5. Обычаи, обряды и язык донских казаков

Становление духовной культуры донского казачества, складывание обычаев, обрядов, появление тех или иных праздников, развитие фольклора в значительной мере определялись двумя обстоятельствами: достаточно поздним утверждением православия и военным образом жизни казачьего сообщества. К тому же в течение длительного периода формирования казачества на Дону сюда стекались люди разных вероисповеданий, отвергавшие исполнение религиозных обрядов только по установлениям церкви. Для них гораздо важнее становилось чувство личной веры, веры, не мешавшей жить по законам общинного братства. Именно состояние "Бога в душе" являлось изначальной чертой характера донского казака.

Казенное православие в течение четырех веков боролось с донской вольницей. Поэтому и храмов православных до XVII в. не существовало, ведь у казаков отсутствовала потребность в них. Вероятно, действовали в православных казачьих общинах лишь часовни или молельные дома, в которых богослужением занимались пожилые казаки, не способные нести тяготы военной жизни. Достоверно известно, что только в конце XVI - начале XVII в. в Раздорах Верхних появилась первая часовня, небольшая христианская культовая постройка без помещения для алтаря, но имела иконы и лампады; в них совершались непродолжительные, часовые службы; часовни ставятся в виде памятника, или на распутьях, развилках дорог, у родника, или над престолом бывшей церкви, или как основа будущего храма. В 1614 г. исторические источники зафиксировали наличие часовен в Черкасском и Монастырском городках. Богослужение в донских часовнях отправляли обычно вдовые священники и иеромонахи (Иеромонах - монашествующий священник, проповедник-передвижник; духовный сан). В часовне Монастырского городка, например, служили иеромонахи на Запорожской Сечи. Священническое посвящение (рукоположение) формировавшееся донское духовенство первоначально получало в Киеве или Москве.

Однако образованных священников постоянно не хватало вплоть до второй половины XIX в., когда в 1867 г. открыли в Новочеркасске духовную семинарию. Эта проблема решалась казаками самостоятельно, в зависимости от имеющихся возможностей. Богослужение порой вели пришлые служители культа, поскольку на Дон частично стекалось безместное духовенство ("крестцовые попы", т. е. находящиеся на распутье). Но приток безместного духовенства и беглых монахов не мог удовлетворить потребности в клириках (священнослужителях), поэтому казаки следовали древней традиции христианской церкви и выбирали священников, дьяконов, дьячков и причетников на собраниях приходских общин из желающих, чаще всего пожилых и уважаемых казаков, для которых неспокойная казачья доля оказывалась уже не под силу.

Чтобы показать уровень выборности духовных лиц и их помощников, поясним значение указанных понятий. Священник (иерей, поп) - это рукоположенный одним из высших духовных лиц церкви служитель алтаря, совершающий святые тайны; православный священнослужитель, допущенный к самостоятельному ведению богослужения. Официальное обращение к нему - "Ваше преподобие". В быту практикуется разговорное обращение "отец", "батюшка" и т. п. Торжественное название - пресвитер. Старший священник именуется протоиереем. Дьякон (диакон) - в православии лицо, имеющее первую, низшую степень священства; непосредственный помощник священника, участвующий в церковной службе (песнопения, чтение молитв). Старший дьякон называется протодьяконом. Дьячок - начинающий церковнослужитель; в русской православной церкви служитель, помогающий священнику во время богослужения. До 1868, дьячок принадлежал к духовному сословию. Затем был назван псаломщиком. Дьячок, пономарь, звонарь входили в общую категорию церковнослужителей, которую именовали причетниками (т. е. причисленный к церкви). Пономарь (от греческого, прислужник, сторож) - православный церковнослужитель низшего ранга; звонил в колокола, зажигал в храме свечи и лампады, прислуживал при богослужении. Звонарь - церковный служитель, обязанный звонить в колокола по обряду. Только искусный звонарь мог звонить красным звоном, т. е. одновременно с помощью рук и ног задействовать дюжину (двенадцать) колоколов, качаясь среди них, как на качелях. Псаломщик - причетник, равный по званию дьячку и пономарю (личное почетное гражданство в XIX в.), церковный чтец, читающий псалмы по усопшему. Будучи избранными, представителями донского духовенства нести ответственность перед всем казачим сообщестом; перед станичным кругом. Традиция ответственности перед кругом практически просуществовала, несмотря на жесткое давление руководства церкви, до начала XX в. Дети духовенства считались коренными казаками, а места в причтах (Причт - от греческого: наследие, жребий, часть, удел; штат священнослужителей (священники, дьяконы) и церковнослужителей (пономари, псаломщики, дьячки, чтецы и т. д. ); состав зависит от числа прихожан и по церковным нормам утверждается архиереем) формально никогда не передавались по наследству, как это было принято в российских землях.

Только в XVII в. казачьи земли официально вошли в состав патриарших областей. Это означало, что по всем церковным вопросам теперь требовалось обращаться к главе Русской православной церкви. Но казачьи порядки в отношении церкви сохранялись до середины XIX в., до укрепления самостоятельной Донской епархии. Первым известным историческим документам храмом Дона стал деревянный собор во имя Воскресения Христова, построенный в Черкасске, являвшемся с апреля 1644 г. казачьей столицей (Астапенко М. П. Указ. соч. С. 38-39). Еще в период Азовского осадного сидения казаки поклялись Богу, что если он поможет им отбиться от турецко-татарских полчищ, они возведут храм (Храм - общее название культовых зданий (церквей и соборов) для выполнения религиозных обрядов (главный храм на определенной территории, в монастыре, лавре - собор, где богослужение совершает священнослужитель высокого сана)) во имя Воскресения Христова. Победа сопутствовала донцам, но храм они начали строить только в 1650 г. По ходатайству казаков царь Алексей Михайлович прислал для стоящегося храма деньги, богослужебные книги, ризы (Риза (фелонь) - 1) парчовое, тканное золотом или серебром одеяние без рукавов, верхнее церковное облачение священнослижителей; 2) металличекий оклад на иконе, оставляющий открытым только лицо и руки образа) и другие предметы культа.

В 1652 г. деревянный Воскресенский собор, имевший Благовещенский, Предтеченский, Алексеевский и Николая Чудотворца приделы (пристройка с дополнительным алтарем), был освящен. Собор этот просуществовал до 1670 г., когда сгорел в огне чудовищного пожара, охватившего весь Черкасск. Однако через два года донцы возвели новый храм, для которого царь Алексей Михайлович прислал три храмовые иконы, богослужебные книги и необходимую церковную утварь. По преданию, в этом соборе содержался закованный в кандалы Степан Разин (цепь его и поныне хранится в галерее позже построенного каменного Воскресенского собора). В ноябре 1687 г. во время страшного пожара в Черкасске сгорел второй деревянный собор. Сбор средств на постройку нового, теперь уже каменного собора, донцы начали на следующий же год. Значительную помощь оказали цари Иван и Петр Алексеевичи. Однако к строительству первого донского каменного храма приступили только в 1706 г.

Долгое время собор в Черкасске оставался единственным культовым зданием на Дону, но потом стали возводиться храмы и в других казачьих городках. К началу 1905 г. по клировым ведомостям в Донской епархии насчитывалось 603 храма (Донская церковная старина. Новочеркасск, 1906. С. 170-192). Любимым святым донцов являлся Николай Чудотворец. В честь него построили большинство церквей в станицах Пятиизбянской, Еланской, Голубинской, Сиротинской, Цимлянской, Кременской, Глазунове кой и др.

Вместе с тем, по мнению современного исследователя Б. Н. Про-ценко, наиболее почитаемым персонажем христианства на Дону была все же Богородица, о чем наглядно свидетельствуют не только многочисленные "богородичные" храмы на Дону, но и тексты донских заговоров, в которых Богородица упоминается гораздо чаще, чем Иисус Христос и другие святые. Это тем более удивительно, что речь идет о военных людях, сведущих и в морском деле. Для них уместнее бы чтить, скажем, Георгия Победоносца или святого Николая (хотя о последнем в общем-то не забывали), известных покровителей воинов и мореходов. Характерно в то же время, что у восточных славян Богородица связывается с земледелием. Видимо традиционная культура, утратив у донцов свое господствующее положение, оказалось живучей в духовной жизни, в их верованиях. Праздник Покрова Пресвятой Богородицы стал войсковым праздником Войска Донского (14 октября по новому стилю). Ныне он возрождается в этом качестве.

На земле донских казаков существовали и монастыри, где имелись часовни и храмы. Самым древним казачьим монастырем считается Николаевский Черниев монастырь Воронежской епархии, основанный в 1573 г. на реке Цне у так называемых "Шацких ворот", ныне местечко Старочернеево Рязанской области. По преданию его основал престарелый донской казак Матвей Черный с братией. Уже в царствование Федора Иоанновича (1584-1598 гг." казаки записывают в синодик (поминальник) (Синодик - он греческого соединяемый, принадлежащий к соединению; означает книжку. В этом последнем значении слово синодик употребляется в церкви. Синодик есть поминальная памятная книжка, в которую желающие вписывают имена своих умерших родственников и близких для постоянного поминания на литургиях и на вселенских панихидах) монастыря своих родственников, погибших в боях на Яике (р. Урал) и под Азовом, делают вклады (пожертвования монастырю на богоугодные дела). Скупые строки официальных документов объясняют, почему именно этот монастырь притягивал донцов. Оказывается, Войско Донское высочайше пожаловали "за службу и за кровь... на вечное прибежище и на строение, а старым и от ран увечным в том монастыре постригаться без вклада". Более того, монастырь исключили из юрисдикции светской и духовной администрации края, дав казакам право судить монастырских крестьян "по донскому обычаю" (Римский С. В. Казачество, религия, терпимость//Международная жизнь. 1992. № 7. с. 92).

В 1613 г. основывается с той же целью в верховьях Дона Борщов Троицкий монастырь Тамбовской епархии. Мимо него лежал путь казачьих посольств-станиц в Москву, поэтому донцы его очень хорошо знали. Также в первой четверти XVII столетия казаки построили Преображенский и Вознесенский монастыри в своих землях и оказывали покровительство Покровскому девичьему монастырю в Воронеже.

Напрасным занятием было бы искать в привязанности донцов к упомянутым монастырям пиетет, характерный для отношения верующих к святому месту. Для богомолья казаки чаще выбирали северную Соловецкую обитель (куда они ходили поклониться святым чудотворцам Зосиме и Савватию), Киево-Печерскую лавру, другие общерусские святыни. "Свои" же монастыри предназначались для другого. Здесь царил практицизм. В этих монастырях утратившие силу воевать донцы посвящались в монахи. Получившие увечья и раненые находили приют, покой и обеспеченную жизнь как в хорошем инвалидном доме. Здесь же хранились и частные достояния, особо дорогие вещи, которые нельзя было оставить в городках, где существовала опасность вражеского вторжения. В частности, проездом останавливались для отдыха, пополнения припасов, а иногда и казны, казачьи посольства-станицы. Гости чувствовали себя превосходно и, бывало, по ночам в кельях играли в гудки (Гудок - древнерусский трехструнный смычковый музыкальный инструмент. Гудок похож на скрипку, но без выемок по бокам и с плоским дном и верхом (покрышкой). На нем играют также, как и на скрипке посредством движения смычка. В стародавние времена вместе с волынкой, бубенчиком, балалайкой и дудкой служил в качестве музыкального сопровождения песен и хороводных плясок. Игра на нем очень проста, поскольку несовершенен сам инструмент и ограничена гамма исполняемых мелодий. На самой высокой (крайней) струне обычно наигрывался какой-нибудь народный мотив, а две другие струны, настроенные квинтою вниз (т. е. на наиболее низкой частоте колебаний), служили как бы аккомпанементом или басом для сопровождения мелодии. Гудки использовались скоморохами ("гудошни-ками"). Кроме того, под гудком также понимается свирелка, сопелка, камышевая дудка), били в ложки и плясали, а подвыпив стреляли из пищалей во что придется.

Вместе с тем в характере донского казака имелась и другая крайность, точнее - какой-то особый душевный порыв. И тогда он преображался буквально на глазах. В этом божественном порыве донцы ничего не жалели для благополучия монастырей. Им нередко передавалась часть военной добычи. Для отличия колоколов жертвовали отнятыми у неприятеля пушками. На украшение ризниц (помещения при храмах для хранения одежды священников и церковной утвари) и иконостасов (покрытая иконами стена, отделяющая алтарь - восточную часть христианского храма, от остальной части в нутре иного объема церкви) казаки отдавали немало серебра, золота, жемчуга и драгоценных камней. Доброжелательное отношение и щедрые пожертвования способствовали появлению на донской земле все новых и новых монатырей.

В 1652 г. недалеко от Усть-Медведицкого городка появился еще один казачий монастырь, названный Преображенским Усть-Медведицким. Сначала здесь воздвигли только часовню, а в 1665 г. по благославлению святейшего матриарха Никона, казаки построили деревянную церковь по имя Преображения Спаса. Освятили ее в 1670 г. Так постепенно и основательно возводились все обители. В середине XVII в. заложили еще три монастыря: Мигулинский, Кременской, Чирский.

