Артиллеристы (М. Любавин)

День артиллерии впервые отмечался 19 ноября 1944 года. В честь прославленных советских пушкарей Военный Совет 2-го Белорусского фронта устроил, помнится, большой прием. С командных и наблюдательных пунктов, с огневых позиций приехали командиры артиллерийских соединений и частей, батарей и расчетов, наводчики и заряжающие, разведчики и связисты - отменные мастера точных, сокрушительных залпов. Были на приеме и гости - воины других родов войск. И много раз в тот памятный вечер звучало искреннее, солдатское: "Спасибо!" Артиллеристов благодарили за верную боевую дружбу, за крепкую боевую помощь, за все, что они сделали под Москвой и Ленинградом, под Сталинградом и Севастополем, под Орлом и Курском.

...На фронте пушки молчали редко. Под прикрытием их огня пехотинцы и танкисты, ходили в стремительные атаки, форсировали водные рубежи, преодолевали горные кручи, увереннее держали оборону. И даже тогда, когда безмолвствовали автоматы, пулеметы, а танки стояли в ближнем тылу, артиллеристам находилось дело. Они то прикрывали лихие рейды разведчиков или работу саперов, то предпринимали огневые налеты на объекты противника, то вели контрбатарейную борьбу. Неусыпными часовыми неба были зенитчики.

История Великой Отечественной войны не знает, наверное, боя, в котором бы не участвовали артиллеристы. Каждая схватка с врагом рождала героев. И среди прославленных пушкарей, подвиги которых получили высшее признание Родины, было немало отважных сынов тихого Дона.

... Командир орудия, старший сержант коммунист Ефим Васильевич Гапонов, уроженец станицы Дубенцовской, Волгодонского района, пал смертью храбрых, когда возглавляемый им расчет очищал путь наступающей пехоте. Его подвиг во многом напоминает бессмертный подвиг Александра Матросова.

Стрелковая часть с боями продвигалась на запад. Противник оказывал все возрастающее сопротивление. То на одном, то на другом рубеже вспыхивали ожесточенные схватки. И всякий раз, какой бы сложной ни оказывалась обстановка, на помощь стрелкам приходил расчет Гапонова, неотступно двигавшийся в боевых порядках батальона.

На подступах к крупному населенному пункту гитлеровцы оказали особенно яростное сопротивление. По всему было видно, что тут был заранее подготовленный рубеж. И верно: атака неприятельских позиций с ходу успеха не имела. Прижатые огнем, стрелки залегли на поляне. Им особенно досаждал дот, замаскированный в кустарнике, на высотке. Несколько пулеметов строчили из него.

И здесь, как и под Чернушками, возник момент, от которого зависел исход боя. Если сейчас, как можно скорее, не будет подавлен этот изрыгающий смерть дот, наступление задержится и, может быть, многие из тех, что залегли на поляне, так и останутся тут навсегда. А враг, выиграв время, соберется с силами, еще более укрепится, и тогда во много раз труднее будет взять видневшееся вдали село. Это хорошо понимал Ефим Гапонов и его подчиненные.

Подавить дот можно только прямым попаданием. Но где же он, где?.. Стоя на коленях в пожухлом бурьяне, с биноклем у глаз, Ефим обшаривал высотку. Ага, вон где вьется чуть заметный дымок! А левее еще одна амбразура...

По команде сержанта в считанные минуты орудие выкачено на позицию. Увидел цель наводчик. И вот уже грохочет пушка. Пренебрегая опасностью, поднявшись во весь рост, Гапонов корректирует огонь. По взмаху руки, по его широкой улыбке да по облаку пыли, взметнувшемуся над кустарником, расчет угадывает: снаряды ложатся в цель.

По орудийному щитку звонкой дробью ударила пулеметная очередь: заметили, гады! Выполняя команды старшего сержанта, еще дружнее, энергичнее заработал расчет. А очередь снова прошлась по щиту. Вскрикнул раненый подносчик, покачнулся и упал командир. Кто-то из солдат заторопился к нему на помощь, а орудие продолжало огонь, и все ширилось пыльное облако над высоткой с кустарником.

