Глава пятая. СМУТНОЕ ВРЕМЯ. 1606-1612 гг.
П. Н. Краснов
Смутное время на Руси (отрывок)
...Донские казаки недолго оставались в Москве (занятой поляками.-М. А.). Большая часть их вместе в атаманом Корелой, получивши еще от Лжедимитрия хорошую награду за мужество, отправились обратно на Дон охранять свои вольные юрты от азовцев, крымцев и ногайцев. Осталось человек 500 настоящих гу-лебщиков, казаков голутвенных, с атаманами Межаковым, Коломной, Романовым и Козловым. Они жили около Москвы в своем казачьем стане, проживая полученное жалованье, чуя своим разведчичьим чутьем, что тут, под Москвой, теперь опаснее, чем под Азовом, что Русь замутилась окончательно. Под самою Москвою бродили отряды поляков, стоял большой стан запорожских казаков и,- хотя войны Москва ни с кем не вела - всюду были ратные люди, всюду шумели и волновались вооруженные толпы народа.
...Царь Шуйский не мог навести порядок на Русской земле. Он был слаб. Главное же - ему не на кого было положиться. Кругом была измена. Бояре завидовали ему, подкапывались под него, готовили новый мятеж.
Уже 17 мая 1606 года в народе появились новые нелепые слухи. Боярин князь Григорий Шаховской стал распускать слух о том, что царь Димитрий жив, что в Москве убили не его, а какого-то немца, и что он укрывается пока, готовит силы, чтобы свергнуть царя Василия. Нашли и человека, похожего на Лжедимитрия. Вокруг него собрались вооруженные толпы крестьян, поляки, примкнули к ним и некоторые отряды запорожских казаков. Так появился на Руси второй самозванец - Лжедимитрий II. Снова начались бои и осады городов русских русскими же войсками. Не довольствуясь одним самозванцем, во взбунтовавшихся толпах выдумали еще и третьего - Лжепетра, рассказывая о том, что будто бы у царя Феодора Иоанновича был сын Петр. Каждая шайка выставляла своего самозванца. Беглые крестьяне, городская голытьба, воры и мошенники составляли шайки, выбирали себе предводителя и грабили усадьбы, жгли деревни, сжигали хлеба. В минуту опасности они являлись к какому-либо из самозванцев и становились в ряды его дружин, называя себя казаками.
Но какие ж это были казаки?
Настоящие казаки ожидали прояснения в этом смутном деле. Первые же слухи о появлении Лжедимитрия II их взволновали. Ведь они ему присягали, они считали его прирожденным государем, они любили его, как своего царя - значит, они должны были бы и умереть за него. Но так же, как и в первый раз, они не торопились идти по первому слуху. Они послали разведать, что за новый Димитрий появился на Руси. Теперь это было легче сделать. Большинство казаков видело и знало Димитрия. Разведчики вернулись с неутешительными вестями. Они не видали Димитрия. Он скрывался где-то в Литве, он не появлялся к своим Войскам, за него воевали и управляли князья и воеводы. Это не походило на Лжедимитрия. Тот был храбр. И казаки решили выжидать, что будет дальше. Их сманивали богатыми дарами, прельщали большим жалованьем - они ждали, где будет правда. И только тогда, когда польские войска, воевавшие от имени самозванца под начальством гетмана Рожинского, подошли к самой Москве и укрепились в Тушине, часть донцов, увлеченных атаманом Епифанцем, явилась к нему и обещала участвовать в осаде Троице-Сергиевской Лавры.
Но, давши это обещание, казаки были неискренни. Им, настоящим русским людям, трудно было быть заодно с поляками. Рука не поднималась бросать ядра в стены, за которыми сверкали православные кресты и хранились мощи преподобного Сергия, весьма чтимого донскими казаками. Совесть мучила донцов. Тревожили их сонные видения.
Одному из казаков явился ночью Св. Сергий и говорил ему: "Не даст вам Бог жезла на жребий свой".