Кроме средоточия православной обрядности донские монастыри, так же как и церкви, стали центрами распространения грамотности, ибо на Дону первые светские школы появились только в конце XVIII в. Православные обители (монастыри) и храмы, помимо этого хранили культурные ценности казачества. Тем самым они выступали носителями нравственно-культурных норм, органично дополнявших донскую субкультуру. В казачьем отношении к вере, в сбережении "бога в душе" проявлялся народный характер, самобытность казачества, отстаивавшего право свободного выбора во что верить и как верить.

Вот почему после раскола Русской православной церкви в XVII в., Дон превратился в один из крупнейших центров старообрядчества с преобладанием "поповского толка". Многочисленные поселения и пустыни раскольников подчас достигали солидных размеров для этих мест. В одной из грамот 1675 г. упоминается: "На реке Медведице от Дону реки в дальнем месте поставлен вновь городок, а в нем старцы с 300 человек, и много у них женок, и девок, и ружей" (Там же). Поэтому во многих станицах, наряду с храмами официальной православной церкви, одновременно функционировали часовни раскольников. Одна такая часовня действовала, например, в Рыковской станице Черкасского городка в 1687 г. Старообрядчество в силу своей близости к ценностям донской народной культуры сумело на Дону пустить очень глубокие корни, и официальной православной церкви еще долго пришлось бороться за свое безраздельное господство, причем далеко не всегда она достигала поставленной цели. Под ее давлением не нашедшие приюта на Дону бежали на Юг, как это не странно, под защиту мусульман. Путь их лежал на Куму, Кубань, Терек, Аграхань (Аграхань - река, впадающая в Каспийское море). В начале XVII столетия этот путь стал настолько "накатанным", что после разгрома Булавинского восстания около двух тысяч казаков с семьями и скарбом под предводительством атамана Игната Некрасова ушли прямо в турецкие владения, сохранив навсегда преданность дониконовским обрядам.

Обеспокоенное состоянием донской паствы, правительство решило приблизить к ней церковное управление. Указом от 10 марта 1718 г. землю донских казаков включили в состав Воронежской епархии. "Известно нам, Великому Государю, учинилось - говорилось в нем,- что в казачьих ваших городках донских при церквах божних, монастырях и часовнях во многих местах суть укрываясь, от воровства расстриженные, а иные перешли к вору Некрасову на Кубань" (Там же. С. 93).

Однако прошли десятилетия, прежде чем казаки стали прислушиваться к мнению и распоряжениям воронежских архиереев (Архиерей - общее название высших православных священнослужителей (епископ, архиепископ, митрополит). Епископ - высшее духовное лицо, глава церковно-административной единицы (епархии). Иерархическое деление епископата: патриархи, митрополиты (часть которых имеет титул архиепископов) и собственно епископы. Архиепископ - старший епископ. Митрополит - один из высших санов архиереев, глава крупной епархии, подчинен патриарху. Патриарх - в православной церкви высший духовный сан, обычно глава самостоятельной (автокефальной) церкви. Избирается церковным собором). Доходило до того, что атаманы наказывали духовенство за исполнение требований архиепископа. Так, в Терновской станице атаман забил в колодки священника и отослал его в войсковую канцелярию за донос на раскольников.

Обозревая историю донских казаков-старообрядцев, мы с удивлением обнаруживаем, насколько отличалась политика правящего режима по отношению к ним от той, которая проводилась в других областях России. Уже в XVIII столетии нет силового давления на донских раскольников. Их принадлежность к военно-служилому сословию явилась надежным гарантом от посягательства на их веру. Россия нуждалась в казаке-воине и готова была оставить без внимания его конфессиональную принадлежность.

Приведенное выше размышление подтверждают факты, установленные во время инспекции донских церквей в 1764 г (См.: Памятная книжка Области Войска Донского на 1900 год/Под ред. Ф. С. Савченкова. Новочеркасск, 1900. С. 195-234). Тогда оказалось, что в большинстве из них служба не велась по обрядовым нормам, отсутствовали необходимые церковные реквизиты, не хватало подготовленных кадров, культовое имущество находилось в ветхом состоянии, нарушались элементарные правила гигиены, а сами священнослужители не отличались высотою нравов, устраивая даже в церковных сооружениях свои "делишки" и укрепляя личную дружбу с "зеленым змием". В Черкасском и Медведицком заказах из 84 храмов только в двух не отмечено никаких недостатков. Эта часть Воронежской епархии охватывала основные территории Области Войска Донского. В Хоперском заказе из 42 храмов не имели замечаний только семнадцать, что объясняется близостью этого заказа к центру епархии. Примечательно, одним из самых распространенных недостатков названо изображение двоеперстия на церковных иконах. Материалы инспекции дают обстоятельную картину третьестепенного положения Русской православной церкви на Дону.

Более того, в 70-е гг. XVIII в. по просьбе войскового атамана Петербург пошел на уступки, узаконив отправление в донских церквях служб по старым книгам, двоеперстие и др. Правда, попытка объединить казаков-старообрядцев с православными официальной церкви успеха не имела, а к концу XX в. число так называемых единоверцев не достигало и 7 тысяч.

Большинство казаков-раскольников проживало компактно, имея храмы и молельные дома. Из раскольничьих станиц можно назвать Верхнечирскую, Верхнекаргальскую, Пятиизбянскую, Николаевскую, Богоявленскую, Малодельскую, Глазуновскую, Константинов-скую, Камышевскую и др. Наличие значительного числа старообрядческих станиц в немалой степени обуславливалось невмешательством властей (ни центральной, ни войсковой) в процесс воспитания детей.

Привитие детям религиозных обрядовых норм долгое время было чисто внутрисемейным делом. Это объясняется тем, что на Дону на протяжении веков ни одно из вероучений не занимало господствующего положения. Религиозная веротерпимость являлась отличительной чертой казачьей общины.

По переписи 1897 г., в Области Войска Донского проживало 2 575 176 человек, в том числе войскового сословия - 1 054 779 человек. Из общего числа: православных - 2 330 161, раскольников - 122 617, армяно-григориан - 27 551, ламаистов - 31 943, единоверцев - 5 636, прочих исповеданий - 56 268 человек. В последнее число включены католики, лютеране, сектанты, мусульмане, иудеи (Римский С. В. Казачество, религия, терпимость//Международная жизнь. 1992. № 7. С. 96).

Представители неправославных вероисповеданий появились на Дону давно. В процессе формирования казачества в него целыми группами входили пассионарии многих народов, живших по соседству или волею судьбы попавших в донские края.

С незапамятных времен в столице Войска Донского - Черкасске жили отдельной станицей казаки-татары, исповедовавшие ислам. Они имели мечеть, выбирали станичные власти. В 1802 г. в Татарской станице насчитывалось 117 домов. С основанием города Новочеркасска в 1805 г. казаков-татар перевели на новое место. Так появилась станица Татарская на реке Тузлов. В 1859 г. в ней и на ее хуторе Крепинском проживало около 800 казаков - 600 татар и 200 черкессов, стояли две мечети.

Первое поселение калмыков, традиционной религией которых был буддизм (Тибетско-монгольская форма буддизма - ламаизм), появилось в 1648 г. В 1780 г. так называемая Дурботская орда" откочевала в пределы Астраханской губернии. Оставшиеся 2262 человека мужского пола к этому моменту вошли в состав Войска Донского. Переносные жилища калмыков образовывали как бы поселения на колесах - сотни. В каждой из сотен имелись молитвенные кибитки, а на реке Маныч и в Рынцановской сотне - хурулы (монастыри), выстроенные, по описанию очевидцев, "на китайский манер". В 1863 г. в составе Калмыцкого правления Второго Донского округа Области Войска Донского насчитывалось 7 хурульных молитвенных кибиток, 2 хурульных молитвенных дома и 1 хурул в станице Намровская (на правой стороне р. Маныч у Гремучего колодца и балке Ельмате) (Шовунов К. П. Калмыки в составе российского казачества (вторая половина XVII-XIX вв.). Элиста, 1992. С. 91-92).

О первых казаках-католиках известно немного, но достоверен факт, что во время Азовского осадного сидения 1637-1642 гг. подкопом и взрывом крепостной стены руководил казак-немец. В начале XX в. в столице донского казачества Новочеркасске функционировал специально выстроенный лютеранский храм (кирха), здание которого сохранилось до настоящего времени и находится в районе студенческого общежития № 12 Новочеркасского государственного технического университета (НГТУ). Существовавшая в те годы в Донском политехническом институте (ныне НГТУ) католическая община имела свой костел, где до последнего времени располагалось подразделение (ремонтно-строительный участок) хозяйственной части НГТУ. Это лишь отдельные факты из истории неправославных общин на Дону. Место и роль казачества в этих объединениях пока остается "белым пятном" нашего краеведения.

Православная Донская епархия обособилась с 1829 г. Первым самостоятельным духовным владыкой Дона стал тамбовский епископ Афанасий, получивший титул епископа Донского и Георгиевского. Епархия возникла по указу Николая I, удовлетворившего просьбу войскового наказного атамана Д. Е. Кутейникова по представлению Святейшего Синода.

Торжественный въезд епископа Афанасия в Новочеркасск состоялся 11 июня 1829 г. На следующий год владыку Афанасия возвели в сан архиепископа. Он находился во главе Донской епархии до 1842 г., когда вследствие болезни удалился на покой в Тамбовский Трегулевский монастырь, где и скончался пять лет спустя.

С 1 января 1843 г. донские архиереи стали именоваться архиепископами Донскими и Новочеркасскими. Этот титул носили все последующие донские владыки, в том числе и высокопреосвя-щеннейший Митрофан - последний донской архиепископ.

Количество донских храмов неуклонно росло, поэтому для подготовки служителей церкви в 1867 г. была открыта в Новочеркасске духовная семинария. Это явилось символом окончательного вхождения Дона в лоно официальной православной церкви.

В этот период в Донской епархии действовало четыре монастыря: Кременской Вознесенский мужской, Усть-Медведицкий Преображенский девичий, Старочеркасский Ефремовский женский (с 1837 г.) и Троице-Алексеевский женский монастырь, открытый в окрестностях Ростова-на-Дону в начале XX в (Астапенко М. П. Указ. соч. С. 122-123).

В целом для казачества религия выступала своеобразным средством духовной жизни. Признавая преимущественно "Бога в душе" донцы переживали, по образному выражению философа-казака А. Ф. Лосева, "самоутверждение личности в вечности". Искренне веря в Бога, они спокойно относились ко многим религиям и не желали укрепления позиций официальной православной церкви на Дону, оставаясь при этом в большинстве своем христианами.

Внимательное историко-психологическое изучение проблемы места религии в духовной жизни казаков показывает, что долгое время идея казачества преподносилась как "борьба за веру, царя и Отечество". Между тем только "вера" может считаться изначальным элементом. Все остальное привнесено на Дон политическим режимом с целью укрепления своего влияния. В основе веры донцов лежала высокая идея любви к ближнему, ибо казак был готов "положить душу свою за други своя", умел ценить свободу выше всего, умел ее защитить. "Бог может быть у нас и разный, этого точно не знаем, но точно знаем - кровь в бою у нас одного цвета",- именно на этой заповеди и основывалась веротерпимость казачества. Как раз непонимание его идеологии, реального места в ней религии и защиты самодержавия послужило одним из поводов для расправы с казачеством в годы Советской власти. Напротив бытовая культура донцов способствовала объединению людей различных вероисповеданий вокруг иных ценностей.

Церковные праздники казаки отмечали совместно. Почти в каждом доме распевали псалмы и богатырские песни. На престольные праздники (в честь святых, имя которых присвоено данному станичному храму) по старинному обычаю в станичной избе после молебна устраивался общий обед. На него, кроме станичных припасов рыбы и мяса, сносилось все, что у кого есть, самое вкусное. После общего обеда казаки разбивались по ватагам и праздновали по домам три дня. Существовал и обычай приглашать компанию стариков в дом для угощения. При этом просящий шел по улице перед компанией без шапки и выговаривал: "Прошу покорно, любящие гости!" Угощали от души.

Основные циклы календарных обрядов распределялись по временам года и были связаны с дохристианскими общеславянски-ными верованиями, православным календарем и циклом сельскохозяйственных работ: началом и окончанием жатвы, выгоном скота и т. п.

Основные циклы зимних обрядов донцы приурочили к святкам (зимнему солнцевороту, т. е. солнцестоянию), длившимся от Рождества Христова до Крешения, включая и Новый год (т. е. ныне с 7 по 19 января). Под праздник Рождества Христова, в свят вечер (6 января по новому стилю) в домах не ели до "первой звезды". В этот вечер девушки-казачки, собравшись группами, ходили под окнами и распевали колядки - специальные песни. Дети носили по домам своих родственников "вечерю" - обрядовое блюдо, представляющее собой кашу из пшеницы (кутью постную) с медом и взваром (Взвар - компот, сушенные плоды и ягоды, вареные и подслащенные изюмом или медом), за что им вручали подарки. В день Рождества (7 января) дети расхаживали по станице с импровизированной звездой, манили Христа, получая за это деньги или хлеб.

В ряде станиц существовал специфический рождественский обряд - "бабья каша". Это гулянье женщин у повитухи, традиционно происходившее на второй день Рождества. К ней собирались те казачки, у которых она принимала роды. Бабка-повитуха варила кашу, накрывала стол, угощала женщин кашей в обмен на подарки.

