НОВОСТИ   БИБЛИОТЕКА   ГОРОДА И СТАНИЦЫ   МУЗЕИ   ФОЛЬКЛОР   ТОПОНИМИКА  
КАРТА САЙТА   ССЫЛКИ   О САЙТЕ  






предыдущая главасодержаниеследующая глава

Прозорливость старца Павла, исполнение предсказанного им в жизни людей, к которым оно относилось, а также и в других случаях

Старец Павел так угодил Господу своими добрыми делами, что Господь открывал ему будущее и сердца человеческие.

Один человек, по имени Андрей И. Хоперский, рассказывал о старце Павле, какой он был мудрый и прозорливый. Он бывал у старца часто в молодых летах и думал не жениться, а прожить в девстве, Христа ради, и высказывал эти свои мысли старцу. Старец же, провидя, что с ним случится в жизни, все ему, бывало, говорил: "Андрий! Рыбкы поисы, та може одни подушкы дадуть, а може й ничего не дадуть, та неужели подушкы не дадуть? Ты чуешь це, Андрий?" - "Слышу, батюшка!" Скажет это старец и улыбнется, и долго Андрей не мог понять, что это ему говорил старец, пока дело не объяснилось само собой. Уехал он из Таганрога в какое-то другое место и поступил там на должность и познакомился с одними людьми, жившими там, у которых была дочь. Люди они были малосостоятельные, но желая отдать дочь замуж, старались принимать у себя Андрея и, не имея чем другим угощать его по своей бедности, все только угощали его рыбой до тех пор, пока он и не женился на их дочери, а в приданое больше ничего не дали ему, кроме одних подушек. Так в точности исполнилось над ним слово старца, сказанное ему за несколько лет. Еще старец тогда сказал ему: "Андрий! Хоть я и помру, то ты сколько раз ни будешь в Таганроге, то мою келью посети и могылу"; он же после выезда из Таганрога не приезжал в него 28 лет и, когда приехал, то первым долгом посетил могилу старца и его келию и рассказал послушницам об этом ему от батюшки предсказании.

У старца Павла в келий жили на послушании молодые люди - юноши, которые приходили к нему ради его святой жизни поучиться у него, как нужно жить ради Бога, и послужить ему, как старцу Божию. Были из них и такие, с которыми старец Павел спорил, кричал на них и даже наказывал палкою. Так, одного из них, именем Каллистрат, старец заподозрил, будто тот крадет у него что-то, и начнет пробирать его за это, хотя он, на самом деле, никогда ничего не крал. Была у старца длинная узкая скамейка, вот он, бывало, заставит разложить Каллистрата на этой скамейке, одного послушника заставит держать его за голову, а другого - за ноги, а сам начнет бить его палкою, да так сильно и беспощадно, как наказывают арестантов в тюрьме, называя его при этом и жуликом, и разбойником, и другими позорными именами, и такие сцены повторялись часто, иногда чуть ли не каждый день подряд. Живущим у старца все это было в недоумение; некоторые, бывало, скажут на это: "Нечего батюшке делать, вот он и заводится с Каллистратом". Но старец ничего напрасно не делал: все его поступки и слова имели значение. Когда этот Каллистрат пришел в возраст, он отбился от дела и сделался жуликом, так что, уже после смерти старца Павла, когда он однажды пришел в келию старца, то живущие там сестры так испугались его, что побоялись пустить его к себе. Вот и исполнилось над Каллистратом все то, что делал с ним старец Павел, часто наказывая его палкою и называя жуликом.

Еще у старца Павла жил один юноша, по имени Моисей. Старец и с ним проделывал нередко то, что и с Каллистратом: гонял его и бил палкою, но только за другую вину. Бывало, старец кричит на него: "А лыхо твоему батькови, ты все тилько с дивчатамы говорышь та смиесся!" На самом же деле Моисей вел себя так, как хорошая честная девушка, никого не затрагивал, даже лишнего слова ни с кем, бывало, не говорил, а батюшка иногда такое в нем заподозрит, что он не знал, как ему уже и поступать, чтобы избавиться от нападков старца. И вот, он надумал онеметь и дал себе слово ни с кем совсем не пересказывать. Так и сделал. Бывало, пошлет его старец позвать кого-либо из послушниц, Моисей подойдет к названной, дернет ее за рукав и покажет ей знаком, что ее зовет батюшка, а сам ни слова. Что ж, и в этом старец нашел вину; по-прежнему ругает его: "Ты все с дивчатами говорышь, да ту любышь". И недаром старец нападал так на Моисея: прошло несколько лет после смерти старца; Моисей ушел из его келий и женился, а между тем, он пришел к старцу, чтобы жить у него в девстве Христа ради. Старец провидел, конечно, что он не в состоянии будет исполнять свое намерение, а потому приточно и намекал ему на его поступок, ругая его за то, что "ты, Моисей, дивчат любышь", хотя в то время ему и в голову не приходила мысль о женитьбе.

