Донские казаки - сподвижники Суворова

Будучи назначен командиром Владимирской дивизии, Суворов 21 апреля 1784 года выехал из. крепости Димитрия Ростовского в Москву, сдав командование Кубанским корпусом генералу Леонтьеву.

Больше он уже не возвращался на берега Дона, но его связи с донским казачеством на этом не прервались. Наоборот, с каждым новым походом умножалось число донских казаков среди его боевых соратников.

Впервые оценил Суворов отвагу, удаль и воинское мастерство казачьей конницы еще в самом начале своего боевого пути - в период Семилетней войны с Пруссией.

В русской действующей армии насчитывалось тогда 16000 донских казаков, принимавших активное участие в боях и не раз обращавших в бегство хваленые гусарские полки прусского короля Фридриха II.

В 1761 году, когда русский полководец Румянцев осадил сильную прусскую крепость Кольберг, Фридрих II, стараясь заставить русских снять осаду этой крепости, направил в рейд по тылам русской армии большую кавалерийскую группу под начальством генерала Платена.

В ответ на это русское командование также создало конный корпус, командиром которого был назначен генерал Берг, а начальником штаба - молодой подполковник Суворов.

Стремясь остановить движение Платена, Суворов нередко лично руководил боевыми операциями русской конницы, участвуя в стремительных набегах и жарких рукопашных схватках.

Однажды он с 60 казаками атаковал прусских гусар у города Швейдниц и лихим ударом опрокинул противника.

В другой раз с сотней казаков ему пришлось сделать за ночь 40-верстный бросок, чтобы разрушить мост через реку Варту у города Ландсберг и тем самым помешать наступлению войск Платена. Его помощником и соратником во время этого смелого набега был донской казак полковник Семен Тимофеевич Туроверов.

Вот как сам Суворов рассказывает об этом подвиге в своей автобиографии:

"Взял я с собой слабый, во сто коней, Туроверова казачий полк, переплыли чрез Нетцу и в той же ночи... поспели к Ландсбергу противным берегом Варты, немедля чрез ров вломились в городовые ворота, и передовыми казаками супренированы (застигнуты врасплох. - А. Ф.) и пленены две прусские команды с их офицерами, потом с помощью обывателей сожжен ландсбергский большой мост..."^*.

^* (Сб. докум. "Генералиссимус Суворов", М. 1947 г., стр. 49.)

Еще теснее стала боевая дружба Суворова с донскими казаками во время русско-турецкой войны 1768-74 гг.

Вскоре после прибытия Суворова в Дунайскую армию ему было поручено произвести "поиск" или разведку боем в районе занятого турками города Туртукай, расположенного на правом берегу Дуная.

Задача была нелегкой, ибо в распоряжении Суворова имелось всего 2300 штыков и сабель, а турок насчитывалось вдвое больше, при чем для того, чтобы атаковать их, надо было сначала форсировать широкую реку.

Суворов тщательно готовился к предстоящей операции.

Целыми днями не слезал он с коня, лично объезжая позиции своих войск и проверяя их готовность к выполнению боевой задачи.

Вечером 19 мая 1773 года были закончены последние приготовления.

Утомленный Суворов слез с коня, наскоро закусил и по своему обыкновению прилег, завернувшись в плащ, прямо на землю, недалеко от берега.

Ночью свыше 600 конных турок переплыли через Дунай и ворвались в расположение русских войск близ того места, где спал Суворов. Когда он вскочил на ноги, на него уже неслись, размахивая кривыми саблями, неприятельские всадники.

Но к счастью поблизости располагались донские казаки. Поднятые по тревоге, они бросились навстречу врагу.

Впереди, наперерез туркам, мчался есаул Захар Пахомович Сенюткин.

Еще минута-и на глазах у Суворова началась ожесточенная рубка. С помощью подоспевшего эскадрона конных карабинеров казаки изрубили 85 турок, а остальных сбросили в реку.

Так донские казаки сберегли жизнь великого русского полководца.

Наутро Александр Васильевич от души благодарил их. Захара Сенюткина он обнял перед строем со словами:

"Спасибо, голубчик! Ты спас меня от верной гибели"^*.

^* (Историч. Вестник, 1900 г., май.)

