Подонье-Приазовье в составе Российской империи в XVIII веке

Годы царствования Петра I явились периодом существенных изменений в жизни донского казачества, временем дальнейшего и притом быстрого ограничения его былых прав и вольностей.

Укрепляя русское национальное государство, расширяя его владения, пробивая себе дорогу на юг, к Азовскому и Черному морям, Петр не мог мириться с существованием казачества как более или менее самостоятельной и относительно независимой от центральных властей организации.

Подобно своим предшественникам по царскому престолу, Петр делал ставку на верхушку казачества с той, однако, разницей, что он отвергал мысль о сохранении за ней каких-либо особых прав и привилегий. Во всей массе казаков Петр видел подданных своего государства, судьбой и жизнью которых он привык распоряжаться безраздельно и безоговорочно. То, что Дон являлся местностью, где находили приют и убежище беглые крепостные и, вообще, многие недовольные политикой Петра, еще больше заставляло его относиться к Дону настороженно, бдительно и побуждало его навести здесь «порядок», прибрать казачество к своим рукам.

Положение осложнялось и тем, что как раз при Петре I на Дон вновь хлынул из различных областей России широкий поток беглых людей, в первую очередь, - крепостных крестьян, затем - посадских, а также мелких служилых и «работных» людей, стрельцов, раскольников и иных. Бежали на Дон и люди, мобилизованные правительством на строительные работы.

Казачьи городки по верхнему течению Дона были переполнены беглыми, которые еще совсем недавно влачили на себе ярмо крепостной неволи, административного произвола, многочисленных и непосильных повинностей. Казачья голытьба вместе с вновь приходящими крестьянами, беглыми стрельцами, солдатами, раскольниками по-прежнему (как и в дни восстания Степана Разина) представляла собой огромную массу недовольных, готовых каждую минуту выступить против диктатуры крепостников, против феодального гнета.

Оседая в верховьях Дона, беглые увеличивали население существовавших казачьих городков и закладывали новые городки и селения. При этом верхи казачества предпочитали скрывать действительные данные о численности городков и населения в них отчасти потому, что домовитые казаки пользовались дешевым трудом беглых и не стремились облегчить московскому правительству поимку и насильственный возврат беглецов.

Тот факт, что казаки скрывали от Петра действительное количество жителей городков, подтверждается отчетными донесениями представителей правительства, посланных на Дон с целью установить места нахождения корабельного и строевого леса. В этих донесениях содержались также сведения о казачьих городках, расстоянии между ними и числе жителей в них: «от Арлова городка до Раздоров городка... водою от городка до городка версты с полчетверти. В нем станичных казаков двадцать один»... В Арпачинском городке - «казаков двадцать девять; в Усть-Медведицком городке - сто тридцать пять человек. А писаны... по словам станичных атаманов и казаков» (Материалы к истории Войска Донского, СОВДСК, вып. XII. Новочеркасск, 1914).

Трудно представить себе, что в таких городках как Раздоры, Усть-Медведицкий проживало лишь от 20 до 150 казаков. Сведения эти явно преуменьшены и в лучшем случае имеют в виду только старожилых казаков, а не все казачье и связанное с ним население городков и прилегающих к ним местностей.

Что касается числа городков на Дону, то ко времени булавинского восстания 1707-1708 гг. на Дону и его притоках - Сев. Донце, Хопре, Медведице, Бузулуку - было зарегистрировано 127 городков, из них 68 - в верховьях Дона. Только на одном Хопре в 1708 г. насчитывалось 26 городков, тогда как в 1674 г. здесь упоминалось лишь 8. По сведениям представителей самого правительства, если «не в давных летах (в казачьих верховых городках) было человек по двадцати и по пятнадцати», то в 80-х годах XVII в. в тех городках проживало человек по 200 и по 300 (из указа князя В. В. Голицына). О возникновении многих городков на Дону именно в конце XVII - начале XVIII вв. свидетельствовал в 1707 г. и князь Юрий Долгорукий.

«Новоприходцы» упорно нарушали давнюю традицию казачества - «на Дону пашни не пахивать и хлеба не сеивать» - и они, как говорит один из документов, «живут самовольством и пашут на Хопре и по иным речкам хлеб».

По мере того, как помещики и монастыри осваивали на юге новые земли, границы южных окраин русского государства отодвигались все ниже и ниже, врезаясь клином в земли былого «Дикого Поля», освоенные казачеством, и это в свою очередь накаляло и без того напряженную обстановку.

Примером сказанного может служить история с боршевским монастырем, которым владели донские казаки. В 1686 г. он был отобран у казаков и на правах вотчины передан эпископу Митрофану Волошинскому, что вызвало длительную, но безуспешную для казаков тяжбу за монастырские земли (Воронежские акты, кн. первая, Воронеж, 1851, стр. 46 (№ XVI)). Такую же тяжбу вели с епископом тамбовским казаки Григорьевской, Беляевской, Пристанской и других станиц за былые казачьи земли по рекам Хопру и Савале.

В 1698 г. для охраны пути в сторону «перевалки» с Дона на Волгу, а также для того, чтобы держать в повиновении донское казачество и наблюдать за ним, Петр I учредил правительственный форпост в районе реки Камышинки - Дмитриевск.

О том, что при Петре I в народе еще были живы представления о донской вольнице как о силе, всегда готовой к выступлению против крепостников, свидетельствуют, в частности, высказывания арестованного 23 февраля 1697 г. по обвинению в противогосударственных замыслах Ивана Цыклера, полковника стрелецкого Стремянного полка, видного участника стрелецкого движения 1682 г.

Будучи назначенным 12 ноября 1696 г. в Азов и усматривая в этом ссылку для себя, Цыклер говорил близким ему людям, что он поднимет восстание среди донского казачества, которое, в дополнение ко всему, якобы было недовольно выданной за взятие Азова наградой. «Как буду на Дону у городового дела Таганрога, - утверждал Цыклер, - то, оставя ту службу, с донскими казаками пойду к Москве для ее разорения и буду делать то же, что и Стенька Разин... Будет от того разорение великое, и крестьяне наши и люди все пристанут к нам». 4 марта 1697 г. Цыклер был четвертован (М. М. Богословский - Петр I, т. 1-й).

О существовании среди казачества оппозиционных настроений свидетельствует также «дело азовского старца Дия», о котором сообщает акад. М. М. Богословский («Дело азовского старца Дия», в кн. М. М. Богословского «Петр I», Материалы для биографии, под ред. проф. В. И. Лебедева» т. III).

Старец Дий (в мире - Дорофей Щербачев) был монахом азовского Предтечева монастыря. В декабре 1698 г. Пушкарский приказ в Москве начал следствие по делу Дия, обвиняемого в преступной противоправительственной агитации в Азове, за что он был по окончании следствия «по указу великого государя за его воровство кажнен смертью».

Находясь в Черкасске, Дий слышал рассказы побывавших в Москве казаков о расправе Петра со стрельцами. Вернувшись в Азов, он передал эти разговоры расквартированным здесь стрельцам, сопровождая слышанное в Черкасске своими комментариями: «стрельцов всех бранил матерны и говорил возмутительные и непристойные слова: уж де вашу братью стрельцов четыре полка, которые зимовали в Азове, всех порубили, а всё де и достальных всех немцы порубят, а вы де не умеете за себя и стать. Хотя де вы за себя не стоите, а донские казаки давно готовы!». Если верить пыточным показаниям одного из арестованных по делу Дия, в Азове нашелся и некий «неведомый человек», говоривший: «нечего в кулак шептать, говорят въявь, хотят (стрельцы и казаки) и до большого добраться!».

«Большой» - это Петр I.

Все говорит о том, что в конце XVII века на Дону было немало людей, готовых поднять подобное разинскому восста­ние. На Дону продолжало жить не только имя Степана Разина, но были живы еще и участники восстания, вроде старика Парфена Тимофеева в Азове, который «ходил с ним же, Стенькою, обжечши шест, будто с копьем», и теперь еще, в 1698 г. похвалялся, что «еще де он, Парфенко, на старости тряхнет!».

Дон долгое время являлся районом, куда стекались гонимые правительством раскольники, основывавшие здесь, в укромных местах, свои скиты (Раскольники - участники религиозного движения в России (под названием «Раскол»), возникшего в половине XVII в. и объединившего, под религиозной формой, протест различных классовых групп против политики феодально-крепостнического централизованного государства. Поводом к расколу явились т. н. никоновские реформы, создавшие необходимую укрепившемуся самодержавию централизованную церковную организацию вместо массы разрозненных феодальных «мирков». Основную массу раскольников составляло крестьянство, протестовавшее против усиления крепостничества и налогового гнета). Жгучая ненависть раскольников к официальной церкви и поддерживающим ее властям нередко придавала выступлениям раскольников антикрепостнический характер и сливалась с бунтарскими настроениями беглых крестьян, голутвенного казачества. В глазах правительства селившиеся на Дону раскольники были «воры и разбойники и церкви божий противники», намеревавшиеся «учинить в Московском государстве мятежи и нестроение и всякое разорение». Правительство предписывало атаманам, казакам и всему войску Донскому арестовывать раскольников и доставлять их в Черкасск.

В 1688-89 гг. произошел «бунт» раскольников, живших по р. Медведице. Они же активно действовали на Дону при царствовании Петра I, возбуждая ненависть по адресу «царя-антихриста» и накаляя еще больше антикрепостнические настроения широких масс казачества (Подробно см. В. Г. Дружинин. - Раскол на Дону, СПБ, 1889). В дополнение ко всему, сюда примешивалась ненависть к иноземцам, ведавшим в Азове, по поручению властей, тяжелыми работами по сооружению крепости. «В Москве житья нет от бояр, а в Азове - от немцев; в воде черти, а в земле черви», «кабы пихнул его (иноземца) в ров, то бы и почин пошел» - подобные поговорки имели на Дону широкое хождение. К 1701-1703 гг. относятся такие заявления, имевшие хождение на Дону: «Теперь нам на Дону от государя тесно становится; как он будет к нам на Дон, - мы его приберем в руки» и пойдем «рубить бояр».

У стрельцов были свои счеты с Петром, у казаков - свои; различно было социальное положение тех и других, различны были и источники их недовольства властями. Но достаточна было пребывавшим! на Дону стрельцам оказаться в опале, в положении гонимых, чтобы возбудить к себе симпатии и сочувствие казачества, и в первую очередь - казачьих низов (Говоря об оппозиционности казачества, следует подчеркнуть (и для рассматриваемого периода Петра I и для последующей истории казачества), что проявление робких оппозиционных настроений казачьих верхов отнюдь не было равнозначно оппозиционности широких масс голутвенного казачества: различны корни и несоизмерима глубина оппозиции верхов в низов казачества к петровским преобразованиям).

Характерно отношение казачества к петровским преобразованиям в быту (бритье бород, ношение одежды иноземного покроя). Известно, что при всем положительном значении проводимых Петром основных государственных реформ, он порой перегибал палку в сторону ненужной «иноземщины». Заимствуя для нужд России, в интересах ее экономического и военного развития, опыт Западной Европы, Петр воспринимал, наряду с лучшими, также худшие стороны так называемой европейской цивилизации. Распространение среди дворянства нерусских имен, ношение неудобных камзолов и другой западной одежды, засорение русского языка иностранными словами - все это отрицательно влияло на русскую культуру и вело к слепому преклонению перед иностранщиной.

В 1705 г. донской станичный атаман Савва Кочет, принося Петру благодарность за его «милости» Войску Донскому, говорил: «Мы взысканы твоею милостию паче всех подданных; до нас не коснулся твой указ о платье и бородах.

Мы носим платье по древнему своему обычаю, которое кому понравится: один одевается черкесом, другой - калмыком, иной - в русское платье старинного покроя, и мы никоего нарекания и насмешки друг другу не делаем; немецкого же платья никто у нас не носит и охоты к нему вовсе не имеем, кроме разве на то будет царское изволение» (Донские Дела; цит. по «Статистическому описанию земли донских казаков», стр. 114; см. также - «Общежитие донских казаков в XVII и XVIII столетиях», сост. Сухоруковым). «Русская старина», СПБ, 1824).

Политика Петра I, сопровождавшаяся усилением крепостничества на Руси и жестокими мерами, направленными к подчинению донского казачества власти царя, вызвала очередной взрыв народного негодования, нашедшего свое выражение в восстании крестьян и казаков под руководством Кондратия Булавина.

Все усиливавшееся при Петре бегство крестьян на Дон создавало серьезную угрозу феодально-крепостному землевладению. Помещики подавали Петру I огромное количестве челобитных о сыске и возвращении беглых крестьян. В связи с этим положение на Дону обострялось с каждым днем. Петр I со свойственной ему решительностью принял ряд суровых мер к сыску и возвращению беглых помещикам.

На Дон были направлены специальные чиновники для розыска беглых крестьян; на свободные рыбные промыслы в устьях Дона и по морскому берегу царские власти налагали запрет; запрещалась порубка лесов.

Возложив на казаков обязанности по обслуживанию почтового тракта между Воронежем и Азовом (через Черкасск), Петр, основываясь на этом, потребовал верховые донские городки казаков переселить за реку Сев. Донец по дорогам к Азову с тем, чтобы уничтожить городки по Хопру, Медведице и другим верховым рекам. Указ Петра о переселении выполнялся неохотно, медленно, и указанные городки продолжали служить местами сосредоточения беглых людей. На адресованные Войску категорические требования Петра следовали ответы, что неугодные царю городки заселены, мол, «из разных городков старожилыми казаками, а не вновь пришлыми русскими людьми» и «таких беглых от работ и всяких русских людей... сыскано малое число и тех всех выслано в Русь по-прежнему».

Произвол и жестокость царских сыщиков, посылавшихся для возврата беглых, подготовляли почву для восстания. Появление же на Дону карательной экспедиции князя Юрия Долгорукого, отличившейся особенной свирепостью, явилось последней искрой, которая вызвала пламя восстания.

Прежде всего, князь Долгорукий приступил к высылке беглых. На первых порах им было выслано 3 тысячи человек, по отношению к которым принимались самые крутые меры. Глухой ропот по адресу Долгорукого шел по всему Дону, и ненависть к нему все более росла. В октябре 1707 г. отряд Долгорукого дошел до Шульгинского городка, что на реке Айдаре, впадающей в Сев. Донец, и расположился на ночлег.

В Шульгинском городке было особенно много новоприбывших беглых. Здесь и начались события, связанные с восстанием Булавина. В ночь на 9 октября - группа казаков, во главе с атаманом Трехизбянского городка Кондратием Булавиным, напала на Юрия Долгорукого и его приближенных и убила их.

С ликованием встретил Дон убийство Долгорукого. Испугавшись последствий, верхи казачества, во главе с атаманом Лукьяном Максимовым, организовали преследование Булавина.

Булавин бежал в Сечь, где призывал запорожских казаков «приступить к бунту», бил челом «перед кошевым, во всем войске в Кругу... что они, донские казаки, хотят иттить на Русь, а их, запорожцев, просят на вспоможение для того, что в Руси их, казаков, ругают и живут не в благочестии».

Подробных биографических данных о Булавине до нас не дошло. Известно, что в начале XVIII в. он был станичным атаманом Трехизбянского городка близ г. Бахмута, принадлежал к среде старожилого казачества верховьев Дона. Арестованная жена Булавина показала: «Родилась на Дону, а муж живал в Чугуеве». Булавин не имел никакого образования, едва умел подписываться.

Вскоре после бегства в Запорожье Булавин со своими сторонниками расположился в верховьях Кальмиуса, куда к нему съезжались «охотники», «шатких людей число не малое». В марте 1708 г. Булавин появился в Пристанском городке на р. Хопре, явно рассчитывая пополнить свои силы за счет жителей верховых городков и районов Тамбова-Козлова-Воронежа, которые к этому времени под влиянием агитации сторонников Булавина уже были охвачены восстанием.

Началось оно в дни, когда Петр I вел длительную войну со Швецией. Страна время от времени переживала крестьянские волнения и восстания национальных меньшинств Поволжья - башкиров, татар и других. Положение на Украине, на Тереке было неустойчиво. Вся страна представляла собою кипящий котел.