Он рассказал про это видение товарищам, и призадумались казаки. Доложили о видении атаману. Епифанец отправился к польским воеводам Сапеге и Лисовскому и рассказал им о смущении своих товарищей.
- Эти знамения,- сказал донской атаман,- не на добро нам: будет великая гибель!
Польские паны сочли Епифанца человеком опасным, могущим погубить все дело и решили убить его. Но донцы узнали об этом. Страшное возмущение произошло в их стане. Живо собрались они при оружии на Круг, вынесли иконы, помолились и все как один поклялись преподобным Сергию и Николаю: "Не делать зла царствующему городу Москве и стоять с православными заодно на иноверных".
В ту же ночь поседлали они коней и пошли из стана польского на юг, к себе, на Дон. Поляки же снарядили за ними погоню из литовской конницы. Литовцы нагнали донцов на р. Клязьме у деревни Вохны. Начались переговоры. Литовцы увещевали донцов вернуться к полякам и продолжать осаду монастыря, но казаки были непреклонны. Литовцы хотели взять донцов силою, но казаки не дались и спокойно вернулись на Дон, в свой Смагин юрт.
С уходом донцов легче стало монастырю. Иноки лавры составили об этом писание и отметили на память потомству глубокое усердие донцов к вере.
А. С. Пушкин
В драме А. С. Пушкина "Борис Годунов" одним из действующих лиц является донской атаман Андрей Корела, который на вопрос Лжедмитрия I: "Ты кто?" - отвечает:
Казак: к тебе я с Дона послан От вольных войск, от храбрых атаманов, От казаков верховых и низовых...
Самозванец
Я знал донцов: не сомневался видеть В своих рядах казачьи бунчуки. Благодарим донское наше войско. Мы ведаем, что ныне казаки Неправедно притеснены, гонимы, Но если Бог поможет нам вступить На трон отцов, то мы по старине Пожалуем наш верный вольный Дон.
Историческая песня. Сборы польского короля на Русь
Собирался король на Святую Русь Не дошедши Москвы, остановился за пятьсот верст, За пятнадцать верст городу Волоку, Во уезде, селе Федоровском, Во любимаим дворце государевом. Писал ерлыки скорописные, Отсылал ерлыки в камен-ну Москву Ко тому ли воеводе московскому, Корамышину Семиону Костентиновичу: "Ох ты гой еси, воевода царев, Корамышин Семион Костентинович! Ты отдай мне Москву без бою, Без того ли кровопролитья великого!" "Ты мерзкий сын, король и с королевою! Не дошедши Москвы, ты похваляться стал. Я силу твою конем потопчу, Кольчужников и латников всех в полон возьму!) За досаду королю показалося, Взволновался король, сам боем пошел, Да насилу король сам третей ушел. Бегучи король заклинал сам себя: "Не дай, Боже, ходить на Святую Русь, Ни мне, королю, ни брату мому!" И еще этим король обесчестил сам себя. Дворянам-боярам - им выслуга, А служивым солдатам - им жалованье, Донским казакам сукна на кафтан, А нам, молодцам, по стакану пивца. Кто бы нам поднес, мы бы выпили, Хозяина с хозяюшкой проздравствовали!
В. О. Ключевский
В...годы Смуты всего больше вреда наделали государству казаки, которые врывались в его пределы с польскими отрядами. Но казаки, которые приходили в Московское государство с берегов Днепра, Дона и Терека под начальством князя Трубецкого, Заруцкого, Лисовского, Сапеги, не принадлежали к старому домовитому казачеству. Это были, в большинстве, недавние гости южно-русских степей, голытьба, как их тогда называли, т. е. беглые или не тяглые люди из Московского государства, недавно укрывшиеся в степях и теперь возвращавшиеся в Отечество, чтобы пограбить.