А в рапорте своем на имя генерала И. П. Салтыкова Суворов писал:

"С беспримерной неустрашимостью ударив в их толпу... донского войска полка Леонова есаул Сенюткин, предводительствуя казаками, отлично себя показал...".

В ночь на 21 мая Суворов сам форсировал Дунай со своим отрядом и нанес туркам страшное поражение.

Немало донских казаков отличилось при обороне Кинбурна, в сражениях у Рымника и Фокшан. В каждом рапорте Суворова подчеркиваются их подвиги, нередко упоминаются фамилии даже рядовых казаков.

В его "реляции о происшедшей баталии при Кинбурне", от 12 октября 1787 года, между прочим, говорится:

"Неприятель непрестанно усиливался перевозимым ему войском с судов. Наши уступили и потеряли несколько пушек... Орлова полку казак Ефим Турченков, видя турками отвозимую нашу пушку, при ней одного из них сколол и с последуемым за ним казаком Нестером Рекуновым скололи четверых. Казаки сломили варваров!.."

В сражении на реке Рымник 22 сентября 1789 года донские казаки, по признанию самого Суворова, "поражением со всех сторон варваров несказанно себя отличили, как частно, так и лично каждой своего противника в смерть поражал...".

Суворов решительно порвал с характерной в то время для военных деятелей Запада стратегией ограниченных целей, с медлительностью их движений, робостью и шаблонностью их тактических методов.

Стремясь всегда не к вытеснению, а к полному разгрому и уничтожению противника, он считал лучшим средством для этого внезапный сокрушительный удар, подготовленный в результате широкого и стремительного маневра.

Его главной заботой всегда было повышение подвижности и маневренности своих войск, ибо только в этом случае они могли претворить в жизнь его смелые замыслы, в основе которых неизменно лежали "быстрота и натиск".

Он обучал свои войска действовать в любых условиях, не признавая ссылок на объективные обстоятельства. В одном из его наставлений говорится: "Кавалерия в грязи, болотах, оврагах, рвах, на возвышенностях, в низинах и даже на наклонных земляных сходнях рубит...".

Отсюда ясно, какую большую роль он отводил на войне легкой казачьей коннице.

В течение многих веков казаки, и, в частности, донские, выработали особую, своеобразную тактику, которая отличалась не только искусством маневрировать на поле боя и с хода атаковать врага, развернувшись у него на глазах грозною "лавою". Особенностью казачьей тактики было также уменье действовать в рассыпном строю, применяться к местности, маскироваться, устраивать засады, просачиваться в расположение противника, тревожить его лихими набегами.

Эти боевые качества казачьей конницы ценили и старались развивать крупнейшие русские военные деятели. Потемкин, например, требовал, чтобы все казаки были "обучены стрелять в цель и заряжать проворно, почему огонь их силен и вреден неприятелю, в рассыпку действовать проворно, укрываться в лесах, за камнями, в ямах или буераках, для нечаянного на неприятеля нападения делать засады, одним словом всякие хитрости, легкому войску свойственные...".

Эту сторону боевого мастерства казаков подчеркивал и Суворов.

"Казаки везде пролезут..." - указывал он в "Науке побеждать", а в другой своей инструкции (от 3 сентября 1794 г.) писал: "Наша кавалерия атакует быстро и рубит неприятельскую саблями. Где при ней казаки, то они охватывают неприятеля с флангов и с тыла...".

Но бывали случаи, когда обстоятельства заставляли Суворова использовать казаков и по-другому. Так было, например, в 1790 году под Измаилом.

Эту сильную крепость оборонял тридцатипятитысячный турецкий гарнизон. Суворов же имел всего 28000 человек, из которых почти половину (13000) составляли донские и черноморские казаки.

Не задумываясь, он спешил большую часть казаков и построил из них самостоятельные штурмовые колонны.

В этом был, конечно, известный риск, ибо казаки не были обучены действовать в пешем строю и к тому же слабо были вооружены. Но Суворов возлагал надежды на мужество, стойкость и отвагу казаков, и они полностью оправдали доверие своего любимого полководца.

Вместе с другими регулярными войсками, колонны спешенных казаков, вооруженных только укороченными пиками, в ночь на 22 декабря двинулись на штурм. Им пришлось действовать против северо-восточного фаса крепости. Преодолев глубокий ров, местами заполненный водой, они взобрались на вал и вступили в ожесточенный рукопашный бой с турецкими янычарами.

