Глава восемнадцатая. ...И ПОШЕЛ БРАТ НА БРАТА... (Гражданская война. 1918 - 1920 гг.)

Н. А. Келин

18-й год

Опять, как встарь, шумят майданы, 
Опять кипит державный Круг,
И грозный голос атамана 
К себе приковывает слух;

Опять блестит волной кудрявой 
Почти уснувшая река, 
И песни мощи, песни славы 
Звенят, летят издалека...

Опять шумят бурливо сходы, 
Над всем царит знакомый звук, 
Как в незапамятные годы: 
Пернач, булава и бунчук...

На площадях ржут звонко кони, 
И степь закуталася в пыль, 
А по межам призывно стонет 
Седой задумчивый ковыль...

Ф. Д. Крюков

На параде молодых донских полков, представленных войсковым атаманом Кругу, увидел я - прояснилось затуманенное скорбью лицо Родины... Все, что было дорого и мило, все, к чему навеки приложилось сердце, с чем неразрывно срослось оно невидимыми корнями, могучим прибоем вырывалось из глубины подсознательных тайников души и воплощалось в одном звуке, трепещущем восторженным порывом:

- Родина...

Простор и аромат степей, и пыль обозов по дорогам, могилы прадедов, дедовские сказания и песни старины, былая слава, гордость, размах удали и детский звонкий крик за хуторскими гумнами, напев колыбельной песенки, причитания матери, проводившей сына-кормильца... песни хороводов на заре, и жгучее горе безвременных утрат, нужда и тяжкий труд... цветы лазоревые и полынь горькая - трава родная...

- Родина...

Марина Цветаева

Дон

Белая гвардия, путь твой высок: 
Черному дулу - грудь и висок. 
Божье да белое твое дело: 
Белое тело твое - в песок.

Не лебедей это в небе стая: 
Белогвардейская рать святая 
Белым видением тает, тает... 
Старого мира - последний сон: 
Молодость - Доблесть - Вандея - Дон.

Кто уцелел - умрет, кто мертв - воспрянет. 
И вот потомки, вспомнив старину: Где были вы? - 
Вопрос, как громом грянет, 
Ответ как громом грянет: - На Дону!

Что делали? - Да принимали муки, 
Потом устали и легли на сон 
И в словаре задумчивые внуки 
За словом долг напишут слово Дон.
17 марта 1918 г.

Р. Б. Гуль

На Дон

Следующий день зимний, яркий. Поезд тихо тащится по снежным полям и подолгу стоит на станциях. Помню станцию Лиски. Я послал маме шифровальную телеграмму. Пересели и едем.

Ночью - обыск. В вагоне темно. Вошли люди с фонарем, в солдатских шинелях, с винтовками.

"Документы предъявите... У кого есть оружие, сдавайте, товарищи".

Подошли ко мне. Я закрыл глаза и притворился спящим, прислонившись к окну вагона.

"А это чей чемодан? (У меня был мешок-вьюк). Ваш, товарищ? Товарищ!" - сказал он и взял меня за плечо. Я "проснулся".

"Мой".- "Откройте!" Открываю. Он роется. "А документы есть?" - "Есть" - И лезу в карман. "Ну, ладно".- И проходит дальше...

Утро. Слава Богу, переехали на казачью сторону. Народу в поезде стало мало. Я не бывал на Дону; вглядываюсь в людей, смотрю в окна. Вошли несколько казаков с винтовками, шашками. Сели рядом. Разговаривают. Я ищу новых, бодрых настроений - преграды анархии.

Казак лет тридцати восьми, с рябым зверским лицом, с громадным вихром из-под папахи, сиплым голосом говорит: "Ежели сам хочет, пущай и стоит есаул, а мы четыре года постояли, с нас будя. Прошлый раз на митинге тоже стал: "Станичники, вы себя защищаете, казацкую волю не погубите" (он представил есаула). "Четыре года слухали",- мрачно отозвался хмурый молодой казак.

Вскоре они вышли из вагона. Я понял, что эти казаки - из частей, стоявших на границе области на случай вторжения большевиков. Из разговора их было ясно: они самовольно расходились по домам, открывая дорогу войскам Крыленко...