Рождественские святки и канун Нового года (до 14 января) непременно становились временем многочисленных гаданий. Разнообразие их приемов просто поражает воображение современного человека и удивляет его некоторой прямолинейностью. Так скажем, ставили под образа (икону, божницу) палки по числу членов семьи, а затем смотрели, чья палка упадет, тот и умрет в следующем году, или брали под мышку хлеб и шли подслушивать у чужих окон: если говорили хорошее - будет урожай, если дурное - недород. В другом случае расставляли 12 чаш с солью и каждой давали название одного из месяцев года. Потом проверяли: мокрая соль - дождливый месяц, сухая - сухой. Девушки гадали на то, далеко ли живут их суженые, и определяли расстояние по шуму людей и лаю собак. Молодые казачки заранее старались узнать, какого избранника готовит им судьба. Для этого они ночью выходили во двор, выбирали в тыну (деревянном заборе, плетне) на ощупь кол и перевязывали его лентой: если кол оказывался с корой, то муж будет богатый, а если без коры - бедный. С такой же целью девушки ночью ловили овец в закутах (помещениях для скота): поймает красавица барана - выйдет в этом году замуж, а поймает овцу - останется в девицах. Существовала и масса иных гаданий.

Обычно казаки праздновали только первые три дня Рождества Христова, хотя весь период до Крещения (до 19 января) называется святками. Заниматься хозяйственными делами во время святок можно было только днем и то выполнять не всякую работу. Например, запрещалось сверлить буравом и прясть. Даже сор (мусор) из дома никто на святках до Нового года не выбрасывал. На Новый же год (14 января) ранним утром его выносили и сжигали, обкуривая дымом сады. Вечер в канун этого праздника называли "щедрым". В "щедрый вечер" хозяйки готовили специальное новогоднее блюдо - вареники с сюзьмой (заквашенным и отделенным от сыворотки молоком).

Наступление Нового года вызывало естественное желание предсказать будущее и как-то воздействовать на него. Для чего несколько вареников начиняли (наполняли) овечьей шерстью (к богатству), монетками (к деньгам), солью (к слезам), перцем (к горю). Кому попадался такой вареник во время приема пищи, тот и получал соответствующее предзнаменование. Кроме того, в новогоднюю ночь девушки и парни ходили по домам и исполняли специальные песни - щедровки, с пожеланиями всех благ в Новом году. В песнях вначале обязательно хвалили дом, хозяина и хозяйку, а затем посыпали (бросали пригоршнями) их зерном со словами: "Зароди, Боже, и жито, и пшеницу, и всякую пашеницу". Дети-щедровщики (Во главе ватаги щедровщиков шагал щедренец, а в хвосте шествия - мехонос(ка)) для исполнения надежд хозяев в наступающем году на хороший приплод домашнего скота и птицы изображали голосом квахтанье (кудахтанье) кур, хрюканье свиней и т. д. Щедровщиков угощали варениками, давали деньги. Часто парни, девушки, молодые женщины и мужчины, собираясь щедровать, наряжались в самодельные карнавальные костюмы. Излюбленными образами казаков являлись "черт" и "солдат", "старуха", "цыганка", причем часто девушки разыгрывали мужские, а парни - женские персонажи.

На святках донцы также организовывали всеобщее катание на санях. Подростки и дети весело спускались с горок, вершин балок и холмов на ледянках - хозяйственных корзинках, обмазанных коровьим навозом и облитых водой на морозе. С большим удовольствием они устраивали каталки - род зимней карусели на льду, когда в лед вмораживали кол, на него одевали колесо от телеги, а уже к нему крепили чеку (жердь, брус) и салазки (санки). Молодежь развлекалась на ледовом поле с помощью простейшей массовой игры "куча-мала". На Дону это называлось "бить масло". Парни и девушки также с удовольствием катались на тройках с бубенцами. Молодые казаки соревновались в скачках "на перескочки" (наперегонки), стреляли на скаку с лошади в расставленные пуки (связки) соломы до тех пор, пока Не сжигали их.

Крещенская обрядность на Дону тесно связана с водосвятием, в чем проявлялось сильное церковное влияние. Традиционно на реке делали над прорубью "Иордань" (Иордань - название происходит от реки Иордан в исторической области Палестина. На ее берегах проповедовал Иоанн Креститель и в водах Иорданских крестился Иисус Христос. Поскольку святки заканчивались на Крещение, то православные люди использовали в названии сооружения символическое значение этой реки. Иорданью именовалась сама прорубь и окружавшие ее украшения), куда ходили крестным ходом (Крестный ход - христианский обряд, заключающийся в шествии церковнослужителей и верующих с крестами, хоругвями (особыми церковными знаменами) и иконами обычно во время церковных праздников) святить воду. На этом собственно заканчивалось святочное веселье. Донцы ходили по улицам и прощались друг с другом, как бы извинялись за причиненные обиды и желали благополучия. Молодые люди вскладчину собирались на прощальную пирушку.

По описанию В. Д. Сухорукова (Сухоруков В. Д. Частная жизнь донцов в конце XVII и в первой половине XVIII века//Донские казаки в походе и дома. Ростов н/Д, 1991. С. 66-67. См. также: Пивоваров А. Н. Донские казачьи песни. Новочеркасск, 1885, Ч. 1, 2), особые торжества происходили на масленицу (старинный славянский праздник проводов зимы, от которого до настоящего времени сохранился обычай печь блины и устраивать увеселения; неделя, предшествующая в христианском календаре великому посту перед пасхой). Целую неделю все от мала до велика веселились. Кроме песнопений и приятельских бесед в эти дни организовывались показательные скачки и стрельбы. Приготовления к ним велись почти в течение месяца. Молодежь днями не выходила из конюшен, не досыпала ночей в заботах о своих резвых скакунах.

С наступлением первого дня масленицы вооруженные наездники собирались в лучших одеждах на лошадях, блиставших отделанной с любовью, богато украшенной сбруей. Сюда же стекалось все население городка, станицы. Приезжали статные казачки со своими красавицами-дочерьми на нарядных возках (повозках, телегах) обязательно с жаровнями (сосудами различного устройства для сохранения жара, горящих углей; конфорками; мангалами). Они готовили угощение.

Для выполнения военных упражнений устанавливали вертикальную мишень - пучок камыша. От нее отмеряли расстояние примерно в 200 саженей (426,72 метра). С этого места всадники начинали разгоняться, чтобы на полном скаку поразить цель. Первым выезжал почтенный казак. Седой старец стрелой мчался к мишени. Мгновение - и он у цели. Но прежде, чем достичь ее, отважный донец успевал достать короткое ружье и при сближении выстрелом зажигал камыш. За ним следовал молодой казак. У мишени он ловко спрыгивал с лошади и продолжал нестись вместе с ней, держась за гриву своего боевого скакуна. Одновременно удалой молодец выхватывал из-за пояса пистолет и стрелял по камышу. Через мгновение он вновь буквально взлетал на коня и скакал дальше. За ним уже следовали другие казаки. Они перепрыгивали на лошадях через огонь. Наиболее ловкие, притворяясь падающими с несущейся лошади, подхватывали с земли монету и бросали ее впереди себя, а затем ловили на лету.

Эти и другие упражнения донские воины повторяли несколько раз в день, сменяя скакунов и устанавливая новый пучок камыша. В перерывах между очередными скачками молодцы подъезжали к возкам, чтобы перекусить, а заодно и полюбоваться на прелестных затворниц, которые украдкой поглядывали на будущих женихов. Казачки в короткие минуты отдыха потчевали отважных всадников сабиралом (лучшим медом).

Особой популярностью у казаков пользовались скачки на яровых лошадях (однолетках). В них участвовало ежедневно от 50 до 100 скакунов. Как правило, донцы мчались по прямой на расстояние не менее 16 километров. Трем лучшим наездникам в этой скачке вручались призы. Победителю полагались конь с полным комплектом сбруи и большая серебряная кружка. Прискакавшему вторым - несколько аршинов (один аршин равен 0,71 метра) алого сукна (шерстяная или хлопчатобумажная ткань с гладкой поверхностью) и парча (золотая или серебряная ткань; шелковая ткань с переплетающимися золотыми, серебряными нитями; старинная парчовая одежда). Третьему - тебеньки (четырехугольные куски твердой кожи, нередко тисненные, которые прикрывали пряжки подпруг на седле), стремена (дугообразные упоры из металла для ног всадника при верховой езде, прикреплявшиеся к седлу) и сафьян (тонкая, мягкая, обычно ярко окрашенная кожа растительного дубления, выделываемая из шкур коз и овец, используемая для обивки мебели, изготовления обуви, галантерейных изделий и т. п.).

В эти праздничные дни дети, особенно мальчики, также устраивали скачки наперегонки. В каждом доме салютовали из ружей и пистолетов. Дети стреляли из маленьких пушечек. У кого не было такой игрушки, изготавливали самодельные огнестрельные устройства из трубчатых костей животных, просверливая в них затравки (запал, сквозная округлая скважина в конце казенной части оружия). Так же заряжали камышинки. Вероятно, с их помощью разрывали камни. Для этого пробуривали в камне или рядом с ним отверстие, скважину. Туда вставляли камышовую трубочку и засыпали порох. Возможно, полые камышинки использовали в качестве примитивного духового оружия, "стреляя" горохом или иной крупой...

На масленицу, например, Верхне-Курмоярская станица еще в начале XIX в. организовывала военные игры. Казаки делились на ватаги и избирали ватажного атамана. Перед началом игр станичный атаман, как правило, объявлял сбор и своим приказом предупреждал о недопустимости какого-либо хулиганства.

Каждая ватага имела двух судей для пресечения бесчинств и своего начальника штаба (квартирмейстера). На время игры она получала знамена и хоругви (укрепленные на древке полотнища с изображением Христа, святых). Собирались и готовились к играм по домам, где-то в одном месте.

Задача каждой ватаги (команды) состояла в том, чтобы достойно показать свои умения выполнять воинские приемы, включая стрельбу и метание дротиков (Дротик - короткое метательное копье). Игра начиналась под руководством ватажных атаманов в четверг и продолжалась до воскресного вечера. В течение этого времени команды перемещались по домам. Если встречались две команды в пути, то салютовали знаменами. Начальник штаба (квартирмейстер) организовывал пребывание ватаги в том или ином доме. Он заранее оповещал хозяев и выставлял часовых со знаменами во дворе или перед домом, где размещалась команда.

В воскресный вечер на общем станичном сборе подводили итоги игр за большим столом с напитками и закусками. За столом на почетных местах садились станичный и ватажные атаманы, старики и чиновники. Вокруг собрания размещались знамена. В тот вечер под гром оружейной пальбы звучали тосты за здоровье государя, за войскового атамана и Войско Донское, за честную станицу.

Праздник заканчивался общей молитвой и обрядом прощения, когда казаки прощали обиды и молились об отпущении грехов. Знамена ватажные и станичные сносились в атаманский дом. Народ расходился по домам родственников для совершения обряда прощения.

Весельем на масленицу были охвачены, пожалуй, все, кроме больных, прикованных к постели. Вероисповедание при этом практически не имело значения. Важным считалось, что люди объединялись в единую казачью семью. Но более многочисленные и длительные увеселения устраивались на пасху - самый яркий праздник весеннего цикла (Пасха - церковный праздник в честь воскресения Иисуса Христа. Отмечается верующими в первое воскресенье после весеннего равноденствия и полнолуния, (приходится на период с 22 марта по 25 апреля по старому стилю)).

Пасхальные празднества начинались вербным воскресеньем (Вербное воскресенье - шестая неделя великого поста (в семь недель) перед пасхой, день, завершающий этапное приготовление верующего к великой пасхе. Это двунадесятый праздник православной церкви (один из 12 важнейших праздников) - вход Господень в Иерусалим. По месяцеслову совпадает с цветоносной неделей). Этот день (по старинным месяцесловам, т. е. по православным календарям) посвящался детям. В станицах, городах, слободах проходили веселые ярмарки с различными представлениями. Выступали ученые медведи и скоромохи, показывались кукольные представления. Всем детям покупали обновки и игрушки "со значением" (с пожеланием). Также детей шлепали по лицу пучками цветущей вербы (ивы), приговаривая: "Верба из-за моря, дай верба здоровья! Верба, хлест, бей до слез, не я бью, верба бьет. Верба красна бьет напрасно; верба бела бьет за дело. Бери хворостинку, выгоняй скотинку!" (В старину первый раз скотину выгоняли в поле вербой, начиная с вербного воскресенья)

Эта процедура по народному поверью имела целительную силу. Дело в том, что пыльца вербы, попадая на слизистую оболочку глаз и носа, вызывала появление слез и непроизвольное чиханье. Организм маленького человека резко взбадривался. В этом оздоравливающем эффекте и заключался смысл обряда. Очевидно, наши предки знали лечебные свойства пыльцы вербы, которые и подтвердила современная медицина.