Население верховых городков восторженно приветствовало восставших. Булавин со своими сподвижниками свершал быстрые передвижения. Во все городки по Дону и Хопру шли приказы Булавина «быть готовым конным и оружным». Центром восстания оставался Пристанский городок, куда со всех сторон стекались люди, присоединявшиеся к восставшим. Булавин созвал в; этом городке круг и, изложив цели восстания, заявил своим сторонникам: «Если своего намерения не исполню, то отрубите саблей голову».

К Булавину начали приходить беглецы из Руси. Из царских полков бежали к нему солдаты. К восставшим присоединялись татары, башкиры и другие угнетенные народы Поволжья. Булавин одержал ряд побед над царскими войсками.

Решившая остаться верной правительству, казачья верхушка во главе с атаманом Лукьяном Максимовым собрала все свои силы. На реке Песковатке Булавин нанес поражение отряду атамана Максимова и азовских солдат. Весть о победе еще более воодушевила восставших. Булавин осадил Черкасск, являвшийся сильной крепостью с 51 пушкой. 1 мая 1708 г. произошло восстание голытьбы в самом Черкасске и его предместьях, и город перешел в руки осаждавших. Шесть наиболее знатных старшин и войсковой атаман были казнены Булавиным. Церковную казну он конфисковал, а деньги распределил среди восставших.

9 мая 1708 г. Булавина избрали войсковым атаманом. На кругу он предложил немедленно приступить к взятию Азова.

Петр I понял, что события на Дону принимают явно угрожающий характер: ясно было, что вспыхнуло новое и при том крупное восстание казаков и крестьян. Нельзя было терять ни минуты. Правительство спешно объявило мобилизацию дворян-крепостников. Во главе 32-тысячной карательной армии был поставлен брат убитого Юрия Долгорукого - майор гвардии Василий Долгорукий. Принимая во внимание, что в начале русско-шведской войны русская армия насчиты­вала всего 40 тысяч человек, легко понять, какие крупные для того времени силы бросил Петр на подавление восстания.

Уже в этот момент, несмотря на ряд успехов восставших и быстрый рост их численности, силы Булавина начали подтачиваться явлениями, характерными для всех крестьянских войн. Среди восставших отсутствовало единство действий. Зажиточные казаки, испугавшись размаха восстания, отходили от Булавина на сторону правительства (На первых порах к Булавину стала присоединяться по-своему недовольная вмешательством Петра в жизнь казачества некоторая часть зажиточных казаков, но очень скоро, напуганные классовым характером и остротой восстания, «домовитые» казаки стали стремиться принести «повинную» царскому правительству и загладить свои перед ним прегрешения). Голытьба требовала от своего атамана «перебить зажиточных казаков и старшин и разграбить их имущество». Разногласия среди восставших расстроили первоначальные планы Булавина. Черкасск был наводнен заговорщиками против него. Агенты Азовского губернатора, потаенно действуя среди восставших, пробирались даже в штаб Булавина. Сам Булавин проявил колебания и не решился принять строгие меры, против заговорщиков.

В результате подходящий момент для похода на Азов был упущен. Запоздавшее выступление Булавина не встретило поддержки в Азове. Находившиеся там работные люди и ссыльные, запуганные угрозами азовского губернатора Толстого, не оказали помощи Булавину, и взять Азов ему не удалось.

Тем временем войска Долгорукого приближались к Черкасску. Булавин, готовясь к обороне, раздробил и распылил свои силы и этим еще более усугубил ошибки. Зажиточное казачество, использовав благоприятную для себя обстановку, напало на Булавина, застигнув его в курене, в котором он жил. Булавин геройски защищался. Курень обстреливали со всех сторон. Видя полную безнадежность своего положения, вожак восставших 5 июля 1708 г. покончил самоубийством. В донесении царю азовский губернатор сообщал: «Голова Булавина прострелена знатно из пистоля влево в висок».

Самоубийство Булавина вызвало огромную радость в правительственных кругах. В Москве были отслужены торжественные молебны. В царской ставке в Горках происходила пушечная стрельба. Знать ликовала.

Со смертью Булавина восстание еще не кончилось, но армия Долгорукого все сильнее теснила восставших, продвигаясь степью к Черкасску. По приходе Долгорукого в Черкасск новый войсковой атаман Илья Зерщиков со старшинами «пали на землю и просили прощения».

29 июля происходило целование креста: «не бунтовать, к возмущению никого не прельщать». В Черкасске на майдане (центральной площади) казнили до 200 булавинцев; тело же Булавина рассекли на части и насадили на колья.

В октябре 1708 г. под Донецким городком и у Решетовой станицы были разгромлены крупные отряды булавинцев под командованием Голого и Колычева. Булавинское восстание закончилось.

Морем крови залило московское правительство донскую землю. Петр I лично давал указания Долгорукому, как лучше «сей огонь», т. е. восстание, потушить. Царские каратели Долгорукий, Хованский и другие «многие казачьи городки взяли и выжгли и вырубили все без остатку». Тысячи восставших, были казнены или сосланы на каторгу. Свыше десяти тысяч голутвенных казаков было убито. Расправы не избегли жены, матери и дети восставших. Воевода Апраксин оставлял стариков и детей на голодную смерть в разрушенных и опустевших городках.

Для уяснения подлинного характера восстания Булавина чрезвычайно важны дошедшие до нас документы, относящиеся к руководителям восстания - Булавину, Драному, Некрасову, Голому, Хохлачу, Беспалому, Лоскуту. В своих воззваниях Кондратий Булавин в качестве классовых врагов восставших крестьян и казаков прямо называл князей, бояр, прибыльщиков и других «худых людей». В гневном письме на имя царя Петра I Булавин жаловался, что он увидел на Дону «за атаманом и старшинами многие неправды».

Основной движущей силой восстания являлись закрепощенное крестьянство, донская казачья голытьба, многочисленные работные люди, стрельцы, солдаты, отчасти - разоренная мелкая буржуазия городов. Прогрессивный характер булавинского восстания несомненен. Правда, по времени оно совпало с вторжением шведской армии на Украину и, происходя на территории не столь уж далекой от театра военных действий, не могло не ослабить тыла русской армии. Но не в этом основное. Важно, что восстание было направлено не против реформ Петра I, а против феодально-крепостнической системы, которая как раз и тормозила экономическое и культурное развитие России.

Булавинское восстание и все связанные с ним события развертывались в основном на территории Войска Донского или Азовской губернии (Образование Азовской губернии связано с проведенной Петром Г губернской реформой, положившей начало новому административному районированию страны. 18 декабря 17С8 г. Петр I указал: «Для всенародной пользы учинить 8 губерний и к ним росписать города» (Полное Собрание Законов, том IV, § 2218). Азовская губерния включала в свой состав (если исходить из административного, губернского деления России, существовавшего перед Октябрьской революцией 1917 г.): Тамбовскую, Воронежскую, восточную половину Харьковской губерния и Земли Войска Донского). Но они, вместе с тем, значительно выходили за рамки этой территории. Под влиянием и в связи с восстанием казачества на Дону вспыхивало крестьянское движение в других местностях. В 1708 г. в это движение были вовлечены Поволжье, часть Украины, в том числе и Запорожье. Булавин взывал о помощи к казачеству терскому и запорожскому, искал мирных отношений с кубанскими мурзами, а булавинцы пробирались в уезды Борисоглебский, Козловский, Тамбовский и другие, заставляли трепетать комендантов и воевод за судьбу Саратова, Казани, Мурома, Нижнего Новгорода. Отдельные отряды «воровских людей» из крестьян вели партизанские действия в Тверском, Новоторжском, Галицком, Смоленском и Вяземском уездах. В общей сложности в 1708 г. восстания крестьян происходили в 43 уездах центральных и западных районов России. Были волнения и среди населения некоторых городов.

После подавления восстания на Дону и гибели Булавина его сподвижники еще продолжали действовать в различных районах страны. Крестьянские волнения происходили и в 1710 г., но так как они были неорганизованными, разрозненными, не связанными между собой, их беспощадно подавляли одно за другим.

Среди атаманов, продолжавших борьбу после гибели Булавина, особо следует выделить атамана Игнатия Некрасова. Волевой, энергичный, бесстрашный, он возглавлял на Волге отряды бурлаков, казаков, «кабацких ярыжек», пытался овладеть Саратовом. Его отряд был одним из наиболее опасных для правительства.

После разгрома основных сил восставших, смерти Булавина и расправы в Черкасске над его соратниками была сделана попытка заставить Некрасова покаяться и услужить властям поимкой на Волге булавинского атамана Павлова. Некрасов не только ответил отказом, но грозил идти на Черкасск, мстить казачьей верхушке и представителям царских властей.

Текст 'Прелестного письма' (воззвания) сподвижника Булавина - атамана Голого

Некрасов и Павлов осадили Царицын и взяли его. Здесь среди них возникли разногласия. «Природный» казак Некрасов стремился идти на Дон, атаман бурлаков Павлов настаивал идти на Астрахань и в Каспийское море. Договоренности достигнуто не было, и Некрасов вернулся в родной казачий городок Голубых, где пытался организовать отпор царским властям, призывая всех сторонников Булавина идти на сбор в городок Есаулов. В августе 1708 г. войска Долгорукого овладели Есауловом: Некрасов с отрядом в 2000 человек ушел на Кубань и на протяжении 1709-1710 гг. продолжал совершать оттуда смелые набеги, причинявшие немалое беспокойство правительству.

Насколько действия некрасовцев тревожили царские власти, можно видеть из письма Петра I Апраксину от 30 апреля 1709 года:

«Понеже имеем здесь (в Таганроге) ведомости... что оной вор (Некрасов) отправил от себя... вверх по Дону казаков полторы тысячи человек, того для извольте быть осторожны... дабы оные воры чего не учинили. А донским казакам также приказал здесь, чтобы они за теми ворами смотрели по Дону».

Покончив с булавинским восстанием, Петр с еще большей решительностью повел политику ликвидации остатков независимости Дона. Ее продолжали и преемники Петра на русском престоле.

С проведением этой политики связана и ликвидация выборности атаманов Войска Донского.

Фактически выборное начало было нарушено уже сразу после подавления булавинского восстания. После Лукьяна Максимова по указанию Петра в бессменные войсковые атаманы был поставлен Петр Ромазанов. Но Войско еще продолжало бороться за свои давние «демократические» права. По смерти Ромазанова (1715 г.) Войско Донское избрало атаманом Василия Фролова (сына Фрола Минаева). Петр не спешил высказать свою волю по этому вопросу и только 26 фев­раля 1718 г. царь повелел Фролову быть войсковым атаманом, дав при этом очень характерную формулировку: «по выбору всего войска, впредь до указу». После смерти Фролова в 1723 г. Войско сделало последнюю попытку избрать на кругу атамана в лице старшины Ивана Матвеева. Но Петр не утвердил результатов выборов и указом от 9 июля 1723 г. назначил войсковым атаманом на Дону Андрея Лопатина. Преемник Лопатина Иван Фролов именовался в переписке уже не иначе, как наказной атаман.

В 1738 г. последовал указ императрицы Анны Ивановны правительствующему сенату о том, что старшина Данило Ефремов всемилостивейше жалуется в чин войскового атамана, а на Дон была направлена грамота с указанием: «пожаловали мы Войска Донского старшину Данилу Ефремова... к оному Войску Донскому настоящим войсковым атаманом».

В 1754 г. круг потерял право также на избрание старшин, и звание это, как и звание атамана, обратилось в жалуемый правительством чин. Правда, круг еще и впоследствии выбирал есаулов и дьяка, но при наличии наказного атамана выборы все более и более превращались в пустую формальность.

В 1775 г. атаманом был назначен отличившийся при поимке Пугачева Алексей Иловайский, причем Иловайского как атамана повелено было «считать в сей степени против 4-го класса чинов армии».

Так, шаг за шагом, царизм лишал казачество его былых прав. Но чем больше укреплялись на Дону позиции царизма, опиравшегося на верхушку казачества, тем больше обострялась классовая борьба в среде самого казачества.

Вначале новые поселенцы селились на Дону по своему усмотрению, в любых приглянувшихся им местах «Дикого Поля». С течением времени, когда на Дону сложилась казачья войсковая община с определенным общественным устройством, обычаями, органами управления, своим административным центром и т. д., возникновение новых постоянных поселений (городков) по течению Дона и его притокам уже не проходило мимо внимания органов казачьего самоуправления.

Во второй половине XVII века для образования на Дону нового городка требовалась заявка «заимщика» и утверждение ее войсковым кругом. Заимщики били Войску челом, прося о праве «обысканный юрт занять и, собрав станицу (городок), устроить и жить, как и иные казачьи городки». Известна, войсковая заимная грамота 1681 г., выданная казаку кагальницкого городка Михаиле Иванову с товарищами на право занятия Гундоровского юрта, при условии, что Иванов с товарищами соберет для этого станицу (компанию, общество).

Во времена Петра Первого подобные заимные грамоты уже сопровождались обязательным условием не принимать «новопришлых с Руси людей» в состав станиц - новых городков (По мере того как Дон становился составной частью русского государства, а опасность нападений со стороны татар, турок и других отходила в прошлое, отпадала и необходимость в укреплении казачьих поселений. Стены былых городков больше не возводились, и на смену термину «городок» в это время и стал появляться термин «станица» уже в приложении к населенному пункту), что надо поставить в связь с усилением нажима на казачество в этом отношении со стороны центральных властей. Возможно, что и местная верхушка, опасаясь казачьей голытьбы, также не была заинтересована в дальнейшем увеличении численности последней. Во всяком случае в заимной грамоте, выданной 14 декабря 1705 г. казаку Золотовской станицы Тимофею Васильеву на заселение пункта на р. Бузулуке, оговорено, что «если же, во время чьего-либо атаманства будет кто-либо из них (новопришлых людей. - Б. Л.) принят, то тому атаману будет смертная казнь без пощады, а на всей станице войсковая пеня (штраф, взыскание), городок будет разорен и в юрте будет отказано» (Ср. 3. И. Щелкунов. - Об устройстве казачьих поселений и об юртовых при них довольствиях, СОВДСК, вып. VII, Новочеркасск, 1907). Уже в 1706 г. правительство специальной грамотой категорически запрещало казакам занимать по своему произволу пустопорожние места.

Основные и лучшие земли Дона были настолько освоены, что, выдавая заимные грамоты, Войско следило за «разводом» юрта, поселения, земельного надела, городка, или, впоследствии, станицы и выделяло специальных разводчиков из казаков соседних городков с тем, чтобы новый юрт не стеснил соседей. В самых грамотах указывались лишь конечные пункты юрта; уточнение же его границ лежало на обязанности разводчиков, действовавших в присутствии свидетелей из тех казачьих городков, которые были совершенно не заинтересованы в данной территории. Процесс отмежевания обставлялся торжественно и для большей крепости завершался подписанием «крепостного» акта. Населявшие данный юрт имели право любого хозяйственного его использования (охота, рыбная ловля, собирание плодов и ягод, использование сенокосов и пр.).

В пределах юрта земля распределялась между казаками по жребию. При этом, говоря словами одного из исследователей, постепенно «сильные члены войсковой семьи, сколько хотели и могли, настолько и расширяли размеры земельного своего пользования, руководясь одним лишь правилом: «по брюху и хлеб».

С течением времени условия создания новых юртов делаются значительно более жесткими. Развитие не только скотоводства, но и земледелия вызывает стремление к расширению территории юртов и к переделу земли одних юртов за счет других. На расширение территории того или иного юрта за счет свободных земель или на передел земли между юртами требовалось специальное разрешение. Войско предъявляло теперь ряд требований по планировке и благоустройству новых поселений, чтобы, в частности, «от пожарного случая было безопасно». В новых поселениях вменялось в обязанность избрать атамана, писаря, есаулов из числа «людей бесподозрительных, добропорядочных». При возникновении поселений на кубанской стороне Дона требовалось принятие особых мер предосторожности от нападений татар и черкесов, обеспечение постоянного караула, «дабы от побегу воров­ских людей скоту отгона, а людям пленения происходить не могло».