Патриарх Гермоген
В период Смуты патриарх" Всея Руси Гермоген, происходивший из донских казаков, не признал власть Лжедмитрия, за что был посажен в темницу на хлеб и воду. Но и из своего узилища он рассылал призывы к народу русскому встать на защиту Родины. За это поляки уморили патриарха Гермогена голодом.
Грамота патриарха Гермогена к русским людям (отрывок)
Из державцев земли бояре стали ее губителями, променяли свое государское прирождение на худое рабское служение врагу; совсем -наши благородные оглупели и вас всех выдали.
...Мужайтесь и вооружайтесь и совет между собой чините: как бы нам от всех врагов избыти. Время подвига пришло!
В. Д. Сухоруков
Среди сих всеобщих ужасов и лютого ожесточения одна только святая вера укрощала ослепленных и направляла разгоряченные умы на путь истины и добродетели. Донские казаки при всем буйстве всегда благоговели к православной вере своих праотцов и в самых мятежах явили сему блистательный пример. Самозванец по совету поляков послал 30-тысячную рать осаждать Троицкий монастырь, святилище, прославленное именем чудотворца Сергия; в сей толпе святотатцев находились и донские казаки. Обитель веры и добродетели как твердая гора непоколебимо противустояла порывам безбожного скопища; многие разительные видения и сны представлялись исступленным изменникам. Тронутый v одним из таковых сновидений, донской атаман Степан Епифанов предстал пред военачальником: "Не добро предвещают нам сны и видения сии,-говорил он.-Вразумитесь! Бог ищет нашего раскаяния, или бойтесь праведного гнева его, гибель наша неизбежна". Поляки и некоторые из русских изуверов, приписывая измене поступок обратившегося к добродетели атамана, в ожесточении своем хотели убить его и 500 казаков; но Епифанов, искренне раскаиваясь и соболезнуя о прежних заблуждениях, ночью со своими товарищами бросил стан злодеев, дав перед Богом клятву гнушаться подобными злодействами.
П. Н. Краснов
Донцы прогоняют поляков из Москвы
Атаман Межаков с остальными донцами, не увлекшимися соблазнами Сапеги и Лисовского*,оставался в бездеятельности. Во Лжедимит-рия II не верилось, царь же Василий Шуйский возбудил казаков против себя тем, что преследовал казаков, считая донцов заодно с ворами и беглыми крестьянами.
*(Польские полководцы.)
10 декабря 1610 года Лжедимитрий II был убит, и всякие сомнения у казаков должны были исчезнуть.
Спасать уже приходилось не царей, которых было двое и которые воевали один против другого, а нужно было думать о спасении Руси православной от поляков. Польские полки короля Сигизмунда занимали все города русские к западу от Москвы, сам король с большим войском шел на Москву, намереваясь посадить на престол московских государей своего сына королевича Владислава.
В эту пору порабощения Руси поляками и жидами (Лжедимитрий II был иудеем.-прим, ред.), когда,все русское угнеталось, давилось и топталось в грязь, когда над русскими людьми смеялись, а сами русские легкомысленно вставали друг на друга, помогая врагам, в эту пору нищеты и несчастья со страшной силой вспыхнул на Руси патриотизм, то чувство сильной, всепре-возмогающей любви к родине, которое таится в груди каждого человека и составляет самое святое и драгоценное в его душе. Не зря говорится: "Чем ночь темней, тем ярче звезды". ...Чем тяжелее было русским людям в это ужасное время смуты, тем на большее самопожертвование оказались они способны. Из Трои-це-Сергиевской Лавры на Русь шли воззвания о помощи. Монах Авраамий Палицын красноречиво описывал бедствия русской земли.