Отражая яростные контратаки турок, казаки сумели овладеть несколькими бастионами и ворваться в город.

Суворов впоследствии подробно доносил высшему командованию о действиях казачьих штурмовых колонн, отмечая храбрость и наступательный порыв казаков;

"Первая из сих двух колонн, под командою бригадира и кавалера Орлова, под жарким от неприятеля огнем достигла до рва, приставила лестницы, и часть оной взошла на вал и овладела бастионом. Тут неприятель с правой стороны от Бендерских ворот, сделав вылазку, спустился в ров... Но мужеством начальника и ему помощных чинов, неустрашимостью подполковника и кавалера Грекова, премьер-майора Ивана Иловайского и храбростью казаков, вылазка отражена, неприятель, составлявший оную, частью погиб, а остальные прогнаны в крепость...".

Одну из казачьих колонн при штурме Измаила возглавлял бригадир Матвей Иванович Платов, который двадцать два года спустя, в Отечественную войну 1812 года, командовал "летучим корпусом" донских казаков в составе армии Кутузова и во многом способствовал осуществлению гениального кутузовского плана контрнаступления и разгрома вооруженных сил Наполеона.

В реляции о взятии Измаила Суворов писал, что "колонна под командою бригадира и кавалера Платова, встречена была, как и прочие, сильным огнем... в порядке дошла до рва и хотя оный нашла с водою, но не остановясь нимало перешла и храбростью начальников взлезла на предстоящий вал... и овладела справа бастионом, а влево, прогнав неприятеля, не имевшего способа к спасению, поражала повсюду оного храбро и мужественно...".

Около 3000 донских казаков участвовало в знаменитых походах Суворова в Италию и Швейцарию, когда особенно ярко обнаружилось превосходство суворовского полководческого искусства над военным! искусством западноев-ропейских военачальников, в том числе и генералов лучшей тогда на Западе, французской армии.

Суворов прибыл в Северную Италию в апреле 1799" года. Была весна. Многочисленные бурные реки затрудняли движение войск в предгорьях Альп. Тесные долины ограничивали возможность широкого маневра.

Ненадежные союзники русской армии-австрийцы, неоднократно битые французами, отличались неповоротливостью и малоподвижностью.

Но Суворов был верен своим правилам войны: попрежнему - "глазомер, быстрота, натиск", попрежнему-внезапность и стремительность действий.

Понятно, какая большая ответственность ложилась на те шесть донских казачьих полков, которые имелись в составе суворовской армии. Но, по выражению современника, "казаки явились на сцене с достоинством: их не удивила тактика и пылкая храбрость французов; напротив, они удивили их своей быстротой, наездничеством и отвагой...".

В конце апреля, прикрыв свои фланги, Суворов собирает мощный кулак и одним ударом прорывает оборонительную линию французов на рубеже реки Адда. И первыми форсируют эту широкую, с крутыми берегами, реку три донских казачьих полка.

Обеспечивая развертывание переправлявшейся пехоты, казаки смело ударили на врага и, по выражению Суворова, "кололи везде со свойственной россиянам храбростью, побуждаемы будучи мудрым и мужественным воином, их походным атаманом Денисовым как и в его сотовариществе полковником Грековым...".

Французы были отброшены. Перед Суворовым открылся путь на Милан.

И опять он бросает вперед казачьи полки. Их ведет все тот же Андриан Карпович Денисов, уже не в первый раз служивший под начальством Суворова.

28 апреля донские казаки с хода врываются на улицы Милана, загоняют французский гарнизон в укрепленный замок и блокируют его. На другой день в город беспрепятственно вступают колонны русской пехоты.

"Не могу довольно похвалить отличную храбрость донских казаков при низвержении не токмо кавалерии, но более пехоты пиками их..." - докладывает великий полководец императору Павлу I.

В течение пяти недель почти вся Северная Италия очищена от французов.

Но на помощь разбитой французской армии генерала Моро спешит с юга другая, руководимая Макдональдом.

Суворов немедленно выступает ей навстречу, преодолевая за 36 часов более 80 верст под палящими лучами южного солнца.

Встретив 17 июня авангард противника на реке Треббия, он, не дожидаясь подхода главных сил, начинает бой атакой казачьей лавы.