Вынося решения по земельным вопросам, Войско подчеркивало, что речь идет о земле государевой, и оно действовала от имени государя: «по указу Великого Государя и по нашему войсковому приговору, мы, всевеликое Войско Донское, повелели ему (заимщику) в Гундоровом юрту поселиться и станицу собрать». Но это был, по существу, скорее политический акт, подчеркивающий единение Руси и Дона и верноподданническую службу казачества русскому царю. На самом же деле действия казачества порой весьма мало соответствовали планам и намерениям центрального правительства, и сами казаки в ряде случаев не всегда считались с государевой волей, находя способы и возможности обходить ее, с последующими оправдываниями и неизменными заверениями в своей преданности.

Во второй половине XVIII столетия, когда Область Войска Донского уже входила в состав русского государства и судьбами Дона вершила, в основном, центральная власть, земельные вопросы разрешались ею через войсковую канцелярию. В 1776 г. для контроля за выполнением решений войсковой канцелярии по земельным вопросам направлялись уже представители центрального правительства, несшие службу на Дону общеармейские и общегосударственные чины: премьер-майор Сычев, комиссар Петр Кульбаков и другие.

0 том, как стали распоряжаться цари землей Войска Донского, свидетельствует хотя бы такой пример: императору Петру III чем-то угодил донской полковник Михаил Себряков. Недолго думая, венценосный самодур пожаловал своему верному слуге Кобылянский юрт на реке Медведице, площадью в... 524 квадратных версты! Так и владели потом Себряковы десятками тысяч десятин земли.

Пожалование Петром III Себрякову столь огромной земельной территории за счет якобы «пустопорожнего» Кобылянского юрта повлекло за собой попытку Войска доказать свои исконные права на эту землю. Однако исход этой попытки был плачевен. По высочайшему повелению «за дерзновенное Войска на именной указ представление» было поставлено взыскать с подписавших последнее не менее десяти тысяч рублей, «дабы впредь таких представлений чинить не отваживались» (Ю. В. Ветчинкин. - Очерк поземельного владения на Дону в связи с развитием межевания. ТОВДСК, вып. II, Новочеркасск, 1874).

Так и на Дону явно наступало время, когда, говоря словами одного из ранних историков донского казачества, «маленьких воров вешали или презирали, а больших чествовали, песни о них складывали».

Начали распоряжаться землей Войска и коменданты Азовской и Аннинской (близ Черкасска) крепостей. В 1749 г. комендант крепости св. Анны генерал-аншеф Левашев, действуя от имени императрицы Елизаветы Петровны, сообщил войсковой канцелярии, что пострадавшему при пожаре в Азове полковнику азовского казачьего полка Васильеву, им, Левашевым, «на помянутой речке Сафьяном хутор и пашню иметь дозволено, сколько без излишества обнять может» (И. М. Сулин. - Материалы к истории заселения Черкасского округа, СОВДСК, вып. VIII, Новочеркасск, 1908).

Грамотой от 1793 г. Екатерина II закрепила за Войском Донским в «вечное и нерушимое владение» 14512365 десятин земли. Разумеется, при этом имелись в виду, прежде всего, не интересы трудового казачества. Грамота стремилась охранить казачью старшину, - захватчиков донской земли, - от возможных претендентов на эти же земли из среды русских дворян. Преследовалась также цель укрепить положение и связи с монархией казачье-помещичьей верхушки, местного чиновничества, зажиточной части казачества.

Используя внутренние противоречия в среде казачества, опираясь на его зажиточную верхушку, царизм все более и более подчинял своим интересам некогда вольное донское казачество, подкупал его мелкими подачками, наделял рядом узаконенных и не противоречивших интересам самодержавия привилегий. Верхушка казачества, используя свои политические права и экономическое превосходство, стала закреплять за собой власть над широкими массами казаков, имея надежную опору в лице царского правительства.

Помощниками войскового атамана являлись так называемые старшины. Это звание начало переходить по наследству. Как атаманы, так и старшины выдвигались из наиболее знатных донских фамилий. Со времени Петра I экономическое влияние старшин начинает быстро расти.

Захватив огромные земельные площади, верхушка донского казачества получала с них большие доходы. Внутри станиц и юртов на протяжении десятков лет шла упорная и острая борьба за землю между низами и верхами. Миновали времена, когда малочисленность населения и обширность земель позволяли кое-где действовать по принципу: «если кто вспашет целину, то она принадлежит ему четыре года, а на пятый год, если хозяин не вспашет ее вновь, ее имеет право пахать уже всякий, как общественную» (И. В. Тимошенков. - Общественный быт и народные обычаи Казанской станицы, ТОВДСК, вып. II, Новочеркасск, 1874).

Пользуясь для обработки целинной земли наемной рабочей силой, зажиточная верхушка быстро прибрала к своим рукам лучшие земли. По закону и установившимся обычаям станичное общество само должно было производить разделы внутри юртов на угодья, пашню, сенокосы, толоку, выгоны. Но, во-первых, зажиточная часть станичников всегда резко противилась уравнительным переделам, а, во-вторых, всегда находились казаки, которые из-за своей бедности переуступали свои паи зажиточным. Иной из зажиточных казаков, формально располагая одним паем, фактически владел 400-500 десятинами земли.

Борьба казачьих низов с зажиточной верхушкой велась в самых разнообразных формах, но в конечном итоге всегда безуспешно.

Злоупотребления землей со стороны старшин («яко вожди и наставники народа») были настолько вопиющими, что даже царское правительство было вынуждено в 1764 г. затребовать у атамана сведения о том, «по каким указам» чиновники присвоили себе обширные земельные пространства. Но что мог ответить на это войсковой атаман Ефремов, когда у него самого пришлось отобрать незаконно захваченный им Черногаевский юрт? Одним хищникам сам атаман дарил землю по родству и знакомству, другие захватывали ее и без разрешения атамана.

Сходила на нет и система самоуправления на Дону. И без того давно уже призрачная власть Войскового круга окончательно утратила свою силу после образования в 1775 г., по инициативе князя Потемкина, войсковой канцелярии Войска Донского, к которой перешли все судебно-административные функции. Войсковой канцелярии поручались: хозяйственное управление, сбор установленных налогов и производство расходов. Вменено было в обязанность гражданскому суду «подлежащие дела производить по генеральному во всем государстве установлению, с соблюдением данных оному Войску привилегий». Войсковой атаман, подчиненный центральной военной власти, военной частью управлял сам. В гражданском же управлении, осуществлявшемся войсковой канцелярией, атаман председательствовал, а дела решались в ней по большинству голосов.

В состав войсковой канцелярии входили двое старшин по назначению от правительства и четыре - по выбору казаков; эти последние избирались на один год.

Вводя на Дону в 1775 г. гражданское управление, с отделением власти военной от власти гражданской, Потемкин указывал в докладной записке на имя Екатерины II, что «гражданские и земские дела у них (у донских казаков) имеют течение не соответственно генеральному в государстве положению и не так основано там, чтоб решения чинились правильно и именем законов, безлично, но кучно с делами военными подвержены неограниченной власти атамана...». Предлагая оставить в управлении атамана лишь военные дела,

Потемкин в то же время указывал, что атаман должен вершить их «на таком точно основании и с такою без малейшего изъятия и дополнения силою, как и весь генералитет по посылаемым из верховного военного правительства указам управляет» (Акты, относящиеся к истории Войска Донского. Новочеркасск, 1902).

После смерти Екатерины II Павел I отменил эти мероприятия Потемкина, рассматривая их «яко клонящиеся к истреблению общественного порядка вещей». Вся «реформа» Павла I свелась, впрочем, к торжественному созыву круга и открытию на нем «старой» войсковой канцелярии в составе всего наличия старшин и под председательством войскового наказного атамана, который должен был ведать теперь всеми - и военными и гражданскими - делами.

В станичных правлениях был отменен установившийся после 1792 г. порядок назначения наказным атаманом станичных атаманов и судей и было предложено их избирать, причем восстанавливалось словесное судопроизводство, для ведения ко­торого избирались, в помощь станичному атаману, четыре человека из «почтенных» стариков. Атаман и суд разбирали дела о мелком воровстве, порубке леса, захвате земли, наказывая за это виновных денежными штрафами. Допускались сходы (общие собрания) казаков по праздничным дням для разбора на них тяжебных дел на сумму не свыше 50 рублей.

Все эти мероприятия Павла I ни в какой мере, разумеется, не имели сколько-нибудь действительно демократического характера и не могли, да и не ставили своей целью, улучшить положение трудящегося населения Дона. Более того, как увидим ниже, при Павле был издан ряд указов, сыгравших решающую роль в официальном установлении на Дону крепостного права и дальнейшем усилении положения военно-бюрократической, чиновничьей верхушки казачества, с помощью которой донские казаки все более и более превращались в послушное орудие царизма.

В 1773-1775 гг. крепостническую Россию еще раз потрясло крупнейшее стихийное восстание крестьян и казаков, явившееся ответом трудового народа на невыносимые гнет и эксплоатацию со стороны крепостников во главе с императрицей Екатериной П.

Товарно-денежные отношения в стране все больше и больше расширялись. Натуральное хозяйство отживало свой век, отмирало. В 1760 г. в промышленных предприятиях, подведомственных Мануфактур-коллегии, числилось 38 тыс. рабочих. Росли обороты внешней и внутренней торговли, множилось количество ярмарок, торжков, базаров. Отмена в 1753 г. внутренних таможенных сборов знаменовала собой завершение длительного процесса образования всероссийского рынка. Появились крупнейшие купцы-предприниматели, владельцы фабрик и заводов. Некоторые из них были тесно связаны с иностранными рынками. Наряду с правительственным Дворянским банком, был учрежден Купеческий банк. Огромные богатства открывали отдельным купцам путь к зачислению их в дворянское сословие.

Все это, вместе взятое, явно свидетельствовало о том, что в недрах экономики Российской империи зарождался новый, капиталистический уклад.

Рост внутренней и внешней торговли вел за собой развитие денежных отношений. В погоне за деньгами помещик все более становился заинтересованным в увеличении товарной продукции на землях, которыми он владел. Для этого всемерно усиливалась эксплоатация крестьян, расширялась барщина, рос оброк. Прежние площади посевов уже не удовлетворяли помещиков - они захватывали новые участки земли и заставляли крестьян еще больше работать на них. Произвол и дикие расправы помещиков над крепостными крестьянами достигали при Екатерине огромных размеров. Крепостническая эксплоатация, малоземелье и безземелье, неурожаи, непомерные подати и повинности делали жизнь крепостных крестьян невыносимой.

В этих условиях создавалась благоприятная почва для широкого выступления народных масс против крепостников.

Донскому казачеству было суждено и на этот раз выделить из своей среды человека, возглавившего движение трудового народа, стремившегося сбросить с себя тяжкое ярмо крепостничества. Вождем восставших крестьян стал донской казак Емельян Иванович Пугачев.

Емельян Пугачев (с гравюры Летеллье, сделанной с рисунка худ. Мальи, 1776 г.)

Родился Пугачев около 1730 г., в доме деда своего, в станице Зимовейской, на Дону. Пугачев при допросе показывал, что «отец его, Иван Михайлов сын Пугачев, был Донского войска Зимовейской станицы казак, от коего он слыхал, что ево отец, а ему, Емельке, дед Михаила... был Донского ж Войска Зимовейской же станицы казак, и прозвище ему было Пугач. Мать его, Емелькина, была Донского ж войска казака Михаилы дочь... и звали ее Анна Михайлова» (Журн. «Красный архив», том II-III (XIX-XX), М., 1935).

Пугачев прошел трудный и сложный жизненный путь, много странствовал, подвергался репрессиям властей, от которых скрывался. Он был незаурядный человек, умный, смелый, ловкий. Пугачев хорошо знал людей и умел влиять на массы своей волей и энергией, личным обаянием.

В конце ноября 1772 г. он, - беглый донской казак, прибыл в окрестности Яицкого городка - центр яицкого (уральского) казачества, зародившегося в середине XVI века за счет бежавших из центральной России крепостных крестьян и, как гласит народная молва, - не без участия тех же донских казаков. «... Я в Яик-то еду не за рыбою, - говорил Пугачев, - а за делом. Я намерен яицких казаков увезти за Кубань...».

В то время, когда Пугачев прибыл на Яик, по стране ходили в народе самые разнообразные легенды об императоре Петре III, тайно убитом заговорщиками по приказу жены его, немецкой принцессы из рода Ангальт-Цербстских (Екатерины II), взошедшей вместо него на престол.

Отчаявшиеся и измученные тяжелой, подневольной работой люди охотно слушали и передавали из уст в уста всякие небылицы о Петре III. Ходили слухи, что он жив, но скрывается и готовится вступить на престол; говорили, что Петр III - это добрый царь, «настоящий народный» царь, при котором трудовому люду можно будет вздохнуть полной грудью, зажить вольготно.

Пугачев и решил выдавать себя за Петра III, якобы чудом спасшегося от преследований немки Екатерины И. Слух о прибытии «доброго царя» разрастался. Из Яицкого городка направилась группа казаков посмотреть на «Петра III». Пугачев торжественно встретил казаков и предложил им осторожно передавать сотоварищам о прибытии императора.

Вскоре вокруг Пугачева собралось уже значительное количество казаков. У него были смелые и талантливые сподвижники - Чика-Зарубин и другие. Речи Емельяна Пугачева действовали зажигающе. «Вот, детушки,- говорил он,- страдаю я 12 лет, был на Дону и в России во многих городах и приметил, что народ везде разорен, а вы терпите много обид и налогов».

Ярко выраженный классовый, антикрепостнический характер восстания Пугачева отражен, например, в одном из «указов», изданных Пугачевым от имени Петра Федоровича (Петр III)! «Яко то помещики и вотчинники, тех, как сущих преступников закона моей империаторской (власти), лишать их всей жизни, то есть казнить смертно, а домы и все их имение брать себе в награждение; а все оное их помещиков имение и богатство, также явство и питие было крестьянского кошта, тогда было им веселие, а вам (крестьянам) отягощение и разорение» (Цит. по кн. «Крестьянские движения XVII-XVIII вв.». Сборн. документов и материалов с примечаниями. Составил В Викторов. М., 1926).

Поднимая массы на борьбу против крепостничества, на «мужицкую» чистку земли от помещичьих латифундий, Пугачев объективно, сам того не сознавая, выдвигал программу расчистки пути для развития крестьянства по буржуазному пути, - без дворян и дворянского землевладения. Мечта Пугачева о некоем казацком устройстве на Руси была, конечно, утопией, но победа восставших во главе с «мужицким» царем Пугачевым привела бы к смене крепостнической формы эксплоатации капиталистической, избавляя тем самым крестьянство России от медленной и мучительной перестройки крепостнической экономики в капиталистическую. Восстание Пугачева было, следовательно, попыткой расчистить пути буржуазного развития русского государства не сверху методом реформ, а снизу, сметая крепостничество вооруженной рукой крестьян. За Пугачевым потянулись казачья беднота, беглые крестьяне, раскольники, угнетенные народы Поволжья, работные люди уральских заводов. Восстание разрасталось.

Захватывая город за городом, деревню за деревней, Пугачев поднимал и вел за собой широчайшие массы угнетенных людей. Всюду освобождал он население от налогов, раздавал весьма дефицитную тогда соль, а иногда и деньги.

Пугачев хотел проникнуть на Дон и там поднять казаков, на которых возлагал большие надежды. Когда приверженцы его требовали идти на Москву, он отвечал им: «Нет, детушки, нельзя! Потерпите! Не пришло еще мое время! А когда будет, так я и сам, без вашего зова, пойду. Но я теперь намерен итти на Дон, - меня тамо некоторые знают и примут с радостью» («Пугачевщина», том II).