Станция Каменская. Я вышел из вагона. На платформе много военных: солдат, офицеров, встречаются юнкера. Офицеры в погонах. Чувствуется оживление, приподнятость. Едем дальше...

Я думаю: "Скоро Новочеркасск". Туда сбежалось лучшее, лихорадочно организуется. Отсюда тронется волна национального возрождения. Во главе - национальный герой, казак Лавр Корнилов. Вокруг него объединилось все, забыв партийные, классовые счеты...

"Учредительное собрание - спасение Родины!" - заявляет он. И все подхватывают лозунг его. Идут и стар, и мал. Буржуазия - Минины.

Офицерство - Пожарские. Весь народ подымается. Организуются национальные полки, армии. Реют флаги, знамена.

Оркестры гремят какой-то новый гимн!..

- На Москву,- отдает приказ он.

- На Москву,- гудит везде.

И армия возрождения, горящая одной страстью: счастье родины, счастье народа русского,- идет как один. Она почти не встречает сопротивления...

Ведь она народная армия!!

Ведь это нация встала!!

Ведь лозунг ее: все для русского народа!!

Бегут обольстители народные, бегут авантюристы и предатели.

Казак Корнилов спаял всех огнем любви к нации! Он спас Родину и передает власть представителям народа - Учредительному собранию.

Россия сильна счастьем всех граждан.

Она могуча своей свободой.

Она говорит миру свое слово, и в слове этом звучит что-то простое, русское, христианское...

В воображении бегут радостные картины. Поезд быстро мчит меня к Новочеркасску.

Новочеркасск

Яркие, морозные дни. Деревья улиц белы от инея. На голубом небе блещут золотом купола Новочеркасского собора.

В городе - оживление; плавно несутся военные автомобили, шурша по снегу; крупной рысью пролетают верховые казаки; скользят извозчичьи сани, звеня бубенчиками; поблескивая штыками, проходят небольшие части офицеров и юнкеров.

На тротуаре трудно разойтись; мелькают красные лампасы, генеральские погоны, разноцветные кавалеристы, белые платки сестер милосердия, громадные папахи текинцев.

По улицам расклеены воззвания, зовущие в "Добровольческую армию", в "партизанский отряд есаула Чернецова", "войск, старш. Семи-летова", в "отряд Белого дьявола - сотника Грекова".

Казачья столица напоминает военный лагерь.

Преобладает молодежь - военные.

Все эти люди - пришлые с севера. Среди потока интеллигентных лиц, хороших костюмов иногда попадаются солдаты в шинелях нараспашку, без пояса, с озлобленными лицами. Они идут не сторонясь, бросая злобные взгляды на офицерские погоны. Если б это было в Великороссии - они сорвали бы их, но здесь иное настроение, иная сила...

В воскресенье утром идем в собор, к обедне.

Великолепный храм полон молящихся; в середине, ближе к алтарю - группа военных, между ними генерал Алексеев, худой, среднего роста, с простым типично военным лицом.

На паперти встречаю кадета-выборж-ца Н. Ф. Езерского. С первых же слов Н. Ф. говорит о генерале Корнилове и Добровольческой армии, верит, что Корнилов объединит вокруг себя людей разных направлений и создаст здоровую национальную силу. Он говорит о тяжелой борьбе окраин с центром и верит, что удастся победить и снова сплотить возрожденную Россию...

...С каждым днем в Новочеркасске настроение становится тревожнее. Среди казаков усиливается разложение. Ожидается выступление большевиков. Каледин по-прежнему нерешителен. Войсковой Круг теряется...

Штаб Добровольческой армии решает перенестись в Ростов. Верхом со своими адъютантами, переехал туда Корнилов. В тот же день переехал полковник С., и мы, первые офицеры его отряда.

В Ростове штаб армии - во дворце Парамонова. Около красивого здания - офицерский караул. У дверей - часовые.

Стильный, с колоннами зал полон офицерами в блестящей форме. Среди них плотная, медленная фигура Деникина. В штатском, хорошо сшитом костюме он больше похож на лидера буржуазной партии, чем на боевого генерала. Из угла в угол быстро бегает нервный, худой Марков. Появляется начальник штаба - молодой надменный генерал Романовский, хитрый Лукомский с лицом городничего ...Борис и Алексей Суворины.