В пасхальных приготовлениях, играх и гуляниях принимала участие вся станица. Особое значение придавалось обрядовой еде. Обязательно пекли куличи (Кулич - пасхальный сдобный хлеб, который выпекается на дрожжах, с миндалем, изюмом и т. п) и готовили сырную пасху - обрядовое блюдо, которое съедалось в знак окончания великого церковного поста, т. е. воздержания от употребления скоромной пищи (мяса, молока, масла, яиц и т. п.). На пасху было принято дарить друг другу писанки - красиво расписанные натуральные или сделанные из сахара яйца. Древнейшие элементы весенней славянской обрядности просматриваются в многочисленных играх с крашеными яйцами домашней птицы. Ими играли в "в носочки", для чего ударяли пасхальные яйца друг об друга, подставляя противнику более конусообразную часть. Популярностью пользовалась игра "в катушки", когда яйцо ставили в лунки, вырытые в земле, и выбивали их, получая за удачный удар яйцо с кона. На второй день пасхи играли "в катки", спуская яйца с горки по специально устроенному желобу и т. п.

В пасхальной обрядности большая роль отводилась православной церкви. Большинство взрослых жителей станицы и многие дети участвовали во всенощной. Это церковная служба, официально называемая всенощное бдение и начинающаяся после захода солнца. Богослужение продолжается всю ночь, отсюда и происходит название обряда. Служба состоит из четырех этапов. Первый этап включает малую вечерню, как бы открывающую все богослужение, и великую вечерню, обязательно сопровождающуюся литургией Василия Великого (чтение отрывков из библии, песнопения, молитвы). Второй этап - повечерие (буквально по-гречески "после ужина"), точнее великое повечерие, поскольку служится отдельно и подчеркивает значимость события. Третий этап - полунощница, получившая название от времени своего совершения. В ней выражаются мысли о смерти, о воскресении мертвых и о втором пришествии Иисуса Христа, а главное - воспроизводится обряд его воскрешения. Четвертый этап - пасхальная утреня. Она состоит из ряда молитв и песнопений, в которых православные люди исповедуют свою греховность, испрашивают милостей от бога, вспоминают пришествие Иисуса в мир и его славное воскресение, восхваляют Христа и его святых угодников. Утреня сопровождается обильным зажиганием в храме лампад, светильников и свечей, а также торжественной молитвой - час первый, в которой особо подчеркивается воскресение господне. Всенощная завершается крестным ходом и обрядом свячения куличей и иной пасхальной пищи.

В каждой станице во время пасхи обязательно устраивали качели. Возле них казачья молодежь организовывала многочисленные игры с пасхальными яйцами. С большим удовольствием здесь же гоняли в мяч. Большой популярностью пользовалась игра в горелки. Для этого становились вереницей по двое, а свободный игрок - одиночка находился впереди. Он "горел", т. е. ловил разбегавшуюся врозь заднюю пару, как правило юношу и девушку. Поймав одного из убегавших, становился с ним в голову игровой колонны. Оставшийся без пары начинал "гореть". В ходе игры велась примерно такая беседа: "Горю, горю, пень, - Чего горишь? - Девки хочу. - Какой? - Молодой. - А любишь? - Люблю! - Черевички купишь? - Куплю. - Прощай, дружок, не попадайся!". Таких игр знали немало и каждая станица имела свои любимые, порой нигде больше не встречавшиеся. Например, в станице Ка-литвенской на пасху девушки собирали яйца и муку, старательно варили брагу (Брага - хлебный напиток, домашнее пиво, с хмелем или без него). Затем устраивали из плетней загородь, которую украшали зеленью и цветами. В этой импровизированной беседке они угощали брагой молодых казаков. Потом молодежь долго и с песнями водила танок (хоровод).

Широко отмечалась у казаков и Троица (пятидесятница), один из двунадесятых православных церковных праздников, приходящийся на 50-й день после пасхи. Одновременно это праздник распустившейся растительности, которую, образно говоря, чествовали, чтобы обеспечить ее рост и плодоношение. Для этого обязательно в троицкую субботу косили траву, в основном чабрец, и расстилали ее в курене. На троицу девушки традиционно надевали венки, сплетенные из трав и цветов, гуляли в них, а потом бросали в реку и смотрели, в какую сторону венок поплывет (в ту сторону девушка выйдет замуж), потонет он или нет. Троица сопровождалась другими гаданиями о суженом, песнями с брачными молитвами, что очень характерно для казачьей весенней обрядности. В день праздника в станице Александровской (ныне в черте г. Ростова-на-Дону) "водили чернеца" - хоровод с песней "Как ишол чернец (Чернец - монах) под над Доном, по над Тихим Доном". В Вешенской "плели плетень" - шли по кругу, взявшись за руки с песней "Селезень, мой, селезень". По описанию Е. Н. Котельникова (Котельников Е.Н. Были донской станицы//Донские казаки в походе и дома. С. 35-36), соседние станицы в эти дни во главе со своими атаманами и стариками съезжались с знаменами верхом на лошадях на обозначенный рубеж, прихватив с собой общественный пай водки домашнего приготовления. Вместе казаки устраивали шермиции (примерные воинские упражнения) и проводили кулачные бои.

По особому брачные мотивы звучали и в обрядах на празднике Иоанна Крестителя (Ивана Купалы) (Праздник в ночь на 24 июня по старому стилю), когда девушки плели венки, пели призывные песни, прыгали через огонь и искали цветок папоротника (как символ удачи, как признак клада). Священнослужители в этот день освящали воду в колодцах, а присутствующие обливали друг друга водой. Также обязательно собирали лекарственные травы.

Осенние праздники не породили значительных обрядовых циклов. К ним были приурочены отдельные обычаи, связанные, как правило, с экономикой казачьих хозяйств, с окончанием цикла посевных работ и уборкой урожая. Так, до полного созревания лесных плодов запрещалось ходить в лес. И только в назначенный день жители станицы все вместе с песнями шли в лес. Там заготавливали столько плодов и ягод, сколько душа пожелает. В лесах росло много древесных плодов (яблоки, груши, терн), вкусных ягод, съедобных кореньев, грибов: сморчков, опят, груздей и т. п. В дуплах вековых деревьев рои трудолюбивых пчел заботливо копили целебный мед. В садах и лесах на Дону росли персики и вишни, орехи и тутовые деревья, яблоки и груши. Все это пополняло зимние запасы наших прадедов.

Осенью, в период массового забоя птицы, казаки и казачки собирались на "щипанки" и "перушки". Мужчины резали птицу, а женщины и девушки ощипывали ее. Работа завершалась обедом (угощением служил суп из птичьих потрохов), песнями и танцами.

Среди осенних праздников выделялся день Покрова Пресвятой Богородицы, который официально отмечался как общественный праздник. В этот день устраивали скачки, всякого рода состязания и обязательно организовывали поминальный обед с выпивкой и песнопениями в память обо всех погибших казаках. На шатре колокольни войскового собора в станице Старочеркасской ставили плошки с зажженными свечами.

Заметим, что в верховых станицах поминальный обряд носил менее буйный характер. Он больше соответствовал земледельческой традиции восточных славян. Например, в станице Казанской к могилам предков отправлялись все жители, и обряд сводился к панихиде и поминальному обеду.

На Дону очень долго сохранялись и многие языческие обряды. Есть предположения, что здесь существовал обряд "умыкания невесты" у воды. Свидетельство тому описание А. И. Ригельманом указания Степана Разина о венчании людей к браку возле вербовых деревьев, символизирующих водную гладь (Ригельман А. И. История о донских казаках. Ростов н/Д., 1992. С. 98).

До праздника Покрова Пресвятой Богородицы донцы старались управиться со всеми делами, поскольку затем обычно начинали играть свадьбы, которые занимали первое место в бытовой обрядности казаков. Свадебный ритуал формировался из большого количества разноплановых компонентов - ритуальных действий символического, магического и игрового характера, элементов материальной культуры (одежда, головные уборы, украшения жилищ, свадебные повозки), словесного и музыкального фольклора.

Если несколько столетий свадебный ритуал у казаков был прост: они заключали браки на войсковом кругу с пленницами, как правило, нехристианского происхождения, то в XIX в. он превратился в стройную систему, включив в себя, наряду с элементами общеславянской свадьбы, интересные местные обряды. Первым действием свадебного цикла считались смотрины (негласное сватовство) - официальное знакомство, осмотр девицы будущим женихом и его родителями в доме невесты. Через несколько дней после смотрин девушку сватали, засылая к ней в дом сватов. Обряд сватовства завершало рукобитие - официально-торжественный договор об условиях брака. В тот же вечер будущих молодоженов сводили (подводили друг к другу) посреди горницы (своды), что символизировало успешное окончание переговоров. Тем самым они объявлялись женихом и невестой, т. е. совершалась своеобразная помолвка. После рукобития и сводов непременно организовывались свадебные вечеринки для друзей и подружек, заканчивавшиеся за неделю до венчания. В течение всего предсвадебного периода в доме невесты собирались на посиделки подружки и готовили приданое, которое за несколько дней до бракосочетания переносили в курень жениха (обряд "подушки"). На "подушки" специально приглашали много гостей. Подушки, перину, крупные вещи украшали искусственными цветами и красными лентами. Гости брали в руки отдельные предметы и с песнями, прибаутками несли по улицам станицы таким образом, чтобы как можно больше людей увидели приданое, даже если курень жениха находился рядом с домом невесты.

После переноса приданого вступающие в брак парень и девушка получали в доме невесты официально-праздничное согласие на создание семьи. Вечером здесь же собиралась вечера, на которой молодежь величала (чествовала, восхваляла) будущих мужа и жену. Наступал день венца, когда прибывавший с поезжаньем - с отрядом близких друзей верхом на лошадях и родней (родственниками) в бричках (повозках) - жених шутливо-торжественно "выкупал" у младшей сестры или брата невесты ее косу в красном углу куреня (возле иконы, божницы) и вез свою избранницу венчаться в церковь. После бракосочетания в доме молодого мужа его законную супругу по традиции повивали женским головным убором. В Донецком округе (станица Каменская и др.) обряд повива-ния обязательно совершали свахи (женщины, хлопотавшие о свадьбе) со стороны обоих молодоженов. При этом дружки (подруги невесты) держали шаль (большой вязаный или тканый платок), за которой свахи расчесывали одну длинную и полную девичью косу и заплетали две тонкие женские косицы: чья сваха быстрее управится, тот из супругов и будет верховодить (главенствовать) в семье. На умело уложенные проворными женщинами косы, которые закрепляли на затылке, надевали колпак (старинный мягкий конусообразный головной убор в виде мелковывязанного мешочка с красной кисточкой у вершины, а также с вышитыми разнообразными узорами по черному полю), подаренный будущей невестке свекровью. Впрочем, в свадебном цикле встречаются и иные обряды. После же ритуала повиванья начинался пир.

На свадебном пиру звучали тосты, поздравления, гости дарили подарки. Интересен приветственный тост, произносившийся, как правило, очень уважаемым человеком. Держа в руке чарку с крепким напитком, он говорил: "Желаю здравствовать нареченному князю", или "Князю молодому с княгинею, княжему отцу-матери, дружку с подружьями, свахе с повозником и всему храброму поезду, всем любящим гостям (или: всей честной компании), на беседе, при всех поименно, зато всем покорно! О чем задумали, загадали - определи, господи, талан и счастие! Слышанное - видеть, желанное - получить, в чести и радости нерушимо!" Ему отвечали: "Определи, Господи!"

На следующий день после венчания свадебное веселье продолжалось. Носили "калину"- ветку плодоносящего дерева, украшенную бумажными цветами, красными лентами, мишурой, и при этом напевали: "Красная наша калина, честная наша дивчина". Обязательно резвились ряженые, одетые "медведем", "козлом", "цыганом" и т. п. Среди них выделялись "жених" (девушка) и "невеста" (парень) с гипертрофированно почеркнутыми признаками пола. Их задача состояла в том, чтобы в конце концов воткнуть "калину" в трубу дома матери невесты. Ряженые на своем пути угощали всех встречных вином и величали (восхваляли) молодых. Свадьба заканчивалась вечером званым обедом в доме молодого (жениха). Однако еще несколько дней молодые (ставшие мужем и женой парень и девушка) ходили по гостям, навещали родных и знакомых, которые не смогли присутствовать на свадьбе.

Встречались на Дону в брачных обрядах и некоторые безнравственные, с точки зрения нашего современника, обычаи. К их числу относится снохачество, т. е. незаконное сожитие свекра с невесткой. Ничем не оправдываемое это явление частной жизни объясняется, конечно, физиологическими причинами и культурными влияниями других народов. В те стародавние времена родители выбирали жену своему сыну и женили в достаточно раннем возрасте. К тому же известная грубость нравов допускала некоторые отклонения. Да и в маленьком поселении мужчина еще полный сил не мог удовлетворить известные побуждения и остаться незамеченным в своих похождениях. Вышеперечисленные доводы вносят определенную ясность в вопрос, хотя и не оправдывают самого явления.

Сыновья, отчасти по неопытности, а отчасти вследствие деспотизма отцовской власти, смотрели сквозь пальцы на проделки отца. Однако иногда любовные похождения снохачей оканчивались кровавыми трагедиями. Снохачество, безусловно, преследовалось законом, но в силу своей сущности оно редко могло быть выявлено и доказано.

Явления негативного плана в донской обрядности можно перечислять и далее. Скажем, тоже конокрадство. Но нужно ли. Это отнюдь не красит казачество, и мы не станем этого делать, хотя, будучи объективными, для полноты картины все же на них указали.