Одна послушница старца, именем Улиания, долгое время жила у старца. Это была девушка хорошего и доброго характера и честная на руки; она прислуживала старцу в то время, когда он принимал посетителей, и когда, по своему обычаю, раздавал людям хлеб, ладан, лимоны и проч., то Улиания подавала все это в руки старцу, а старец - народу. Эта девушка рассказывала о прозорливости старца следующее. В одно время просится она у старца: "Пустите меня, батюшка, пока вы еще живы, я схожу в Киев, а то, как вы умрете, то я нигде не буду", а он ей и говорит: "А лыхо твоему батькови, дурна дивчина, як я помру, тогда ще лучше буде, ще будешь, дивчина, всюду и будешь чуты, як будуть и гудыть и дудыть и на пружинах будешь издыть, та ще и Царя побачишь, а теперь живы у мене, та служи Царыци Небесной Божией Матери да мини, а тоди де будешь, то и поминай Павла". Все предсказанное старцем сбылось в жизни этой Улиании. Когда старец умер, то баронесса Таубе, муж которой служил в Таганроге начальником, купила эту келию и очень часто посещала ее; эту самую послушницу Улианию баронесса очень полюбила и брала ее везде с собой; между прочим, она ездила с баронессой в святые горы, и пришлось ей ехать, простой девушке, в первый раз по железной дороге, да еще в первом классе, а в первом классе, известно, какая обстановка, и вот, когда села она на эту пружинную мебель, то вздрогнула и вспомнила слова дорогого старца, что он ей говорил. Лет через восемь после этого баронесса Таубе уехала жить в г. Гатчину по случаю перевода туда ее мужа. Она взяла с собой туда и Улианию, а в Гатчине находится царский дворец, где Улиании и пришлось увидеть самого батюшку Царя, и тут ей опять вспомнились слова дорогого для нее старца. С баронессой ей пришлось столько повидать и побывать там, где ей и не воображалось: была она и за границей, в г. Везенберге, побывала два раза и в Суре, на родине досточтимого батюшки о. Иоанна Кронштадтского во время его путешествия туда; одним словом, все исполнилось в точности, что предсказал ей старец Павел, исполнилось не сразу, а в продолжение нескольких лет. Рассказывала эта Улиания, что однажды сидела она по обыкновению в келий старца Павла, и вдруг лицо старца просияло и сделалось как бы молодое: от ужаса и неожиданности она вскрикнула: "Ах, Боже мой!" Старец же, чтобы скрыть происшедшее с ним, прогнал Улианию из келий: он чувствовал на себе благодать Божию и, чтобы девица его не восхвалила, так поступил с нею.

Много открывал Господь старцу Павлу будущего в людях. Как-то подзывает он одну из своих послушниц, по имени Пелагея, и говорит ей как бы о ком-то другом: "А Палажка буде связана, ну не вбьють, ты чуешь, Палага?" Она ответила: "Слышу, батюшка!" Что же случилось с ней? Одни Таганрогские господа выехали на время из города и оставили дома кухарку, которая, боясь одна оставаться в доме, пригласила к себе эту послушницу Пелагею ночевать. Узнав об отъезде хозяев, злонамеренные люди захотели поживиться чужим добром и ночью забрались в дом, где Пелагея с кухаркой были одни. Злоумышленники стали связывать их спящих; когда же кухарка проснулась и стала кричать о помощи, то разбойники стали ее душить и избивать; Пелагея же, от страха притаив дыхание, лежала спокойно, и ей они не причинили никакого вреда, кроме того, что она пережила много страху, ужаса о своей участи и болезни. Когда же разбойники ушли, то она развязалась и пошла оповестить о своем несчастии, поражаясь при рассказе батюшкиными словами, которые он незадолго пред этим сказал ей, что "Палажка буде связана, но ее не убьют".

В одно время пришла к старцу Павлу одна знакомая ему молодая дама Любовь Феодоровна, которая недавно вышла замуж за старика, ее вынянчившего. Он имел свечной завод и собственный дом; имел он большие деньги, но жил одиноко холостяком; наконец, проживши молодые годы, под старость задумал жениться. Нашлась невеста в лице вышеупомянутой дамы Л. Ф., которая и пошла за него ради его большого богатства, но любить его не любила, в душе даже имела желание, чтоб старик умер, а ей пойти замуж за молодого человека. В одно время муж ее заболел; пришла она к старцу Павлу и говорит ему: "Батюшка, помолитесь за моего мужа Ванечку, он очень больной". Старец Павел, видя ее притворную просьбу, стал петь ей следующую песню: "Ой, умры, умры, старый пан, а я пиду за молодого, як умер старый пан, а вона пишла за молодого, як начав молодый пан давать ей много ран, тоди вона пришла на могылу до старого пана, та й голосыть громким голосом (старец вдруг поднял вверх голос): ой, устань, устань, старый пан, та подывысь моих ран, що наробыв мини молодый пан". Когда старец окончил эту песню, то Любовь Федоровна рассмеялась и спрашивает у послушниц: "Что это Павел Павлович пел?" Те ответили, что эта песня относится к ней, и пошла она от старца Павла. Через несколько времени после этого муж ее старик умер и все свое большое богатство отказал своей молодой супруге, которую он очень любил. Получивши большое состояние, молодая вдова в скором времени вышла замуж за молодого человека, который ради денег женился на ней, а любил ее притворно, и лестью добился от нее того, что она все свои имения переписала на его имя. После этого и обнаружилась вся его хитрость и вероломство. Он не стал скрывать от нее своих чувств, всячески издевался над ней и в одно время хотел даже покончить с ней, выбрав удобное время. Как-то на Рождественских праздниках он, сверх обыкновения, показал вид своего к ней расположения, и даже предложил ей поехать покататься на козырьках по морю. Не подозревая с его стороны злого умысла и хитрости, она согласилась, и поехали они вдвоем кататься. Катаясь по замерзшему морю в разных направлениях, он подвез ее к одной ополонке и, поворачивая лошадь, как бы нечаянно, толкнул ее с козырьков так сильно, что она чуть не попала в эту ополонку. Он хотел утопить ее, но это ему не удалось, потому что вблизи ехали случайно рыбаки и помешали ему привести свое намерение в исполнение. Избавившись каким-то чудом от угрожавшей ей, видимо, смерти, побежала она тогда на могилу своего старого мужа и точно такую же скорбную песню пела, какую раньше ей пропел старец Павел. Через какое-то время такой неудачной своей жизни она вовсе разошлась со своим молодым мужем, взявши формальный развод.