В 1774 г., когда Пугачев из Дубовского посада пошел на Царицын (взять который ему не удалось), он обратился к донским казакам с особым «манифестом»:

«Объявляем городу Царицыну, Донского войска казачьим старшинам и всему Донскому войску во всенародное известие. Вы уже довольно и обстоятельно знаете, что под скипетр и корону нашу почти уже вся Россия добропорядочным образом по прежней своей присяге склонилась. Сверх того, несколько Донского и Вольского войска оказывают к службе нашей во искоренение противников-разорителей и возмутителей империи, дворян - ревность и усердие и получили себе свободную вольность и нашу монаршию милость и награждение древнего святых отец предания, крестом и молитвою, головами и бородами. Того ради, как мы есть всемилостивейший монарх и попечитель ибо всех верноподданных рабов, желаем преклонить в единственное первоподданство всех вас и видеть доказательство к службе нашей ревности от вас. Вы же ныне помрачены и ослеплены прельщением тех проклятых рода дворян, которые, не насытясь Россией, но и природные казачьи войска хотели разделить в крестьянство и истребить казачий род. Мы, однако, во власти всевышней десницы, надеемся, что вы, признав оказанные против нашей монаршей власти и своего государя противности и зверские стремления, которые вам всегда будут в погибель и повелителем вашим, раскайтесь и придите в чувство покаяния, за что можете получить монаршее наше прощение и сверх того награждение також, каково получили от нас склонившиеся верноподданные рабы. Во свидетельство того мы собственной рукой подписать соизволили августа 23 дня 1774 года. Петр» (Журн. «Русский архив», 1873 г. (из архива Саратовского губернского правления)).

Дни, в которые Пугачев взывал о помощи к донским казакам (конец августа 1774 г.), были, однако, уже его последними днями, когда поднятое им восстание явно шло на убыль. Прижатый правительственными войсками с одной стороны к Волге, а с другой - к границам Войска Донского, Пугачев оказался как бы в мешке.

Вождь восставших не без основания рассчитывал на помощь низов донского казачества. До нас дошли документы, подтверждающие, что Пугачев мог найти на Дону тысячи своих соратников и приверженцев, вместе с которыми он и предполагал двинуться на Москву через Воронежскую губернию. «Намерения у него, Пугачева, были: разбив города Царицын и Черный Яр, поворотить на Дон и склонить все донское казачье войско, а с Дону итти в Москву», - показывал писарь Пугачева Дубровский.

О неспокойных в то время настроениях донского казачества сообщали и представители правительственных властей. Так, бригадир Бринк доносил генералу Щербинину: «Чрез союзников наших слышу я, что донцы худые мысли имеют и некоторой подлой народ охотно бунтовщика Пугачева ожи­дают...». А 16 августа 1744 г. князь Голицын в рапорте на имя Панина писал: «Я не знаю точно, в каком положении при сих обстоятельствах находиться будут нравы донских казаков, но имею предварительно довольно причины об них сумневаться, по их всегдашней привязанности к прежним обычаям и суеверствам, и потому более предполагаю, что генерально на всех их положиться нельзя, а надобно думать, что часть из них присоединится к злодею» («Пугачевщина», т. I.

Пугачев был не единственным, кто пытался выступить под именем Петра III. Среди донских казаков, например, под этим именем подвизался беглый крепостной крестьянин графа Воронцова Федот Богомолов, который в 1772 г. пытался поднять восстание в Дубовке, а затем в Царицыне. Арестованный и жестоко наказанный кнутом, он умер по дороге в Нерчинск. По всей Руси ходило тогда множество самозванцев (ср. К. Сивков - Самозванство в России в последней трети XVIII века, «Историч. записки», 31, Акад. Наук СССР, М.-Л., 1950)).

На реке Мечетной, близ Царицына, Пугачев столкнулся с выставленными против него четырьмя полками казаков. Казаки не хотели драться, сочувствовали Пугачеву. Действовали они вяло, нерешительно. Пугачевцы ранили и взяли в плен казачьего полковника Кутейникова; казаки отступили в Царицын, а 400 человек, во главе с хорунжими Крапивиным и Терентьевым, перешли на сторону Пугачева. Не приняла атаки и отступила в город и часть донских казаков, прикрывавших ближние подступы к Царицыну. И только приближение шедших по пятам Пугачева правительственных войск помешало ему овладеть Царицыном (Ср. М. В. Жижка. - Емельян Пугачев. Под ред. проф. В. И. Лебедева, Учпедгиз, М., 1941).

И все же, как сказано, поднять казаков на восстание Пугачеву уже не удалось. Царское правительство учитывало, насколько важно было помешать Пугачеву проникнуть на Дон, и когда восставшие приблизились к Дону, здесь уже были расположены значительные силы правительственных регулярных войск, расквартированных и на границах Области Войска Донского и в ее пределах.

Попутно следует отметить, что со времени Разина и Булавина социальное расслоение внутри казачества значительно усилилось: укрепилось положение зажиточных казаков, более уверенно чувствовала себя теперь и казачья старшина, усилилось влияние на Дону центральной власти. Дон давно уже рассматривался как составная часть русского государства: уже и формально донское казачество находилось в ведении правительственной Военной коллегии и вооруженные силы казачества были включены в состав царской армии.

Казачья верхушка, во главе с наказным атаманом Сулиным, спешила заверить Военную коллегию в Петербурге, что «Войско Донское весьма скорбит о случившемся несчастье и по долгу присяги... не преминет с своей стороны употребить все средства, где только подадутся способы и возможности, к пресечению и отвращению злодейств бездельника и изверга Пугачева» (Цит. по кн. М. Сенюткин. - Донцы. Исторические очерки военных действий, биографии старшин прошлого века, заметки из современного быта и взгляд на историю Войска Донского, М., 1866). Для защиты Дона от восставших собиралось ополчение казаков во главе с полковником Себряковым - одним из крупнейших донских землевладельцев.

Правительственные власти позаботились, наконец, и о том, чтобы «манифесты Петра III» - Пугачева не дошли до казачества. Один из этих «манифестов» или именных указов был послан Пугачевым из Балыклеевской «всему природному донскому казачьему войску» в станицу Березовскую. «А для сведения всему Донскому войску повелеваем: сей указ станицы от станицы пересылать вниз по течению реки Дон, а, списывая с оного, копии для надлежащего исполнения оставлять в каждой станице». Но «манифест» этот попал в руки властей в первой же станице, а доставивший его пугачевец - казак Черников - был арестован и повешен.

Власти установили строгий надзор за пришельцами на Дон, «особливо из бродяг и носящих на себе образ нищего». Обстоятельства сложились на Дону не в пользу Пугачева еще и потому, что казачья молодежь находилась тогда, в значительной части, в рядах русской армии, действовавшей против турок.

Пока Пугачев шел к Царицыну, по его пятам неотступно следовал полковник Михельсон с царскими войсками. В 100 верстах от Царицына, у Сальниковской ватаги, в августе 1774 г. произошел последний крупный бой пугачевцев с царской армией. Пугачевцы были разбиты наголову, потеряли 2 тысячи убитыми, 6 тысяч пленными, 9 пушек, обозы.

Пугачев с небольшим отрядом бежал через Волгу, пытаясь опять вернуться в Яик и там собраться с силами. Но богатый яицкий казак Творогов с несколькими своими сообщниками арестовал Пугачева в поле и выдал его. 14 сентября Пугачев был доставлен в Бударинский форпост. В Яицком городке его допросили, а затем закованного в цепи, в большой деревянной клетке, под сильным конвоем повезли в Москву.

В судебном приговоре по делу Пугачева было сказано:

«За все учиненные злодеяния бунтовщику и самозванцу Емельяну Пугачеву... учинить смертную казнь, а именно: четвертовать, голову взоткнуть на кол, части тела разнести по частям города и положить на колеса, а после на тех же местах сжечь».

10 января 1775 г. в Москве, на Болотной площади при огромном стечении жителей Пугачева и ряд его соучастников казнили.

Антикрепостническое восстание Пугачева, как и восстания Разина и Булавина, пользовавшиеся такой популярностью и поддержкой в широких массах трудового люда, были подлинно народными движениями, ибо «общенародно то движение, - говорит Ленин, - которое выражает объективные нужды всей страны... Общенародно то движение, которое поддерживается сочувствием огромного большинства населения» (В. И. Ленин Соч., том 18, изд. 4-е).

Само воспоминание о восстании Емельяна Пугачева ввергало в трепет зажиточные слои населения крепостнической России.

Правящие круги дворянской империи сделали все, чтобы предать забвению выступление донского казака из станицы Зимовейской. Река Яик была переименована в р. Урал, а яицкое казачество - в казачество уральское. Что касается дома Пугачева в станице Зимовейской, то к моменту подавления восстания дом этот был уже продан женой Пугачева казаку Есауловской станицы Евсееву, который и перенес дом на новое место. Но правительство - обязало коменданта крепости Димитрия Ростовского Потапова «для возбуждения омерзения к Пугачеву злодеяния» дом сжечь, а место, на котором он стоял, посыпать солью. В феврале 1775 г. дом Пугачева перенесли на старое место и вместе «с находившейся при реке хижиной», плетнем и садовыми деревьями сожгли. Пепел был развеян по ветру, а место, где стоял дом, окопано рвом. Мало того, даже станицу Зимовейскую переименовали в станицу Потемкинскую и перенесли ее на противоположный берег Дона.

Но не вытравил царизм имени и образа Емельяна Пугачева из памяти благодарного ему народа, в котором из поколения в поколение, как и о Степане Разине, передавались взволнованные и преисполненные глубокого чувства сказы, легенды и песни о «батюшке Пугаче».

Если донское казачество в своей массе не приняло непосредственного участия в восстании Пугачева, то это отнюдь не значит, что казачество покорно и безропотно относилось к закабалению его царизмом.

Политика царизма в отношении казачества встречала острое недовольство и активное противодействие широких казачьих масс, что ярко подтверждается так называемыми бунтами: «ефремовским» (1772 г.) и «есауловским» (1792 г.).

Первый из этих «бунтов» произошел в связи с арестом атамана Степана Даниловича Ефремова, назначенного на эту должность при императрице Елизавете в 1753 году. Ефремовы принадлежали к одной из богатейших донских фамилий. Это были типичные представители правящей верхушки донского казачества, цепные псы самодержавия, крупнейшие помещики, нажившие огромные капиталы ценой жестокой эксплоатации казачьих низов и крестьянства. Достаточно сказать, что после смерти Данилы Ефремова (1763 г.) остались крупнейшее имение, земли, «денег серебряною монетою до 500000 руб., сундуков с червонцами до 70000 руб., жемчугу 5 фунтов, 3 сундука с разного серебряною посудою, десятки сундуков с дорогими шубами, мехами, шелковыми материями и т. д.»; помимо того, в каменном погребе было обнаружено 4 железных сундука с серебряными деньгами в мешках (35000 руб.), несколько сундуков с изделиями из серебра и т. д. К этому надо прибавить многие тысячи десятин земли, хутора, мельницы по рекам Медведице и Тузлову, хлебные амбары, конские табуны (до 10000 лошадей), сады, оранжереи и многое другое.

Степан Ефремов не отставал от отца в погоне за наживой. Ловкий и хитрый делец, умело использовавший атаманскую власть в своих интересах, он наживал несметные сокровища.

Как же рисуются события, связанные с арестом Степана Ефремова?

В 70-х годах XVIII столетия обстановка на Дону была весьма неспокойной. Хотя к этому времени царизм уже прочно, казалось, прибрал донское казачество к своим рукам, однако, правительству было кого и чего опасаться. В памяти еще были свежи события 1707-1708 гг. («бунт» Кондратия Булавина), а также крупнейшее восстание крестьян и казаков против крепостников под руководством Степана Разина.

На Дону росли недовольство казачьих низов политикой правящей верхушки, озлобление против богатеев. Трудовое казачество видело, как с каждым днем все более ликвидируются последние остатки вольности. Классовое расслоение возрастало чрезвычайно быстро. По Дону ходили тревожные слухи о том, что «казаков хотят писать в солдаты», полностью перевести на положение регулярных частей царской армии.

Расчетливый Степан Ефремов сумел и эти оппозиционные настроения донского казачества обратить в свою пользу. Чтобы укрепить свое положение на Дону, добиться беспрекословного подчинения со стороны широких казачьих масс, Степан Ефремов неустанно твердил, что от него зависит многое в судьбе казаков: «если, он, мол, поедет в Петербург, то уладит дело с попыткой записать казаков в солдаты и вообще он (Ефремов) многие беды для казачества уже предотвратил».

С течением времени до правительства стали доходить сведения о крупнейших взятках, хищениях, злоупотреблениях с казенными деньгами со стороны атамана Ефремова. Ко всему этому правительство недолюбливало Ефремова за то, что, он, опьяненный своими успехами, властью, богатством, порой уже рассматривал себя чуть ли не полноправным и неограниченным властителем на Дону.

Недовольство со стороны царского правительства Ефремовым возросло еще больше после того, как 1 октября 1772 г. в Черкасске едва не вспыхнул открытый бунт казаков в связи со слухами о «регулярстве». Находившийся в Черкасске представитель царского правительства генерал-майор Черепов был «при обругании и побоях выгнат из городка». Возбужденные казаки кричали Черепову: «Ты хочешь нас писать в солдаты, мы все помрем, а до того себя не допустим». Ефремов не сумел защитить Черепова, и казаки разрушили дом старшины, где квартировал генерал.

Государственная Военная Коллегия потребовала выезда Ефремова в Петербург для дачи личных объяснений. Но атаман, опасаясь раскрытия всех его злоупотреблений, требования этого не выполнил.

В ночь на 9 ноября 1772 г., действуя по указу Екатерины II, войсковой старшина Сидор Кирсанов, имея под своей командой три сотни гусар, азовских и таганрогских казаков, прибыл в Зеленый двор - загородную дачу вблизи Черкасска, где жил Ефремов. Войсковой атаман был арестован и под сильным конвоем увезен в крепость Димитрия Ростовского (ныне Ростов-на-Дону).

В полночь один из казаков Ефремова добрался до войскового собора и заставил часового ударить в набат. По Черкасску быстро распространился слух, что Ефремов увезен царским правительством и что, мол, вслед за этим предстоит запись всех казаков в солдаты, «в регулярство». Из Черкасска эти волнующие слухи разнеслись и по другим донским станицам.

В условиях напряженной обстановки, вызванной недовольством широких кругов казачества политикой царизма, арест Ефремова чуть было не повлек за собой крупнейших событий. К зданию войсковой канцелярии в Черкасске сейчас же, вслед за увозом Ефремова, стало собираться множество вооруженных казаков, которые грозили расправой атаману Машлыкину и старшинам: требовали утопить их - «в куль да в воду» - за выдачу Ефремова. Несколько старшин было избито и арестовано. Выпалив из трех вестовых пушек, казаки решили послать грамоту в верховые станицы, чтобы тамошние казаки вооружались и двигались к Черкасску. К обер-коменданту крепости Димитрия Ростовского были направлены старшины с требованием - или показать им императорский указ об аресте Ефремова или предъявить самого Ефремова (так как уже были слухи об его убийстве).

Тем временем вооруженные группы казаков, собравшиеся около Зеленого двора, захватили атамана Машлыкина. Вскоре возвратились посланные в крепость старшины, от которых узнали, что Ефремов арестован по распоряжению императрицы.

Стали доходить сведения, что к Черкасску уже двинулись крупные отряды казаков верховых станиц. С большим трудом властям крепости Димитрия Ростовского и верхушке донского казачества удалось потушить пламя разгоравшегося восстания.

В прежних исследованиях вопроса об аресте Ефремова все внимание исследователей сосредоточивалось на выяснении его личности. Это весьма ошибочно. В волнениях среди казачества в связи с арестом Ефремова (бывшего, как мы видели, злейшим врагом трудового народа) личность самого атамана играла второстепенную роль, и арест его явился лишь поводом, а не причиной движения казачьих масс. Эти волнения лишний раз свидетельствовали о наличии недовольства трудового казачества политикой царизма и казачьей верхушки. Не случайно движение казаков по поводу ареста Ефремова сопровождалось, в первую очередь, действиями против атаманов и старшин.

Что касается дальнейшей судьбы Ефремова, то после того как царской власти удалось заглушить волнения среди казаков, его отправили в Петербург. Следствием было установлено, что Ефремов, в целях еще большего обогащения, действительно, не раз и довольно глубоко запускал руку в войсковую казну, а также брал взятки от отдельных зажиточных казаков за освобождение их сыновей от военной службы. Ефремов был признан виновным в расхищении войсковой казны, во взятках и мятеже. Государственная Военная коллегия приговорила его к смертной казни через повешение, но Екатерина II отменила смертный приговор, и Ефремов был сослан на вечное житье в г. Пернов (уездный город б. Лифляндской губернии, у Рижского залива).