"Полки казачьи Грекова и Поздеева ударили неприятеля в левой фланг и вслед за ними генерал-майор князь Горчаков с донскими же полками Семерникова, Молчанова и двумя гренадерскими батальонами атаковал их правой фланг...".

Не выдержав бурного натиска казачьей конницы, французы в беспорядке отходят назад.

На другой день, однако, сражение на берегах Треббии вспыхивает с новой силой. Оно продолжается и на третий день.

В течение всей этой напряженной битвы донские казаки помогают своей пехоте отражать контратаки врага, громить отборные дивизии французской армии, пока, наконец, обескровленная и обессиленная потерями, она не покидает поле боя.

О том, какое значение придавал Суворов действиям казачьей конницы в сражении на реке Треббия, свидетельствует тот факт, что накануне этой битвы он, помимо общего боевого приказа, счел нужным отдать еще особый, дополнительный приказ, касающийся только донских казачьих полков.

"Взять неприятельскую армию в полон..." - так начинается этот приказ.

Затем следовали конкретные указания о том, как должны действовать казаки в ходе сражения:

"Колоть... и кавалерию жестоко рубить, и на батареи быстро пускаться... С пленными быть милосерду, при ударах делать большой крик и крепко бить в барабан... Их генералов, особливо казаки и протчие примечают по кучкам, около их кричать пардон, а ежели не сдаются - убивать...".,

В суровые дни высокогорного Швейцарского похода донские казаки разделяли с прочими войсками все неимоверные трудности и опасности движения по обледенелым склонам альпийских хребтов.

В начале похода они следовали в голове каждой из трех дивизионных колонн, ведя разведку и первыми сталкиваясь с противником, пытавшимся преградить путь наступавшей суворовской армии. Три сотни казаков Суворов оставил при себе в качестве общего резерва.

Действуя и в конном, и в пешем строю, казаки участвовали и в штурме Сен-Готардского перевала, и в прорыве через горную теснину, известную под именем "Урзернской дыры".

Когда под огнем французских стрелков были связаны шарфами и поясами сваи полуразрушенного "Чортова монета" через бурную Рейсу, первым перебежал через мост майор Мещерский, а за ним - безвестный донской казак. Вражеская пуля сразила его, и он упал в пропасть, но десятки других смельчаков последовали его примеру, и неприступный, казалось, рубеж был преодолен.

Предательство австрийцев, желавших погубить русскую армию, заставило, как известно, Суворова изменить перво-начальный маршрут и пробиваться из Альтдорфа через снеговой хребет Росшток "в Муттенскую долину. В это время казаки находились в авангарде, которым командовал генерал Багратион.

Полковник Сычов с отрядом донских казаков первым спустился в долину и окружил селение Муттенталь, в ко-тором находился французский гарнизон.

Будучи атакованы казаками и подоспевшими егерями, французы, как доносил Суворов, "не обретая нигде спасения, принуждены были отдаться в руки победителям со всем своим оружием...".

Во время дальнейшего движения армии Суворова на Гларис и беспримерного перехода ее через хребет Панике казаки прикрывали армию с тыла, находясь в арьергарде. Лихими контратаками они отбрасывали наседавших французов, задерживали их искусными маневрами и засадами.

Тип донского казака XVIII в. (Со старинного рисунка)

Узнав, что Суворов двинулся к Гларису, французский главнокомандующий Массена обрушился на русский арьергард, еще остававшийся в Муттенской долине.

В ожесточенном бою русские войска удержали свои позиции, а потом сами "ударили на неприятеля выстрелами и штыками, изпровергли его замыслы и прогнали верст за шесть от Муттенталя по дороге к Щвицу...".

Донося об этом, Суворов подчеркивает, что "казаки Денисова и Курнакова много тут споспешествовали, последний из них, поразив и пленив неприятеля на левом) фланге, бросился через реку Муттен вброд и вплавь, опрокинул по горам и в лесу неприятеля, нашел на засевшего в каменьях, вытеснил его из-за оных спешенными казаками, действовал, где удобно, и конными. Первый же, Девисов, пробрался с левого флангу через лес и горы, гнал неприятеля пока позволяло место..."^*.

^* ("Генералиссимус Суворов", стр. 228, 247, 252, 305, 311.)

Эти успешные арьергардные бои помогли Суворову вывести свою армию в долину Верхнего Рейна и блестяще завершить тем самым свой выдающийся переход через Альпы.