В другое время пришла к старцу Павлу тоже барыня, только незнакомая ему. Старец не принимал ее. Она усиленно стала просить послушниц, чтобы они пустили ее в келию и доложили о ней старцу. Старец даже вышел из терпения, никак он не хотел ее принять, но, по усиленной просьбе послушниц, велел ее впустить в свою приемную, а сам, накрывшись большой простыней и взявши в руки свою палку, вышел недовольный и с раздраженным сердцем, сердитым голосом сказал: "Здорово, барыня, чого тоби треба от мене?" Она начала высказывать старцу свое положение: "Павло Павлович, помолитесь, муж мой нехорошо живет со мною, знает чужих жен", а старец, вместо того, чтобы пожалеть ее, сильно накричал на нее, говоря: "О! А ты хорошо!" И при этом назвал ее нехорошим словом, повернулся и ушел в свою келию, не сказав ей больше ни слова. Все, бывшие в келий, удивились такому поступку старца и говорили, что женщина пришла к нему с таким горем, а он, вместо утешения, так обругал ее. В скором времени дело объяснилось: узнали, что и сама она жила так, как и ее муж.

Из села Голодаевка Донской области крестьянин Федор Лукашов часто посещал старца Павла, временами даже проживал у него и был близкий к старцу человек. Он был очень ревностен к Богу, религиозный, и часто со своими односельчанами спорил, стараясь защищать в расшатанных умах веру в Бога и св. православную Церковь от различных нападков со стороны неверующих, чем нередко вызывал к себе со стороны последних озлобление и ненависть. Об этом он говорил старцу, а старец, слушая его, бывало, скажет ему: "Федор, ты поменьше говоры, та язык держы, а то убытый будешь", что и сбылось чрез много лет. В 1909 году, 4 марта, ворвались к нему в дом в глубокую ночь два молодых парня, не без участия, конечно, и других лиц, ненавидевших его за его религиозные убеждения, и убили его; так сбылось над ним слово старца чрез 30 с лишком лет после его смерти.

Упомянутый ранее один из посетителей старца Никита из села Еловайского, видя подвижническую жизнь старца, старался подражать ему: часто изнурял себя большим постом, целые ночи проводил в молитве с земными поклонами, в пищу употреблял только хлеб и воду, словом, старался проводить жизнь в воздержании, несмотря на то, что имел жену и детей. Он часто проживал у старца Павла и нередко исполнял его послушания, по его благословению нередко ходил пешком за сотни верст к благодетелям старца с каким-нибудь от него поручением. Одним словом, жизнь Никиты была высокая и во многом даже подвижническая, но ненавидящий добро враг-диавол скоро стал внушать Никите тщеславную мысль, будто подвиги его не меньше, чем старца, а даже и больше. Старец Павел, по своему обычаю, когда провожал Никиту домой, давал ему полный мешок гостинцев: просфор, бубликов, и др., но Никита, вначале не отказывавшийся от старческих подарков, в последнее время с неохотою брал от него даримое и даже сердился на старца за это, помышляя в своем сердце, что и он такой же подвижник, как и старец, а старец все дает ему различные лакомства. Тогда старец, видя недовольство Никиты, бывало, скажет ему: "А лыхо твоему батькови, Мыкыта, та беры шо даю, а за город выйдешь, хоть усе роздай, та побильше хлиба ишь, та поменьше язык роспускай". Такими наставлениями старец старался смирить Никиту и повлиять на него, чтобы он оставил высокое о себе и своих подвигах мнение, а однажды сделал ему такую притчу. Как-то Никита отправлялся домой, а старец Павел и говорит ему: "Ну, Мыкыта, давай мишок, дам тоби гостынця до дому". Никита принес мешок, а старец и говорит послушнице: "Ульяна, подывысь на мишок, чи вин цилый, нема бува у ему дирок". Осмотревши мешок, она ответила старцу: "Батюшка, мешок целый, даже еще новый, нету ни одной дырочки". Старец оборотился тогда к Никите да и говорит ему: "На и ты ще, Мыкыта, подывысь, чи вин цилый"? Никита также осмотрел мешок и не нашел в нем дыр. Тогда старец велел им обоим держать этот мешок, а сам стал класть туда просфоры, булки и проч., и, когда мешок наполнился, то старец велел им подтрусить мешок, чтобы еще положить туда, но только что они вдвоем взялись за мешок и подняли его, как он мгновенно прорвался, и все содерживое в нем высыпалось на пол. Удивленные этим случаем, они молча стояли, держа в своих руках порванный мешок. Тогда старец, обращаясь к Никите, сказал ему: "Бачь, Мыкыта, оце твои дила!, указывая этим Никите, что все подвиги человека и великие дела - ничто без смирения, и такой человек подобен худому, дырявому мешку, который не может ничего в себе держать. Пораженный таким случаем, Никита просил прощение у старца, и с того времени тщеславие у него исчезло: он стал более обращать внимание на свое внутреннее состояние души, продолжая подражать подвигам старца и слушая его наставления.

Так великий старец Павел мудро руководил ко спасению своих послушников, внушая им иметь веру в Бога, послушание, воздержание и наипаче - смирение, которое возвышает человека пред Богом и людьми. Никогда своими подвигами, как бы они ни были велики, нельзя превозноситься, потому что добродетели внутренние гораздо выше внешних: их-то и нужно возгревать в душе, тщеславие же все может погубить, - так говорил старец и своею собственною жизнью учил людей смирению. В своих действиях и обращениях с людьми старец выказывал временами как бы юродство, но все его действия и слова никогда не были пустыми, бесцельными, но всегда имели значение и были в дело.