Это помилование весьма характерно. При всех своих тяжких провинностях перед центральными властями атаман Ефремов, как представитель донской знати, человек «родовитый», заслуживал в глазах Екатерины снисхождения, тогда как тысячи простых людей земли русской платили своими головами за малейшую попытку встать на защиту прав и свободы трудового народа.

Еще более значительным в сравнении с «ефремовским бунтом» был так называемый «есауловский бунт», отчетливо показывающий, как относилось трудовое казачество к попыткам превращения его в слепое орудие русского царизма, в «пушечное мясо». Восстание произошло в 1792 г., когда Екатерина II решила поселить на Кубани «для поддержания порядка» 6 донских полков, находившихся в то время на военной службе на Кавказской линия. Казаки заволновались. Увещевания офицерства ни к чему не приводили. Казаки требовали не отрывать их от родного Дона.

Главнокомандующий Кавказской армией генерал Гудович распорядился усмирить вышедшие из повиновения казачьи полки и удержать их силою от самовольного ухода на Дон. Казаки подали главнокомандующему ходатайство, о котором в дошедшей до нас казачьей песне говорится:

«Писали казаки белую грамоту, 
 Не пером они писали ее, не чернилами; 
 Писали они белую грамоту своей горючею слезой, 
 Припечатали они ее своим крепким разумом». 

Когда выяснилось, что ходатайство отклонено, свыше 400 казаков бежало с Кубани ночью, бросив своих офицеров. Прибыв в Черкасск, казаки явились к атаману Иловайскому. На вопрос - чего они хотят, казаки отвечали: - «Вы нас не защищаете, а погубляете, зачем отдаешь нас на поселение?» Казаки обвиняли Иловайского и в том, что он «проиграл Дон» в карты.

Это подозрение красочно запечатлено в казачьей песне:

«Не здорово, братцы, на Дону у нас! 
 Помутился славный Тихий Дон, 
 Помешался весь казачий круг... 
 И смутился Дон от генерала Иловайского: 
 Иловайский генерал всю ночь не спал, 
 Он до белой зари в карты проиграл: 
 Проиграл он, братцы, славный Тихий Дон!» 

Показательно, что перед уходом с Кубани казаки созвали круг, по своему усмотрению выбрали на нем походного атамана и полковых старшин (командиров полков). По прибытии на Дон, в Черкасск (30 мая 1792 г.) казаки потребовали от войскового начальства немедленного созыва Войскового круга. Перепуганный Иловайский, до этого успевший отдать приказ, чтобы прибывших в станицы из Кубани забивали в колодки и отправляли в Черкасск, не смог воспрепятствовать созыву круга. На кругу говорилось о подложности грамот о переселении, о необходимости отнять их у войскового дьяка и уничтожить. Атаман выбыл 3 июня в Петербург для доклада правительству о случившемся. «Взбунтовавшиеся» казаки расположились лагерем под Черкасском.

В связи с ожидавшимся дополнительным переселением донских казаков на Кубань волнения разрастались и охватили ряд станиц, в частности, станицу Есауловскую, по которой и получило свое название это выступление казаков.

Явно опасаясь широкого движения на Дону, правительство решило действовать сначала пряником, а потом - кнутом. Вернувшись из Петербурга, Иловайский привез «милостивую» грамоту императрицы Екатерины II, царскую хлеб-соль для станиц и даже карту с обозначением границ земельных владений Войска Донского, по коим «все изобильные многоразличными выгодами земли и угодия» признавались собственностью Войска на вечные времена.

Порицая уход казаков с Кубани и оценивая их поведение как «действие преступное, законопротивное, дерзостное, достойное возмездия по всей строгости военного артикула», власти в то же время объявляли, что императрица «из матерного благонисхождения и угодного ей милосердия» готова простить казакам их вину, если они вернутся к несению службы. Переселение на Кубань должно было проводиться теперь по жребию.

Добившись таким путем благополучного для себя исхода событий, царское правительство не преминуло вслед за этим жестоко покарать казаков за участие в бунте. На Дон с этой целью был направлен князь Щербатов. По его распоряжению, свыше 300 казаков, в качестве главных зачинщиков «бунта», было заковано в кандалы и 1645 человек наказано плетьми.

Затем началось рассмотрение дела военным судом. «Яко достойно, - читаем мы в приговоре суда, - заслуживающих смертную казнь, исключа из Войска Донского, наказать в крепости святаго Димитрия, при собрании их станиц, по нескольку ударов кнутом и дав Белогорохову 50, а Сухорукову 30 ударов, с вырезанием обеих ноздрей, сослать в каторжную, в Нерчинск, работу. Что же принадлежит до Штукарева, Садчикова, Подливалика и Попова, кои были слепыми последователями преступников Белогорохова и Сухорукова, то наказать их в той крепости плетьми и употребить вне очереди на службу». 17 апреля 1794 г. еще 13 казаков были наказаны кнутом, вырезанием ноздрей и клеймением на лицах и отправлены на вечную каторгу в Нерчинск. В июле 1795 г. дополнительно 146 казаков были жестоко биты «кошками» и 48 - кнутом. Тогда же «яко главный виновник» был наказан полковой есаул Иван Рубцов. Священник г. Черкасска Рубашкин в своем дневнике записал: «Было наказание главному бунта начальнику Рубцову подле пороховой казны, - 251 ударов кнутом и клеймами заклеймен, который и кончил жизнь того же дня, в полночь под 12 число».

XVIII век был характерен значительным притоком на Дон людей из Украины - «малороссиян». Сначала правительство не противилось активно этому. Больше того, в царской грамоте 15 ноября 1731 г., упоминавшей о вызове в 1730 г. из донских городков охотников в количестве 1000 семей для заселения линии по Волге, Иловле, Хопру и Медведице, говорилось: «А которые из донских жителей показывают о себе, что они малороссияне и желают жить в казацкой службе при линии, - селить с донскими казаками охотниками» (Акты Лишина, т. II, ч. 1). Однако в 1737 г. появляется бригадир Горюшкин с командой, имевшей целью «малороссиян, вышедших из слободских полков, поселившихся на Дону, Донце, по Медведице и по другим рекам в казачьих городках и по хуторам переписать, откуда и сколь давно сошли и кем прииманы» (Акты Лишина, т. II, ч. 1). А уже в 1742 г. последовало категорическое распоряжение не принимать на Дону как великороссийских, так и малороссийских людей. Перепись, проведенная в 1763-1764 гг. войсковой канцелярией, показала, что малороссияне жили на Дону в 232 местах.

Интересно, что в ряде случаев украинских крестьян заманивали к себе тайно от правительства крупные донские землевладельцы. В 1735 г. генерал-майор Тараканов самовольно занял земли по р. Калитве и на месте уничтоженных за участие в восстании Булавина казачьих станиц Дегтевой, Скородумовской и Кривюроженской начал селить свою слободу - «Алексеевскую». Тараканов зазывал к себе черкас (украинцев), обещал им «чинш легкой» и соблазнял тем, что у него якобы «пашни и работы панской никакой не будет» (И. И. Попов. - По поводу статьи «Малороссияне на Дону», «Донской вестник», 1867, № 47).

В 1736 г. правительственным указом предписывалось: «выше объявленную г.-м. Тараканова слободу, будет поныне не разорена, разорить немедленно и оставить впусте... а черкасам, кои поселились, объявить наш указ, дабы они шли в прежние места, а ежели между ними явятся великороссийские, тех высылать на прежние жилища». Тараканов был предан военному суду.

Зазывал к себе украинских крестьян и сам донской атаман Данила Ефремов. Сенатским указом 1740 г. предписывалось «пришлых на Дон малороссиян 50 семей, которые якобы желают жить на мельнице войскового атамана Ефремова... выслать на прежние жилища, а на той мельнице и нигде в донских городках их жить не допускать» (Полное собрание законов Российской империи, т. XI, № 8024).

Производилась также покупка старшинами и богатыми казаками крепостных крестьян у русских помещиков с вы­возом купленных на Дон. Покупали крестьян в Темниковском, Шацком, Тамбовском, Козловском и других уездах. В сере­дине XVIII в. в хоперских станицах таких покупных крестьян было уже 690 мужчин и 60 женщин.

Сохранилась «ведомость - коликое число Войска Донского у старшин и казаков в станицах, при хуторах и мельницах по минувшей в 1763 году черкасам переписке... у кого и где имянно» (К. Марков. - Крестьяне на Дону, СОВДСК, вып. XIII, Новочеркасск, 1915).

Из этой ведомости видно, что всего на Дону было зарегистрировано к 1764 г. 18393 «черкас, или малороссиян». К 1782 г. число украинских крестьян на Дону возросло еще более и их насчитывалось уже 26579 душ и, кроме того, «великороссиян 1105 душ» (Сведений о численности казачьего населения на Дону в конце XVIII в. нет). После уничтожения правительством Запорожской Сечи в 1785 г. приток людей на Дон из Украины возрос еще больше. Пришлых разбирала по рукам казачья старшина.

Иногда крестьяне пробовали самовольно устраивать на Дону свои селения (например, 20 семей в 1791 г. «провели плугом улицу, стали строить постройку, рубить для этого лес»), но вскоре они неизбежно оказывались в руках «сильных мира сего».

Все же, если не считать крестьян, купленных по «крепости», пришлые на Дон крестьяне, попадая в экономическую зависимость от казачьей верхушки и эксплоатируясь ею, юридически оставались «свободными».

В 1763 г., когда на Дону производилась первая перепись для платежа податей, все не причисленные к казачеству записывались за станицами, будучи обязанными не только платить подати, но и выполнять земские повинности. Но во вторую половину XVIII в., значительное количество беглых попадало в зависимость от донских дворян-помещиков и с течением времени стали числиться крестьянами того или иного дворянина-помещика.

По данным 1763 г. на земле Войска Донского числилось ЯЗОО крестьян, купленных в центральных губерниях России (т. е. великороссов) и живших здесь на положении «подданных» казачьей старшины и «домовитых» казаков. В 1795 г «зависимых по земле» и «подданных» крестьян здесь уже насчитывалось 50633 человека.

Пренебрегая правительственными запрещениями принимать на Дон беглых людей, донские богатеи, захватившие под свои хутора огромные территории за счет свободных войсковых земель, все больше и больше обзаводились дешевой рабочей силой за счет беглых. Не составляли в этом отношении никакого исключения и сами наказные атаманы и старшины. «Под высокую руку» атамана Степана Ефремова было официально записано до 50 крестьянских семейств.

Старшина Краснощекое, принимая на свои хутора беглых, был настолько заинтересован в закреплении их за собой, что соблазнял людей выдачей им по пяти рублей па обзаведение и другими льготами.

В 1762 г. правительство вынуждено было назначить специальную комиссию для осмотра старшинских хуторов, и, как ни скрывали владельцы действительное количество своих людей, все же комиссия зарегистрировала наличие 20422 крестьян («мужских душ»), живущих у частных лиц и при станицах.

Ревизия 1782 г. отмечала наличие на Дону крестьян, записанных за донскими чиновниками, которые, - по словам лиц, писавших историю Дона в начале XIX века, - под разными предлогами произвольно поселивши их («малороссийских казаков и крестьян, прельщенных украшенными слухами о привольной и выгодной жизни на Дону») на общественных войсковых землях, записывали за собой и называли их крестьянами («Статистическое описание земли Войска Донского»).

Упомянутая ревизия установила, что на Дону имеется мужских душ: у частных лиц- 1106 крестьян-великороссов и 19123 крестьян-украинцев («малороссов»), и «за станицами» числится 7456 крестьян (Некоторое уменьшение числа крестьян-украинцев («черкас») после 1762 г. объясняется возвратом части их в Слободскую Украину. Возвращены были «черкасы», числившиеся в списках служилых лиц Слободских казачьих малороссийских полков).

Указ Павла I 12 декабря 1796 г. ввел и узаконил крепостное право и на Дону: «Известно нам, что в полуденном краю государства нашего, заключающем в себе губернии: Екатеринославскую, Вознесенскую, Кавказскую и область Таврическую, своевольные переходы поселян с места на место наносили многим из тамошних обитателей великия в заведениях их расстройства и даже разорения, и что вкоренившемуся злу сему, поколику оно сделалося там общим, до приведения всех жителей тех губерний в известность, воспрепятствовать не было средств без употребления самых крайних мер. А между тем подавало сие повод корыстолюбцам, забывшим присягу, отваживаться на подговоры туда к побегу крестьян и из самых внутренних губерний... Дабы - единожды навсегда... утвердить в вечную собственность каждого владельца, за благо признали мы постановить: чтобы... каждый из поселян остался на том месте и звании, как он по нынешней ревизии написан будет, а также на Дону» (Полное собрание законов Российской империи, т. XXIV, № 17638). Войсковому правительству во главе с войсковым атаманом предписывалось следить за недопущением самовольных переселений крестьян. Все беглые великороссийские крестьяне высылались из донских пределов, и для препятствия беглецам впредь укрываться на Дону повелевалось принять самые решительные меры.

В 1800 г. правительство направило на Дон трех генералов для расследования дела о приеме донскими помещиками беглых крестьян из разных губерний.

Дело кончилось тем, что «пораженные висящим над их главами мечом правосудия» донские помещики-чиновники стали стекаться в Черкасск, где «в собрании между собою вину, открывшуюся в приеме и держательстве беглых людей... сознавая общею, единодушно положили принесть... добровольное и чистосердечное рабское признание, во оправдание которого все чиновники Войска Донского обязываются всех беглых, какие есть ныне в пределах земли Войска, по команде представить» (М. С. Жиров. - К делу о приеме беглых крестьян на Дону, СОВДСК, вып. XIII, Новочеркасск, 1915). Среди «кающихся» были генералы Мартынов, Иловайский, Ефремов и др. Высочайшим рескриптом было решено судить только тех, кто уже арестован за принятие и скрытие беглых, а остальным «следствия не делать».

Насколько велико было количество крепостных, которыми владели на Дону отдельные лица, показывают следующие факты: в 1797 г. донской помещик Курнаков имел 1025 крепостных крестьян, старшина Лащилин - 448, генерал Краснов - 163 крепостных и т. д.

После введения на Дону крепостного права число крестьян здесь возрастало сравнительно медленно. Объясняется это и тем, что 26 февраля 1816 г. правительство вновь запретило переводить крестьян из русских губерний на Дон, а крестьяне, которые до 1796 г. официально числились «за станицами», в 1811 г. были включены в число казаков Войска Донского (Данные о правительственных запрещениях приема на Дону пришлых людей (начиная с 1698 г.) см. у X. И. Попова. - Материалы для истории Войска Донского («Войсковые Ведомости», Новочеркасск, 1865, №№ 3, 30, 31, 33, 34). Причиной, вызвавшей включение в состав войскового сословия крестьян, приписанных за станицами, явилась необходимость заселения тракта, связывавшего кавказскую оборонительную «линию» с Доном. Тракт этот имел стратегическое значение и по нему были поселены за счет упомянутых крестьян и частично за счет желающих казаков новые станицы - Махинская (ныне Ольгинская), Мечетинская, Кагальницкая и Егорлыкская).

В дореволюционной литературе можно встретить настойчивые утверждения о якобы особенном благополучии крепостных крестьян на Дону. Плодородной земли, мол, здесь было сколько угодно и в землепользовании крестьян никто не стеснял; крестьяне якобы имели много скота; помещики, нуждаясь в рабочих руках, эксплоатировали крестьян будто бы весьма умеренно, наделяли их большими льготами. Все эти утверждения не выдерживают никакой критики.

Зерно истины заключается в том, что, испытывая нехватку рабочих рук, донские помещики, как мы это видели, на первых порах действительно зазывали к себе крестьян, обещая им те или иные «льготы». Помещики помельче равнялись в степени эксплоатации крестьян на помещиков покрупнее, опасаясь, что ежели работа у последних покажется крестьянам более легкой, начнется уход крестьян к более богатым владельцам.

Но никакой «идиллии» для крестьян отсюда не создавалось. Развитие товарно-денежных отношений и в связи с этим увеличение запашки помещичьих земель, а также расширение скотоводческого хозяйства вели и на Дону к резкому усилению крепостнической эксплоатации. Последовавшее в 1816 г. правительственное запрещение покупки донскими помещиками крестьян в различных губерниях России еще более ухудшило положение крестьян на Дону. Приток рабочих рук хотя и не прекратился полностью, но сократился, а потребность в них все возрастала. Помещики, естественно, искали выхода из этого положения в усилении нажима на крестьян, увеличении барщины, оброка и других повинностей. Показательно, что уже в 70-х годах XVIII в. растет количество жалоб крестьян на помещиков и число случаев выхода крестьян из повиновения.