Интересные элементы встречаются на Дону и в родильной обрядности. Эти обряды сопровождали появление ребенка на свет, символизировали его принятие в семью и общину, помогали очиститься, защититься от влияния недобрых сил. Исследователи дифференцируют их на три группы, соответственно названным функциональным признакам.

Следует отметить, что обряды, связанные с рождением ребенка, включают в себя многие предрассудки, суеверия и действия, направленные на рождение сына, поскольку в среде донцов оно имело особую ценность. На свет рождался казак, продолжатель рода, будущий воин и владелец земельного пая. "Казачьему роду - нет переводу!" - гордо говорили казаки, имевшие сыновей. С этой целью над кроватью донцы вешали ружье и саблю, а также нередко вместо подушки клали седло и производили иные подобные действия. Когда же женщина готовилась рожать, то в доме отворяли все двери. Новорожденного тщательно берегли от "сглазу" (от недоброго взгляда, наведения порчи и т. п.). Перед младенцем до совершения над ним таинства крещения горела восковая свеча для защиты от злого духа. Во время обряда крещения в купель бросали шарик из воска с волосами малыша: потонет шарик - ребенок умрет, будет плавать - проживет долго. Крестные отец и мать незаконнорожденного малютки обязательно при крещении перевязывали себя уздою, поскольку она символизировала некую нравственную силу. Вероятно, такая перевязь должна была уберечь ребенка в будущем от неблаговидных поступков, а его крестных родителей защитить от "дурного" влияния роженицы и божьего гнева за участие в акте крещения внебрачного дитяти. Для сохранения новорожденного в пятницу не заваривали в доме квас, а то, как считали казаки, дьявол будет купать в нем малыша. Матери запрещалось ругать своего ребенка непотребными (неприличными) словами и проклинать, иначе он обратится в "нечистого" и исчезнет.

У низовых казаков существовал обычай размывания руки - выражения повитухе благодарности за благополучный исход при разрешении от бремени через 6 недель после родов. Ей дарили платок, а она этим платком вытирала руки. Тем самым, видимо, подчеркивались окончательное "вхождение в жизнь" младенца, "легкость" руки, благородство помыслов повитухи, смывание ею греха первородности.

Здоровый, крепкий сын был огромной гордостью матери-казачки. Когда карапузу исполнялся год, отец торжественно выносил его на майдан - главную площадь станицы и сажал на коня. Внимательно наблюдали за этим казаки-старики: по посадке, по ловкости рук они старались определить его будущее и высшей наградой родителям становилось сказанное кем-либо ."Добрый будет казак!"

Воспитание детей, особенно мальчиков, преследовало одну цель: воспитать воина. Новорожденному "на зубок" донцы приносили пулю, у изголовья крохи-казачка клали саблю, пистолет, лук, ружье. Существовал и обряд посвящения в казаки. Едва дождавшись первого зуба, отец сажал сына на коня, привязывал к поясу саблю и впервые подрезал чуб. Безусловно, обряд имеет достаточно древний характер (мотив волоса) и свидетельствует об особом отношении казаков к детям. Мотив волоса в древнеславянской мифологии - это мотив женщины, поэтому подрезание чуба, вероятно, подчеркивало мужскую сущность мальчика, его символический отрыв от материнской природы, его будущий статус воина-казака.

Постоянно слушая рассказы родных и близких о походах и сражениях, малолетки порой говорить начинали не со слов "папа" и "мама", а со слов "пу" (стрелять) и "чу" (скакать на коне). Трехлетние казачата умели ездить верхом на лошади по двору, а пятилетние бесстрашно скакали на лихом дончаке по улицам городка на радость отцу и матери. С четырнадцати лет мальчик джигитовал и рубил лозу (длинные гибкие стебли кустарников) шашкой. К шестнадцати годам брал призы на военных смотрах, а отец покупал ему форму, оружие и коня. С девятнадцатилетнего возраста казаки начинали служить Отечеству, и нередко, провожая сына в армию, родители не знали увидят ли они его вновь. Вот почему и проводы на службу, и благополучное возвращение служивых донцов домой давали повод достойно отметить эти события.

Незадолго до призыва казак ходил по гостям и приглашал на проводы, которые устраивались в доме новобранца. Кульминационным моментом считалось родительское благословение, во время которого отец напутствовал иконой, а мать вешала на шею сына образок (маленькую иконку) и мешочек с родной землей. После этого казак выходил во двор и садился на коня. Дальше он ехал сам либо к церкви, где служили молебен, либо на площадь. Вслед за тем донцов до околицы провожали все станичники. Коня под уздцы могла вести жена или невеста казака. Пели песни, молодцы показывали умение владеть конем и оружием, иногда накрывали столы.

Если казак благополучно возвращался со службы, то он обычно приносил с собой в местный храм хоругви, иконы, крест, евангелие и т. п. На встречу возвращающихся донцов выходила во главе с атаманом вся станица. Старший урядник рапортовал начальству об успешном завершении службы, а затем все отправлялись в храм, где совершался благодарственный молебен. Потом возле станичного правления служивым молодцам предлагались станичные хлеб-соль и гулянье. Казаки веселились от души.

Одной из бытовых традиций донского казачества, связанной с подготовкой к воинской службе, было проведение военных игр. Об их характере, разнообразии, деталях в стародавние времена можно лишь догадываться. Многие элементы военных игр очень долго сохранялись на Дону. Эти домашние тренировки военному искусству прекратились только в первой половине XIX в.

Но в XVIII в. войсковой атаман еще устраивал военные смотры-переписи малолеток (девятнадцатилетних молодых казаков, записываемых с этого возраста на службу). В назначенное удобное сборное место собирались малолетки из двадцати, тридцати и более станиц во главе с атаманами и стариками. Прибывали казаки на лучших конях со всем положенным снаряжением.

Вооружение донца в то время включало: пику (колющее холодное оружие, разновидность длинного копья; состояла из трех- или четырехгранного стального наконечника и древка общей длиной до 3,3 м и массой 3-4 кг), длинное ружье (тип ручного огнестрельного оружия; тогда применялось кремневое с колесцовым, ударно-кремневым замком, дульнозарядное и преимущественно гладкоствольное; калибр 17,5-21,5 мм, масса 4,0-5,6 кг, дальность стрельбы 140-200 м для гладкоствольного и 280-800 м для нарезного, скорострельность соответственно один выстрел в 1-1,5 минуты и 5 минут при тугой загонке пули), шашку, боршни (часть военной амуниции, сумка для ружейных припасов), лук (ручное оружие для метания стрел в виде пружинящей дуги, стянутой тетивой, прочной нитью; донцы пользовались восточным образцом лука, получившим у них название сагайдак, хотя его также именовали сагадак, саадак, сайдак; это был комплект ручного метательного оружия конного воина - лук с налучьем, стрелы с колчаном, иными словами футляром для них, и тохтуй, или как его еще называли тахтуй, тафтуй, фатюй, т. е. чехол для самого лука) и другие предметы.

Большой лагерь для военного смотра разбивался посреди долины, где в течение двух-четырех недель в присутствии войскового атамана продолжались военные игры. Для этого молодые казаки разбивались на отдельные отряды, и одновременно все отряды занимались разными упражнениями. Одни малолетки устраивали скачки, показывая резвость своих лошадей. Другие верхом на быстроногих скакунах тренировались в стрельбе по мишеням (определенным целям). Третьи удальцы демонстрировали боевые приемы на лошади. Они, стоя в стременах, неслись во весь опор и доказывали свое умение филигранно владеть шашкой и ружьем, отбиваясь шашкой от предполагаемого противника и прицеливаясь на полном скаку.

Особым шиком считалось поднять какой-нибудь предмет с земли в искрометном аллюре, когда лошадь стремительно идет вскачь. Для этого на земле расстилали бурку (мохнатый войлочный безрукавный плащ из овечьей или козьей шерсти) и бросали на нее плеть, монету или иной предмет. Устраивались также поединки между отдельными казаками. Наиболее отважные (охотники) завязывали настоящий бой плетьми. Галопом они скакали навстречу друг другу и хлестали соперника плетью.

Молодые донцы соревновались и в преодолении водной преграды. Группа казаков в этом случае одевала на себя все воинское снаряжение. Затем с определенного места мчались на лошадях к реке. Бросившись в воду, удальцы на конях переплывали на противоположный берег. Важно было достичь его как можно скорее.

Войсковой атаман подводил итоги военных игр (своеобразных проверочных военно-тактических учений). Отличившихся проворством, легкостью, меткостью в стрельбе и в других упражнениях казаков он обязательно награждал лично. Наградой служили: уздечки (часть сбруи - ремни с удилами и поводьями, надеваемые на голову лошади), приборы к седлу (Казачий словарь-справочник/Сост. Г. В. Губарев. Ред.-изд. А. И. Скрылов. Репринт, изд. M., 1992. Т. 3. С. 66-67) (отдельные его части; седло - элемент сбруи, род сиденья, укрепляемого для езды на спине животного; казачье седло состояло: 1) из потника, иными словами, трех-четырехслойного войлока, покрытого кожей, и притороченного к лукам арчака; 2) арчака или ленчика, иначе говоря, деревянной основы с луками, т. е. выступающими изгибами переднего и заднего края седла; 3) тебенек(ов), или проще четырехугольных кусков твердой кожи, нередко тисненных, которые прикрывали пряжки подпруг - широкого ремня седла, затягиваемого под брюхом лошади; 4) подушки, другими словами, зашитого со всех сторон чехла, набитого волосом, шерстью или иным мягким материалом, размещавшегося между луками арчака и притянутого к нему подпругой или чересподушечным, чересседельным ремнем; 5) стремян, т. е. кожаных петель или металлических дужек с плоским упором для ног всадника при верховой езде, с прорезью в верху; их приторачивали к седлу с помощью специальных ремней (спутлища); между собой стремена связывались под грудью лошади при помощи ременной скащевки (скашовки); 6) трех подпруг, которые удерживали седло в одном положении на спине лошади; к полному комплекту казачьего строевого седла также относились кожаные или ковровые переметные сумы, иначе говоря, мешки для перевозки чего-нибудь, например, продуктов питания, прикреплявшиеся по обеим сторонам седла, и саквы для овса, иными словами, парные кожаные мешки цилиндрической формы, каждый из которых вмещал 10-12 фунтов (4-5 килограммов) овса и привязывался с одной стороны лошади к передней луке седла), оружие и другие вещи. Эти незатейливые награды, полученные из рук войскового атамана, придавали их владельцам особое уважение товарищей.

Вечерами в дни проведения военных игр устраивались кулачные бои. Молодые казаки вступали в рукопашную схватку, демонстрируя физическую силу, выносливость, смелость, ловкость, умение постоять за себя и товарищей (односумов). Победа в таком бою была не менее почетна, чем в других воинских упражнениях. На раны и травмы в этих мужских играх внимания практически не обращали.

В ранний период своей истории казаки в лечении полученных ран и травм обходились различными народными средствами. Со временем, установив тесные связи с Россией, стали приглашать профессиональных лекарей. Они, в частности, обратились к царю Алексею Михайловичу, прося его прислать последних "для лекарства больных и раненых казаков". Царь Алексей Михайлович уважил просьбу донцов, и в 1673 г. первые лекари прибыли в Черкасск. Звали их Афанасий Щещуков и Иван Костылев. Раны лечили старинным домашним способом: накладывали припарки из горячего вина и смазывали особым составом из желтого воска, говяжьего сала, белой смолы и деревянного масла.

Казаков, страдавших от "крымской" (проказы) или "французской" (венерической) болезней, лечили не на месте, а в специально отведенных для этого пунктах.

Пробыв на Дону несколько лет, первые лекари отбыли из Черкасска в Москву.

В 1695 г., в связи с началом первого Азовского похода Петра I, на Дону появились новые лекари и был основан первый госпиталь. Поход, к сожалению, оказался неудачным, но Петр не смирился с этим и перенес штурм Азова на следующий год. Уезжая с Дона под Воронеж на строительство российского флота, он расквартировал в Черкасске несколько своих полков. Вместе с ними в донской столице обосновались и пять лекарей, главным из которых считался доктор Термонт. Штатные и постоянные лекари на донской земле в тот момент, по всей вероятности, отсутствовали.

Завершив лечение раненых участников Азовского похода 1695 г., все пять лекарей уехали из Черкасска в Москву и оставили казаков без врачебной помощи. Свой отъезд они мотивировали тем, что вылечили в Черкасске всех ратных людей и "...лекарства ничего не осталось, а больных опричь раненых лечить они не умеют, для того это дело дохтурское". Здесь налицо разделение на врачей ("дохтуров") и лекарей. Вторые по знаниям и профессиональной подготовке стояли ниже первых. Так, Термонт был врачом, а остальные четверо - просто лекарями (Астапенко М. П. Указ. соч. С. 40).