Упомянутого выше Никиты жена Елена была женщина не особенно религиозная, любила жить настоящею мирскою (светскою) жизнью; она не могла терпеть, что муж ее все молится Богу и уклоняется от мирских развлечений, часто ходит к старцу Павлу и подолгу у него живет. Елена не могла жаловаться на Никиту в отношении хозяйства: Никита был хороший хозяин, занимался хлебопашеством и вел свое хозяйство примерно, во всем обеспечивал семью, но только он отворачивался от мирской жизни, стараясь жить истинно христианскою жизнью и исполнять ее обычаи. Сколько ни старалась Елена поворотить Никиту на свою сторону, чего уже она ни делала, но Никита оставался непреклонным. От старца Павла, конечно, не было это скрыто, хотя Никита и не проговаривался старцу о своих отношениях с женою. Во время Великого поста старец всегда заказывал в кондитерской копеечные пташки для раздачи народу, и вот, когда Елена, бывало, придет к нему, то старец, читая ее внутреннее, бывало, возьмет две пташки, положит их на окне рядом и начинает их поворачивать из стороны в сторону, приговаривая: "Оце - Мыкыта, а оце - Олена, одна пташка носык отворачивает, а другая приворачивает". Сидит, бывало, Елена и смотрит, что это старец строит, и, догадавшись, ужасается, как это батюшка все знает. Однажды Никита с Еленой, бывши у старца, обратились к нему со словами: "Батюшка, благословите нам жить ради Христа, а старец Павел и говорит Елене: "Олено! на тоби оци два куска сала, та гляды, сама их поиж, а Мыкыти не давай". Изумившись такому подарку, Елена подумала про себя: что это батюшка дал мне сала, когда я не ем мясного уже несколько времени? Но подарок этот от старца был не напрасен: давши обет не есть мясного, Никита сдержал свой обет до самой смерти, а Елена опять разрешила себе есть мясное и так привязалась к нему, что ела его с особенною жадностью и не могла обходиться без него; не исполнила она и своего слова жить с мужем ради Христа и впоследствии родила от него еще двух детей, - вот что означали два куска сала, данные Елене старцем в притчу.

Рассказывала еще Елена о старце Павле: "Бывало, как я приду к нему, а он и скажет мне: "Чого ты, Олено, до мене пришла?" Я отвечаю: да чтобы вы, батюшка, дали мне свечечек да масличка. Старец же покачает головой да и скажет: "Того ты тильки до мене й пришла?" - И, посмотрев на нее с грустью оттого, что она не знает, о чем надо больше просить, отпустит ее.

В других же случаях, подобных сему, старец, много поучал приходящих, о чем надо заботиться и чего искать и просить, а именно: как обратиться к Богу, познать Его и жить для Него, как сподобиться благодати Божией, которая изменяет все существо человека и делает его способным приближаться к Богу и жить для Него и много других наставлений высказывал старец, поучая приходящих.

Один российский человек, именем Димитрий, проживал в Таганроге и имел свою бондарню. Слышал он от людей за старца Павла, что много к нему ходит народу; вздумалось и ему пойти к старцу. Этот Димитрий сильно пил водку, ругался, в пьяном виде разбивал все в доме, что попадалось под руки, и разорял свою семью. Вот он пришел к старцу Павлу побеседовать с ним, а старец Павел смотрит на него и говорит ему: "Митрий, Митрий, с тебе кожа и на барабан не буде годыцця", - указывая ему на его худую жизнь и не предвидя в нем исправления. Что ж? Слова старца сбылись: не исправил Димитрий своей жизни и до глубокой старости, так и умер, не сподобившись напутствования Св. Тайнами и христианской кончины. Гулял да пил водку до последнего дня, а ночью затворился в своей комнате пьяный и внезапно умер, так что никто из домашних не видел и не знал о его смерти.

В первые годы жизни старца Павла у него было строгое и трудное правило. Он сам был великий постник; живущие у него и посещающие его также несли большой пост, воздержание и тяготу. Никому не было от старца поблажки и покоя плоти. Бывало, летнею порой, Боже сохрани, кто выйдет на прохладу во двор, - он сейчас же гонит таких палкой в келию, и окна в келий никогда не открывались. При этом старец кричал на нетерпеливых: "А лыхо их батькови, поразжарювалысь, гладки, та и не сыдять у келий". Когда же старец доживал последние годы, то уже слабее стало его правило, потому что и люди стали слабее в вере и благочестии. Раньше и чаю не пили у старца, в последнее же время какая-то барыня подарила старцу самовар, и он изредка, и то с неохотою, благословлял послушницам пить чай (он сам никогда не пил его), но при этом всегда, бывало, гоняет их за этот чай, им же до того иногда захочется попить чайку, что они не могут победить искушения и тихонько, украдкою постараются поставить самовар так, чтобы и батюшка не знал; старец же днем редко выходил из келий, - в это время они и ставили самовар.

И вот, бывало, как поставят самовар с благословения старца, то он шумел обыкновенно, а когда же украдкою - то самовар так странно и громко гудел, что звук его проходил по всему двору и даже в келию. Старец выйдет тогда да и скажет самовольным: "Ось бачите, шо самовар больше слушае хозяина, гулом своим дае знать, шо его поставилы без благословения".

Был такой случай. Одна послушница старца, Устиния, зимою ходила куда-то и сильно перемерзла, так что у нее явилось желание погреться чайком, а у нее был свой маленький жестяной самоварчик. Вот она и решила поставить его, забывши или вовсе не захотев просить у старца позволения. Поставила его на загнетку на случай, когда батюшка нечаянно зайдет, чтобы удобнее скрыть его. Вдруг батюшка кричит на послушниц: "Як Устя пришла, нехай иде сюда". Она вошла, и старец стал расспрашивать, где она была и что делала. Провидя духом, что Устинья не утерпела и с холоду поставила самовар, старец с сожалением, что она сильно намерзлась, сказал ей: "Ты бы там, Устя, соби самоварчик поставила та напилась чаю". Она только что хотела раскрыть рот и сказать, что поставила, но мысль, что без благословения старца, удержала ее; смотрит: старец скоро встает с места и, взявши палку, намеревается будто куда идти. Она догадалась, что в кухню, где стоял уже самовар. Тогда она как выбежит из келий - и мгновенно очутилась у своего самоварчика, скорей спрятала его под кровать, укрыла его шубой, а место, где он стоял, золой затерла. Пришел старец в кухню - да сейчас на загнетку; погладил рукой по ней и сказал: "А лыхо ий батькови, уже и золой затерла", и, оскорбившись, что без благословения делают послушницы, воротился в свою келию.