"Отечество,- писал он,- терзали более свои, нежели иноземцы: наставниками и предводителями ляхов были наши изменники. С оружием в руках шли ляхи на безумное междоусобие и смеялись. Оберегая их от опасности превосходным числом своим, русские умирали за тех, которые обходились с ними, как с рабами. Вся добыча принадлежала ляхам и, избирая себе лучших юношей и девиц, они отдавали их за выкуп ближним и снова отнимали их... Многие гибли уже не за Отечество, а за свои семейства: муж - за жену, брат - за сестру, отец - за дочь. Милосердие исчезло: верные царю люди иногда находили в ляхах жалость и уважение; но русские изменники, считая их противниками царя Тушинского Лжедимитрия, подвергали жестокой смерти: кидали в реки, расстреливали из луков, перед родителями жгли детей, носили их головы на саблях и копьях, младенцев разбивали о камни. Смотря на это, сами ляхи содрогались и говорили: "Что же будет нам от россиян, когда они друг друга губят с такою лютостью?" В этом омрачении умов все хотели быть выше своего звания: рабы - господами, чернь - дворянством, дворяне - вельможами. Не только простые простых, но и знатные знатных обольщали изменою. Вместе с отечеством гибла и церковь: храмы были разоряемы - псы и скот жили в алтарях ...из чаш со Святыми Дарами пили... на иконах играли в кости... Священников и иноков жгли огнем, допытываясь сокровищ. Города пустели. Могилы, как горы, везде возвышались. Граждане и земледельцы укрывались в дебрях, в лесах или болотах. Грабители, чего не могли взять с собою, сожигали дома и все, превращая Россию в пустыню!"
По всем городам читали эту печальную повесть. И со слезами на глазах говорили русские люди: "Да, это правда!" И вот из среды русских людей выдвинулись сильные духом граждане. Нижегородский купец Козьма Минин собирал пожертвования на устройство сильной рати, чтобы изгнать поляков. Во главе этого нового ополчения становился старый, но искусный воевода князь Димитрий Пожарский. Царю
Василию и Москве шло на помощь одушевленное любовью к родине войско.
В Рязани против Сигизмунда и поляков восстал дворянин Прокопий Ляпунов. Его пылкие, страстные речи увлекли донцов, и Межаков с казаками примкнул к его ополчению и стал уже не за царя, про которого он не знал, кто истинный царь, а за Русь и за веру православную. Свое содействие Ляпунову в спасении Руси предложили и бывшие изменники, сторонники Лжедимитрия, Заруцкий и Трубецкой, бывшие начальники всякой московской сволочи и беглых людей, называвшие себя "казацкими" атаманами. И Ляпунов, горячий и честный, принял их в свое войско. В начале марта 1611 года Ляпунов уже шел к Москве.
В Москве стояли поляки. По всем углам, площадям и улицам были расставлены сильные конные отряды. Народ был возбужден. Поляки опасались открытого бунта в самой Москве. И действительно, 19 марта поляки начали избивать москвичей сначала в Китай-городе, в торговых рядах. Из Китай-города они пошли к Тверским воротам, и здесь разыгралась жестокая битва на улицах Москвы. Народу, стрельцам и ополчению князя Пожарского удалось загнать поляков обратно в Кремль, но подожженная ими Москва горела в разных местах. Три дня длился пожар, и большая часть Москвы выгорела...
И в стане Прокопия Ляпунова было неблагополучно. И это неблагополучие больше всего чувствовали казаки. Свободные, вольные у себя дома, казаки на походе сковывали себя железной дисциплиной. В дисциплине, в порядке, в беспрекословном подчинении воле атамана они видели главный залог успеха, чуяли победу. В отряде же Ляпунова не было дисциплины. Воеводы его не слушались, каждый делал, что хотел, чернь и беглые крестьяне, самовольно называвшие себя казаками, пьянствовали и бесчинствовали. Они тянулись к своему вождю, Заруцкому, которого называли атаманом. Ляпунов пытался ввести порядок в этой дикой и пьяной толпе, которая окружала Заруцкого. Однажды двадцать негодяев Заруцкого, именовавших себя казаками, были пойманы на месте преступления, в грабеже крестьянского имущества. Ляпунов приказал казнить их по казачьему обычаю: в куль, да в воду. Во всем стане казачьем поднялась тревога. Полки Заруцкого схватили оружие и кинулись частью к ставке Ляпунова, частью - в донской лагер.