Несмотря на появление врачей-профессионалов, донцы предпочитали лечиться народными средствами, рецептов которых они знали великое множество. Есть сведения, что в первой половине XIX в. донские казаки на своих огородах выращивали такие лекарственные растения как любистик, мяту, василек (базилик), чебрец, шалфей. Всего же использовали для лечения, как установил С. Ф. Номикосов, 50 лекарственных растений, среди которых: девясил, зелценка, царские очи, петров крест, дягильник, папоротник, завязник (узик), воловий хвост, ромашка, рез, сабина (сабан), ландыш (молодельник), конский щавель, змеиная трава (змеица), крапива, розник (розанец), царь-зелье, таволга, золотуха трава, чернобыльник, маточник, чистяк, полуизгон (изгон, или молочай), морковь дикая, измоден, котятник, ковыль (кавыль), плакун трава, прострел, брунец, рябина, воронец и др. Из поколения в поколение передавали сведения о таких лечебных травах, как архитон-трава, архитон-царь, уши, адамова голова, ворохил, лев, скопидом, пряник трава, мурея, канус, пилат-трава, сова страшная, трава-быль, киновник, научные названия которых определить не представляется возможным. Рецепты лекарств достаточно просты: корень девясила растирали с хреном, иногда с полынью или чесноком, или размачивали в уксусе и употребляли по пол-ложки один раз в день "от всякой внутренней болезни" (т. е., как говорили на Дону, от всякой скорби). Зелценку давали скоту в целях профилактики заболеваний. Свежий сок Иван-травы в случае болей капали себе в ухо. Казаки искренне считали, что если пить сок этой травы, то глупый сделается умным, а ленивый - энергичным. Траву царские очи носили при себе для предупреждения болезней глаз и для одоления неприятеля (недруга) при жестких столкновениях. Измельченные листья папоротника, смешанные со сливочным маслом, использовали для быстрого заживления ран. Узик применяли от зубной боли и для лечения ран. Корень узика помогал в делах сердечных и привораживал любимых. Одолен употребляли как сильное слабительное и рвотное средство. Настой красного корня сабана излечивал любовную страсть. Чтобы разбогатеть, торговые казаки носили в потайных карманчиках траву царь-зелье. Настой чернобыльника принимали роженицы для облегчения при разрешении от бремени. Ковыль, по мнению казаков, не пускал в дом в течение года нечистый дух. Донские знахари рекомендовали после сильного опьянения выпить рюмку настоя рябины для снятия похмельного синдрома. Воронец излечивал "синяки" после сильных ушибов. Крапиву, сваренную в уксусе, принимали от грыжи. В общем рецептов было немало, но насколько целесообразно ими пользоваться сегодня, нам судить трудно. Здесь надо консультироваться со специалистами.

Веря в чудодейственную силу донских трав, донцы носили с собой и вешали в доме пучки сухих трав, считая, что от прострела (название травы) нечистый дух бежит прочь, корень дикой моркови изгоняет тоску сердечную, рез предохраняет от нападений воров и грабителей и т. д (Номикосов С. Ф. Указ. соч. С. 170-174).

В суровой жизни казачества, естественно, находилось место отдыху. Можно даже сказать, что он занимал немалую часть времени в те короткие мирные периоды, которые все же случались на Дону. И тогда Дон гулял: то не гуси на горе гогочут, а удалые молодцы веселятся. Так гутарили казаки.

Надо заметить, что в отношении потребления алкоголя казаки традиционно склонны выпивать и достаточно много. Они любили крепкие напитки, но закоренелых пьяниц среди них встречалось мало. А в походах "за зипунами" в казачьих отрядах вообще устанавливался "сухой закон". Пощады за злоупотребление спиртным в походе не давали никому. Но при вступлении в пределы родного тихого Дона казаки расслаблялись и начиналось всеобщее "возлияние", даже не доходя своих городков. Наступало время делить добычу (дуван дуванить), а это не могло обойтись без обильной попойки и закуски.

Кстати, однажды обычай "дуван дуванить", сопровождавшийся употреблением значительного количества алкоголя, сильно подвел донцов. За ними подследили неприятели и ночью напали. В том бою погибло много казаков. Случилось это в районе Монастырского Яра. Собственно с того момента и появился на Дону названный казачий городок. Описанный исторический факт позволяет восстановить еще один старинный обряд казачества - обряд поминовения. Он сохранялся, например, в станице Раздорской до начала XX в., напоминая чем-то древнерусскую тризну.

В обозначенный день все взрослые казаки в полном обмундировании, верхом на лошадях, в строю направлялись к месту поминовения. В Раздорах отправлялись к прежнему месторасположению станицы, где были похоронены предки. Казаки совершали воинский обряд поминовения со стрельбой и круговой чашей. Причем, духовенство и остальное население лишь сопровождало воинов к могилам. Такие традиции в казачьем сообществе поддерживали и передавали новому поколению пожилые донцы.

Делами старейшины Дона занимались до полудня. Остаток времени до вечера они проводили в забавах (развлечениях, играх), характерных для всего донского казачества. Например, устраивали борцовские поединки. Для этого выводили двух могучих борцов, полунагих калмыков, тела которых смазывались жиром. Борьба доставляла удовольствие зрителям.

Старые донцы любили потешиться и в дружеских беседах, щедро потчуя гостей. В серебряных чашах подавали вино и крепкий мед. Других напитков они не признавали. Особенно уважали вино. И не существовало лучшей похвалы для хозяина как слова: "Я у него был и вино пил".

Однако специально гулебных компаний (т. е. ради выпивки) в старину по домам не водили. Водку пили на общий счет вместе, а на собственные деньги - в кабаке, что называлось так: с носка по алтыну (от татарского - золото; старинная русская монета и счетно-денежная единица; с XV в. один алтын равен 6 московским и 3 новгородским деньгам, последние именовались позднее копейками) пропить, а за кем жена придет звать из кабака домой, с того на два алтына. В кабаках, конечно же, ссорились, иногда дрались, мирились и пили магарычи (угощение как вознаграждение за что-либо).

Столь же весело проводили время не только в столице, но и в других казачьих городках. Обычно каждый день собирались казаки на площадь или к становой избе погутарить (поговорить). Сидя в мужском кружке, они вязали сети, вентери (рыболовное орудие типа ловушки) и тенёты (сети для ловли зверей и птиц), а с развитием земледелия стали делать рассохи (задняя часть сохи, деревянный брус, немного изгогнутый и раздваивающийся внизу; служила основой этого земледельческого приспособления) и другие орудия. Во время работы слушали рассказ одного из пожилых своих собратьев о молодецких его походах (вот откуда знаменитый образ деда Щукаря) и восхищались подвигами товарищей. Таким старикам подносили заздравные кружи с медом, а они, в свою очередь, могли удостоить кружкой этого напитка наиболее храбрых молодых казаков, что считалось достаточно весомой наградой. Также пели казаки богатырские песни, начиная их припевом: "Да, вздунай на ду-на-на, вздунай, Дунай". Жили станичники истинно по-братски. Если кто-то придет с охоты с дичью или наловит рыбы, отведывали ее вместе. Хозяин же ничего не оставлял себе про запас.

На майдане (майдан - по-турецки "площадь") старики сражались в шахматы, шашки или в зернь (мелкие золотые, серебряные или медные шарики). Молодые казаки играли на площади в кости и бабки (кость из надкопытного сустава животного). В игре броском сбивались бабки, установленные на расстоянии. Эта забава с бабками (айданчиками) позволяла приобретать такую меткость, что, запуская руками каменья, удалые воины убивали птиц и зайцев.

О меткости донских казаков сложились исторические легенды. Одна из них связана с временами Петра I, с его пребыванием на Дону. Проплывая по казачьей реке, царь Петр I остановился в станице Верхне-Курмоярской на квартире у Чебачихи. Из бывших с ним людей одному приказал государь выстрелить через Дон по утке, плававшей у противоположного берега. Но тот в нее не попал. Тогда царь спросил, нет ли кого из казаков, кто мог бы с такого расстояния подстрелить утку. Вызвался молодой казак Пядух. Он с первого выстрела из пищали убил утку, даже не прицеливаясь. Тогда Петр I сказал: "Исполать, казак! Хотя и я убью, но только поцелюсь". Пядух жил около стал лет и умер в 1795 г.

Такая меткость достигалась за счет тренировки в домашних играх. Подростки и юноши стреляли из лука или огнестрельного оружия. Добивались попадания в яйцо, а самые меткие - в монету, зажатую между пальцев, не поранив держащего ее.

Дети казаков беззаботно бегали по улицам и играли в такие же игры, что и взрослые. Мальчишки порой до 15-летнего возраста появлялись на улице без нижнего белья, но это не считалось зазорным. Девчонки играли в те же игры, а также в куклы. Молодые казачки любили играть в кремешки, в жмурки, в лапту. К примеру, первая игра связана с использованием гладких камней (гальки) величиной с голубиное яйцо, которые назывались кремешками. Для игры необходимо иметь шесть таких камешков. Играющие садились на покрытый ковром пол. Пять камешков складывали кучкой, а шестой бросали вверх немного повыше головы. Задача очередного играющего состояла в том, чтобы успеть взять камешек с ковра и поймать брошенный, падающий вниз кремешек. Камешки вначале брали по одному, а затем все сразу. Важно не растерять кремешки, умело перебирая их в руке и перекладывая с места на место. Девушка продолжает играть до тех пор, пока не уронит бросаемый камешек. Ловить нужно и кремешек, метаемый напарницей, которая тоже перебирает камешки. Игра в кремешки была принесена на Дон выходцами из татар.

Жмурки - детская игра, когда один из участников с завязанными глазами ловит других. До наших дней сохранился вариант игры, когда водящий зажмуривает глаза и произносит определенную считалку, не отходя от обозначенного места (кона). В это время играющие прячутся, где они захотят, если нет на то предварительной договоренности. Водящий после произнесения вслух считалки начинает искать товарищей по игре. Его задача найти хотя бы одного и успеть добежать раньше до кона, чтобы постучать (засалить) по нем рукой. Только в этом случае происходит смена водящего.

Лапта - русская игра, в которой игроки, разделившиеся на две партии (команды), перебрасывают небольшой мяч битой. При этом ведется счет на условиях, оговариваемых сторонами заранее. Условия зависят от установившихся местных традиций.

Молодые казачки любили петь песни и под эти напевы плясали. Танцевали также под мелодию варгана (самозвучащего щипкового инструмента в виде подковы (или пластинки) с прикрепленным к ней металлическим язычком; при игре варган прижимали к зубам) или под звучание гребешка (для этого, как рассказывают старожилы, брали обычный гребень для расчесывания волос, плотный лист бумаги и, прикладывая к губам, выводили мелодичные звуки). Пляска была похожа на русскую.

Иногда под надзором бабушек и нянюшек, в основном в теплые времена года, девушки выходили на улицу водить хороводы. Мужчины не должны были вмешиваться, а только стоять в отдалении и любоваться. Зимой барышни имели возможность кататься на каталках, т. е. скользить по гладкому льду просто на ногах с разбега. Причем все эти игры не могли продолжаться до позднего вечера, поскольку это считалось зазорным. Даже за небольшое опоздание бабушка несколько дней бранила молодую казачку: "Не стыдно ли, девица, допоздна таскаться, что женихи скажут?"

Пожилые женщины начали занимать особое положение в донском обществе с XVIII в. Им отводится роль наставниц, воспитательниц и хранительниц традиций, преимущественно семейного быта. Старушки любили посиделки с распиванием сладкого меда на собранные ими деньги. Передавая из рук в руки кружку с медом, они похваливали старину, пели духовные псалмы (религиозные песнопения, входящие в псалтырь, т. е. книгу псалмов - часть Библии), а также песни о подвигах своих мужей и отцов. Если проходил мимо знакомый или незнакомый мужчина, старые казачки приветливо кланялись и приглашали его: "Подойди к нам, родненький!" Казака потчевали медом, а он в знак благодарности клал на поднос деньги. На собранные таким образом деньги посылали ясырку (пленницу, домработницу) за медом или откладывали это удовольствие до следующего раза, до будущего воскресенья. В своих беседах бабушки любили разговаривать по-татарски, что считалось в те времена весьма модным, знаком хорошего тона.

Замужние казачки в XVIII в. спокойно в свободные часы собирались и пели песни и псалмы. Угощали соседок всяческими плодами, закусками, семечками (жаренные, подсушенные на сковороде семена арбуза и тыквы, которые очень любили щелкать на Дону, особенно женщины). Иначе говоря, казачка сумела уже обеспечить в это время достаточно разнообразную пищу, организовать ведение домашнего хозяйства так, что у нее оставалось время на посиделки. Такие посиделки, как правило, устраивали жены войсковых старшин, приглашая к себе соседок. На женских собраниях пленная турчанка подносила гостям на большом подносе сладкий мед, а хозяйка, держа в одной руке стакан, а другой взявшись под бок, в желтых туфлях, пристукивала каблуками и припевала: "Туфли к милому глядят, полюбить его хотят".

Меткие выражения, залихватские шутки, песни сопровождали все увеселения донских казаков.

Язык донского казачества довольно своеобразный. Он получил название донских говоров (См. подробнее о донском говоре: Словарь русских донских говоров: В 3-х т. Ростов н/Д, 1975-1976; Словарь русских донских говоров. Ростов н/Д, 1991. Т. 1). Эта народная речь, или донской диалект, относится, безусловно, к русскому языку, но в то же время имеет значительные особенности. На Дону до сих пор сохранилась лексика, практически утраченная в других областях России и встречаемая только в исторических источниках. Так, бытуют такие слова: займище (заливной луг), казан (железное ведро, котел), подзатыльник (часть женского головного убора) и т. д.