В одно время из села Платова пришли к старцу две девочки, одна Степанида, а другая Пелагея. Их впустили в келию; старец расспросил одну и другую, как их звать, и при этом заметил, что у него когда-то жила послушница Степанида; после этого он взял пучок с чулками и начал раздавать всем бывшим в келий белые чулки, а к девочке Степаниде, обращаясь, сказал: "А тоби на черный чулки" и дал ей еще длинный пряник; затем, обратившись к одной послушнице, говорит: "Хвиена! Визьмы оцю дивчину и иды з нею за просфорами", и при этом дал еще Степаниде сумку, в которой носили просфоры, а к другой девочке оборачивается и говорит: "А слухай, Палага, сюды, як там хлопци на тий музыки, та на гармони грають, та вже ж и ловко, - и при этом старец, положивши руку на руку, показывает, как играют, приговаривая: - А дивчата танцюют на вси маниры, та вже ж и ловко танцюють, ты чуишь, Палага?" Та удивленно смотрит на старца и думает: "А казалы люды - ловкий батюшка, як святый, а вин шо прыставляе; я пришла, шоб вин мини поблагословыв у монастырь итты, а вин, Бог знае, шо строить".

Впоследствии, когда эта девочка подросла, то поступила в услужение в гостиницу, где ежедневно играет музыка, где собирается разный веселящийся люд; там она долго жила, конечно, вела жизнь веселую и, познакомившись с публикою, скоро нашла себе и жениха и, забывши свое святое намерение, вышла замуж. Одним словом, сделалось с ней то, что старец ей когда-то предсказывал. А другой девочке, Степаниде, пришлось жить жизнью скорбной и печальной ради Христа; пришлось испытать ей в жизни много горького; жила она 30 лет у одной сельской просфорни, пекла просфоры и носила их продавать в церковь в мешках. Так не прошло напрасно и дело, и слово старца, сказанное в отношении обеих этих девочек.

В одно время приехал к Старцу Павлу из села Ребрикова средних лет человек со своей женой и двумя детьми и говорит ему: "Батюшка, продал я свое имение, и мы с женой решили разойтись ради Христа, так вы нас благословите. Мы прежде поедем в Киев помолимся, а потом разойдемся; я возьму двух мальчиков с собой и определюсь в мужской монастырь, а она в женский", а старец, выслушав его, покачал головой да и говорит: "Хоть бы ты, Андрий, до Кыива доихав". Но тот стал уверять старца, что он твердо решил ехать, чтобы быть монахом, и они, попростившись с дорогим старцем, отправились в путь. Но не успели они доехать до Киева, как враг навел на Андрея такое уныние и впал он в такую печаль, что, не доехав до Киева, принужден был возвратиться домой в свою Ребриковку. Намерение поступить в монастырь было оставлено, и стали они жить, как и раньше, и еще родила жена его сыновей и дочерей, и жил этот Андрей в своей деревне до глубокой старости, вспоминая часто слова старца.

В то время, когда старец еще ходил по городу, он часто проходил мимо одного дома, где служили вместе две сестры из села Платова. Одна была почти совершенных лет девушка, а меньшой было лет десять, и вот, когда они, бывало, выйдут за ворота погулять, то старец, идя мимо их дома, вдруг начинает меньшую сестру-девочку ругать и называть такими бесчестными словами, какими обыкновенно люди называют взрослых распутных девушек или потерявших совесть женщин. Старшая сестра, когда, бывало, услышит эти слова, подумает: что это за старик, что так девочку нехорошо называет, назвал бы так скорей уж меня, так как я взрослая. Ей было это крайне неприятно, тем более, что это повторялось всякий раз, когда они стояли на улице, и неизвестный старик проходил мимо них и называл девочку все тем же бесчестным словом. Что же случилось? Когда эта девочка немного подросла, начала так распутно жить, что до восемнадцати лет от незаконной связи родила двух детей; тогда-то сестра ее вспомнила слова старца.

В одно время пришли в Таганрог к престолу Успения Божией Матери из с. Каменный Мост женщина и девушка; пришли они с намерением поговеть и причаститься Св. Тайн, но вместо того, чтобы войти в храм и послушать там службу накануне исповеди и Причастия, они пошли на новый базар, купили себе хлеба и халвы, и сели, чтобы позавтракать. В то время старец ходил еще везде по городу, и вот, проходя мимо этих женщин и увидя, что они хотели приступить к еде, приблизился к ним молча и вдруг как плюнет на халву, и ушел от них. Смутившись такою неожиданностью, женщины недоумевали, что это за старик такой, что не дал им и поесть, и приняли его, вероятно, за юродивого. Халву ту они выбросили, а хлеб собрали в узелок и пошли к собору, вошли в ограду и расположились поесть там хоть одного хлеба. Смотрят, неизвестный им старик опять здесь; подходит к ним, вынимает из своей сумки бублики, пряники, конфеты и бросает их прямо на девушку, так и осыпал ее всю, а на женщину ничего не бросил, и пошел от них в церковь. Они еще больше удивились поступку незнакомого им старичка и начали расспрашивать о нем людей, и, наконец, узнали, что это был старец Павел. Прошел после этого год, старцева притча сбылась. Упомянутая здесь девушка впала в грехи и родился у нее сын-калека, которого несчастная мать, когда он подрос, возила в повозке по городу, и люди давали ему подаяние: бублики, пряники и проч., что обыкновенно дают калеке просящему.