Следует учесть, что основной контингент донского крестьянства состоял из людей, совсем недавно (в 1796 г.) переведенных здесь на положение крепостных и к тому же живших среди незакрепощенной массы казаков (по существу тех же крестьян) (В 20-х гг. XIX в. (данные 1822 г.) на землях Войска Донского проживало 509100 чел., из которых казаков и чиновников была 340786 чел., или примерно 2/3, и крестьян 153766 чел., т. е. около 1/3; до 3% населения составляли калмыки и татары. Служилых и отставных чиновников насчитывалось менее 3000 чел. Владели же они (данные 1823 г.) 3792448 дес. земли, или 27% всех удобных и неудобных войсковых земель, не считая земель в войсковых степях, которые чиновники использовали под выпас окота и разведение конных табунов, а также земель, фактически принадлежавших чиновникам внутри отдельных юртов казачьих станиц). Многие из крестьян, записанных по 5-й ревизии 1796 г. в крепостные донских помещиков, принадлежали к числу тех, которые устремились на Дон как раз в поисках воли, свободы от угнетения. Естественно, что на Дону социальный протест крестьянства против усиливающейся крепостнической эксплоатации должен был приобретать и действительно приобретал наиболее острые формы.

В 1797 г. войсковой атаман Орлов, действуя в духе пожеланий Павла I, в своем наставлении станичным управлениям указывал, что «должны все жители иметь... великое уважение как к старшинам, так и к старикам и почтенным лицам... чтоб по насылаемым от вышнего начальства повелениям никто не смел на сборах и противоречие кричать, ежели кто на то отважится, таковых... не выходя со сбора, там же наказать, на страх другим, плетьми» (МОВДСК, выи. I, Новочеркасск, 1867).

В 1798 г. последовал указ Павла I, полностью и окончательно узаконивший существование на Дону жалованного дворянства (Начало введению дворянства на Дону было положено еще в 1775 г., когда по докладу Потемкина некоторые чины Войска Донского были переименованы в русские военные чины (Полное собрание законов Российской империя, № 14251)). До этого общероссийскими чинами жаловались лишь отдельные атаманы и старшины, а командиры казачьих частей и подразделений, в своей массе, общероссийских чинов не имели. Указом 1798 г. повелевалось «признать их чинами по следующей табели, сохраняя им по службе прежнее их название в войске Донском: войсковых старших - майорами, есаулов - ротмистрами, сотников - поручиками, хорунжих - корнетами».

Итак, конец XVIII века принес еще и юридическое оформление «прав» и интересов атаманско-старшинской верхушки казачества. Грамота 1793 г. ограждала донских помещиков и атаманов от покушений на их земли со стороны российского дворянства, которое, после присоединения Крыма к России, устремило свои жадные взоры на южные черноземы. Указ 1796 г. признал за казачьей верхушкой власть над крепостными «душами». Указ 1798 г. официально присвоил старшине дворянские права и превратил старшин в военных дворян («чиновников»), причем те из них, которые владели землями, образовали собой категорию «донских помещиков». Созывом по инициативе войскового атамана Платова окружных и уездных дворянских собраний с выборами на них должностных лиц было окончательно подорвано значение Войскового круга. Последний уступил место съездам донских дворян. Указ 1804 г. разрешил казакам («войсковому сословию») избирать на 3 года лиц по гражданскому управлению, но верхи казачества предпочли отождествить, в данном случае, понятие «сословие» с понятием «чиновники». Рядовые казаки избирали, как сказано, лишь станичных атаманов и их помощников, и выборы эти проводились, разумеется, под диктовку местных богатеев и чиновников.

На протяжении XVIII века (после смерти Петра I) происходило несколько крупных войн {русско-турецкие войны и война с Пруссией), которые или развертывались частично на территории Дона или протекали далеко за его пределами, но с участием в них, в составе русских войск, донского казачества.

Одной из таких войн XVIII столетия была русско-турецкая война, проходившая в годы царствования Анны Ивановны, внешняя политика правительства которой была обращена своим острием на Восток.

К войне с Турцией Россия стала наиболее активно готовиться по окончании войны 1734 г. в Польше. Россия ставила своей целью возвращение побережья Азовского моря и получение выходов в Черное море.

Напряженность отношений с Турцией побудила русское правительство уже в 1730 г. на острове, расположенном между Доном и Аксаем (на так называемых «Васильевских буграх» вблизи Черкасска) построить крепость, названную в 1731 г. крепостью св. Анны.

Основание Аннинской крепости ослабило угрозу нападения со стороны турок. Кроме того, крепость была оплотом власти царского правительства над всеми прилегающими к крепости местностями. Под охраной Аннинской крепости теперь в низовьях Дона могли спокойно существовать и небольшие оседлые поселения выходцев из сданных туркам Азова и Таганрога.

Кровопролитная и тяжелая война против Турции, начатая в 1735 г. и законченная в 1739 г., сопровождалась крупными успехами русских войск, которые прорвались в Крым (затем, впрочем, оставленный из-за недостатка провианта для армии).

Б результате осады русские войска принудили к капитуляции турецкие крепости Кинбурн (в устье Буга) и Азов.

Осада русскими войсками Азова началась 26 марта 1736 г. Активную роль в действиях против Азова играл русский флот. Выход галер, прамов и каиков из Павловска по Дону к Азову последовал 2 апреля (Прамы - плоскодонные, рассчитанные на мелководье, парусные суда, вооруженные крупнокалиберными пушками). Уже к 9 мая под Азовом была сосредоточена флотилия из 35 галер, 15 прамов, 20 каиков и нескольких грузовых судов, доставивших русским войскам артиллерию и другие военные грузы. 28 мая 6 русских прамов заняли позиции в устьях Дона, чтобы преградить доступ к Азову турецких кораблей с моря. В начале июня отряд из трех прамов «по городу Азову непрестанную пушечную пальбу производил с приумножением, и с той пальбой как батареям, так и строению учинили немалый вред». Только за 2-3 июня по Азову было выпущено 2000 снарядов (Материалы для истории русского флота, часть VII; также К. Головизнин. - Русский флот на Черном море, «Морской сборник», 1885, № 10).

19 июня 1736 г. Азов был взят русскими войсками.

Донские казаки принимали активное участие в войне. В период с марта по июнь 1736 г. они участвовали в осаде Азова, ведя меткую стрельбу по неприятелю. При взятии Очакова, в июле 1737 г., донские казаки ходили на приступ и первыми, вместе с гусарами, ворвались в горящий город.

Казаки сыграли также большую роль, ведя борьбу в кубанских и задонских степях с калмыцкими и татарскими ордами, совершавшими по подстрекательству Турции разбойничьи набеги на русские селения и коммуникации русских войск.

Войну 1735-1739 гг. завершил Белградский мирный договор 18 сентября 1739 г., по условиям которого России запрещалось держать свои корабли на Азовском и Черном морях, а торговля с Турцией должна была вестись только на турецких кораблях. Азов возвращался России, но с условием уничтожения его укреплений. Турция получила право на сооружение крепости в устье р. Кубани, а Россия - крепости на донском острове Черкасе. Условия Белградского договора 1739 г., заключенного при активном участии французского посла в Константинополе, явно не соответствовали победам русских войск, которые, по словам В. О. Ключевского, добились громких успехов: «сделаны были три вторжения в глав­ное татарское гнездо, в непроницаемый дотоле Крым, взяты Азов, Очаков, после Ставучанской победы в 1739 г. Заняты Хотин, Яссы и здесь отпраздновано покорение Молдавского княжества» (В. Ключевский. - Курс русской истории, часть IV, Содэкгиз, М., 1937).

Успехи эти дались нелегко. Геройски сражавшаяся русская армия потеряла до 100 тысяч солдат в степях, в Крыму и под турецкими крепостями. По Белградскому договору 1739 г. Россия, к которой перешел Азов без укреплений, не получила в то же время права иметь в Азовском и Черном морях свои корабли - не только военные, но и торговые. Темную роль в этом деле сыграли не только иностранные дипломаты (в том числе французский посол в Турции Вильнев), но и «российские иностранцы» - остерманы, минихи и их единомышленники при императорском дворе.

Вследствие этого, обстоятельства и сложились так, что тогдашние власти России, говоря меткими словами Ключевского, «показали миру чудеса храбрости своих войск, но кончили тем, что отдали дело во враждебные руки французского посла в Константинополе Вильнева» (В. Ключевский. - Указ. соч.), которому за «услуги» был даже вручен андреевский орден.

После заключения мирного договора 1739 г., в связи с расширением экономических связей с внешними рынками через Азовское море, в низовьях Дона начала быстро развиваться торговля. Условия здесь еще не сулили ей, конечно, тех выгод, которых добивались русские купцы и помещики. Правительство России еще не овладело побережьями Черного и Азовского морей, но все же были одержаны первые успехи.

С развитием торговли стали постепенно стекаться на Дон пришельцы из разных уголков России. В поисках заработка люди шли сюда за сотни, а то и тысячи верст. Жилось им и здесь очень тяжело, но все же приток пришельцев заметно рос. На Дону стали появляться новые поселения. Уже в 30-х гг. XVIII в. у устья р. Темерник существовали поселения рыбаков и «людей разного звания». В документах 1741 г. упоминается селение Полуденка, которое впоследствии становится одним из восточных предместий крепости Димитрия Ростовского. По указам Елизаветы Петровны (15 декабря 1749 г.) и сената (16 декабря 1749 г.) в устье р. Темерник утверждается Темерницкая таможня, начавшая свои действия в 1750 г. и имевшая для России крупное экономическое значение.

Темерницкая таможня - зародыш будущего Ростова-на-Дону. Таможня была крупным пунктом внешней торговли России с портами Азовского, Черного и Средиземного морей. Вскоре при таможне образовался порт, именовавшийся Темерницким портом. Торговлю в устьях Дона вели не только русские, но и турецкие, греческие, армянские, итальянские купцы. Венецианские купцы в обмен на шелк, ткани, золото и бриллианты приобретали пушные товары (горностай, соболь, норку, белку, куницу, лисицу, а также овчину и т. д.). Греческие и армянские купцы привозили сюда вина, фрукты, деревянное масло, рис, холст, хлопчатую бумагу, а покупали икру, коровье масло, кожи, зерно, воск, мед, меха, скот, веревки, канаты и прочие товары. Для торговли с Константинополем была создана Российско-Константинопольская ком­мерческая компания. Торговля на Дону давала крупные барыши русским и иностранным купцам и предпринимателям.

Русское правительство не оставляло при этом мысли покончить раз навсегда с соперничеством ослабевшей к этому времени Турции и еще прочней утвердить свою власть в Приазовье и северном Причерноморье. Поэтому правительство приняло меры к отысканию в низовьях Дона удобного места для постройки новой крепости. Во-первых, правительство Елизаветы Петровны хотело иметь теперь крепость более сильную и более приближенную к Азову и азовскому побережью, чем крепость св. Анны, а во-вторых, последняя была построена на заливаемой водой, нездоровой местности, и среди ее гарнизона отмечалась высокая смертность «от лихорадки».

Выбор пал на местность, занимаемую Темерницкой таможней и поселком Богатый Колодезь.

23 сентября 1761 г. состоялась закладка крепости Димитрия Ростовского. Место под ее строительство на правом берегу Дона, в расстоянии 2 верст 300 саженей от устья р. Темерник, у урочища Богатый Колодезь было намечено еще в 1744 г. Первоначальный проект сооружения новой крепости был составлен инженер-капитаном Сипягиным в 1745 г. Проект этот был признан неудовлетворительным и переделывался Сипягиным пять раз. Окончательный проект был составлен лишь в 1758 г. в двух вариантах - «непременном» и «временном». Указания по проекту давались в Петербурге особым комитетом из генералов и штаб-офицеров артиллерийских и инженерных войск.

«Непременный» вариант предусматривал устройство каменной «одежды» крепости и сооружений, затрудняющих производство врагом обвалов в главном вале. По этому проекту крепость мыслилась как одна из сильнейших в России, и в систему расположения («начертания») ее укреплений был внесен ряд новшеств в сравнении с ранее действовавшей бастионной системой. По «временному» же варианту крепость должна была состоять из земляных укреплений.

Сооружение крепости началось по «временному» варианту с расчетом перейти затем к выполнению «непременного» (который так и остался, однако, невыполненным).

За год до этого, в 1760 г., построили кирпичный завод и приступили к расчистке места под крепость. Аннинскую крепость, как недостаточно мощную и более отдаленную, решено было упразднить.

Новую крепость назвали крепостью св. Димитрия Ростовского (Димитрий Ростовский - бывший малороссийский казак Данила Туптало; постригшись в монахи, он под именем Димитрия дослужился до звания митрополита и после смерти (умер он в 1709 г. в Ростове Ярославском) был объявлен «святым». Церковники пустили легенду о «нетленных мощах святого Димитрия» и торжественно «открыли» их в 1752 г.).

План крепости Димитрия Ростовского

Крепость была призвана стать в случае войны передовым русским укреплением на юге и, вместе с тем, она должна была под угрозой оружия держать в повиновении донское казачество. Очень интересно определение значения крепости, данное уже в самом конце XVIII в. в рапорте инженер-генерала де-Волана от 18 октября 1797 г. на имя Военной коллегии. По мнению де-Волана, крепость нужна была: а) для обороны устьев Дона; б) как опорный пункт для прикрытия и защиты Тамани; в) для обеспечения сообщения Кавказской линии с «внутренностью» России; г) для наблюдения за донскими казаками (Военная энциклопедия, т. IX, 1912).

Крепость имела вид звезды с 9 острыми углами. Со стороны Дона она прикрывалась отдельными редутами, полубастионами и бастионом «Димитрия Ростовского».

Вновь построенной крепости суждено было сыграть серьезную роль оплота русских войск в воине между Турцией и Россией, вспыхнувшей в 1768 г. И в этой войне донские казаки принимали активное участие. Однако прежде чем скрестить вновь свое оружие с турками, донскому казачеству довелось сражаться еще в войне против Пруссии - так называемой Семилетней войне 1756-1762 гг.

Престол Пруссии занимал тогда Фридрих II, который, грубо пренебрегая основами международного права, стремился не только утвердить свое господство в системе немецких государств, но и обращал свой хищный взор на Восток, пытаясь образовать антирусский союз государств Европы.

В 1756 г., когда Фридрих II вторгся в принадлежавшую Австрии Богемию, русское правительство решило обуздать зарвавшегося захватчика и предупредить осуществление агрессивной политики Фридриха в Прибалтике и других районах.

Так возникла Семилетняя война. В этой войне хваленая армия Фридриха II потерпела ряд жестоких поражений и была наголову разбита русской армией, которая, хотя и была хуже организована, вооружена и снабжена, чем прусская армия, но стояла гораздо выше ее в моральном отношении.

В период Семилетней войны казаки в составе русской армии представляли собой, в основном, иррегулярную конницу, которая, казалось, не могла быть опасной для отлично обученной и хорошо организованной кавалерии Фридриха II. Однако казачья конница находила множество тактических приемов борьбы с врагом, и причиняла ему и, в частности, его регулярной кавалерии большой урон.

Атакуя расстроенные в сражениях с русскими войсками ряды пруссаков, преследуя разбитого врага, неся разведочную службу, действуя в тылу противника, образуя завесу вокруг расположения армии и не позволяя разведке неприятеля установить местонахождение и передвижение русских войск, - казаки играли в войне важную роль. И стоило только прусской кавалерии потерять свое линейное построение, как донцы окружали и нещадно истребляли ее.

Бегство Фридриха II от казаков в сражении при Кунерсдорфе (со старинной гравюры)

Особенное значение имели действия казачьей конницы в качестве «завесы» (авангардов и арьергардов) русских войск и ее внезапные налеты на врага. Быстрые, неуловимые и неустрашимые, казаки мелкими группами проникали в тыл врага, следили за его передвижениями. Действуя вдоль дорог, они обрушивались на неприятельские заставы, патрули и разъезды, причиняли им значительные потери, обращали их в паническое бегство.