Живо собрались донцы в круг. Атаманы Заруцкого с волнением стали передавать донцам будто бы изданный Ляпуновым приказ: перевешать всех казаков.
- Так и указал,- кричали они,- где поймают казака - бить и топить. Идите под Заруцкого или Трубецкого!
В это время прибежали и еще люди и сообщили, что Ляпунов убит чернью Заруцкого и что теперь войском будет командовать Трубецкой. Межаков с товарищами согласились стать под начало Трубецкого и Заруцкого.
Но эти люди оказались недостойными предводителями. Они переписывались тайно со вновь появившимся самозванцем и поляками и со всею своею ордою стояли, ничего не делая, в то время как вся Русь поднималась против врагов Отечества, как один человек.
Не только поляки, но и прежние враги России - шведы, думая, что Руси пришел конец, послали свои войска и предлагали своего королевича в цари московские.
Но не погибла Русь. Из Троице-Сергиевской Лавры шли от архимандрита Дионисия и келаря Авраамия Палицына грамоты и увещания всем подниматься за Русь и идти под знамена князя Пожарского. Грамоты эти приходили в стан Трубецкого и Заруцкого. Читали их и наши донцы и ждали прихода князя, надеясь, что он введет порядок в лагере и поведет спасать Москву.
20 августа 1612 года войско князя Пожарского подошло к Москве и остановилось в пяти верстах* от нее на реке Яузе. Трубецкой, стоявший под Москвой, звал князя стать вместе с ним, но из стана князя Пожарского и Козьмы Минина получил ответ:
*(Одна верста равняется 1067 метрам.)
- Отнюдь не бывать тому, чтобы нам стать вместе с ворами-казаками.
Трубецкой и казаки обиделись. Обиделся и Межаков с донцами, и хотя понимали, что ворами-казаками в ополчении Пожарского называли действительно воров, самозванных казаков Заруцкого, но обида осталась в сердце донцов, и они не пошли от Трубецкого.
Пожарский приступил к правильной осаде Москвы, прочно занятой поляками. На выручку Москве пошло польское войско гетмана Ходкевича. Вечером 21 августа Ходкевич уже занял Поклонную гору. На рассвете 22 августа Ходкевич перешел через Москва-реку и напал на войска князя Пожарского. С восхода солнца, в продолжение семи часов бились поляки с русскими и, наконец, начали одолевать. Уже полки Пожарского отступили к городским стенам, уже разбитая отличными польскими конными латниками мужицкая конница Пожарского стала спешиваться и, не умея сражаться в спешенном порядке, побивалась поляками, уже гибло дело защитников Руси! Но явилась в тяжелую минуту гибели помощь, и помощь эта была - донцы.
Они давно стояли на краю лагеря Трубецкого и ждали, когда же они пойдут в бой. Но наглая, распущенная чернь Заруцкого, он сам и Трубецкой спокойно смотрели, как под ударами поляков гибли русские люди. Они смеялись над неудачами рати Пожарского и ругали несчастных ополченцев-мужиков.
Донские казаки атаманов Межакова, Коломны, Романова и Козлова были готовы к бою. Они держали лошадей в поводу, и скорбели их простые казачьи сердца при этой гибели русского народа. Но больше всех возмущался сам Межаков. Уже давно чуял он измену в Трубецком и Заруцком, давно догадывался, что не о государственном, не о русском деле хлопочут они. И теперь, при виде победы поляков над русскими, он сказал Трубецкому открыто:
- От вашей нелюбви Московскому государству пагуба становится!
А потом, обернувшись к своим донцам, крикнул: "На коней!" - и помчался стремительной лавой на польские войска. Поляки дрогнули и побежали. Многие из них были порублены казаками, остальные отступили в свой лагерь на Поклонную гору.