Но с перенесением штаба в Ростов общая тревога за прочность положения не уменьшается. Каждый день несет тяжелые вести. Казаки сражаться не хотят, сочувствуют большевизму и неприязненно относятся к добровольцам. Часть из еще не расформированных войск перешла к большевикам, другие разошлись по станицам. Притока людей из России в армию - нет. Командующий объявил мобилизацию офицеров Ростова, но в армию поступают немногие - большинство же умело уклоняется,

Ф. И. Анисимов

(обработка В. Н. Мантулина) Утвержден Большим 
Войсковым Кругом 20 сентября 1918 года.

ГИМН Всевеликого Войска Донского

Всколыхнулся, взволновался 
Православный Тихий Дон, 
И послушно отозвался 
На призыв свободы он.

Зеленеет степь родная, 
Золотятся волны нив, 
И, с простора долетая, 
Вольный слышится призыв.

Дон детей своих сзывает, 
В Круг Державный Войсковой, 
Атамана выбирает Всенародною душой.

В боевое грозно время, 
В память дедов и отцов, 
Вновь свободно стало племя 
Возродившихся донцов.

Славься, Дон, и в наши годы, 
В память вольной старины, 
В час невзгоды - честь свободы 
Отстоят твои сыны.

Директива о расказачивании

29 января 1919 года.

"Циркулярно. Секретно.

Необходимо, учитывая опыт гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества, путем поголовного их истребления.

1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим прямое или косвенное участие в борьбе с советской властью. К среднему казачеству необходимо применить все те же меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти.

2. Конфисковать хлеб и заставить ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем сельскохозяйственным продуктам.

3. Принять меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой бедноте, организуя переселение, где это возможно.

4. Уравнять пришлых иногородних с казаками в земельном и во всех других отношениях.

5. Провести разоружение, расстреливать каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи.

6. Выдавать оружие только надежным элементам из иногородних.

7. Вооруженные отряды оставлять в казачьих станицах впредь до установления полного

порядка.

8. Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения, предлагается проявить максимальную твердость и неуклонно проводить настоящие указания.

Центральный комитет постановляет провести через соответствующие советские учреждения обязательство Наркомзему разработать в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли. ЦК РКП (б)".

Центральный партийный архив, фонд 17, опись 65, дело 35, лист 261.

Н. А. Келин

Мы гордое племя! Мы вольные птицы!
В нас кровь горячее огня-
За наши курганы и наши станицы
Мы вихрем взлетим на коня.
И горе соседям, коль в бешеном споре,
Волной затабунится степь,
И вспенит волну до широкого моря
Ковыль - наша белая лепь.
На дальних отрогах и гребнях Кавказа
Наш Терек взыграет волной,
Восстанут Урал и Кубань без приказа
И Дон поведет их на бой!
За Дикое Поле и честь атаманов,
За трепет казачьих знамен
Мы груди подставим под копья тиранов
И дерзкий напор отобьем!..
Так мчите же, песни, казачую славу
На пасмурный Север и Юг,
Гремите по миру про дикую лаву,
Про наши станицы и Круг!!!

Ф. Д. Крюков

Родимый край (отрывок)

...Во дни безвременья, в годину смутную развала и паденья духа, я, ненавидя и любя,, слезами горькими оплакивал Тебя, мой Край Родной... Но все же верил, все же ждал: за дедовский завет и за родной свой угол, за честь казачества взметнет волну наш Дон седой...

Вскипит, взволнуется и кликнет клич, клич чести и свободы...

И взволновался Тихий Дон... Клубится по дорогам пыль, ржут кони, блещут пики... Звучат родные песни, серебристый подголосок звенит вдали, как нежная струна... Звенит и плачет и зовет...

То Край Родной восстал за честь Отчизны, за славу дедов и отцов, за свой порог и угол... Кипит волной, зовет на бой Родимый Дон... За честь отчизны, за казачье имя, кипит, волнуется, шумит седой наш Дон - Родимый Край,

1918 г.