Таганрогские старожилы рассказывают, что когда старец Павел, по обычаю своему, ходил ежедневно в собор, а из собора шел по базару, то часто, бывало, заходил в какой-либо магазин, а народ валом валил туда покупать товары. Лавочники, когда увидят его идущего в какой-либо магазин, старались зазывать его к себе и очень были рады его посещению, так как многие из них были уверены, что Господь по его св. молитвам пошлет им хорошую торговлю. Но старец далеко не ко всем заходил, большею частью он ходил в тех рядах, где стояли открытые лотки и возы с привезенными продуктами и овощами. Ходил он со своею большою палкою, увешанный холщевыми сумками. Проходя мимо торгующих, он обыкновенно вступал с ними в разговор и делал им те или иные наставления, причем нередко пускал в ход и свою палку. Очень не любил он тех, кто щелкал подсолнечные семечки, есть которые он строго запрещал всем, как праздное занятие. И вот, когда идет, бывало, старец по базару, то торговки, увидя его, начинают тревожно схватываться с места, струхивают с себя корки от семечек, сметают их с застоек и сами утираются, чтобы батюшка не заметил, что они ели семечки, и при этом одна другую предупреждают: "Павел Павлович идет, поскорей семечки прячьте", а старец подойдет к их застойкам, стуча своею палкою, и, сердясь, говорит: "А лыхо их батькови, уже и пообтрусювалысь", и много предсказывал об их жизни. Вот подошел он раз к одной девушке Прасковье, которая торговала на базаре с матерью и, постукивая палкой об их застойку, говорит: "Наживеся, дивчино, наживеся, дивчино", и пошел. Слова эти впоследствии сбылись таким образом. Когда девочка выросла, мать отдала ее замуж, и муж ее с первых дней сделался после болезни припадочным, так что жизнь ее с первых же дней замужества была горькая и скорбная, что невозможно и описать. Много горя пришлось ей испытать в такой жизни в продолжение двадцати лет, особенно это горе усиливалось во время великих праздников св. Пасхи и Рождества Христова, когда все люди испытывают радость небесную и земную; ей же в эти дни, вследствие болезни мужа, приходилось испытывать одну скорбь и страдание; так, муж ее во время припадков все в доме разбивал и уничтожал, одним словом, все в доме переворачивалось вверх дном. А когда, бывало, она поедет с ним по св. местам, только ей и дела было, что смотреть за ним, чтобы он не сделал с собой чего-нибудь или кому другому какого-либо вреда; таким образом, не было ей радости и покою с ним всю жизнь, а одна скорбь да слезы, что прозорливый старец выразил словами: "Наживеся, дивчино".

Ходя с сумками по базару, старец обыкновенно ничего не просил себе никогда, но народ, уважая старца, жертвовал ему свои даяния, кто что сам хотел. И вот однажды какая-то женщина положила ему пучок зеленого луку (а в келий старца никогда не ели сырого луку - старец не позволял). Когда старец пришел домой, то увидел у себя какую-то женщину, провожая которую, по обычаю своему, дал ей всего и отдал ей тот пучок зеленого луку, говоря: "На тоби, бабо, цей лук, вин тоби дуже пригодыцця". Видевшие это послушницы старца сказали: "Ну, баба, будут тебе слезы, недаром батюшка тебе лук дал". И действительно, подарок этот от старца был ненапрасен. Муж ее чрез неделю после сего выломал себе ногу и остался калекой, потеряв трудоспособность на всю жизнь, а она с тех пор все плакала и часто" вспоминала, какую притчу ей сделал старец Павел.

У старца Павла жила одна девушка Христина. Старец провидел, что она выйдет в старых летах замуж, и сделал ей такую притчу. У старца был петух, который долго жил на чердаке его дома и служил ему вместо часов. На чердаке лежало много разных лохмотьев и старой одежды. Однажды старец велел своим послушницам достать те лохмотья с чердака и одеть в них Христину. Приказание старца было сейчас же исполнено, тогда он посадил Христину в этих лохмотьях, опачканных в куриный помет, за стол, позвал всех бывших там? послушниц и говорит им: "Дивчата, дывицця, дывицця, яка молода (невеста) сыдыть", а Христина сидит да горько плачет. Тогда старец велел ее раздеть и сказал: "Иды, дивчино, лучше до своей матери, да кормы матерь". И слово старца не прошло даром. Долго жила она с матерью в девстве, больше двадцати лет, но когда ей исполнилось сорок лет, то враг искусил ее, и вышла; она замуж за двадцатилетнего парня, которого сама вынянчила, и жизнь ее была несчастная, так как молодой муж ее разлюбил, и жили они скверно.