С полным правом великий русский полководец называл своих воинов "чудо-богатырями".

Их отвага и мужество, стойкость и удаль являлись, по его мнению, выражением; национальных особенностей русского народа, воплощением лучших традиций его героического прошлого.

Однажды, когда к нему на командный пункт прибыл казак с донесением о победе, Суворов, выслушав его, сказал окружающим:

"Вот донец, он - русский, он - Илья Муромец, он - Еруслан Лазаревич, он - Добрыня Никитич! Победа, слава, честь русским!.."

Донские казаки были для него, прежде всего, русскими людьми. Именно поэтому он с такой гордостью говорил об их боевых подвигах и относился к ним с такой теплотой.

Почти во всех походах Суворова сопровождали ординарцы-казаки. Один из них - Евсей Селезнев - служил при нем особенно долго.

Ездил Суворов обычно на казачьей лошади и казачье седло предпочитал всякому другому.

Очевидцы рассказывают, что, когда после взятия Измаила Суворову подвели богато убранного арабского скакуна, захваченного среди других трофеев, великий полководец пренебрежительно махнул рукой и сказал:

"- Донской конь привез меня сюда, на нем же я отсюда и уеду...".

Один из офицеров заметил при этом, что теперь, после одержанной победы, суворовскому коню тяжело будет везти на себе добытые лавры.

"- Донской конь всегда выносил меня и мое счастье..." - заявил на это Суворов.

Нечего и говорить, что, подобно другим бойцам, служившие под его начальством казаки обожали любимого полководца. Они берегли его в пламени сражений и в суровой походной обстановке.

Во время Швейцарского похода измученный физическим недугом и морально подавленный интригами австрийцев, семидесятилетний Суворов старался, однако, личным примером ободрять своих усталых солдат, едва передвигавших ноги по каменистым горным тропинкам. Он пытался слезть с коня и итти вместе с солдатами пешком.

По этому поводу один из участников похода впоследствии рассказывал:

"Глаза мои встречали нашего неутомимого вождя, бессмертного Суворова. Он сидел на казачьей лошади, и я слышал сам, как он усиливался вырваться из рук двух шедших по сторонам его дюжих казаков, которые держали его самого и вели его лошадь; он беспрестанно говорил: "Пустите меня, пустите, я сам пойду!" Но усердные его охранители молча продолжали свое дело, а иногда с хладнокровием отвечали: "Сиди!", и великий повиновался..."^*.

^* (Орлов Н., - "Поход Суворова по запискам Грязева", СПБ, 1898 г., стр. 121.)

В этой заботе рядовых казаков о здоровье старого больного фельдмаршала выражалось не только сознание ответственности за жизнь своего командира, но и чувство глубокой, искренней, сыновней любви этих простых русских людей к своему великому соотечественнику.

Имя Суворова продолжало и после его смерти жить в памяти народа, овеянное легендами и преданиями.

В частности, и на Дону из уст в уста, из поколения в поколение передавались бесхитростные рассказы о великом полководце его боевых соратников-казаков, ветеранов прославленных походов.

До сих пор в донских станицах можно услышать порой старинные песни, в которых отражены воспоминания донских казаков о боевой службе под руководством Суворова.

В одной из них рассказывается, как по приказанию Суворова лихие донцы темной ночью "караулы турски сняли". В другой говорится о том, как турецкий султан захотел "русскую землю отобрать" и даже захватить "кременную матушку-Москву", но против него выступил Суворов, который заявил:

 "Соберу я силы войска много, 
 Сам с султаном пойду воевать, 
 Наперед казачушков пошлю, 
 А за ними сам с войском пойду..."

С печалью повествует пронизанная глубоким лиризмом песня о ранении Суворова в 1788 году под стенами крепости Очаков:

 "Ой да, не вечерняя эта звездочка, 
 Да звезда она высоко взошла, 
 Осветила эта звездочка, 
 Осветила поля чистые. 
 Как во этим то во полюшку
 Да стоят белые палатушки... 
 Как во этих то во палатушках
 Да лежал русский больно раненный, 
 Ну, лежал русский больно раненный, 
 Да и тот батюшка Суворов..."*.

^* (А. М. Листопадов, - "Донские исторические песни", Ростиздат, 1946 г.)