В составе донской лексики имеется большая группа слов, употребляемая только на Дону: бабук (один из видов больших пауков), водак (специальная лодка для перевозки и хранения живой рыбы), луданый (человек с очень светлыми, белесыми волосами и бровями), водяник (водяная мельница), варка (посудина для кипячения белья), рашка (развилка; скоба для клепки бочки при надевании обручей; рогатка для закрепления кудели при прядении веретеном; часть прялки в виде деревянного полукольца с крючками, посредством которого перекручивается и наматывается пряжа), сандоль (острога для ловли рыбы), сапа (змея) (Отсюда, очевидно, выражение "тихой сапой"), чакан (растение рогоз широколистый, используемое для хозяйственных целей, например, для покрытия крыши дома), чалба (половник, дуршлаг, лопатка для размешивания теста), чукавый (щеголеватый, модный) и т. д.

Немало в донском говоре и местных новообразований, появившихся на протяжении истории становления донского казачества. Это такие слова, как бухало, буйло (музыкальный инструмент, контрабас), водворок (муж, принятый в дом жены), вытяжи-на (овраг), долгушка (спальня в казачьем доме), коневитый, кони-стый (стройный человек, с хорошей осанкой), лаповик (снег хлопьями), холина (крем для лица), чаюха (чайная гуща) и т. п.

В традиционном диалекте, особенно в рассказах, воспоминаниях казаков употребляются специфические донские слова и выражения, отражающие старинный казачий быт, военные занятия, складывавшиеся общественные отношения. Например, курень (отряд; домовладение), майдан (собрание; центральная площадь; здание для собраний; главная улица; вообще это слово имеет больше десятка значений), юрт (место, земля, принадлежащая к чему-нибудь; объединение нескольких станиц; земельные и водные владения одной станицы), односум (товарищ, член общины, одногодок, однослуживец), скулемать (сделать кое-как), жалмерка (солдатка), ухондокать (убить), чирики (вид кожаной обуви), шлында (гуляка), есаул (казачий начальник; самое высокое звание обер-офицерского ранга; впервые в казачьих войсках упоминается в 1576 г.; есаулы были генеральные, войсковые, станичные, походные и артиллерийские; чин, равный в разные времена капитану, майору, подполковнику), сотник (воинский начальник, чин соответствующий лейтенанту), казачий круг (орган военной демократии), кошевой атаман (начальник штаба, начальник канцелярии; начальник тыла), войсковой атаман (главный военачальник).

Своеобразие лексики донских говоров усиливается благодаря значительному числу слов тюркского происхождения, заимствованных в процессе длительных военных и мирных (торговых, матримониальных) контактов и связей донских казаков с тюрко-язычными соседями. Не вызывает сомнения тот факт, что долгое время на Дону татарский язык был распространенным средством общения. Донские казаки в массе своей могли легко разговаривать со своими соседями на их языке. Безусловно, со временем татарский язык утратил эту первоначальную роль, но слова тюркоязычного происхождения прочно закрепились в донском говоре. Среди них названия посуды и продуктов питания: ян (напиток из разведенного водой отцеженного кислого молока), сюзьма (заквашенное и отделенное от сыворотки молоко), бальсан (глиняный сосуд для масла цилиндрической формы или сужающийся к низу), каймак (густые пенки, снятые с кипяченого и топленого молока), саган (котел; фарфоровая посуда для хранения молочных продуктов; миска, супник), тузлук (дикий чеснок), чинак (миска; глиняная полоскательная чашка), щерба (уха), и многие другие. Много слов тюркоязычного происхождения среди донских названий орудий и средств производства: бармаки (деревянные вилы для подъема соломы, сена, мякины с зерном), каюк (небольшая лодка, выдолбленная из ствола дерева), макара (нить для вязания рыболовных сетей), тагун (шпангоут, ребро корпуса казачьей лодки), турлук (жердь для крепления чего-либо) и т. д. Встречается немало слов, имеющих тюркскую языковую основу, среди донских названий растений. Например, гардал (горчица), жерделы (дикие, мелкие абрикосы), чакан (растение рогоз широколистый).

Через тюркские языки и непосредственное общение проникли в донскую речь заимствования из иранских языков. Скажем, нардек (арбузная патока), принч (рис). Имеются и экзотические вкрапления из других языков. Так, из итальянского взято слово демень (подвесной руль лодки).

Взаимодействие с соседским калмыцким народом имело следствием употребление казаками некоторого количества калмыцких слов. Например, будан (бульон, плохо приготовленное жидкое кушанье), шулюн (говяжий бульон, жидкий суп), шурпек (коршун) и др.

Безусловно, сказывается в лексике донских говоров влияние украинского языка, более заметное на Нижнем Дону. Примечательно, что именно это обстоятельство послужило причиной появления прозвища низовых казаков со стороны верховых. Их дразнили булочниками или бублечниками, поскольку на нижнедонских базарах широко торговали булками и булочками. Донской говор впитал немало украинских слов (некоторые из них в свою очередь имеют польское происхождение): хиба (что ли), нима (нет), був (был), байдуже или байдюже (безразлично), драбина (лестница; борт арбы (повозка) в виде лестницы; длинная жердь), жменя (количество чего-либо, захватываемое горстью), зараз (сейчас, тотчас), кодра (половик из тряпок), кохать (заботиться, пестовать, холить и лелеять), нехай (пусть), нехаянный (запущенный, неухоженный), позычить (взять в долг; взять без разрешения; украсть), репанец (простой, неграмотный человек), репаться (трескаться, ломаться), трохи или трошки (немного), шлях (наезженная дорога, путь), шукать (искать) и многое другое.

В целом же донской говор при всех разноязычных вкраплениях, представляет собой достаточно самостоятельную, своеобразную лексическую систему, не совпадающую с системами русских диалектов, хотя, безусловно, близкую по своей сути к ним.

В исторической ретроспективе в донском диалекте образовался мощный слой общедонской лексики, включающий наименование жизненно важных понятий и предметов быта, хозяйства, явлений природы, социальных действий. Кроме приведенных выше, сюда относятся существительные: бабура (белая цапля), баз, базок (загон для скота), байдик (палка, посох), балясы (балкончик вокруг дома), бурсак (продолговатый хлебец), вадилки (решетка для накрывания дежи, квашни), вешнина (земля, вспаханная весной), винцерада (рыбацкий плащ), водянка (водяная мельница), войе (воловье дышло), завеска (женский передник), круглик (пирог с начинкой), пирог (хлеб), рожак (местный уроженец), салазки (челюсти), чапура (белая цапля), чекомас (окунь), а также прилагательные и наречия: бусарный (глуповатый), квелый (слабый, хилый), нехолюзный (неряшливый), огурной (озорной); глаголы: банить, выбанить, побанить (мыть, стирать), гутарить (говорить), замолаживать (пасмурнеть, имеется в виду небо), плугарить (пахать), поручкаться (поздороваться за руку), холодовничать (бездельничать) и т. д.

Различия в самом донском говоре связаны с местом проживания. Условное деление можно провести по известному принципу на низовых и верховых. Так, в верхнедонских станицах и хуторах употребляются слова, не встречающиеся в речи жителей Нижнего Дона: балиндрас (пустослов), ватола (грубая ткань), ветрянка (ветряная мельница), водолив (черпак в лодке), красно, красна (основа при ткачестве). Кстати, низовые дразнили верховых словом чига, которое произошло от русского диалектного слова "чаго" (чего). Для нижнедонских говоров характерны слова: баланда, баландист (пустослов), ветряк (ветряная мельница), гарба (арба), кодра (подстилка из грубой ткани), рыночка (глиняная чашка для молока или сметаны), текуч (черпак в лодке).

Донские выражения очень певучи и искрометны, но звучат они сегодня все реже и реже. Современный русский человек не всегда может понять их смысл. В этой народной речи отчетливо выражен характер народа, его быт. Типичны для казачьей ментальности выражения: атец траву кося; она есть не прося; ябланка фкусная, как выспея; щё вы вчора не приходили: мы кочета припороли, ча-кушку паставили; пашла на агарот, сабрала памидоры так хабур-чабур; сашил новый брюки, фарсавитый, как новый гривиник; и многие другие. Читаешь эти донские выражения и не перестаешь удивляться, как точно в них проявляется душа донского жителя.

Привольная и братская жизнь сильно привязала казаков к родине. Они славили свой Тихий Дон, называя его "кормилец родимый". В плену ли, на смертном одре ка,зак, прощаясь со всем, что имел драгоценное в своей жизни, всегда обращался к Дону: "Ты прости, мой Тихий Дон Иванович! Мне по тебе не ездити, дикого зверя не стреливать, вкусной рыбы не лавливать". Великий русский поэт А. С. Пушкин сумел передать эти чувства в стихотворении "Дон":

 Блеща средь полей широких,
 Вот он льется!.. Здравствуй, Дон!
 От сынов твоих далеких
 Я привез тебе поклон.
 Как прославленного брата, 
 Реки знают Тихий Дон:
 От Аракса и Евфрата
 Я привез тебе поклон.
 Отдохнув от злой погони,
 Чуя родину свою,
 Пьют уже донские кони
 Арпачайскую струю.
 Приготовь же, Дон заветный,
 Для наездников лихих
 Сок кипучий, искрометный
 Виноградников твоих.

Свои чувства казаки выражали в песенном фольклоре. Истоки донской казачьей песни уходят вглубь столетий. В песнях рассказывалось, прежде всего, о героях-донцах, прославивших себя и своих сподвижников на ратном поле. Казаки испокон веков со страстной любовью относились к главной своей реке - Дону, к щедрой природе родного края. Сколько песен сложено о Доне - казачьей реке? А как он уважительно величается:

 Ой ты, батюшка наш, 
 славный тихий Дон.
 Дон - кормилец наш, 
 Дон Иванович!
 Про тебя лежит слава добрая,
 Слава добрая, речь хорошая.

Песня... Она сопутствовала казаку всю жизнь. Ее пели при крещении и на свадьбе, провожая на службу и встречая из похода. Обрядовые и бытовые, исторические и походные, свадебные и хороводные... Не без основания один из первых собирателей донских песен в прошлом веке Андроник Савельев, говоря о природном даровании донцов, назвал их "народом в высшей степени певучим".

Кто сложил слова той или иной песни? Кто придумал ее мотив? Почти все они - это устное народное творчество. Но есть песни, написанные донскими поэтами, имена которых, к сожалению, мало кому известны.

Когда-то ни одни проводы казака на службу не обходились без песни "Конь боевой с походным вьюком...". Она считалась и по праву считается донской народной песней. Но у ее слов есть автор. В 1858 г. есаул (впоследствии генерал) А. В. Туроверов издал сборник "Казачьи досуги". В нем были помещены два стихотворения: упомянутое выше и "Много лет Войску Донскому". И то, и другое вскоре стали народными песнями. Необычная судьба сложилась у стихотворения Ф. И. Анисимова "Всколыхнулся, взволновался православный тихий Дон", написанного в 1853 г. во время Крымской войны. В ту пору оно превратилось в одну из самых популярных песен. Впоследствии со значительными изменениями в тексте Круг Спасения Дона принял ее 4 мая 1918 г. в качестве гимна Всевеликого Войска Донского. И сегодня песня-гимн жива. Большой Круг Союза казаков Области Войска Донского, проходивший 17-18 ноября 1990 г., опять утвердил ее в качестве гимна. Вот текст:

 Всколыхнулся, взволновался
 Православный Тихий Дон,
 И послушно отозвался
 На призыв Свободы он. 

 Зеленеет степь родная,
 Золотятся волны нив,
 И, с простора долетая,
 Вольный слышится призыв. 

 Дон детей своих сзывает,
 В Круг Державный Войсковой,
 Атамана выбирает
 Всенародною душой. 

 В боевое грозно время
 В память дедов и отцов,
 Вновь свободно стало племя
 Возродившихся донцов. 

 Славься, Дон, и в наши годы,
 В память вольной старины,
 В час невзгоды - честь свободы
 Отстоят твои сыны.

Далее мы приводим тексты старинных песен, собранные В. Д. Сухоруковым (Сухоруков В. Д. Частная жизнь донцов в конце XVII и в первой половине XVIII века//Донские казаки в походе и дома. С. 63-65). Они являются, на наш взгляд, отражением наиболее давних донских напевов и выказывают душу казачью со всей ее многогранностью.

 На заре то было, на зорюшке,
 На заре то было, на утренней,
 На восходе было солнца красного:
 Не буйные ветры подымалися,
 Не синее море всколыхалося,
 Не фузеюшка в поле прогрянула, 
 Не люта змея в поле присвиснула 
 Просвиснула пулечка свинчатая; 
 Она падала, пулька, не на землю, 
 Не на землю пуля и не на воду, 
 Она падала, пуля, в казачий круг, 
 На урочную-то на головушку, 
 Что да на первого есаулушку; 
 Попадала пулечка промеж бровей, 
 Что промеж бровей, промеж ясных очей; 
 Упал молодец коню на черну гриву.