Скоро дот замолчал. Рванулись вперед стрелки, взяли село на пригорке. Уже после боя узнали они, что трудную боевую задачу помог им выполнить коммунист Ефим Гапонов. И хоть не закрывал он грудью амбразуру, но, как и Матросов, жизни своей не пожалел ради жизни товарищей. Он заставил замолчать вражеский дот и открыл путь к победе.

... Лейтенант-коммунист Михаил Феофанович Потапов попал на фронт прямо из училища. Весной 1942 года под Харьковом принял он боевое крещение, а к лету уже командовал батареей.

В ту пору жестокие бои шли в излучине Дона и Волги. Полосатые, как зебры, танки с черными крестами на броне, переброшенные гитлеровцами из Африки, громыхали на степных проселках, на вытоптанных полях, на выжженных улицах хуторов и станиц. За ними саранчевой стаей ползла пехота. Собрав резервы чуть ли не со всех своих фронтов, враг рвался к берегам великой русской реки. На его пути вставали разрозненные, испытавшие горечь поражения, но закременевшие в огне войны советские части и подразделения. Возле каждого мало-мальски подходящего для обороны рубежа вспыхивали яростные схватки. Множество героев порождали эти бои. На левобережье Дона родилась и громкая слава четвертой батареи Михаила Потапова.

... К вечеру, когда угасла багряная заря, артиллеристы остановились возле кургана, поросшего пахучим полынком и блеклыми степными цветами. Все здесь напоминало Михаилу близкие и дорогие сердцу места. Да они и в самом деле были недалеко: всего в какой-нибудь сотне километров находилась станица Баклановская, в которой родился и вырос Потапов.

Ночью пришел приказ: не пропустить танки врага, дать возможность частям закрепиться на новом рубеже. Сколько будет танков - десять, сорок, сто? Этого Потапов не знал. Но он знал, что приказ должен быть выполнен. И батарейцы до утра оборудовали позиции. А когда рассвело, на западе, за холмами, послышался нарастающий рев моторов. Тогда, отложив лопаты, расчеты без команды заняли свои места.

Враг не заставил себя долго ждать. На взгорке показались первые машины. Фашисты шли нагло, самоуверенно, люки танков были открыты. Шесть машин насчитал комбат и, когда они приблизились на прямой выстрел, бросил короткое слово:

- Огонь!..

Загрохотали орудийные залпы. Спустя несколько минут в небо взметнулось шесть дымных столбов. А из-за холма выкатилась новая группа немецких танков. Потапов видел, как все они остановились, как дружно захлопнулись люки, как, хищно поводя жерлами орудий, гитлеровцы словно вынюхивали: откуда же грозит опасность? Потом колонна развернулась в цепь и покатилась по скату вниз, обходя чадящие машины.

И опять четыре выстрела слились в единый залп, пригвоздив к донской земле еще три машины. Но за ними показались новые. Сколько же их там?..

Несколько часов длился неравный поединок. Когда замолчало последнее орудие, полосатые, как зебры, танки ворвались на позиции героев, яростно утюжа их своими многотонными телами. Потом они ушли на восток. Тихо-тихо стало на степном, исковерканном, обожженном и политом кровью безымянном кургане. Перед ним догорало тридцать два вражеских танка. Четыре расчета, прикрытых тонкими орудийными щитками, да родной землей, оказались сильнее закованных в броню тридцати двух экипажей гитлеровцев!

Потапов, придавленный землей в обрушенном окопе, очнулся от тишины. Собравшись с силами, он пополз по кургану, отыскивая друзей. Немногие остались в живых: всего лишь несколько человек израненных и контуженых. И никто не заметил, как рядом очутились немцы. Их было трое, в стороне тарахтел невыключенный мотор машины, на которой они приехали.

- Рус, плен! - объявил сухопарый фельдфебель и осклабился кривыми, прокуренными зубами.

Ни он, ни его попутчики не могли и думать, что эти израненные, измазанные кровью и землей люди могут представлять какую-то опасность. Фашисты тогда еще не могли понять, как велика у советских людей любовь к своей Родине, какую великую силу ненависти порождает она к врагу.

- Рус, плен! - повторил фельдфебель.

И тогда одним толчком рванулся к немцам Потапов, уложил всех троих гитлеровцев. Потом он помог товарищам взобраться в машину.