Р. М. Самарин

Богом посланная конница

Ты, выкорчеванное начисто, 
Ты, низведенное под корень, 
Былое русское казачество - 
Незаживающее горе.

И память о тебе всезнайками 
Заплевана теперь по брови - 
Корят казачьими нагайками, 
Не помнят о казачьей крови...

Да, пусть тебе землею плачено, 
И пусть гордилась ты по праву - 
Но сколько же тебя истрачено 
За триста лет российской славы!

Куначество Европы с Азией, 
От Эрзерума до Памира, 
Нательный медный крест и газыри, 
Братанье бурки и мундира...

Побеги дуба Запорожского, 
Ветвилось ты, с врагами споря, 
От моря теплого волошского 
До желтого лихого моря.

Каймило степь станицей Русскою, 
Песками шло, текло рекою - 
Яицкое и Оренбургское, 
Донское, Волжское, Терское.

Сибирское и Черноморское, 
Кубанское и Семиречье,- 
По всем границам барсом порскало,
Звенело дерзкой русской речью.

Цвело лампасом, шашкой лязгало, 
Папаху набекрень носило - 
Амурское и Забайкальское, 
И сколько вас еще там было...

Тот шел в Тебя, кому ни в пахари, 
Ни в толстосумы, ни в юроды,- 
За то и жаловали плахами Тебя паны и воеводы.

Не воровское, не боярское - 
Не гнуло пред царями шею, 
Но даже в смуте было - царское, 
Не власти - царству зная цену!

Кто песню пропоет печальную 
О гибели хмельной и зряшной, 
В столетья книгу поминальную 
Кто занесет твой жребий страшный?

И вам, потомки, не припомнится ль 
При споре с Братом Желтолицым - 
Та, Богом посланная конница, 
Которая не возвратится?

1961 г.

М. А. Шолохов

Не выдержав издевательств большевистских 
комиссаров, казаки восстали...

Тихий Дон, (отрывок)

В конце улицы, упиравшейся в белый лобастый скат горы, показались двое верховых... Миновав соседний переулок, доскакали. Передний, старик в зипуне нараспашку, без шапки, с потным, красным лицом и рассыпанными по лбу седыми кудрями, молодецки осадил лошадь; до отказа откидываясь назад, вытянул вперед правую руку.

- Что же вы, казаки, стоите на проулках, как бабы?! - плачуще крикнул он.

... - Что же вы стоите, сыны тихого Дона?! - еще раз крикнул старик, переводя глаза с Григория на остальных.- Отцов и дедов ваших расстреливают, имущество ваше забирают, над вашей верой смеются жидовские комиссары, а вы лузгаете семечки и ходите на игрища?! Ждете, покель вам арканом затянут глотку? Докуда же вы будете держаться за бабьи курпяки? ...Встаньте! Возьмитесь за оружие! ...На конь, казаки, покуда не поздно!..

Из-за Дону, с верховьев, со всех краев шли вести о широком разливе восстания. Поднялось уже не два станичных юрта. Шумилинская, Казанская, Мигулинская, Мешковская, Вешен-ская, Еланская, Усть-Хоперская станицы восстали, наскоро сколотив сотни; явно клонились на сторону повстанцев Каргинская, Боковская, Краснокутская. Восстание грозило перекинуться и в соседние Усть-Медведицкий и Хоперский округа. Уже начиналось брожение в Буканов-ской, Слащевской и Федосеевской станицах; волновались окраинные к Вешенской хутора Алексеевской станицы... Вешенская, как окружная станица, стала центром восстания.

В. Г. Каргальская

Могила атамана Каледина

Есть на кладбище Дона могила, 
Окруженная тайной былин... 
В ней живет сокровенная сила, 
В ней зарыт атаман Каледин.

Его прах под крестом отдыхает, 
Но не спится душе удалой; 
По степям она с войском гуляет 
И зовет на решительный бой.

Гей! Донские орлы боевые! 
Поклянитесь мне в ваших сердцах, 
Что вернете вы степи родные, 
Успокойте бессонный мой прах.