Казаки были настоящей грозой для неприятельских обозов. Солдаты, сопровождавшие обозы, нередко разбегались в ужасе при одном лишь появлении казаков, и в руки донцов обычно переходила обильная добыча: провиант, боевые припасы, повозки и лошади.

По справедливому и меткому замечанию одного из историков донского казачества, в Семилетней войне казаки приносили неприятелю «вред малый в отдельности и значительный в целом», а командованию русской армией они «заменяли слух и зрение».

Неслучайно в то время донские казаки приобрели широкую европейскую известность.

В 1761 г. казаки были первыми, кто появился под стенами Берлина.

По взятии русскими войсками Берлина казаки расположились в нем на бивуак. Появление донцов привлекло на улицы и площади города тысячные толпы жителей. Каждому хотелось увидеть воочию грозных воинов далекого Дона, застав­лявших трепетать сердца врагов России.

И сейчас хранятся в Ленинграде ключи от города Берлина. Кровавые гитлеровские захватчики пренебрегли уроками истории и в своем стремлении к мировому господству двинулись завоевывать великий Советский Союз. Бесславный конец фашистских палачей, поверженных в прах героической Советской Армией, служит в наши дни грозным предупреждением новоявленным претендентам на мировое владычество в лице американских империалистов.

В 1762 г. завершилась Семилетняя война. Но уже в 1768 г. опять загрохотали орудия: началась новая русско-турецкая война.

Справедливое стремление России получить выход в Черное море и возвратить земли, захваченные турками в северном Причерноморье и Приазовье, встречало яростное противодействие не только со стороны Турции, но и со стороны европейских держав, особенно Англии и Франции. Подстрекаемая ими Турция, сославшись на незначительные пограничные инциденты, 14 октября 1768 г. объявила войну России. Хотя война с Турцией не являлась неожиданной, положение России в начале кампании было весьма затруднительным.

Турецкий флот свободно оперировал в Черном и Азовском морях, имея возможность высаживать десанты и бросать свои войска на побережья этих морей, тогда как у России своего флота на юге не было.

Турецкое командование предполагало: форсировав реку Днестр у Хотина, направить крупные силы на Каменец и Варшаву с последующим ударом на Киев и Смоленск. Кроме того, 50-тысячная армия должна была высадиться в Азове для действий против Астрахани. Стотысячной армии крымского хана приказано было поддерживать операции турок на юге.

Русские войска завязали бои с турками. Вместе с тем из Балтики в Средиземное море русское командование направило эскадру, которая должна была действовать против турецкого флота, опираясь на поддержку греков и славянских народов Балканского полуострова.

Правительство признало также необходимым принять энергичные меры к созданию русского флота на юге. С этой целью надо было во что бы то ни стало отвоевать у турок устья Дона и хотя бы некоторую часть азовского побережья,, где можно было вести строительство кораблей и организовать стоянки для них.

18 ноября 1768 г. последовало решение русского правительства приступить к строительству кораблей для военных операций против турок в Азовском море. Местом для строительства Донской, или Азовской, - флотилии (положившей затем основание Черноморскому флоту) были избраны старые петровские верфи на Дону и его притоках («Боевая летопись русского флота»).

В начале 1769 г. 2-я русская армия, предназначенная для действий на юге против крымских татар и турок, развернула военные операции, в результате которых 6 марта 1769 г. был занят Азов и 2 апреля Таганрог и расположенное между ними азовское побережье.

Затеянная Турцией война была неудачной для нее. Однако правительство Екатерины II, несмотря на блестящие победы русских войск, было заинтересовано в скорейшем окончании войны и заключении мира с Турцией, учитывая напряженное состояние финансов, дипломатические осложнения во взаимоотношениях России с Францией и Австрией, а самое главное - полыхавшее тогда в России крестьянское восстание Пугачева.

Война была завершена подписанием 21 июля 1774 г. Кючук-Кайнарджийского мирного договора между Россией и Оттоманской империей, безоговорочно, по сути дела, принявшей все русские требования. В числе других статей договор содержал условия, по которым Крым был признан «вольным и совершенно независимым от всякой посторонней власти», что отрывало Крым от Турции; Азов, Керчь, Еникале, Кинбурн с землями между Днепром и Бугом были присоединены к России, а Черное море и проливы были открыты для русского торгового мореплавания. Кючук-Кайнарджийский мирный договор окончательно и безоговорочно закрепил за Россией Азов и прилегающие земли, чем завершилась длительная и тяжелая борьба за Азов между Россией, с одной стороны, Турцией и Крымом - с другой.

С переходом Азова навсегда к России крепость Димитрия Ростовского выполнила свою роль. Значение ее с тех пор стало постепенно уменьшаться. Однако потребность в крепости не отпала окончательно. Приазовье стало заселяться еще более быстрыми темпами. Сотнями направлялись на Дон уходившие от помещиков крестьяне, беглые солдаты и разный бездомный люд. Быстро росли Полуденка, Доломановокий и Солдатский форштадты и другие поселения вблизи крепости. Люди шли сюда из разных мест царской России, надеясь, что на Дону они найдут более свободную и сытую жизнь.

Теперь крепость стояла уже не в пустынной, безлюдной местности, а была окружена поселениями. Она по-прежнему нужна была царскому правительству для поддержания «спокойствия и порядка» на Дону.

В 1773 г. в крепости насчитывалось 3200 чел. и за стенами ее, в форштадтах, - около 1000 чел., а всего, вместе с пленными турками, - до 5000 чел.

В январе 1778 г. в крепости Димитрия Ростовского побывал великий русский полководец, тогда еще генерал-поручик, будущий фельдмаршал А. В. Суворов. Он был послан на Кубань в качестве командира Кубанского корпуса для укрепления этого края, недавно отошедшего к России.

А. В. Суворову принадлежит большая заслуга в защите задонских и приазовских степей от угрозы набегов со стороны обитавших в Прикубанье кочевых орд ногаев и со стороны горцев Закубанья, а также и турок, еще владевших тогда крепостью Суджук-Кале (в районе нынешнего гор. Новороссийска). Кубанский корпус располагался от устьев Дона до устьев Кубани. Выдвинув свои войска на Кубань, Суворов, со свойственной ему кипучей энергией, приступил к сооружению укреплений т. н. «кубанского кордона». Создание «кубанского кордона» имело целью прикрыть от врага территорию между Доном и Кубанью, а также получить возможность для нанесения, в случае необходимости, удара по туркам в направлении Суджук-Кале.

Одновременно с военно-строительной деятельностью войск Суворов неустанно обучал своих солдат и офицеров искусству ведения боевых действий применительно к данной местности. При этом он уделял много внимания боевой подготовке казаков. Донским казакам была вверена охрана дорог, ведущих от Кубани к Дону (Азову и Черкасску).

В связи с получением нового назначения Суворов в начале мая 1778 г. выехал в Крым. В 1779 г. Александр Васильевич, возвращаясь с Кавказа после инспектирования «Моздокской линии», вновь останавливался в крепости Димитрия Ростовского, а также побывал в Азове.

Это было не последнее посещение Дона великим русским полководцем. В 1779 г., после признания Турцией зависимого от России крымского хана Шагин-Гирея, Кубанский корпус был отозван с занимаемых им позиций и расквартирован в крепости Димитрия Ростовского, в Азове и донских станицах Аксайской, Семикаракорской и других. Турция воспользовалась отводом русских войск для того, чтобы усилить свое влияние на татар Крыма и ногаев Прикубанья. Вследствие подстрекательства турецких эмиссаров, начали учащаться набеги ногаев на донские земли.

Донской атаман Иловайский вынужден был просить правительство принять меры к обузданию ногаев.

Предпринятая, по указу из Петербурга, в октябре 1781 г. новая экспедиция против задонских ногаев была неуспешной, что еще более ободрило турок. Организованный ими мятеж в Крыму и бегство Шагин-Гирея побудили царское правительство принять решение вновь ввести в Крым русские войска. Одновременно Екатерина II приказала принять меры к тому, чтобы «наказать кубанцев, сие произвесть большим числом войска Донского с частью регулярных войск, их подкрепляющих» (П. Бутков. - Материалы для новой истории Кавказа. СПБ, 1884, т. II; подробнее см. А. В. Фадеев. - Суворов на Дону и в Приазовье, Ростиздат, Ростов-на-Дону, 1950).

В связи с этим в октябре 1782 г. Суворов вновь был поставлен во главе Кубанского корпуса и прибыл на Дон. Около трех месяцев провел он в крепости Димитрия Ростовского, ведя подготовку к военным действиям против ногайских полчищ. В январе 1783 г. Суворов был вызван, вместе с донским атаманом Иловайским, в Херсон на совещание к Потемкину. На Дон Суворов вернулся в марте 1783 г. В связи с поверкой боевой готовности расквартированных на Дону войск Суворов посетил станицы Аксайскую, Семикаракорскую, Нижне-Кундрюческую и ряд хуторов. Военные приготовления были закончены к июню 1783 г.

После безуспешных попыток Суворова разрешить мирным путем конфликт с ногаями были предприняты военные операции, в проведении которых активно участвовали донские казачьи полки. В рапорте Потемкину А. В. Суворов особо отмечал стремительность удара, храбрость и неутомимость донцов.

Боевые действия против ногаев увенчались полным успехом, и русские границы на Кубани были прочно закреплены. Это помогло благоприятному решению других внешнеполитических задач, стоявших тогда перед русским правительством.

А. В. Суворов с октября 1782 г. до апреля 1784 г. по нескольку месяцев подряд живал в крепости Димитрия Ростовского. В апреле 1784 г. он уже навсегда покинул Дон, выехав в Москву в связи с назначением его командиром Владимирской дивизии.

В 1778-1779 гг. в низовьях Дона возникло несколько, новых селений, образованных армянами, ушедшими из Крыма.

Переселение это было подготовлено и организовано русским правительством. Жившие в Крыму армяне так же, как и греки, играли значительную роль в экономической жизни крымского ханства. Среди армян было немало хороших земледельцев, искусных ремесленников, предприимчивых торговцев. Подати, уплачиваемые армянами, составляли одну из главных доходных статей в бюджете ханства.

Задумав вывод армян из Крыма, правительство Екатерины II преследовало две основные цели: во-первых, ослабить экономику ханства и тем самым: усилить его зависимость от России и, во-вторых, путем расселения армян в Новороссийской и Азовской губерниях содействовать колонизации этих местностей и развитию их экономики.

В марте 1778 г. Екатерина II указом на имя Потемкина повелела «живущих в Крыму греков, грузин и армян, кои добровольно согласятся прибегнуть под покров наш и пожелают поселиться в Новороссийской и Азовской губерниях... стараться всеми образами склонять и уговаривать их...».

Потемкин и его уполномоченные вошли по этому вопросу в тайные переговоры в Крыму с высшим духовенством и зажиточными верхами армянского населения. Соблазняя их выгодами переселения, представители царской власти убеждали, в частности, духовенство развернуть в массах крымских армян соответствующую агитацию. Предлогом к переселению служило то, что армянское меньшинство в Крыму являлось христианским, а татарское большинство - мусульманским, и поэтому права армян в Крыму были крайне ограничены.

Узнав об этих переговорах, крымский хан Шагин-Гирей пытался возражать, но вынужден был уступить.

На протяжении августа-сентября 1778 г. из Крыма, преимущественно из города Кафы, под охраной донских казаков вышло 12598 армян. Путь их был тяжелым, трудным, преисполненным всяческих лишений и невзгод. Лишь в ноябре 1779 г. был окончательно решен вопрос о месте постоянного жительства переселенцев.

В грамоте Екатерины II от 14 ноября 1779 г. указывалось, что переселенцы принимаются «в вечное подданство всероссийской империи» и им «для удобнейшего поселения» отводится в Азовской губернии округа крепости Димитрия Ростовского, за исключением крепостного выгона. В грамоте говорилось: «по заселении вами особого города при урочище Полуденка с названием Нахичевана и с дачею на выгон онного двенадцати тысяч десятин, повелеваем учредить магистрат и в нем производить суд и расправу по вашим правам и обыкновению».

В начале декабря 1779 г. переселенцы прибыли на новое местожительство. Так было положено начало г. Нахичеван-на-Дону (одноименному с крупным центром древней Армении - Нахичеваном-на-Араксе) (Нахичеван-на-Араксе - ныне столища Нахичеванской АССР входящей в состав Азербайджанской ССР). В наши дня Нахичеваи (Нахичевань) представляет собой часть города Ростова-на-Дону, его Пролетарский район.

Вместе с Нахичеваном в «округе», отведенной для армян-переселенцев, возникло пять селений: Чалтырь, Топти (ныне Крым), Мец-Сала (Большие Салы), Покр-Сала (Малые Салы) и Несвита.

В очередной русско-турецкой войне 1787-1791 гг. донские казаки также принимали самое активное и непосредственное участие. Война эта возникла после того, как в 1783 г. крымский хан сложил с себя власть, и 8 апреля этого года Крым был присоединен к России, что позволило нашей родине прочно стать на северном побережье Черного моря. Торжественное путешествие Екатерины II в 1787 г. по Тавриде (Крыму) вызвало острое беспокойство не только в Турции, но и в Европе. Англия и Пруссия подстрекали Турцию к выступлению против России, и в августе 1787 г. Турция, требуя возвращения ей Крыма, объявила войну России. Турция была разбита. По Ясскому миру 1791 г. России были переданы земли между Бугом и Днестром и признавалось присоединение к ней Крыма. Турция обязалась также не вмешиваться в дела Грузии и не покушаться на владения грузинского царя Ираклия II.

Особенно яркую страницу в войне 1787-1791 гг. представляют боевые действия донских казаков под начальством великого русского полководца Суворова, который высоко ценил казачьи войска за их отличные боевые качества, смелость и отвагу.

Казаки сражались под командованием Суворова под Кинбурном, Рымником, активно участвовали в знаменитом штурме и взятии Измаила. Этот штурм начался 11 декабря 1790 г. Донские и черноморские казаки составляли почти половину всех русских войск, штурмовавших крепость.

В итальянской кампании 1799 г. казаки участвовали во взятии ряда крупных городов, в том числе - Турина. В битве при Сан-Джиовано А. В. Суворов лично командовал четырьмя казачьими полками и последние наголову разбили польскую пехоту, действовавшую в составе армии Макдональда. Упорное трехдневное сражение при Треббии началось натиском казачьей «лавы», а в решительную минуту сражения стремительная атака казачьего полка способствовала поражению французов.

Донские казаки были с Суворовым и в Швейцарии, в альпийских горах, во время знаменитого перехода русских войск через вершину Сен-Готарда и Чортов мост.

Как бы ни были велики заслуги казаков Дона в русско-турецких, Семилетней и других войнах, но самую громкую славу стяжали они себе своими воинскими подвигами в Отечественной войне 1812 г.

В деле разгрома армии Наполеона I и освобождения России от иноземных захватчиков на долю казачества выпала почетная и видная роль.

В июне 1812 г. донские казачьи полки распределялись следующим образом: в Финляндии - 2 полка, в Дунайской армии - 12, на Кавказе - 20, на Западной границе при 3-й армии - 7, во 2-й армии - 8 полков («летучий» корпус Иловайского), при 6-м корпусе - гвардейский полк лейб-казаков, при 1-м корпусе - 2 полка. 8 полков, кроме того, находились под командованием атамана Платова. Всего - 60 полков.

Типы казаков на службе в русской армии начала XIX века: Генерал

Иррегулярная казачья конница русской армии несла службу по охране западных границ России. Естественно, что именно казачьи пикеты и вступили в первые боевые схватки с врагом, известив главные силы армии о начале войны. Первыми русскими выстрелами, встретившими непрошенных гостей при переправе их через реку Неман, были выстрелы казаков.

Типы казаков на службе в русской армии начала XIX века: Офицер Войска Донского 1801-04 гг.