Одна девица из села Платова, именем Татьяна, рассказывала. Однажды приехала мать этой Татьяны к старцу Павлу еще до рождения дочери, и он дал ей икону и сказал: "На тоби, бабо, цю икону, у тебя така буде дытына, що буде, дивлясь на цю икону, без книжкы наизусть читать акафисты и псалтырь". И, действительно, слово старца исполнилось: родившись вскоре после этих слов Татьяна, когда подросла, то самоучкой выучилась грамоте, и Господь дал ей такую память, что чуть не весь Псалтирь и Евангелие знала наизусть, а также и многие акафисты знала и читала их наизусть. Этой Татьяны отец был человек большого роста и при хорошем здоровье, а мать, наоборот, была женщина болезненная. В одно время приезжает она к старцу за наставлением, и старец дает ей большой крест и иерусалимское покрывало со словами: "На тоби, бабо, оцей крест и покрывало, та дасы свому мужу у рукы, а покрывалом укрыишь". В скором времени муж ее скоропостижно скончался, и она дала ему тот крест в руки и накрыла его тем покрывалом, что дал старец Павел. Надумав ехать к старцу как-то в другой раз, она назначила ему дать от своего усердия три рубля, думая про себя: "Дам батюшке эти деньги, куда хочет, пусть туда и определяет". Когда же она приехала в Таганрог, то ей по вражьему искушению, пришла в голову такая мысль: зачем батюшке деньги, и она хотела было оставить свое намерение, но только что она вошла в келию, как старец, встречая ее, сказал: "На шо, баба, мои грошы утаила? Назначенное мини отдай". Поразившись такой прозорливости старца, она от страха затрепетала и отдала деньги, попросив у старца прощение. Был у этой женщины один сын, по имени Яков; привезла она его однажды к Павлу, когда мальчику было десять лет, спросить у старца, какой он будет, когда вырастет. Вышедши к мальчику, старец оперся на свою палку рукой и, покачивая головою, смотря на него, сказал: "Яков, Яков, шо с тебе буде, я и сам знаю, шо с тебе буде?" Этот самый Яков, чем больше подрастал, становился все больше непочтительным к своим родителям, а когда его женили, то он стал вести себя еще хуже, жену сильно бил, прибивал мать до смерти и был горький пьяница. Все родительское состояние пропил и прогулял, работать никак не хотел и, доживши до сорока лет, сам на себя наложил руки, - так сбылось над ним старческое слово: "Яков, Яков, шо с тебе буде". И не раз старец говорил этой женщине наперед много такого, что впоследствии в свое время сбывалось. Так, когда однажды она от него отъезжала, старец сказал ей: "Смотри, бабо, шоб ты на пороми ворон не ловыла". Доехала она до реки, въехала на паром, "вдруг лошади, чего-то испугавшись, всполохнулись и чуть не выскочили с парома в реку; насилу она их удержала. Так по благодати Божией старцу Павлу было ведомо многое.

В один год зима стояла очень теплая, грязная и дождливая; дороги в Таганроге были плохие, а чрез это заработки у простых людей были очень скудные. Бедные люди испытывали крайнюю нужду, лишенные куска хлеба и самого необходимого, и сильно горевали. Вот одна из послушниц старца, по имени Мария Величкова, и говорит старцу: "Вот, батюшка, людям бедным горе, многие сидят без куска хлеба", а старец ей и говорит: "А лыхо твоему батькови, дивчина, ты ж у хозяина иж хлиб, так и иж во славу Божию, а за людей Сам Бог промышляе". В тот самый день вечером подзывает старец эту же самую послушницу Марию и дает ей новый глиняный кувшин со словами: "На пиды на двир и ударь его (кувшин) сильно об забор и слухай, як вин буде издить". Она вышла на двор и, хотя ей жаль было разбивать новый кувшин, но она сделала так, как велел eй старец, и так сильно бросила его об забор, что он загудел, так что искры с него посыпались. Входит она в келию, а старец и спрашивает ее: "Ну, дивчина, як кувшин издив?", она ответила, а старец прибавил: "Ну добре, дивчина", и замолчал. Вот прошла полночь, было часа три или четыре ночи, старец Павел громким голосом кричит: "Петро, лыхо твоему батькови, ты все спышь-та лежышь, пиды посмотры, яка на двори погода"? Оне пошел и, вошедши в келию, говорит с удивлением: "Батюшка, на дворе мороз большой и снег". С того дня, недели за две до праздника Рождества Христова, морозно стало, легла хорошая санная дорога, и люди так заработали к празднику, как раньше никогда не приходилось. Вот и сбылись слова старца, сказанные Марии: "Ты, дивчина, иж хлиб у хозяина, а за людей Сам Господь промышляе".

Один крестьянин из села Алексеевка, по имени Филипп, ходил к старцу Павлу, и вот в одно время старец, провожая его домой, дал ему всего по обычаю: просфор, бубликов, ладану и проч., и при этом дает ему большую бутылку деревянного масла и говорит: "На тоби, Хвылып, оцю бутылку масла, та як в оций бутылке масла не стане, тоди у тебя и штанов не стане", и крестьянин: пошел домой и старался исполнять старческое наставление. Жил он со своим семейством сначала в полном согласии, жил при средствах, всегда имел в достатке свой кусок хлеба и одежду и все необходимое, потому что он жил по совету старца: всегда призывал Бога, лампада в доме его никогда не угасала, масло деревянное никогда не истощалось, и Филипп всегда наполнял им ту бутылку, которую дал ему старец, и к этому доброму делу у него всегда было хорошее внимание. Так продолжалось лет 20 после смерти старца. Но вот поросли его сыновья, которых он поженил; жена его умерла; начался раздел имущества сыновьям, и в этой мирской суете он рассеялся: внимания к старческим словам не стало, и все добрые навыки стали забываться, да и жизнь его не имела, так сказать, твердого пристанища - то у одного сына поживет, то у другого, и нигде не находил себе покою ни телесного, ни душевного. Сыновья мало уделяли внимания старику, и в конце концов дошел он до такой бедности, что не было у него средств справить себе даже необходимую одежду, так что соседи, видя его крайнюю нужду, давали ему свою одежду, и сбылось над ним слово старца через 25 лет после его смерти.

Один солдатик, окончивший военную службу, пришел за благословением к старцу Павлу: о нем доложили послушницы, старец велел впустить его в келию и громким голосом стал кричать на одну из послушниц: "Марья, зовы до мене иеромонаха", а она в шутливом тоне и говорит: "Ну батюшка, какой там иеромонах - простой солдатик пришел". Тогда старец, как бы гневаясь, сказал: "А лыхо твоему батькови, шо ты старца учишь?" И сбылись на деле слова его: пошел этот солдатик в монастырь, поселился в Глинскую пустынь, что в Киевской губернии, за свою хорошую жизнь получил там сан иеромонаха, а лет через 25 после смерти старца Павла открыл на Кавказе скит и сам был первым его настоятелем.