25 августа гетман Ходкевич отошел совсем от Москвы. Перед войском Пожарского был только небольшой отряд, прочно укрепившийся в Москве.
После победы над поляками у Поклонной горы Пожарский примирился с Трубецким, и только чернь Заруцкого мутила всех, ссорилась с ополченцами, требовала жалованья и грозила уйти и перебить начальников. Но к ним явился архимандрит Дионисий и обещал им выдать все сокровища Лавры и тем успокоил их.
Донские казаки с атаманом Межаковым заняли видное место в войске Пожарского. Да, можно сказать, только они одни и были настоящим, обученным, дисциплинированным, стойким войском. Остальные были толпою, вооруженным народом. Помощь донцов сказалась в бою 25 августа, когда донцы взяли приступом польское укрепление близ церкви Св. Климента, а потом, севши на коней, врубились в польскую конницу, сражавшуюся с нижегородской конницей Минина, и так храбро накинулись на поляков, что прогнали их. Во время осады Москвы, 22 октября, донцы взяли приступом Китай-город.
Наконец, 22 ноября 1612 года последние остатки поляков, запершиеся в Кремле, доведенные голодом до отчаяния, сдались, вся Москва была освобождена от поляков.
Русский народ не забыл помощи донских казаков в это тяжелое смутное время. В те поры зародилась на Руси и пословица: "Пришли казаки с Дону - погнали ляхов к дому".
...21 февраля 1613 года в Москве для выбора царя собрались выборные люди со всей России - Земский собор. На соборе царем был избран Михаил Федорович, по прямой линии происходивший от Рюрика и близкий родственник царя Иоанна IV.
На Земском соборе обсуждались между прочим и действия казаков. Смешивая чернь и беглых негодяев, окружавших Заруцкого, с казаками, московские люди всячески поносили имя казачье. Другого названия, как "воры-казаки", им не было. Спокойно выслушал все эти обвинения и брань представитель донских казаков, а потом с достоинством объяснил, что донские казаки не могут принять на себя этих обвинений, ,что они работали только на пользу Москвы, никого не грабили и такими же бедняками и нищими возвращаются домой, какими и пришли с Дона. Он просил не смешивать казаков, пришедших с Дона, с теми негодяями, которые самовольно назвали себя казаками. И там же, на соборе, было постановлено -- казаками этих воров не называть, чтоб прямым (подлинным.-М. А.) атаманам, которые служат, бесчестья не было.
На соборе при выборе царя вышло разногласие между боярами. Первым за Михаила Федоровича подал голос галицкий дворянин. Это раздражило многих. Раздались сердитые голоса: "Кто принес? Откуда?" В это время из рядов выборных выделился донской атаман и, подо-шедши к столу, также положил свое писание. "Какое это писание ты подал, атаман?" - спросил его князь Д. М. Пожарский. "О природном (законном, подлинном.-М. А.) царе Михаиле Федоровиче",- отвечал атаман. Этот атаман решил дело. "Прочетше писание атаманское, бысть у всех согласен и единомыслен совет",- пишет летописец. Михаила провозгласили царем.
Так кончилось смутное время междуцарствия на Руси. Донские казаки, участвовавшие во всей этой тяжелой боевой работе, в решительные минуты явились спасителями Москвы. Их чисто русское сердце подсказало им, что нужно делать, и помогло им разобраться в таких сложных делах, где и русские князья и воеводы теряли головы.
Невелико было число донцов, но там, где они появлялись, они заряжали всех своим мужеством, знанием военного дела, преданностью государю и государеву делу. Имя атамана Межакова должно стоять в ряду славных спасителей Москвы и Русского государства - князя Пожарского и Козьмы Минина. Донцы не забудут того, что он поддержал славу и честь пославшего его Войска Донского.
|
ПОИСК:
|
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://rostov-region.ru/ 'Достопримечательности Ростовской области'