 Не травушка, не ковылушка в поле шаталася, 
 Как шатался, волочился удал добрый молодец; 
 В одной тоненькой в полотняной во рубашечке, 
 В одной тоненькой в полотняной во рубашечке, 
 Что во той-то было во кармазинной черкес очке; 
 У черкесочки рукавчики назад закинуты, 
 И камчатны ево полочки назад застегнуты, 
 Бусурманскою они кровию позабрызганы. 
 Он идет, удал добрый молодец, сам шатается, 
 Горячею он слезою обливается. 
 Он тугим своим луком опирается; 
 Позолотушка с туга лука долой летит. 
 Как никто-то с добрым молодцем не встречается; 
 Лишь повстречалась с добрым молодцем родная матушка: 
 Ах ты, чадо мое, чадушко, чадо милое мое! 
 Ты зачем так, мое чадушко, напиваешься? 
 До сырой-то ты до земли все приклоняешься 
 И за травушку, за ковылушку все хватаешься. 
 Как возговорит добрый молодец родной матушке: 
 "Я не сам так, добрый молодец, напиваюся, 
 Напоил-то меня турецкий царь тремя пойлами, 
 Что тремя-то пойлами, тремя разными: 
 Как и первое-то ево пойло - сабля острая, 
 А другоей ево пойло - копье меткое было, 
 Ево третье-то пойло - пуля свинчатая".

 Как ты, батюшка, славный тихий Дон,
 Ты кормилец наш, Дон Иванович!
 Про тебя лежит слава добрая,
 Слава добрая, речь хорошая. 
 Как бывало ты все быстер бежишь,
 Ты быстер бежишь, все чистехонек;
 А теперь ты, кормилец, все мутен течешь,
 Помутился ты, Дон, сверху донизу.
 Речь возговорит славный тихий Дон:
 Уж как-то мне не смутну не быть,
 Распустил я своих ясных соколов,
 Ясных соколов, донских казаков!
 Размываются без них мои круты бережки,
 Высыпаются без них косы желтым песком.

 Не великий там огонюшек горит, 
 То-то в поле кипарисный гроб стоит; 
 Во гробу лежит удалой молодец 
 Во резвых ногах ему чуден крест, 
 У буйной головушки душа - добрый конь. 
 Как и долго ли в резвых ногах стоять, 
 Как и долго ли желты пески глодать? 
 Выбил яму по колено он. 
 Конь мой, конь, товарищ верный мой! 
 Ты веселие мое в чистом поле! 
 Беги, мой конь, ты к моему двору, 
 Беги ты, конь мой, все не стежкою, 
 Ты не стежкою, не дорожкою; 
 Беги мой конь, тропинкою, 
 Ты тропинкою все звериною, 
 Куда травушка-ковылушка лежит, 
 Там холодная крениченька бежит. 
 Злодей турчин не поймает тебя 
 И татарин не оседлает тебя. 
 Пробеги ж, конь, к моему ты двору, 
 Вдарь копытом у вереички; 
 Выдет к тебе старая вдова, 
 Старая вдова, родная мать моя; 
 Станет тебя про сына спрашивати: 
 "Не убил, не утопил ли ты его?" 
 "В чистом поле положил-то я его". 
 Ты скажи: мой сын жениться захотел? 
 "Обнимает поле чистое теперь".

Мысли о родной стороне звучат практически во всех старинных казачьих песнях. Даже в самых официальных бумагах можно найти отпечаток страстной любви казачества к Дону. Например, войсковой атаман письма свои к посторонним лицам обычно начинал так: "Князь такой-то, здравствуй на многие лета и буди покровен десницею Вышнего; а я при милости Донского войска, в Черкасском городке, на Дону, по воле Божьей, жив" (Сухоруков В. Д. Рыцарская жизнь казаков//Донские казаки в походе и дома. С. 28).

Особой страницей казачьего фольклора был театр, ставивший казачьи драмы - веселые театральные зрелища, разыгрывавшиеся во время праздников. Наиболее популярными постановками считались: "Атаман Буря", "Степан Разин", "Атаман Чуркин" и особенно "Ермак". Эта драма на протяжении всего XIX столетия практически ежегодно инсценировалась во время крещенской ярмарки. Оформлялся спектакль очень красочно и с большой фантазией. При постановке "Ермака" на сцену ставили ярко расписанный казачий струг, богато украшенный резьбой. С помощью невидимой для зрителей веревки струг передвигался вместе с казаками по сцене во время спектакля. Складывалось неописуемое зрелище.

Как пишут В. Головань и Б. Лощилин в книге "Народный театр на Дону" (Ростиздат, 1947 г.), на время представления в станице действовали законы казачьей вольницы, и вся власть переходила к избранным кругом гулебному атаману, есаулу, казначею и колымаге (он на лошади возил 40-ведерную бочку и угощал всех бесплатно вином) (Цит. по: Новак Л., Фрадкина Н. Как у нас-то было на Тихом Дону. Ростов н/Д, 1985. с. 114).

Наряду с героической драмой на Дону бытовали сатирические комедии и острые фарсы, где использовались загадки, поговорки, песни, сказки, анекдоты, удалая пляска.

К острым сатирическим фарсам, комедиям примыкал казачий кукольный театр. Наибольшей популярностью среди кукольников пользовался казак Конданов, создавший кукольный театр на Хоп-ре в 80-х гг. прошлого века. Донской кукольный театр имел две мужские и две женские куклы в казачьих костюмах. Представления сопровождались игрой на двух гармониках, бубнах, литаврах и трензелях (металлических треугольниках). Реже звучала балалайка и скрипка. Кукольный театр поддерживал и сохранял этническую самобытность донского казачества.

Многие дореволюционные исследователи подчеркивали наличие на рубеже XIX-XX вв. культурно-хозяйственной и этнической специфики, отличавшей казаков от невойскового населения края. Так, С. Номикосов, А. Греков отмечали, что среди донских казаков по-прежнему сохраняется исторически сложившееся разделение на верховых и низовых, проявляющееся во внешнем облике", материальной и духовной культуре, традициях (См.: Номикосов С. Ф. Указ. соч. С. 298-300; Сидоров В. Вуркалка. Казачьи байки//Дон. 1992. № 1-2. С. 169-208; Греков A. M. Очерки экономического и хозяйственного быта населения Донской области. Таганрог, 1905).

Вот какую характеристику донским казакам дает в своей книге историк XIX в. М. Сенюткин: "Верховцы - чисто русские люди, в них русский дух, русская могучая натура, русская славянская кровь, почти без всякой примеси посторонних начал. Наружный вид их и язык, весьма мало рознящийся от языка соседственных им губерний, служат тому непреложным доказательством. Все почти они сероглазые или голубоглазые блондины со светлыми волосами, с славянским выражением лица, запечатленного от времени своего особенною воинственною физиономиею...

Не таковы низовцы. Здесь русский элемент, положенный в основание казачества, весьма много поглощен малороссийским и азиатским. Большая часть их - настоящие брюнеты с черными или карими глазами, с азиатскими оттенками в лицах, до крайности разнообразных, что, без сомнения, произошло от влияния чуждых племен (как то: греков, армян, турок, черкесов, татар и даже калмыков) , вошедших в состав низовых казаков. От того-то здесь, наряду с прекрасными греческими профилями встречаются иногда часто татарские и калмыцкие физиономии" (Сенюткин M. Донцы. М., 1866. С. 122).

Верховцы жили в станицах, лежащих вверх по Дону, начиная от Цимлянской, а низовые - в низовьях Дона, в двух Новочеркасских, Старочеркасской, Гниловской, Елизаветинской, Аксайской, Александровской и др. Казаки низовых станиц, игравшие многие столетия первостепенную роль, привыкли себя ставить выше верховых. Действительно, в низовых столичных городах, в том числе в Новочеркасске, заседало войсковое правительство, проживала войсковая знать, чиновники и интеллигенция. Казаки низовых станиц были более предприимчивыми, легки на подъем, но добывали насущный хлеб не таким изнурительным трудом, как верховцы. Верховые казаки в большинстве своем обстоятельно занимались земледелием. Напротив, спектр занятий низовцев более широк. Среди них: рыбаки, скотоводы, огородники, садоводы, виноградари и только отчасти земледельцы. Этим разнообразием экономических занятий в XIX в. и обусловливалось отличие культурно-хозяйственного типа низового казака от верховца.

Исследователи подчеркивают, что переход с середины XVIII в. от старинного сурового казачьего и военизированного быта и приобщение к ценностям гражданского общества начались именно в низовьях Дона. Это объясняется влиянием на жителей столицы и низовых станиц усиливающегося хозяйственного и культурного взаимодействия с Россией и другими странами. В частности, следует выделить такие обстоятельства как практически непрерывное пребывание в казачьей столице русских и иных послов, купцов и промышленников; направление больших и малых посольств-станиц в Москву; близость ускоренно развивающихся городов Ростова и Таганрога и др. Поэтому новшества быстро проникали в устоявшийся казачий быт. Употребление, например, чая, ношение платья немецкого покроя и прочие новшества, прежде всего, появились в низовых станицах и уже отсюда стали распространяться по всему Войску. Сказывалось и этническое происхождение тех и других групп казаков: низовые, как правило, имели смешанные и малороссийские генетические корни, а верховцы связывались кровными узами с великорусскими предками. Это проявлялось, к примеру, в языковых диалектах, фамилиях и внешнем облике.

Благодаря более привольной жизни, не столь изнурительному труду и этническому взаимодействию, низовые казаки выглядели красивее верховых: они одевались щеголеватее и изысканнее, покупали непременно дорогие и ценные ткани, дома строили изящнее и обставляли свои жилища комфортабельнее. Образ жизни в низовых станицах в большей мере напоминал городской. Здесь чаще навещали друг друга и любили попотчевать гостей. Пища у низовых казаков не была столь сытна, как у верховых, но приготовлялась качественнее и подавалась эстетичнее. Низовцы издавна относились к верховцам с некоторым пренебрежением и одновременно завидовали их несравнимо прочному хозяйству, исключительному трудолюбию и удивительной мастеровитости. В "верхах" очень бережно сохраняли старинные обычаи, песни и предания. Здесь всегда жили скупее и скуднее, чем в станицах низовых. Однако состояние хозяйства верховцев лишь с виду казалось неказистым, а на самом деле оно обеспечивало прочный достаток. В низовых станицах не только среди войсковой старшины, дворянства, но и среди простых казаков насчитывалось необычайно много богачей, предпринимателей, казаков-рантье, имевших большие капиталы, и параллельно на другом полюсе жизни сосредотачивалась беднота, нередко вынуждаемая уходить на заработки в город и в каменноугольные шахты. У верховых же казаков состояние распределялось более равномерно, а в целом преобладали зажиточные и середняцкие хозяйства. Однако, к 1917 г., в связи с ростом казачьего населения станиц, земельный пай сократился в среднем до 9-12 десятин. В северо-восточных округах стало ощущаться малоземелье, что при скудости и истощении почв усилило расслоение и рост бедноты среди верховых казаков.

Верховые казачки отличались изумительной домовитостью. Они, кроме выполнения трудоемкой работы в поле, пряли шерсть и изготавливали домотканное сукно, вязали перчатки и чулки. Низовые такими делами, как правило, не занимались, а в основном следили за порядком в курене и в большинстве случаев вели себя как городские "барыни". Поэтому застолье у верховых казаков получалось обильнее и сытнее, хотя и однообразнее. Угостить с шиком они не умели, но истинно русское хлебосольство и радушие у них были развиты сильнее, чем у низовых. Верховцы не отказывались накормить всякого, кто нуждался в пище, а зажиточный низовец, как правило, сортировал своих гостей по их положению в обществе. Безусловно, вышеперечисленные отличия в начале XX в. являлись достаточно условными. Одновременно присутствовала и иная этнокультурная и территориальная дифференциация внутри донского казачества. Например, станицы среднего течения Дона и новые задонские станицы в бывшем Калмыцком кочевье имели свою культурную специфику, что, к сожалению, остается пока малоизученным вопросом. Здесь предстоит еще немало потрудиться историкам, этнографам и краеведам.

Таким образом, казачий субэтнос имел, как мы попытались показать, свою особую, складывавшуюся веками, материальную и духовную культуру. Ее специфика заключается в уникальном смешении различных компонентов: славяно-русских (великороссы, запорожцы - черкасы, украинцы), тюркско-татарских (татары, ногайцы и др.), монгольских (калмыки), греческих, армянских и др. Их взаимовлияние и взаимодействие обеспечило формирование субэтнического единства казаков и неповторимой провинциальной культуры.

В XIX - начале XX в. усиливается процесс трансформации сословных и этнокультурных компонентов, порождающих новые психологические стереотипы и деформировавших прежние патриархальные традиции.

Можно согласиться с точкой зрения этнолога Б. Н. Проценко, что в XIX в. духовная культура казачества - это уже православная русскоязычная культура, структура которой определяется элементами традиционной земледельческой культуры восточных славян, ограниченными, в основном, семейно-бытовой обрядностью, элементами дружинной военно-демократической культуры, восточной военно-демократической культуры и восточной культуры кочевого характера (Проценко Б. Н. История духовной культуры донского края//Региональные программы донской средней общеобразовательной школы. Ростов н/Д, 1993. С. 64).