На долю казаков под водительством атамана М. И. Платова выпала трудная и ответственная задача: прикрывая отходящую армию Багратиона, - вести непрестанные бои с французскими передовыми частями, всячески задерживая их продвижение. Казаки с честью выполнили свой долг перед родиной. Тщетно пытался Наполеон окружить войска Багратиона. Солдаты Багратиона делали в день переходы по 40 и более верст, идя по песчаным дорогам и болотистым местам. «Одно намеренное желание людей - драться - поддерживало их силы». В самые трудные для войск Багратиона минуты на пути между ними и неприятельскими войсками вставали казаки. Они сражались с наполеоновскими захватчиками «грудь на грудь» и заставляли их нести немалые потери.

Типы казаков на службе в русской армии начала XIX века: Офицер Войска Донского 1801-04 гг.

Платов требовал от казаков сражаться до последней капли крови: «Безлошадным биться пешком, раненым не отделяться и биться до истощения сил. Мы должны при самом начале показать врагам, что помышляем не о жизни, но о чести и славе России».

После переправы через Днепр Платов установил сообщение с 1-й армией.

Тем временем на Дону, в обстановке высокого патриотического подъема, начался сбор казачьего ополчения.

Еще 26 июня 1812 г. М. И. Платов отправил из лагеря при дер. Шельдминце следующее предписание в Новочеркасск на имя наказного атамана Войска Донского А. К. Денисова: «По настоящим обстоятельствам войны предусматриваю я надобность в увеличении сил Войска Донского. Поэтому должно оно по первому воззванию быть готово к ополчению против врага общего спокойствия и тишины, восстающего против отечества нашего».

Типы казаков на службе в русской армии начала XIX века: Урядник Войска Донского 1801-04 гг.

В состав ополченцев были включены и старики и молодежь, - «восемнадцатилетние и семнадцатилетние малолетки присоединяются также в состав общего ополчения казаков». Велико, однако, было огорчение 17-18-летних юношей-казаков, горевших желанием сразиться с врагом, когда им стало известно предписание Платова выслать ополчение «кроме 17 и 18-летних выростков».

8 сентября 1812 г. 24 казачьих полка при шести орудиях конной артиллерии вышли с Дона в направлении г. Тулы, следуя форсированным маршем по 60 верст в сутки, несмотря на непогоду и плохие дороги.

5 октября 1812 года Платов уже рапортовал о прибытии с Дона в армию первых 9 полков. С похвалой отозвался о быстроте продвижения донских казаков-ополченцев М. И. Кутузов, вступивший с 17 августа 1812 г. на пост главнокомандующего русской армией.

Типы казаков на службе в русской армии начала XIX века: Рядовой казак

Кутузов с тем большим нетерпением ожидал прибытия донских казаков в лагерь под Тарутиным, что русская армия имела здесь всего 10000 сабель и остро нуждалась в пополнении своих рядов самой подвижной и маневренной силой, какой являлась казачья конница. «Скорое прибытие с Дона 26 полков, - писал впоследствии М. И. Кутузов атаману Платову, - которые в разбитии неприятеля столь участие имели, достойно сделать признательным».

По мере прибытия с Дона новые казачьи полки вводились в действия против французской армии (Состав каждого полка исчислялся в 561 чел. На каждый полк приходились 561 верховая и 561 вьючная лошади. Полки подразделялись на сотни, причем те и другие именовались по фамилии своих командиров).

Типы казаков на службе в русской армии начала XIX века: Рядовой казак

В общем, итоге количество донских казачьих полков в Отечественной войне 1812 г. достигло 90, с численным составом в 50-52 тыс. человек, из которых в операциях против Наполеона участвовало не менее 40 тыс. человек.

Казаки сражались не только в составе летучего казачьего корпуса Платова. Они вливались и в другие воинские соединения, а с течением времени их стали широко использовать в партизанских отрядах, во главе которых стояли командиры регулярных частей русской армии Денис Давыдов, Фигнер, Сеславин и другие.

Активную и важную роль сыграли донские казаки в знаменитом Бородинском сражении 26 августа (7 сентября) 1812 г. (Сведения о казачьих частях, участвовавших в Бородинском сражении, см.: «Расписание русских войск, участвовавших в битве при Бородино (в кн. «М. И. Кутузов». Материалы юбилейной сессии военных академий Красной Армии, посвященной 200-летию со дня рождения М. И. Кутузова, Воениздат, М., 1947)). Известно, что в тот момент, когда напряжение сил обеих сторон в Бородинском бою достигло предела, по рядам шедших в бой французских войск пронесся слух о появлении казаков в тылу французской армии.

Утром, примерно в 9 часов, Кутузов приказал перевести казаков Платова и кавалерийский корпус Уварова на левый берег реки Колочи с тем, чтобы привлечь внимание неприятеля к era левому флангу. Часов в 12 дня кавалеристы Уварова достигли р. Войны и опрокинули корпус французской конницы, но атаковать своими силами французскую пехоту у с. Бородина не смогли и возвратились на правый берег Колочи. Платов же с казаками продолжал «поиски» и, перейдя вброд р. Войну выше села Беззубово, рассыпал казаков между неприятельскими колоннами, создавая видимость окружения врага. Страшное слово «обойдены» разнеслось по рядам наполеоновской армии.

Зная блестящие способности Кутузова маневрировать и подозревая, что действия казаков Платова и конницы Уварова есть начало неожиданного удара русских войск на направлении Новой Смоленской дороги (где были расположены боевые обозы французской армии), Наполеон приостановил успешно проходившую третью атаку своих войск на батарею Раевского и сам лично поехал выяснять действительную обстановку на левом фланге.

Действиями казаков Кутузов вырвал у Наполеона два драгоценных часа, в течение которых Наполеон отказал в подкреплениях маршалам, атаковавшим батарею Раевского, а Кутузов успел закончить перегруппировку, усилить свой левый фланг и подвести к центру новые резервы. Потеряв в решающий момент уверенность в своих силах, Наполеон безнадежно упустил время для развития успеха. Инициатива перешла от Наполеона к Кутузову.

Немалая заслуга принадлежала казакам и в осуществлении «флангового марш-маневра», являвшегося составной частью задуманного Кутузовым контрнаступления, высоко оцененного в наши дни товарищем Сталиным.

«Я думаю, - говорит товарищ Сталин, - что хорошо организованное контрнаступление является очень интересным видом наступления... Ещё старые парфяне знали о таком контрнаступлении, когда они завлекли римского полководца Красса и его войска в глубь своей страны, а потом ударили в контрнаступление и загубили их. Очень хорошо знал об этом также наш гениальный полководец Кутузов, который загубил Наполеона и его армию при помощи хорошо подготовленного контрнаступления» («Ответ товарища Сталина на письмо тов. Разина», журн. «Большевик». М., 1947, № 3).

Как известно, оставив Москву, русская армия четыре дня шла по Рязанской дороге. Усматривая в этом крупную ошибку Кутузова, ряд русских генералов поспешил обратить его внимание, что отход армии в этом направлении может открыть врагу путь как на Петербург, так и в южные русские губернии. На все эти «сигналы» Кутузов не отвечал, отмалчивался, не вступал в споры, но движение армии на Рязань не отменял.

Лишь потом стал ясен замечательный замысел Кутузова - его «фланговый марш-маневр», успешному выполнению которого в большой мере содействовали казаки.

В опубликованном впервые в 1942 г. предписании Кутузова Милорадовичу от 17 сентября 1812 г. о порядке осуществления задуманного маневра Кутузов предлагал, в частности: «казаков один полк оставьте на оставляемых Вами высотах, которые должны отступать, когда неприятель их к тому при­нудит, и то по Рязанской дороге, которые потом могут опять присоединиться к армии тогда, когда неприятель откроет их фальшивое направление».

Кутузов лично приказал донскому казачьему полковнику Ефремову «сильнее пылить», продолжая отход на юг. По приказу Наполеона, отступавшую русскую армию преследовал со своими силами генерал Себастьяни. Усердно вздымавший пыль по дороге казачий отряд Ефремова Себастьяни принял за тыловой отряд русской армии. Французский генерал опешил за казаками и быстрыми темпами дошел по Рязанской дороге до города Бронницы. Казаки мгновенно рассеялись. Никакой отступавшей армии Себастьяни не обнаружил. Когда-же присутствие казачьих отрядов в тылу у французов на Можайской дороге навело Наполеона на мысль, что Кутузов обманул его, - было уже поздно. Выиграв фальшивым маневром 4 дня, Кутузов занял тарутинскую позицию, чем предотвратил возможность наступления Наполеона на Калугу с ее огромными интендантскими складами и на южные губернии, а, занимая фланговое положение, Кутузов поставил под серьезную угрозу наполеоновские коммуникации.

В тарутинской битве в октябре 1812 г. русские войска одержали решительную победу над французами и окончательно побудили Наполеона к уходу из Москвы. И в этой битве казаки своей доблестью заслужили похвалу гениального полководца, отметившего, что «их (казаков) храбрость делает честь русскому оружию».

В 7 часов утра 6 октября 1812 г. началось отступление французской армии из Москвы.

Наполеон шел в направлении на Калугу, но Кутузов преградил ему путь. После жестокого боя под Малоярославцем, когда французский император едва не попал в плен к донским казакам, он был вынужден выйти на старую, совершенно разоренную Смоленскую дорогу. Началось бегство «великой армии» Наполеона.

Кутузов все время следил за военными действиями казаков и давал их командирам конкретные боевые задания.

Непрестанно наносили теперь удары по французам русские войска, казаки, партизаны. Никто не наводил на французские войска такого панического ужаса, как бесстрашно действовавшие летучие казачьи отряды - неуловимые, внезапно появлявшиеся и мгновенно исчезавшие.

Уже первое появление казаков в тылу французских войск весьма встревожило французского императора. «Он знал, - свидетельствует близкий соратник Наполеона Арчан де Коленкур, - какое впечатление во Франции и во всей Европе должно было произвести сознание, что неприятель находится у нас в тылу... Ни потери, понесенные в бою, ни состояние кавалерии и ничто, вообще, не беспокоило его в такой мере, как это появление казаков в нашем тылу» (Арман де Коленкур. - Мемуары. Госполитиздат, М., 1943).

Приходя в ярый гнев каждый раз при получении известий о новых успехах казаков-этих «скифов», как называл их Наполеон,- он, вместе с тем, не раз воздавал должное их воинской доблести, находчивости. Недаром Наполеону приписываются слова: «Дайте мне одних казаков и я пройду с ними всю Европу!».

Говоря словами современников, казаки «катались головнею» по всем путям движения французской армии.

Французский генерал Моран писал о казаках, что «каждый день их видели в виде огромной завесы, покрывавшей горизонт, от которой отделялись смелые наездники и подъезжали к нашим рядам. Мы развертываемася, смело кидаемся в атаку и совершенно уже настигаем их линии, но они пропадают, как сон, и на месте их видны только голые сосны и березы. По прошествии часа, когда мы начинаем кормить лошадей, черная линия казаков снова показывается на горизонте и снова угрожает нам своим; нападением; мы повторяем тот же маневр и по-прежнему не имеем успеха».

Участник Отечественной войны 1812 года донском казак Александр Землянухин.

Вынужденной и, вместе с тем, высокой похвалой по адресу казаков звучат слова де Коленкура: «Казаки - несомненно лучшие в мире легкие войска для сторожевого охранения в армии, для разведок и партизанских вылазок... Попробуйте потревожить их, когда вы отрезаны от своих! Или двиньтесь в атаку, рассыпным строем! Вы погибли!» (Армян лр Коленкур.- Мемуары. Госполитиздат, М., 1943).

С огромным трудом уводил остатки своих войск маршал Ней. «Платов, который шел из Смоленска по правому берегу реки, наводняя всю местность полчищами своих казаков, тотчас же был извещен о переходе маршала через Днепр. Он собрал все свои войска, окружил маршала, непрестанно тревожил его во время переходов, и каждое мгновение вынуждал его отстроиться в каре, чтобы отражать налеты казаков» (Коленкур).

Близ города Вильно казаки добили остатки колонны маршала Нея, захватив у него последние 28 орудий и обоз с деньгами. «Здесь, - писал один из французов, - лишились мы денег, чести, остатков, подчиненности и силы, словом, потеряли все».

На пути от Малоярославца до Ковно одни только платовские казаки взяли в плен до 50000 человек, в том числе: 8 генералов, 13 подполковников, свыше 1000 штаб- и обер-офицеров, и захватили огромные трофеи: 500 орудий, крупные обозы и др.

В конце декабря 1812 г. последние остатки армии Наполеона перешли через р. Неман близ Ковно, покинув русскую землю.

Навсегда запомнили люди нашей страны прекрасные подвиги своих предков в Отечественной войне 1812 г. Не забыл и не забудет народ и славных дел донского казачества, заслуги которых перед отечеством ярко оценил великий русский полководец - М. И. Кутузов: «Почтение мое Войску Донскому и благодарность к подвигам их в течение кампании неприятеля, лишенного вскорости всей кавалерии и артиллерийских лошадей, следовательно, и орудий... пребудет в сердце моем. Сие чувствование завещаю я и потомству моему».

Изгнанием армии Наполеона из России война не закончилась. 1 января 1813 г. русские войска перешли Неман, вступили в Польшу и двинулись дальше на Запад, освобождая порабощенную Наполеоном Европу. Началась кампания 1813-14 гг., в которой казаки еще более приумножили славу русского оружия.

Русские войска одерживали в Пруссии победу за победой.

Король прусский поспешил нарушить союз с Наполеоном и перейти на сторону России. В ночной атаке был взят Кенигсберг. Казаки Платова, по пятам преследуя неприятеля, заняли города Эльбинг, Мариенбург, Мариенвердер и другие.

«Падение славных укрепленных городов Эльбинга, Мариенвердера и Диршау, - писал Кутузов Платову, - я совершенно приписываю мужеству и решительности Вашего сиятельства и предводительствуемого Вами храброго войска. Полет преследования ни с какою быстротою сравниться не может. Вечная слава неустрашимым донцам!».

Атаман Войска Донского Матвей Иванович Платов

Заслуживает внимания и письмо генерал-фельдмаршала Барклая де Толли на имя Платова от 24 июня 1814 года: «Донские казаки... явясь на полях тарутинских, были сильным подкреплением армии после кровопролитных битв ея. Вскоре после того, как враг... испытав могущество и твердость воинства и всего народа русского, обратился к постыдному дня него бегству, воины донские, быстро тогда на истребление его стремившиеся, устилали следы трофеями побед своих, исторгали из рук его богатства, в Москве похищенные... Когда победоносные войска... изгнав с лица земли своей все силы вражьи, обращены были на освобождение от ига его чужих земель, полки донские, сподвизаясь им повсюду, достойно разделяли с ними славу защитников Германии, избавителей самой Франции и восстановителей мира во всей Европе.. В то достопамятное время не было ни одного случая, где бы герои донские не блеснули подвигами военными и патриотическими; не было битвы, где бы они не восторжествовали, не было трудов, которых бы они не преодолели».

Решающей битвой кампании 1813-1814 гг. явилось крупнейшее сражение под Лейпцигом 4-6 (16-18) октября 1813 г. В этой «битве народов» участвовало до 500000 человек и длилась она три дня, закончившись поражением Наполеона. Участвуя в лейпцигском сражении на правом фланге русской армии, казаки взяли в плен кавалерийскую бригаду, 6 батальонов пехоты и 28 орудий.

В конце 1813 г. русские войска вступили в пределы Франции. Казаки отличились и здесь в ряде схваток и битв. Ими был занят Фонтенебло и укрепленный город Намюр. Русские войска ускоренным маршем двинулись на Париж, и 18 (30) марта 1814 г. вступили в столицу Франции.

Через всю Европу прошли с боями донские казаки, в 1813 г. вторично побывав в Берлине.

Война 1812-1814 гг. принесла казачеству Дона всемирную известность. Газеты и журналы того времени пестрели сообщениями о донцах, их боевых подвигах. Огромной популярностью пользовалось имя донского атамана Платова.

Пятнадцать тысяч донцов погибли в боях с армией Наполеона.

Участие в войне 1812 года, боевые заслуги и патриотические подвиги не принесли, однако, трудовому казачеству, как и всей трудовой России, лучшей жизни. Трудовой казаке полным правом мог сказать о себе словами русских солдат: «Мы проливали кровь... Мы избавили Родину от тирана (Наполеона), а нас вновь тиранят господа».