Из села Платова много ходило и ездило людей к старцу Павлу, и вот одна старушка, называемая по фамилии Сиротихой, очень любила и уважала старца, так что ничего не жалела для него и готова была отдать старцу все свое имущество. В одно время заявилась в село Платово какая-то мошенница, пришла к этой старушке и говорит ей: "Вот меня прислал к тебе батюшка Павел Павлович, чтобы ты дала ему пару волов, так как они ему очень нужны". Не подозревая в ее словах обмана, та с великою радостью пошла в сарай, отвязала пару волов, которые были у нее чуть не единственные, и отдала их той обманщице, радуясь тому, что старец принял от нее жертву и еще тому случаю, что ее старика не было в то время дома. Приезжает старик домой, а старуха притворно с плачем говорит ему, что у них пропали волы. Старик от горя не знал, что и делать, и в великой скорби за тех быков и говорит старухе: "Давай поедем к батюшке в Таганрог, может, он нам скажет, где быки?" Старуха же в полной надежде, что старец их уже получил и воспользовался ими для своей нужды, с охотою согласилась поехать к старцу. Приезжают они к нему и рассказывают ему со слезами про свое горе. Старец Павел провидел, что старуха сама отдала быков и плачет притворно, и как бы ничего не зная, обращаясь к ней, говорит: "А лыхо твоему батькови, нехай дид плаче, чого же баба плаче, сама отдала, та еще и плаче". Узнав из рассказа стариков о том, что именем его злоупотребляют люди недобросовестные и разные проходимцы, старец Павел для предупреждения своих почитателей послал тогда одного из своих послушников по окрестным деревням и селениям заявить, что он никогда ни от кого не просил и не просит никаких быков, ни лошадей, ничего другого, довольствуясь всегда тем, что ему благотворители приносят в келию. Этим предупреждением он старался предотвратить большое зло, именно: обирательство простых доверчивых людей разными шарлатанами, пользующимися простотою их веры к старцу и к его словам. Однако, немало было людей, посещавших старца и противоположных, т. е. неверующих. Умевший видеть людей и знать их душевное расположение, старец не раз выражал это. Пришли к нему как-то из того же села Платова четыре женщины; он епросил каждую, как ее звать? Одна сказала - так, другая - так, а последняя сказала, что ее звать Верой. Старец, посмотрев на них проницательно, сказал с грустью: "У Платовой виры не було и не буде", что в действительности и было: мало было верующих, а неверующих - много.

Из села Покровского один старик, лет шестидесяти, рассказывал про старца Павла следующее. "Когда я был еще мальчиком, то однажды сильно заболел, так что не было надежды на мое выздоровление. Родители мои сильно за мной плакали. В то самое время через наше село проходил, отправляясь в Соловецкий монастырь на поклонение св. угодникам старец Павел и зашел к моим родителям на отдых. Родители мои поведали ему о своем горе, что сын их помирает. Подошедши к моей постели, любвеобильный старец стал утешать их да и говорит моей матери: "О, бабо, не журысь, и не плачь, Бог даст, буде здоров, та ще и сын тоби буде хороший", и старец ушел от нас. С того дня я почувствовал себя лучше и стал поправляться, в скором времени я совсем выздоровел и действительно был добрым сыном своих родителей, так что мать моя души во мне не чаяла и никак не могла на меня наглядеться и нарадоваться. Дождались родители и моей женитьбы, и я их кормил до старости и похоронил честно по-христиански, и сам по милости Божией живу на белом свете вот уже 60 лет и часто вспоминаю великого старца Павла, по молитвам которого, я верю, Господь мне дал здоровье и жизнь".

Много в этой главе приведено лиц, в жизни которых так или иначе исполнилось сказанное блаженным старцем, но этим, конечно, не исчерпывается все, касающееся прозорливости старца. Несравненно больше было случаев, в которых он проявил предвидение будущего, но случаи эти остались, к сожалению, не открытыми; тем не менее и приведенного в этой главе достаточно, чтобы видеть, как Господь прославил Своего избранника.

Старец Павел восходил от силы в силу в своей духовной жизни, и эта жизнь стала все более и более заметна для окружающих. Она была тем светильником, о котором говорит Господь в Своем Евангелии: "Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваши добрые дела и прославят Отца вашего Небесного". Исполненная подвигов и добрых дел жизнь старца привлекала к себе людей, истомленных в борьбе с грехами, " облегчала их тяжелое греховное бремя. Народ, посещавший старца, сердцем чувствовал, что не обыкновенный был старец Павел, а истинный раб Божий, исполненный благодати и силы Божией. Он (народ) и искал именно этой силы, помощи Божией у старца, и ненапрасно: много душ, скорбящих и озлобленных, милости Божией и помощи требующих, получали чрез старца утешение и успокоение.

Любвеобильный старец Павел всех принимал, всем давал наставления, как жить и душу свою спасать. Свою любовь к людям он обещал являть и после своей смерти. Он не раз говорил своим послушницам: "Як я умру, а до вас люды будуть ходить, то вы их водите до моей могилы, и воны будуть говорить: здравствуйте, батюшка, - а я буду им отвечать: здравствуйте, мои добрые люди!"

Когда он говорил эти слова, то одна из послушниц его Мария засмеялась и сказала: "Да, батюшка, как закидают вас землей, то вы и не отзоветесь", а он с грустью и говорит ей: "О, дурна дивчина, а ще у мене живешь!" И сбылось слово его.

Старец умер, но могила его осталась незабвенной его послушницами и добрыми людьми. Много людей ежедневно посещают ее и в этом посещении находят себе благодатное утешение, как бы от самого старца. Да, слова его исполнились: он отзывается к людям верующим, отзывается не телесным голосом, а своею благодатною помощью и молитвою за людей пред Престолом Божиим.

предыдущая главасодержаниеследующая глава












© ROSTOV-REGION.RU, 2001-2019
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://rostov-region.ru/ 'Достопримечательности Ростовской области'
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь