Последний парадный реквием

Хельмут фон Панвитц

Стояла непроглядная темная ночь, когда старый казак Тарасенко соскочил с постели, разбудил внучку Татьяну и начал ее поторапливать:

- А ну, внуча, одевайся да побыстрее...

С заспанными глазами, готовая вот-вот заплакать, Татьяна зажгла семи-линейную лампу и принялась собираться.

- Пошевеливайся, малышка, бери что получше из одежды, еду, грузи все на подводу и запрягай.

Сам старик тем временем оседлал коня, потом, порывшись в скирде соломы, достал две переметные сумы с потертыми боками, но еще крепкими язычками застежек и крепко затянул их.

- Куда это мы, деда?

- В горы, в горы, внуча.

Зайдя за хаТу, Тарасенко отмерил четыре шага и решительно вонзил лопату в землю, потом извлек из ямы что-то завернутое в кошму. Раскрыл сверток. Веселый блеск сверкнул в глазах старого казака при виде добротно смазанной винтовки, по которой полоснули первые лучи летней зорьки. Тщательно проверил патронташ, местами уже потрескавшийся, а примерив пояс с саблей и кинжалом, едва приметно улыбнулся: возраст не шибко изменил талию бывалого казака.

Татьяна надела свое лучшее платье, обвила шею золоченой цепочкой. Серебряные капли слезинок сбегали по ее щекам.

В последний раз они окинули взглядом столь милую их сердцам хату, в которой делили и радости и печали.?

- Я построил ее собственными руками, внуча, когда с войны возвернулся в двадцать втором, - вздохнул Тарасенко. - Красные всех поубивали, кроме тебя, голубка моя, ты тогда еще в люльке лежала.

- А так уж нам нужно ехать, деда?

- Нужно, - твердо ответил Тарасенко.

Станица проводила их безмолвием, если не считать еще выживших кое-где горластых петухов. В безлюдной степи еще долго-долго маячила папаха казака Тарасенко.

Когда в небольшом домике одного из берлинских пригородов раздался звонок, генерал Краснов радостно привскочил: так мог звонить только один человек.

- Это Шкуро, открой-ка побыстрее, матушка.

Он начал торопливо искать среди разбросанных по столу папок свои очки, без которых уже не мог обходиться, когда садился писать книги о прежней России, ушедшей в историю.

Атаман жил воспоминаниями. Его обширная библиотека содержала десятки томов книг по истории, а стены дома были увешаны всевозможными реликвия-ми, которые приносили ему старинные приятели или просто кто-нибудь из его бывшего окружения. Тут можно было увидеть щиты со скрещенными шашками, портреты русских государей и знаменитых донских казаков, вошедших в историю. И уж совсем причудливо выглядели оставленные на память куски материи от шинелей со следами сабельных ударов или пулевых ранений.

- О, мой генерал, - начал с порога Шкуро, - они уже везде: на Дону, Кубани, Тереке. Это, считай, освобождение...

Тучный, с посеребренными сединой усами, во френче - другой одежды он не признавал, - Шкуро, смеясь на весь дом, облапил Краснова и начал его тис-кать своими огромными лапищами.

- Наши парни уже не дерутся за красных. Из пленных немцы выбирают себе, кого захотят.

Получив, наконец, возможность свободно вздохнуть, Краснов проворчал:

- Поосторожнее с выводами. В пропаганде всегда ноль целых правды, К тому же Гитлер ненавидит нас, он, как сумасшедший, орет, что славяне - это недочеловеки...

Но ничто не могло поколебать мощного энтузиазма Шкуро, который в свои шестьдесят лет сохранил темперамент двадцатилетнего.

- Атаман, наши казачки удирают от красных и рвутся в бой против них...

Краснов с невозмутимым видом уселся за самовар. Его супруга исполняла свои обязанности с едва приметной, но счастливой улыбкой на устах. А Шкуро все продолжал:

- Немцы освободили казачьи территории. Дон поднимется, это как пить дать. А если мы поднимем казачью армию на борьбу против красных, то наверняка помешаем немцам привести в действие теории Розенберга, который спит и видит всю Восточную Европу немецкой колонией...

В конце 1918 года, когда молодой офицер императорской гвардии шел в атаку на батарею красных, под ногами его коня разорвался снаряд. Всадника подбросило высоко в воздух, и он исчез в пороховом дыму и пламени взрыва. Но офицер оказался из тех, кого с первого раза не убьешь. После боя казаки положили его на брезент, оставив рядом с убитым конем оторванные ноги молодого офицера. С невероятными трудностями его доставили на Терек, чтобы он смог умереть на руках жены.

Однако Игнатий Васильевич Кулаков не умер. Двадцать четыре года он провел в подполе своего дома. Кормила и поила его преданная своему искалеченному мужу жена. С помощью ножа Кулаков смастерил себе буковые протезы и научился ходить на них.

Летом сорок второго, когда германские войска дошли до Терека, Кулаков после столь долгого перерыва увидел белый свет. Преждевременно состарившийся инвалид смотрел, как вдали пылят "фольксвагены". Быстро отдал команду единственному подчиненному - жене:

- Скорее - форму и оружие!

Трясущимися руками надел черкеску с посеребренными газырями, пояс с кривым кинжалом в серебряной оправе и кубанку.

Немецкая машина затормозила возле его ворот. Молодой загорелый офицер даже сдвинул на лоб очки, чтобы лучше разглядеть напыжившегося инвалида.

- Это старый казак, - начал пояснять переводчик, - он отдает себя в распоряжение немецкого командования, чтобы принять участие в борьбе с Советами...

В охотничьей хижине, неподалеку от германской ставки, расположенной в Восточной Пруссии, за бокалом мозельского вели разговор два офицера. Оба имели чин полковника и были награждены Железным крестом. Даже возраст их был одинаков - обоим было по тридцать пять. Разговор шел о России.

- Поверьте мне, Панвитц, просто немыслимо представить себе украинцев или даже казаков, надевших немецкую форму. Гитлер ни за что не согласится на это.

Спор становился все горячее, да и мозельское делало свое дело. Лица полковников раскраснелись, на висках выступили капельки пота.

Хельмут фон Панвитц возражал:

- В немецкой форме и надобности не будет. Поймите же, наконец, если взять тех же украинцев, то они веками мечтали о свободе и независимости, они грезили ею. Что же касается казаков, то они столько крови хлебнули в революцию, что и по сей день настроены враждебно к Советам.

- О-о, казаки - это все равно что опасный цирковой номер. Старики поумирали, а молодые служат в Красной Армии. Не забудьте, что Сталин еще в тридцать шестом возродил казачьи части. И уж поверьте мне, они служат Советам не хуже, чем императору.

- Эти стражи российских границ всегда были образцом гражданственности, и только при условии сохранения их прав, привилегий и обычаев царям удавалось держать их в покорности. Советы же лишили их всего этого...

- Впрочем, что я знаю о казаках? Из рассказов, из книг, не более. Знаю, что был такой украинский казак Мазепа, кое-что слыхал о вольных запорожцах, читал о сибирском казаке Михаиле Строгове, который заваливал медведя одним ударом ножа. Ну и конечно, читал "Тараса Бульбу". Вот, пожалуй, и все мои познания...?

- Не богато, - иронически заметил Панвитц. - Я бы мог добавить кое-что о казаках, не попавших в романы писателей. Например, о казаке, которого братья за какую-то провинность бросили одного в дикой нагайской степи, где, кроме орлов и волков, никого не было. Из степи выбрался, дьявол. А погиб позже от водки. Был такой атаман Матвей, который под Азовом раскидал три десятка янычар, чтобы вызволить из беды молодых казаков...

- Я смотрю, Панвитц, вы хорошо знаете историю казачества.

- Многие поколения нашего рода жили в Силезии, где я и родился, считай, почти на германо-русской границе. Потом мне довелось работать управляющим в имения княгини Радзивилл неподалеку от Варшавы. Там-то я и познакомился с проблемами Востока, Ну, мне пора...

- До скорой встречи!

В штабе фон Панвитц попытался заинтересовать своих шефов созданием армии, сформированной из казаков. Он привлек внимание к своей затее полковника Штифа, генерала Зетлера и графа Штауффенберга.

- У нас три миллиона пленных, среди которых сотни тысяч перебежчиков. Чем они заняты? Сидят за колючей проволокой. А ведь там немало казаков...

- Штиф, вы только посмотрите! Новый атаман явился миру и держит речь, будто на казачьем кругу!

- Хорошо, мой дорогой Панвитц, мы рискнем на такой эксперимент. По секрету скажу, что казачьи части уже в стадии формирования, они будут выполнять функции охраны и связи. Полк же под командованием Юнгшульца, укрепленный немецкими командирами, брошен на фронт.

- Мой генерал, это же целая казачья армия, и ее нужно твердо поставить на ноги.

Фон Панвитц добился своего. 30 сентября 1942 года он вылетел в район казачьих территорий Кубани и Терека с заданием изучить обстановку на месте, выяснить возможности формирования казачьего соединения.

Сопровождаемый небольшим эскортом, он продвигался по пыльным степным дорогам в направлении Ачикулака. Селения встречались все реже и реже. Здесь Панвитц впервые увидел запряженных в телеги верблюдов. Вскоре он увидел и казаков из охраны подполковника Юнгшульца - в черных кубанках, с саблями на боку и с кавалерийскими карабинами за плечами.

В первый же вечер у Панвитца состоялся разговор с Юнгшульцем. Оба офицера сидели при лунном свете под чистым кавказским небом, медленно потягивая местное вино. Все располагало к откровенности и взаимопониманию. В их голосах звучали меланхолические нотки.

- Не правда ли, Панвитц, это совсем другой мир?

Докладывая несколькими днями позже фон Клейсту, полковник посмел обратить внимание генерала на то, что черты характера и привычки людей, которых оп видел здесь, не вписываются в прусский распорядок. Генерал улыбнулся в ответ:

- Совершенно очевидно, что к ним нужен особый подход. Эти казаки сражаются не за наши интересы, а за свою свободу. И тем не менее мы должны извлечь выгоду, да и помочь им не мешало бы. Во главе казачества я вижу, к примеру, вас...

Щелчок каблуками был ответом Панвитца, который даже покраснел от удовольствия.

8 ноября 1942 года Хельмут фон Панвитц был назначен командующим всеми казачьими формированиями. Оставалось только создать их. Чтобы не вызвать недовольства оппозиции из окружения фюрера, будущую дивизию назвали просто - кавалерийский корпус Панвитца.

Но к тому времени фронт уже трещал по швам. Красная Армия начала освобождение казачьей территории и вышла к большой излучине Дона. Генерал Цейтлер приказал Панвитцу возглавить танковую группу с десантом, который был собран, что называется, с бору по сосенке, и бросить его на укрепление румынской группировки, которая разваливалась на глазах. Панвитц блестяще справился с поставленной задачей и отбросил на десятки километров две кавалерийские дивизии русских, за что был отмечен наградой фюрера.

Рождественские праздники Панвитц проводил в Штокерау неподалеку от Вены, где и нашла его эта новость: "...Фюрер пожелал вручить вам награду лично".

- Вот и повод поговорить с ним о казаках, - радостно сказал Панвитц жене.

Аудиенция состоялась 13 января 1943 года в "Волчьем логове". Майор фон Белоу, адъютант фюрера, провел Панвитца по тоннелю в тайный бункер. Едва Панвитц успел снять перчатки, как перед ним широко распахнулись двери. Кабинет фюрера имел внушительные размеры, но был хорошо освещен. Сидевший за столом Гитлер был одет в черный френч и черные брюки. Он поднялся с кресла и тихим невыразительным голосом, будто диктовал текст машинистке, произнес свои поздравления:

- От имени германского народа я выражаю вам признательность за ваше непоколебимое мужество, за вахне героическое участие в борьбе за свободу и величие отечества.

"Он принимает меня за бревно", - подумал фон Панвитц, стоя навытяжку перед фюрером.

- Вы сто шестьдесят седьмой воин, удостоенный Рыцарского креста с дубовыми листьями.

Фюрер протянул ему коробочку, которую Панвитц принял с небольшим запозданием, потому что вспомнил в эту минуту о том, как он был представлен главе рейха впервые. Это было в мае тридцать девятого.

- Вам довелось командовать частями в разных местах. Чего стоят румыны?

- В военном деле абсолютные профаны.

- А как обстоят дела с вашими казаками?

- Мой фюрер, эти люди умеют сражаться превосходно... Если брать шире, то мы во многом ошибаемся в обращении с русскими.

Напуганный собственной смелостью, Панвитц продолжал высказывать давно заготовленные фразы.

- Да, да, - нервно прервал его Гитлер.

- Большевизм затронул и глубоко коррумпировал города, что же касается крестьянства, то тут совсем другое дело...

- Да, да...

- Не следовало бы оскорблять чувства славян. Казаки, как и немцы, прекрасные воины. Они поколениями не расстаются с оружием...

- Да, да, верно, полковник. - Гитлер бросил любопытный взгляд на визитера: - Да благословит вас господь, и пусть вам сопутствует удача в тяжком солдатском труде.

Фюрер протянул Панвитцу два пальца. Аудиенция была окончена.

Зимнее небо, затянутое темными тучами, лишало 6-ю армию, полностью окруженную в Сталинграде, последней возможности получать продовольствие и боеприпасы по воздуху. Армия тщетно искала выхода из окружения. С большим трудом части фон Манштейна прорвали кольцо в районе Ростова-на-Дону, и в образовавшуюся брешь устремились отступавшие с Кавказа войска. И кавказская нефть, и донецкий уголь - все было утеряно. Одна немецкая армия еще удерживала плацдарм на Кубани, но в конечном счете развить успех с этой территории не удалось - слишком силен был напор русских.

Немцам не удалось воспользоваться богатствами захваченных земель. Тысячи местных жителей снимались с насиженных мест, оставляли родные дома я становились просто беженцами.

В марте 1943 года положение немцев на Южном фронте стало отчаянным. Окрепшая Советская Армия прорвала оборону и буквально разметала венгерские и итальянские части. Деморализация этих войск стремительно нарастала.

У Панвитца совсем не оставалось времени. Он занимался укреплением феодосийского сектора обороны. Невозможно было собрать казаков, занятых на строительстве дорог и траншей. В один из этих дней Панвитца посетила делегация крымских татар, которая пригласила полковника и его офицеров побывать в их мечети.

Выстроившиеся у стен мечети люди поджидали немецких офицеров. Увенчанный тюрбаном белобородый мулла произнес длинную молитву. Панвитц слушал его речь как музыку.

"А ведь этих людей, найди к ним подход, можно было использовать в интересах германского войска с большей пользой".

Подобно степному ветру пронеслась весть о сборе казаков. Через Феодосию потянулись измотанные боями группы казаков с карабинами за плечами. Усталых коней приходилось подгонять ударами сабель.

Одеты казаки были кто во что. Одни в черкесках, другие - в немецких мундирах. На головах красовались у кого кубанка, у кого башлык, а то и фуражка довоенных времен. Среди казаков были и старые и молодые, переговаривались они тихим голосом, в котором неизвестно чего было больше - отчаяния или желания драться дальше.

На сборе фон Панвитц заявил:

- После формирования новых казачьих частей я сам поведу вас в бой!

Ответом было гробовое молчание, которое вдруг взорвалось громогласным "ура". В воздухе сверкнули поднятые шашки.

В подобных случаях Панвитц обычно терялся. Такое всегда случалось с ним, когда желаемое воплощалось в жизнь слишком быстро и слишком полно. Казаки же, для которых родина была уже утеряна, видели в нем человека, способного понять их и помочь им обрести надежду.

Разглаживая усы, старый Тарасенко проговорил с надрывом в голосе:

- От это офицер! Говорит мало, но если скажет, то все по делу!

6 апреля 1943 года вся эта толпа была отправлена на Милавский полигон в Восточной Пруссии, избранный местом формирования казачьих частей. Приказ о создании первой казачьей дивизии поступил 21 апреля. Этим же приказом дивизия стала составной частью "Кавказского войскового соединения СС".

Туда же, в Пруссию, прибывали и составы с семьями казаков. С одним из последних составов, доставившим имущество казачьих семей, прибыл сорокалетний казак Кононов, который был мобилизован в Красную Армию, но вскоре перешел к немцам. Седобородый дирижер музыкальной команды, похожий на попа, старался вовсю. Фанфары гремели на всю округу. Но тут случилась заминка - комендатура воспротивилась выгрузке привезенного казаками скота по той причине, что на него не было сертификатов о вакцинациях. Казаки отнеслись к этому спокойно и, ни слова не говоря, вывели своих буренок из вагонов и пустили их пастись на ближайшие лужайки.

Фон Панвитц отправился в поездку по концлагерям. Оттуда он привез длинные списки казаков-добровольцев, которых не устраивали лагерные условия. Изо всех стран Европы, оккупированных немцами - Франции, Бельгии, Нидерландов, Югославии и Италии, - прибывали ветераны гражданской войны в России. Были среди них и романтики, но все же большинство составляли беззастенчивые авантюристы. Бывшие красные плохо ладили с эмигрантами, поэтому немцы прибегли к сортировке казаков по этому принципу.

- Днем эскадроны прилежно исполняют маневры, - рассказывал фон Панвитцу немецкий капитан, - а ночью это лагерь Валленштейна! Поют, танцуют, а наглотавшись спиртного, начинают искать своих коней, чтобы заняться джигитовкой. На цигарки ушли все инструкции, уже и до воинских удостоверений добрались.

- Казаки, этим все сказано.

В Милау немецкие и казачьи офицеры постепенно прибирали войско к рукам. В Моково, неподалеку от полигона, была создана унтер-офицерская школа для молодых казаков, которые проходили обучение на глазах у старых казаков и женщин. Попробуй сделай что-нибудь не так.

1 июня 1943 года Панвитц, которому был присвоен чин бригадного генерала, объявил о возрождении казачьей формы. Все ждали визита генерала Краснова, в присутствии которого должно было состояться принятие присяги.

- Вы только взгляните, генерал Шкуро! - ликующе восклицал старый атаман. - Они выставили почетный караул из старых казаков, я их знаю всех до единого... И кони, и люди - все, что надо! А вот и мои краснолампасные донцы. С голубыми - это терцы, с желтыми - сибиряки. Все представлены тут... Каково, а, Шкуро?!

Сияющий от радости старый казак медленно объезжал фронт выстроившихся казаков, которые приветствовали его, привстав на стременах. Атаман переживал самый счастливый день в своей жизни. Священники пытались затянуть славицу, но. из этого ничего не получалось. Старые казаки позабыли слова, а молодые никогда и не знали их.

Фон Панвитц делал все, чтобы праздник не был испорчен. Он знал, что генерал Шкуро предлагал взять командование казаками на себя, но ему было отказано в этом. Шестидесятилетний солдат мало что смыслил в современной войне. Ему выделили должность в формировочном пункте в Триесте. Панвитц знал также участок фронта, где должна быть задействована дивизия. Речь шла не об освобождении родной земли, но кому-то же надо было сдерживать все усиливавшиеся наскоки партизан Тито в Хорватии. Этот приказ жег ему карман.

Отправляя на фронт дивизию, фон Панвитц напутствовал ее словами: "Вперед, за свободу казачества!" - хотя и сам он плохо верил в то, что такое возможно.

Отправившись из Моково, составы пересекли Польшу, Венгрию, а конечным их пунктом было Панцево, севернее Белграда. Две бригады казачьей дивизии были задействованы в боях против партизан в начале октября 1943 года под командованием генерала Рендулича. Но Тито, получавший военную помощь от англичан, имея при себе в качестве офицера связи сына самого Черчилля, ушел на сей раз от решающего сражения.

О вводе в действие казачьей дивизии была сразу же информирована Красная Армия, которая попыталась внедрить туда свою агентуру, но ее успехи ограничились дезертирством двух с половиной казачьих сотен, в то время как к концу войны на стороне немцев воевало около двадцати пяти тысяч казаков.

- Наше положеньице, братцы, прямо скажем, дерьмовое, - заявил казакам Тарасенко, назначенный главой почетного эскорта на случай приезда большого начальства. - От хорватов и красных нам не ждать пощады, это как пить дать... А если будут приканчивать наших парней, то и мы озвереем.

Это предсказание старого казака вскоре сбылось. После первой же стычки, в которой партизаны не брали пленных, а раненых пристреливали на месте, в казаках закипела кровь предков, и они принялись жечь все села подряд, уничтожать местных жителей - не только мужчин, но и женщин, которые активно помогали своим мужьям в борьбе с оккупантами.

Поднявшись на борьбу за свою свободу, казаки не только утратили свою родину, но и сами стали притеснителями единоверцев.

- Послушай, Шкуро, а кто такой Власов? - спросил атаман Краснов своего товарища, но тот только пожал плечами.

Андрей Андреевич Власов был взят в плен группой немецких фронтовых разведчиков 22 июля 1942 года в районе волховских болот, где его армия попала в окружение. В 1941 году этот сухопарый, ростом под два метра, генерал числился среди самых умелых защитников Москвы. В плен же его взяли спящим на чердаке. Выдали его два мужичка, пожелавших угодить немцам.

На допросах Власов держался спокойно, отвечал тихим голосом не без иронии по отношению к себе.

- Вот что он рассказал. - Шкуро начал читать: - "Я родился в 1900 году в Нижне-Новгородской губернии в семье бедного крестьянина, который тянулся изо всех сил, чтобы дать мне хоть какое-нибудь образование. Определили меня в семинарию, где я и постигал науки вплоть до революции. С началом революции добровольно вступил в Красную гвардию. Иными словами, сменил религию, соблазнившись лозунгом: "Хлеб, мир и землю - крестьянам!" Карьеру начал с командира роты одного из полков только что созданной Красной Армии. В 1938-1939 годах состоял военным советником при штабе Чан Кайши. Затем командовал танковым корпусом, который Сталин считал образцовым. Я был все время на виду у сильных мира сего, а земляки - я иногда наезжал в гости к своему престарелому отцу - почитали меня за фаворита Кремля..."

Краснов прервал чтение Шкуро:

- Сдается мне, что нашелся второй генерал де Голль...

- Он ведет себя покорно, со смирением, как китайский мандарин. К тому же выдает себя за антисталиниста.

- Ну, а что дальше?

- Русское освободительное движение только зарождается. Основным направлением в нем немцы считают пропаганду, но не гнушаются и созданием армии, стержень которой составят пленные украинской национальности. Власов лично занимается формированием первых двух таких дивизий...

- А что об этом думают наши казаки?

- Они верны себе. Атаман Бугалов так и заявил "освободителю России" - нас интересует свобода и жизнь по своим собственным законам. Больше Власов не заговаривал с казаками об их "патриотических чувствах".

- И все же мы любим святую матушку-Россию.

Старик поднял глаза на висевшую на стене карту с синими и красными линиями, которые отмечали положение фронтов.

- Как у нас обстоят дела?

- Две дивизии воюют в Югославии, а пятнадцать тысяч беженцев, в их числе и семьи казаков, сгруппированы в основном в Северной Италии под покровительством атамана Доманова. Небольшой гарнизон предназначен для защиты стана на случай нападения...

- Наша маленькая родина, - улыбнулся Краснов.

- Панвитц создал в Кирхберге дом отдыха для больных и выздоравливающих раненых, потому что заметил, что в немецких госпиталях с нашими ранеными обращаются как с дерьмом.

- Мы же "недочеловеки", - с горечью обронил Краснов.

- Там, - продолжал Шкуро, - орудует атаман Кулаков, ему поручено создать в доме отдыха теплую атмосферу, близкую к терской.

- Я слышал, что немецкое командование направило казаков во Францию для борьбы с партизанами. Верно это?

- Их совсем немного. В стотысячной армии Власова несколько казачьих сотен мало что значат. Действуют они в районе Дижона, а одна сотня вошла в дивизию "Рейх" и находится в Бретани.

- Да спасет их Бог!

Место, куда казаков бросили на преследование партизан Тито, было красоты необычайной. В долинах, зажатых горами, и на нижних склонах гор зеленели виноградники, дальше вверх уходили густо-зеленые шапки буковых лесов. Колонны казаков медленно продвигались по дороге-серпантину, напоминавшей ускользающую змею.

Каждый выстрел среди такой красоты казался неправдоподобным и больше напоминал щелчок пастушьего кнута. Но действительность моментально рассеивала миражи. Казаки тут же спешивались и залегали у пулеметов. Стычки были короткими, но кровопролитными, на обочинах дороги оставалось все больше и больше казачьих могил. Каждый погибший вряд ли успел понять, за чью же свободу он сложил свою буйную головушку.

Идя на разведку окрестностей Новиграда, подполковник Бударин из кубанского полка угодил в партизанскую засаду. Винтовочные выстрелы и пулеметные очереди разорвали тишину. Выдрессированные кони моментально залегли, давая казакам возможность укрыться, а те из них, которые лишились всадников, кинулись на склоны гор.

Унтер-офицер Назаренко послал двух казаков к капитану Орлову за подкреплением. Появление эскадрона Орлова было полной неожиданностью для партизан.

На дороге оказалось много трупов казаков из разведгруппы. Видно было, что раненых пристреливали в упор. Погрузив убитых и раненых на коней, эскадрон двинулся по дороге. Высоко в небе над ними прокурлыкали журавли, клином улетавшие на юг. А казаки продолжали идти своим путем, начертанным им их горькой судьбой.

По мере того как с фронтов приходили вести о разгроме немцев, вокруг казачьих частей стала вырастать стена ненависти и отчуждения. Черчилль и Тито поработали на совесть, чтобы югославские партизаны избежали окружения, которое было спланировано немецким генштабом. Англия на сей раз действовала в полном согласии с Москвой.

Казачий штаб оставил Белград.

- Мы теряем почву под ногами, - сказал в беседе со Шкуро Краснов.

- Я полагаю, что сербские националисты-монархисты Дражи Михайловича не будут против союза с нами в борьбе с большевиками. Ведь американская военная миссия полковника Доуэла провалилась...

- Ты с ума сошел, старина! Да сербы пропитаны антигерманским духом. Именно они первыми начали борьбу с немцами, а коммунисты Тито ввязались в сопротивление после того, как была объявлена война Советам!

- Но Власов создал русское правительство в изгнании... и теперь мы - русские солдаты, воюющие против большевиков...

- Ах, не говори мне, пожалуйста, об этом Власове! - вздохнул старый атаман. - Ты знаешь, почему немцы воспользовались его услугами? Да потому, что Деникин наотрез отказал им. Он предпочел вести жизнь отставника во Франции, неподалеку от Бордо. А ведь именно ему предлагали создать и возглавить русское правительство. Он и тут отделался словом "нет".

Наступил сентябрь 1944-го. Регент Венгрии адмирал Хорти отдал своим войскам приказ прекратить сопротивление. Дивизии Советской Армии устремились к Пешту, защитить который у немцев не хватило сил. Фронт стремительно приближался к Балканам.

- Видимо, нам придется вскоре ввязаться в драку с красными, - заявил Панвитц казачьим офицерам.

В ответ послышалось слабенькое, недружное "ура". Все понимали, что регулярная армия, закаленная в боях - это не разрозненные группы партизан.

Советские войска под командованием генерала Толбухина стремились как можно быстрее соединиться с силами Тито, которые сосредоточились на севере Хорватии, Навстречу частям Толбухина выступила вторая карачья бригада под командованием немецкого полковника фон Шульца, но югославские партизаны всеми возможными средствами мешали ее продвижению. Они минировали дороги и мосты, нападали на колонны. Передохнуть бригаде удалось только в небольшом городке Копривница, который обороняли усташи полковника Бобана. Затем бригада вновь двинулась на восток к Новиграду, по-прежнему отбивая атаки партизан, пользовавшихся активной поддержкой артиллерии.

Первые подразделения советских войск уже соединились с партизанами. Войдя в небольшое местечко Клоштар, казаки обнаружили на улицах транспаранты, приветствующие долгожданных красных.

- Не повезло вам, братцы, - приговаривали казаки, стреляя из пулемета по местным жителям.

Столкновение с советскими частями произошло под самый Новый год. Разгромленные двадцать четыре года назад в гражданской войне белые войска вновь возобновили борьбу, во уже на чужой территории.

- Питомача, что напротив пас, находится в руках русских. Югославская армия, предназначенная для прикрытия красных с юга, по нашим сведениям, еще не подошла.

Фон Панвитц внимательно выслушал доклад подполковника Сальма, командира 6-го терского казачьего полка, усиленного артиллерийской батареей.

Стояла непроглядная ночь - самое подходящее для атаки время.

Светловолосый силезец прибыл к месту боя, как на праздник, твердо уверенный, что вдохновленные им два года назад казаки рвутся в бой. Наготове и люди, и их горячие кони.

Панвитц прошелся по траншеям, выпил с казаками сливовицы, послушал аккордеон, звучавший особенно трогательно в эту новогоднюю ночь. Пожалуй, впервые за все это время казаки смотрели на Панвитца с полным доверием. Силезец даже порозовел от удовольствия.

Атака была назначена на полночь.

В полной темноте полк кубанцев ринулся к единственному уцелевшему мосту через реку Драву. Казаки заметили искрящийся бикфордов шнур. Еще миг - и мост взлетит на воздух. Под ураганным огнем красных казачий унтер-офицер бросился к шнуру и затоптал его в нескольких сантиметрах от взрывчатки.

Терцы продвигались вперед, с трудом различая окопы красных на заснеженном склоне горы. Четкие контуры окопов вырисовывались только тогда, когда в небо взвивалась ракета.

Донской полк, атаковавший в лоб, нарвался на прочную оборону советских частей и продвигался вперед ценой больших потерь. Плотность огня была настолько большой, что нервничавший на командном пункте Панвитц запросил артиллерийской поддержки.

- Мы уже подумали об этом, ваше благородие! - прокричал в трубку майор Котулинский, вложив в эту фразу изрядную долю сарказма.

Майор не соврал. В лучших традициях кавалерийской артиллерии его пушкари подтащили орудия к цепям наступающих. Их меткая стрельба на поражение помешала красным перегруппировать свою артиллерию. Более того, орудийная прислуга красных не могла поднять головы. Кононов повел донцов на решительный штурм советских позиций. К утру Питомача была в руках казаков.

Вскоре туда прибыл Панвитц. По улочкам небольшого местечка тащились грузовики с прицепленными к ним орудиями и огнеметами. Возле церквушки кубанцы смешались с толпой пленных, которых было чуть больше полусотни, и делились с ними сигаретами. А когда прибыли крытые грузовики усташей, что-бы забрать пленных, некоторые из казачьих офицеров пригрозили:

- Парни, не забывайте, что это русские, и не вздумайте потом объяснять их гибель попыткой к бегству!

Хельмут фон Панвитц лично вручил Железный крест отличившимся в бою казакам и некоторым немецким офицерам.

Это первый военный успех, после которого слово "казаки" попало в сводки вермахта.

Войска союзников зажимали гитлеровцев в клещи с востока и запада. Несколько боев местного значения не принесли большой известности казакам, и им больше не пришлось фигурировать в немецких фронтовых сводках. Вскоре пришел приказ перебросить казаков на борьбу с югославскими партизанами. Теперь партизаны были отлично вооружены, и эффективность их сопротивления возросла многократно.

1 февраля 1945 года Хельмуту фон Панвитцу было присвоено звание группенфюрера, а к концу месяца казачье соединение было переформировано в 15-й кавалерийский казачий корпус в составе двух дивизий и двух бригад.

- Наконец-то я достиг своего! - воскликнул Панвитц.

Разумеется, он не мог не понимать, что цель достигнута слишком поздно, и все же подумывал о формировании третьей дивизии из разрозненных групп казаков, действовавших на свой страх и риск.

В первых числах марта 1945 года в большом зале вировицкого муниципалитета состоялось собрание делегаций казачьих частей вновь созданного кавалерийского корпуса. Зал был набит битком. Это сборище пусть отдаленно, но все же напоминало казачий круг, и на глазах ветеранов, сидевших в первых рядах вместе с ранеными, блестели слезы. Родина может быть утерянной, но только не для памяти.

Кононов, самый старший из казачьих офицеров, произнес длинную вступительную речь. Фон Панвитц внимательно слушал его, стараясь не пропустить ни одного слова.

- Нам предстоит избрать войскового атамана, чего, как вы знаете, уже давненько не было, считай с восемнадцатого года, когда насильственно почил царь всея Руси. Последние двадцать семь лет мы были лишены своей верховной власти. Здесь представлены почти вся казачьи войска, приступим к выборам! Кто, по вашему мнению, самый достойный из нас? Я полагаю, тот, кто больше сил отдал служению делу казачества...

Несколько голосов сразу назвали фон Панвитца, которою от неожиданности и удивления бросило в жар.

- Вы хотите Панвитца?

Одобрительные крики были ответом. Оркестр грянул марш, казачьи атаманы начали осыпать поздравлениями избранника. Поднявшийся на сцену старый атаман Кулаков дождался окончания марша и, покачиваясь на своих протезах, объявил:

- Хельмут фон Панвитц, вы избраны атаманом всех казачьих войск!

Ослепленный ярким светом, оглушенный шумом поздравлений, силезец растерянно взирал на лица окруживших его казаков.

С трудом добившись тишины, Кулаков продолжил:

- Мы клянемся вам, как главному атаману, в верности!

Сотни папах взлетели к потолку. Под суетливым руководством полкового священника грянул казачий хор.

В тот же вечер Панвитц написал своей жене: "Я никогда не оставлю их".

9 марта 1945 года немцы начали свое последнее контрнаступление в Венгрии в районе озера Балатон. В отличие от немцев, которые неплохо подготовились к этой операции, казаки находились в трудном положении.

- У нас нет ни дальнобойных орудий, ни снарядов к ним, чтобы подавить болгарскую артиллерию, чтобы захватить плацдарм на том берегу Дравы, ~ говорил есаул своим казакам.

- Но, есаул, болгары же наши союзники...

- Были ими, а теперь прибились к другому берегу и своей артиллерией, как видите, покоя не дают.

- Так дадим им испробовать наших сабель.

- Добро!

В ночь на 23 марта казачьи эскадроны двинулись под прикрытием темноты и густого леса. По всей видимости, это была последняя ночная кавалерийская атака. Четыре сотни казаков под командованием капитана Маха на полном скаку неожиданно ворвались на позиции болгар. Тех, кто умел быстро бегать, спасли ноги, неповоротливых нашли казачьи сабли, а большинство болгар сдались в плен. На свои позиции казаки привели более четырехсот пленных.

Помимо боев на передовой, казакам приходилось с тыла отражать натиск частей Народно-освободительной армии Югославии. Панвитц понимал сложность положения. Он обратился к командующему юго-восточной группой армий с просьбой вывести своих людей из этого осиного гнезда.

- Рано. Нужно еще продержаться несколько дней, чтобы дать возможность группе армий "Е" отступить из Греции через Македонию и Сербию, к тому же они измотаны активными действиями партизан...

Панвитц вызвал к себе на командный пункт полковника Кононова и приказал ему отправиться к Власову для переговоров о будущем казачьих частей. Затем обратился к фон Шульцу:

- Скажите, отчего вы не сторонник сдачи в плен англичанам? Они согласились принять поляков Андерса, а почему им не поступить подобным образом с двадцатью пятью тысячами моих казаков?

- Нам известно, что британцы заключили соответствующее соглашение с Советским Союзом, - вздохнул фон Шульц.

- Опять эта политика! - брезгливо обронил Панвитц. - Неужели же англичане откажутся принять группу антибольшевистских войск, испытанных в таких кровопролитных боях? Это единственная возможность увидеть когда-либо Россию свободной...

Шульц сделал кислую гримасу:

- Вы что, всерьез полагаете, что Черчилль или Рузвельт пойдут наперекор "дядюшке Джо" из-за горстки казаков? Они их спокойненько выдадут партизанам Тито, туда, где изрядно набедокурили, а там уж... - Он безнадежно махнул рукой. - Вряд ли что можно поделать, хотя наш полковник фон Рентель был некогда в прекрасных отношениях с Александером, у которого к тому же в друзьях ходят атаман Краснов и генерал Шкуро. Когда-то в двадцатом Александер, в чине капитана, был членом военной миссии при армии Деникина.

Панвитц оживленно хлопнул в ладоши:

- Вернет! Шкуро говорил мне об этом не так давно. Александер лично вручил ему орден. И еще, среди наших есть некий капитан фон Гуденус, который состоит в дальнем родстве с британским министром иностранных дел Антони Иденом. Надо двигаться к Австрии, армия Александера на подходе туда. - Панвитц принялся водить пальцем по лежавшей перед ним карте.

28 апреля генерал Вольф сдался в плен со всеми своими войсками, которые дислоцировались в Италии. Сложилась близкая к хаосу ситуация. Измотанные наскоками партизан, которым числа не было, немецкие части в беспорядке отходили, а вернее бежали, из Албании, Далмации и Италии.

Кавалерийский казачий корпус еще продолжал удерживать свои позиции, но испытывал на себе невероятное давление противника. В этих условиях Панвитц приказал начать планомерный отход. Вся тяжесть пала на вторую дивизию, которая удерживала оборонительную линию до 6 мая, дав возможность уйти подальше от фронта нескончаемой колонне кавалерии и грузовиков.

В ночь на 4 мая в горах шел снег, когда колонна достигла австрийской границы в районе Косбах-Маутева на высоте 1360 метров.

7 мая английские войска получили точные инструкции в отношении прибывавших казаков. Командир 78-й британской дивизии бригадный генерал Арбутнот приказал подполковнику Малькому немедленно занять тирольский город Линц, чтобы там разоружать казаков, прибывавших туда толпами.

- Проследите, чтобы акция была проведена как можно деликатнее и без каких-либо инцидентов.

Подполковник Мальком направился в Косбах-Маутен, затем пригласил к себе казачьих командиров и передал им указание направиться в Линц для сдачи оружия.

Атаман Доманов расположился со своим штабом в отеле "Золотая рыбка" и в одной из вилл, реквизированной у атамана Краснова. Неподалеку расположился казачий стан, в котором насчитывалось пятнадцать тысяч мужчин, четыре тысячи женщин и две с половиной тысячи детей, а также пять тысяч лошадей и двенадцать верблюдов.

Для майора Дэвиса не составило большого труда разоружить казаков. Офицерам были оставлены сабли и пистолеты.

- Я ваш офицер связи, - заявил с порога атаману Доманову майор, - и, следовательно, нахожусь в вашем распоряжении. О выдаче казаков Советскому Союзу не может быть и речи. Продолжайте проводить с казаками занятия, хорошее войско всегда должно быть в хорошей форме.

В зазеленевшей австрийской долине стояла благоуханная весна.

В Хорватии другая казачья дивизия продолжала движение на запад. 9 мая ее командир полковник фон Шульц узнал о подписании Германией акта о капитуляции.

- Огонь больше не открывать, - предупредил он своих офицеров.

Тем временем дивизия полковника Вагнера приближалась к Унтербраубургу.

У Панвитца была одна цель - вывести кавалерийский корпус из Югославии в Австрию и там сдаться в плен англичанам.

42 мая после полудня перед полковником Шульцем предстал парламентер, офицер Народно-освободительной армии Югославии.

- Вот приказ о немедленной капитуляции, подписанный генералом Лором. В случае отказа вы будете уничтожены авиацией союзников.

Фон Шульц внимательно изучил бумагу:

- Я не вижу здесь подписи генерала, а вижу только его факсимиле. Поиграйте-ка в эти игры с другими.

Спустя некоторое время 6-й терский полк первым вошел в контакт с частями 11-й танковой дивизии англичан. Радости казаков не было предела.

Фон Панвитц заявил о немедленной сдаче англичанам. Но генерал Арчер сдержанно объяснил ему:

- Ваши казаки пройдут через наши порядки, и де более. Никаких возражений не принимаю. Все!

- Слушаюсь, - негромко ответил казачий командир.

Панвитц, одетый в форму терских казаков, которой он отдавал предпочтение, находился среди казаков, словно предчувствовал, что ему скоро предстоит расстаться с кавалерийским казачьим корпусом, который уходил в историю.

На глазах англичан был разыгран последний спектакль. Под звуки марша 1-й Донской полк открыл прощальный парад. Перед Панвитцем мелкой рысью проходили ряды кавалеристов, повернув головы направо, где стоял человек, по воле которого они здесь оказались.

В Линце казакам пришлось пережить трудные минуты, когда англичане забирали их боевых коней прямо с казачьего стана.

- Это грабеж, я протестую! - закричал атаман Доманов, но британский комендант холодно ответил:

- Не забывайте, что вы пленники ее величества. Отныне ваши кони являются собственностью британской короны.

Доманов кинулся к Краснову:

- Напиши своему другу Александеру, пусть узнает об этом...

Но это письмо, как и прежние, осталось без ответа.

А 26 мая шотландцы из седьмого батальона забрали казачью казну, в которой, по старинной традиции, хранились сбережения казачьих семей. В руки победителей попало шесть миллионов марок и столько же миллионов итальянских лир.

- Ничего, - успокоил Доманова майор Дэвис, - теперь казаки будут получать довольствие наравне с англичанами.

Вскоре в лагерь прибыли грузовики с апельсинами и шоколадом для детей казаков.

Но на этом потрясения казаков не закончились. Вскоре весь стан облетела весть: пропал Шкуро!

Старый генерал был арестован в Зальцбурге и перевезен в отель "Золотая рыбка" в Линце. Его присутствие вселяло надежду в тех, кто боялся быть выданным советской стороне. Ведь Шкуро никогда не был советским гражданином. Но в одно прекрасно" утро его взяли прямо с постели и увезли в неизвестном направлении.

- Андрей Григорьевич, куда это тебя увозят? - успел спросить Краснов.

- Думаю, что в ад...

Фон Панвитц был арестован 28 мая в восемь часов утра Стефаном Уартом, командиром 6-й британской пехотной дивизии. На улице их ожидали автомашины и бронеавтомобили.

- Куда меня увозят?

- В лагерь.

Вместе с майором Химмигхофеном и капралом Бергером Панвитца привезли в Греффен, где дислоцировалось бронетанковое соединение англичан.

На следующий день, 28 мая, все казачьи командиры были вызваны англичанами в Линц для поездки на "конференцию". Обеспокоенным женам казаков британские офицеры отвечали, что их мужья будут дома через несколько часов.

- Они съездят в Виллах, тут недалеко...

Один лейтенант дал даже слово чести.

Но, пока собирались к отъезду, неожиданно прозвучал выстрел: есаул Головинский продырявил себе череп. Об этом жесте отчаяния тут же стало известно всем. Среди казаков воцарилось гробовое молчание.

Две тысячи двести командиров сели на грузовики, деля тревогу с надеждой. Для их сопровождения был выделен довольно большой конвой из английских солдат, вооруженных автоматами.

Колонна взяла направление на Виллах, но вскоре казаки обнаружили, что их везут совсем не туда. Несколько казаков на одном крутом повороте спрыгнули с грузовика и скрылись в зарослях. Остальные спустя некоторое время въехали в лагерь, обнесенный рядами колючей проволоки и усиленно охраняемый английскими солдатами. Ни о какой конференции, конечно, не было и речи. Генерал Шкуро, уже находившийся там, сообщил им новость:

- Нас, братцы, предали и хотят выдать противнику...

Вскоре последовало распоряжение:

- Быть готовыми к отправке в четыре утра... Между высшим командованием Великобритании и Советского Союза заключено соглашение...

Среди казаков началась паника. Они срывали с себя знаки отличия и награды, уничтожали письма и документы, которые были при них. Генерал Силкин, сохранивший пистолет, тут же покончил с собой, четверо повесились.

Утром колонна грузовиков в сопровождении двадцати пяти бронемашин и ста пятидесяти мотоциклистов вошла в Спитальский лагерь. Казаки отказывались садиться в машины и оказали сопротивление, сцепившись друг с другом, но солдаты тут же накинулись на них и быстро навели порядок. Раненых, словно мешки, покидали в кузов грузовика.

Двое казаков, у которых был при себе яд, отравились по дороге, а тех, кто попытался бежать, тут же изловили, некоторых пристрелили на месте.

Пленные казаки были переданы солдатам Советской Армии в Йоденбурге.

Часом позже майор Дэвис зачитал в лагере, расположенном в окрестностях Линца, обращение:

- "Вас предали ваши же главари, толкнувшие вас на неверный путь, но отныне вы свободны от их пагубного влияния. Вы можете возвратиться на свою родину. Как раз сейчас решается вопрос о репатриации всех казаков, их жен и детей..."

28 мая состоялась выдача советской стороне немецкого офицерского состава 15-го кавалерийского казачьего корпуса. Был там и Хельмут фон Панвитц. Две тысячи казаков и сто пятьдесят немцев были окружены полком НКВД и согнаны во двор тюрьмы. Затем их погрузили в пульманы для перевозки скота и повезли в направлении города Грац.

31 мая англичане прекратили снабжение водой казачьего стана в Линце. Попытавшихся бунтовать сразу же усмирили, Осмелившихся бежать пристреливали на месте.

К вечеру на железнодорожные пути подали состав из сорока пульманов, и английские солдаты начали заталкивать в них всех подряд, не забывая при этом отбирать у пленников часы, украшения и драгоценности. За несколько дней подобным образом было погружено в вагоны около пятидесяти тысяч человек. Остались на месте только казачьи кони, которые пошли на доукомплектовку шотландского 8-го батальона. Кроме того, многие из офицеров других частей предпочли заменить своих коней на казачьих. Верным друзьям казаков предстояло увидеть Англию.

Судебный процесс над казачьей верхушкой начался в Москве в 1946 году, почти сразу же после осуждения и казни Власова и его одиннадцати сподвижников.

16 января 1947 года были приговорены к смертной казни:

- атаман Краснов, командовавший частями белых в гражданской войне,

- генерал-лейтенант белой армии Шкуро,

- бригадный генерал Султан-Гирей, командовавший во время гражданской войны Дикой дивизией,

- бригадный генерал белой армии С. Н. Краснов,

- бригадный генерал белой армии Т. И. Доманов,

- генерал СС Хельмут фон Панвитц, последний войсковой казачий атаман.

Другие немецкие офицеры были тоже осуждены и приговорены к разным срокам лагерей, более двухсот из них умерли в плену. Понесли наказание и казачьи офицеры. Рядовые казаки были высланы на поселение, они работали там в шахтах, в каменных карьерах, а также на строительстве дорог.

Казачье офицерство, как таковое, исчезло навсегда.

Приложение