... Думал ли Анатолий Забронский, воспитанник новочеркасской комсомолии, что самым трудным и последним для него окажется бой под польским городом Вышкув? Конечно, нет. Ведь его зенитная батарея много раз выходила победительницей в борьбе с самолетами и танками врага, в боях куда более трудных, чем этот.

Все произошло так.

Батарея Забронского прикрывала боевые порядки стрелковой части, вот уже который день продолжавшей наступление. Гитлеровцы огрызались, предпринимая танковые контратаки.

Батарея только что рассеяла своими залпами вражеские самолеты, пытавшиеся бомбить боевые порядки стрелков, а впереди вновь в который раз вспыхнула ожесточенная, все усиливающаяся перестрелка. Из леса ползли танки. Их было много. Одни пылали, другие, крутнувшись, с перебитой гусеницей, останавливались, третьи упрямо шли вперед.

Забронский неослабно следил за полем боя. Вот уже несколько машин, преодолев огневой заслон, ворвались на наш передний край и стали продвигаться в глубину обороны. Комбат приказал подготовиться к стрельбе по танкам. Неостывшие стволы пушек, только что глядевшие в небо, повернулись в сторону приближавшегося врага. Еще момент - и загрохотали орудия.

Один... Два... Три... Четыре подбитых танка! Остальные, не выдержав точного, губительного огня, повернули вспять.

Батарея Анатолия Забронского предотвратила большую беду. Своей стойкостью, точным огнем она закрыла брешь, которую пробили было вражеские танки. Преградив им путь, она выиграла и этот бой. Но не увидел победы комбат Забронский. Он погиб на своем наблюдательном пункте, сраженный осколком.

... Ростовчанин Владимир Мыльников в двадцать лет командовал дивизионом. Это было неудивительно: на войне человек мужает быстро. Ведь в ином бою он испытает и переживет куда больше, чем за целые годы мирной безмятежной жизни. А Владимир прошел суровую школу войны. Он командовал огневым взводом, батареей, был начальником штаба дивизиона. Он не раз смотрел смерти в глаза, хорошо познал и науку ненависти к врагу и науку нелегкой, но сладостной победы.

В январе сорок пятого дивизион Мыльникова вместе с 1281-м стрелковым полком вышел к Висле. Польская река напоминала раздольную матушку Волгу. Широкую, покрытую льдом речную гладь надо было преодолеть, перешагнуть одним стремительным богатырским шагом. Это должен был сделать штурмовой батальон при поддержке дивизиона майора Мыльникова.

Утром 16 января штурмовые роты рванулись через реку. Вместе с ними двигались артиллеристы. Противник встретил наступающих огнем. Лед трещал под ногами, под колесами тягачей и орудий, лопался от ударов снарядов, и тогда фонтаны ледяной воды окатывали людей. А они лишь ускоряли и без того стремительное движение, ибо все понимали: здесь, на середине реки, - смерть, а на том берегу - и жизнь, и победа.

Почувствовав под ногами землю, артиллеристы развернули орудия и уничтожающей прямой наводкой ударили по врагу. Они помогли стрелкам отбить несколько контратак, удержать и расширить захваченный плацдарм. А отсюда наши войска устремились к Одеру, к Берлину.

Ростовчанин Владимир Васильевич Мыльников и сейчас еще служит в Армии.

...Четверо героев... Четыре подвига. Нет, не четыре! Их было много. История не донесла до нас других, может быть, более ярких эпизодов из боевых биографий Ефима Гапонова, Михаила Потапова, Анатолия Забронского, Владимира Мыльникова, чем те, о которых мы знаем.

Четверо героев. По-разному пришли они к ратной славе. Подумав об этом, я вспомнил услышанную где-то фразу: человеческие характеры будто цветы - одни зацветают медленно, другие раскрываются сразу. И верно: одни шли к своему великому подвигу чуть ли не всю войну, другие же становились героями в первых трудных испытаниях.

... Годы бегут. Много раз менялся состав частей, где служили прославленные артиллеристы. Не осталось кое-где ветеранов - живых свидетелей трудных походов и тяжких боев. Но незабываемы имена тех, кто ковал ратную славу. Она - вечная душа наших полков и дивизий.

М. Любавин