Весьма характерно, что в донских казачьих песнях Суворов выступает как свой, родной, русский полководец, тысячами нитей связанный с народом, пользующийся его любовью и доверием.

"Наш Суворов", "батюшка Суворов" - так неизменно называли его донские казаки в своих песнях и, очевидно, не только в песнях. В этом звучала глубокая историческая правда, ибо Суворов и русский народ действительно неотделимы.

Сто пятьдесят лет прошло со дня смерти Александра Васильевича Суворова.

На фоне грандиозных событий, происшедших за это время, достаточно ясно определились место и роль этого великого полководца в отечественной и мировой истории.

Суворов был воинствующим новатором, всю свою жизнь боровшимся против реакционной военной идеологии дворянской знати, раболепствовавшей перед дутым авторитетом закосневших в рутине военных "теоретиков" Запада.

Но его творческий размах в области военного дела сковывался экономической и политической отсталостью страны и антинародной политикой царского самодержавия.

Естественно, что в условиях крепостнической России прогрессивные идеи Суворова не могли получить полного признания и осуществления, как ни старались поддерживать и развивать их Кутузов, Багратион и другие передовые русские военные деятели.

Суворовская система воспитания и обучения войск, в основе которой лежало стремление выработать сознательное отношение бойца к своим обязанностям, находилась в резком противоречии с окружающей действительностью и внутренней политикой царизма.

Понятно, что в те годы, когда за Волгой пылали помещичьи усадьбы и не только крестьяне и казаки, но и солдаты присоединялись к повстанческим отрядам Емельяна Пугачева, правящие круги дворянской империи не хотели и слышать о каких-либо коренных преобразованиях в армии.

Беспощадно подавляя освободительное движение народных масс в своей собственной стране и выступая в качестве "жандарма Европы" на международной арене, царизм старался всячески оградить свою армию от каких бы то ни было прогрессивных веяний.

Главное внимание обращалось не на совершенствование боевого мастерства, не на выявление творческой инициативы командира, а на парадную внешность и строгую регламентацию армейского быта, имевшую целью в корне подавить в войсках всякое творческое начало и не допускать малейшего отступления от уставных правил.

"Солдат есть простой механизм, артикулом предусмотренный..." - говорил император Павел I, особенно усердно насаждавший в русской армии прусские порядки и свойственные им бессмысленную муштру и палочную дисциплину.

Ясно, что подобная формула была прямо противоположна установкам Суворова, который всегда добивался, чтобы "каждый воин понимал свой маневр".

В этом был источник постоянных конфликтов Суворова с придворной кликой.

Это же явилось причиной того, что на склоне лет старый фельдмаршал был "отставлен от службы" и почти два года провел на положении ссыльного в глухой деревушке, затерянной среди новгородских лесов и болот.

Только теперь, в нашей Советской стране, по достоинству оценена новаторская деятельность Суворова и надлежащим образом увековечены его бессмертные подвиги.

В своей исторической речи 7 ноября 1941 года вождь и учитель советского народа, гениальный полководец современности - товарищ Сталин назвал имя Суворова среди других славных имен наших великих предков.

Многие командиры Советской Армии - герои Великой Отечественной войны - носят на груди орден Суворова, учрежденный Правительством в 1942 году.

Будущие советские офицеры воспитываются в суворовских училищах.

Созданная товарищем Сталиным новая военная наука впитала в себя все лучшее из военного искусства прошлого, освоив и соответственно переработав также и суворовское военноисторическое наследство.

В то же время сталинская военная наука коренным образом отличается от военных теорий прошлого. Базируясь на марксистско-ленинском учении о законах общественного развития, она обнимает не только вопросы собственно военного искусства, но также и всю сумму социально-политических, экономических и моральных факторов, влияющих на военное дело в целом.

"Гениальность товарища Сталина как военного теоретика состоит прежде всего в том, что он, обобщая опыт войн, впервые в истории создал военную науку, которая смело вышла за рамки военного искусства и тем самым порвала с традициями старой, "классической" военной науки, охватывавшей собою только вопросы тактики и стратегии" (Н. Булганин. Сталин и советские Вооруженные Силы. Журн. "Большевик", 1949 г., № 24, стр. 69).

Только в свете этого положения можно правильно понять и оценить роль и значение выдающихся передовых военных деятелей прошлого, среди которых одно из первых мест по праву принадлежит великому русскому полководцу А. В. Суворову.