рабочие московских заводов и фабрик, школьники и детдомовцы, запросто, по-дружески беседовали с ними руководители партии и правительства, угощал чаем Михаил Иванович Калинин. А потом пригласил к себе Алексей Максимович Горький, отдыхавший на даче в Подмосковье.

Ира Никульшина была по возрасту самая младшая и по виду самая незаметная среди гостей. Она думала, что Горький и не обратит на нее внимания, и все хотела спрятаться за спиной одного из гостей - шахтера из Донбасса. Но Горький все-таки заметил ее.

- А что это за девочка, такая маленькая и такая, видно, знатная, если в Москву приехала? - спросил он.

- Я, Алексей Максимович, не девочка. Я бригадир большой полеводческой бригады, - ответила ему Ира.

Стали рассаживаться за столом. Оробев, она опять хотела спрятаться позади других.

- Проходи, Ира... Садись поближе, - сказал Алексей Максимович и указал на стул подле себя. - Сколько тебе лет-то?

- Девятнадцатый год.

- Садись ближе, Ира. Давай сфотографируемся рядом: может, и я от тебя лет на двадцать помолодею, - сказал Горький, ласково улыбаясь.

Так они и познакомились: простая крестьянская девушка и великий писатель.

В тот памятный вечер Горький долго беседовал с Ириной Никульшиной. Не было еще за плечами у девушки и двух десятков: лет, а как много успела она пережить!

Трудной дорогой шла к своему счастью девушка с казачьего хутора. Учиться в детстве ей не пришлось: едва подросла - стала батрачить, кулацких детей нянчила, гусей пасла. Когда организовался в хуторе колхоз, вступил в него и Аким Никульшин со старшим сыном. Жадно тянулась ко всему новому и Ирина, с комсомольцами подружилась. Ее на курсы послали. До этого девушка не умела даже карандаша в руках держать. Теперь научилась грамоте, газеты читать начала. В родной хутор вернулась секретарем комсомольской ячейки, стала селькором. Бывало, просиживала далеко за полночь над клочком бумаги, сочиняя заметку для "Крестьянской газеты", рассказывала о нелегких буднях товарищей по артели, о кулацких кознях. Писала, не страшась угроз и выстрелов из обреза. А вскоре активную селькоршу выдвинули бригадиром.

- Как же ты мужиками-то командуешь, Ира? - спрашивал у нее Горький. - Слушают тебя в бригаде?

- А то как же...

- Тебе, молодой комсомолке, это не совсем понятно... А мы, седые, знаем, как старики в наше время помыкали молодыми. А тут девушка командует, и она даже не удивляется... - заметил Алексей Максимович.

Ира рассказала, как она против воли отца в комсомол вступила и как однажды на нее кулаки с вилами шли, версты три за нею гнались, смертью угрожали.

- Это - по-нашему! - восхищенно сказал Горький. И тут же вспомнил, как в молодости хотел он спасти от общественного позора одну женщину и был избит крестьянами, рассказал о случае, который произошел с ним в селе Кандыбовке, на Украине, и был описан потом им в рассказе "Вывод"...

О многом еще говорил писатель с девушкой. А прощаясь, посоветовал:

- Учиться тебе надо, Ира.

- Вот как только добьюсь двенадцати килограммов зерна на трудодень, так и пойду учиться.

Позже, рассказывая в журнале "Наши достижения" о встрече с этой удивительной девушкой, Горький писал:

"Видел я девятнадцатилетнюю бригадиршу Ирину Никульшину. В ее бригаде 48 мужчин и женщин, на нее "мужики" с вилами ходили, "как на медведицу", хотя на медведицу она нимало не похожа: очень милая девушка и как будто даже не большой физической силы. Но слушаешь ее умную, деловую речь, чувствуешь глубокое ее убеждение в силе коллективизма, ее правильную оценку силе знания. Она говорит:

- У нас легко учиться, уж очень ясно видишь связь маленького с большим. - Улыбаясь, она прибавила для ясности: - Частного с общим..."

А обещание свое Ира сдержала. Когда колхоз поднялся на ноги, упросила политотдел МТС направить ее на учебу в Высшую коммунистическую сельскохозяйственную школу. Батрачка, еще недавно не умевшая читать и писать, вступила в партию, стала агрономом. И все эти годы переписывалась с Горьким. Подробно рассказывала ему о своих бригадирских делах, о том, как учится, что читает. Когда выходила замуж, пригласила Алексея Максимовича на свадьбу. Приехать писатель не смог, так как письмо запоздало, но прислал молодоженам теплое напутствие:

"Поздравляю от всей души, желаю Вам и мужу Вашему доброго здоровья, крепкой дружбы и согласия в работе, взаимного понимания и успехов в учебе. И - не ссорьтесь из-за мелочей, а гоните их прочь от себя, как шмелей, как ос. Стихи писать я, к сожалению, не умею, но все-таки попробую и пришлю их Вам в другой раз..."

Прислал свои поздравления и Михаил Иванович Калинин, а в подарок - игрушки для детей.

С дипломом агронома вернулась Ирина в родные места. Попросила райком направить ее в самый отстающий колхоз. И за год сумела так наладить там работу, что артель имени Третьей пятилетки, где ее избрали председателем, стала одной из лучших в Целинском районе на Дону.

Пришла война. Проводила Ирина мужа на фронт. Все работы в колхозе легли на женские плечи: старики и мальчишки какие помощники? Приходилось недосыпать, недоедать, и дети, бывало, оставались без присмотра, но не сдалась, выдюжила Ирина Акимовна. Летом сорок второго года глухими дорогами увезла от гитлеровцев колхозное имущество, эвакуировала за Волгу скот. А когда погнали с донской земли оккупантов, вернулась на пепелище, принялась восстанавливать свой колхоз. Начинать приходилось заново...

Всю войну пробыла Никульшина председателем колхоза. Писала мужу на фронт: передай товарищам - накормят, оденут русские женщины своих солдат, не пожалеют ни сил, ни жизни, чтобы помочь им добить фашистов.

Дождались мозолистые женские руки дня Победы, не поникли. Только муж Ирины не вернулся - пал смертью храбрых. И хоть пришли домой фронтовики, но во главе колхоза по-прежнему оставалась женщина: "Лучше Ирины Акимовны нам председателя не найти".

Свыше десяти лет руководила артелью Никульшина. В 1950 году ее избрали председателем Степновского сельсовета. И на этом посту не жалела сил. Как обещала Горькому...

А годы брали свое. Когда стало вовсе невмоготу и вконец расстроилось здоровье, переехала к сыну в Ростов. Сын ее, Виктор, стал мастером на Ростсельмаше, а дочь - медицинской сестрой. Не усидела Ирина Акимовна дома, пошла в райком, тоже попросила работу. Должность ей дали скромную, незаметную: стала она комендантом общежития на чулочной фабрике. Хлопот, оказалось, хоть отбавляй. Успевала за день и комнаты все проверить, и о чистом белье позаботиться, и с девчатами в красном уголке побеседовать, помочь им стенгазету выпустить (сама ведь - старая селькорка). Соберутся, бывало, вечером девчата: "Тетя Ира, а вы правда с Горьким виделись?.."

И тогда далеко за полночь не гас свет в общежитии: в который уж раз рассказывала она о нелегкой своей жизни и о том, что дороже всего на свете, - о честном, бескорыстном труде, красоту и величие которого славил Горький...