Обещали вы мне, атаману - 
Заклинаю вас смертью своей - 
Уберечь от меча басурмана 
Красоту христианских церквей.

Обещайте, что игом позора 
Не позволите Дон запятнать, 
Что орлиного смелого взора 
Не придется к земле опускать.

Есть на кладбище Дона могила, 
По ночам она светом горит: 
То с казачеством тайною силой 
Атаман Каледин говорит...

В день его благородной кончины, 
Крестным знаменем грудь осеня, 
Со словами великой помины 
Помолись, всеказачья семья.

...Не преклоним знамена донские! 
Мы ворвемся во вражеский стан, 
Возродим мы и Дон и Россию... 
Спи спокойно, донской атаман.

На скрижалях священных закона 
Мы запишем твой клич боевой... 
Греза светлая Тихого Дона 
Да лелеет твой мирный покой.

М. А. Шолохов

Описывая в романе "Тихий Дон" ужасы и 
бессмысленность гражданской войны в России, 
М. А. Шолохов призывал к братскому милосердию 
русских к русским. Это хорошо видно из эпизода 
с похоронами Валета, убитого в гражданской войне 
на Дону.

Тихий Дон (отрывок)

Валета через двое суток прибрали: двое яблоновских казаков, посланных хуторским атаманом, вырыли неглубокую могилу, долго сидели, свесив в нее ноги, покуривая.

- Твердая тут на отводе земля,- сказал один.

- Железо прямо-таки! Сроду ить не пахалась, захрясла от давних времен.

- Да... в хорошей земле придется парню лежать, на вышине... Ветры тут, сушь, солнце...

Они поглядели на прижавшегося к траве Валета, встали. ...Положили в могилу по-христиански: головой на запад: присыпали густым черноземом.

- Притопчем? - спросил казак помоложе, когда могила сравнялась с краями.

- Не надо, пущай так,- вздохнул другой.- Затрубят ангелы на Страшный суд - все он проворней на ноги встанет...

Через полмесяца зарос махонький холмик подорожником и молодой полынью, заколосился на нем овсюг, пышным цветом выжелтилась сбоку сурепка, махорчатыми кистями повис любушка - донник, запахло чабрецом, молочаем и медвянкой. Вскоре приехал с ближнего хутора какой-то старик, вырыл в головах могилы ямку, поставил на свежеоструганном дубовом устое часовню. Под треугольным навесом ее в темноте теплился скорбный лик Божьей Матери, внизу на карнизе навеса мохнатилась черная вязь славянского письма:

В годину смуты и разврата

Не осудите, братья, брата.

Старик уехал, а в степи осталась часовня горюнить глаза прохожих извечно унылым видом, будить в сердцах невнятную тоску.

Н. Н. Туроверов

Степной поход

Не выдаст моя кобылица, 
Не лопнет подпруга седла. 
Дымится в Задонье, курится 
Седая февральская мгла. 
Встает за могилой могила, 
Темнеет калмыцкая твердь 
И где-то правее - Корнилов, 
В метелях идущий на смерть. 
Запомним, запомним до гроба 
Жестокую юность свою, 
Дымящийся гребень сугроба, 
Победу и гибель в бою, 
Тоску безнадежного гона, 
Тревоги в морозных ночах, 
Да блеск тускловатый погона
На хрупких, на детских плечах. 
Мы отдали все, что имели, 
Тебе, восемнадцатый год, 
Твоей азиатской метели 
Степной - за Россию - поход.

Н. Н. Туроверов

В эту ночь мы ушли от погони, 
Расседлали своих лошадей; 
Я лежал на шершавой попоне 
Среди спящих усталых людей. 
И запомнил, и помню доныне, 
Наш последний российский ночлег, 
Эти звезды приморской пустыни, 
Этот синий мерцающий снег. 
Стерегло нас последнее горе,- 
После снежных татарских полей,- 
Ледяное Понтийское море*, 
Ледяная душа кораблей.

*(Черное море.)

Р. П. Кумов

К братской могиле на Пирамидах

Пусть позволит мне ваша чистая память возложить к подножью ваших безвременных могил несколько смиренных благодарных, благоговейных былинок. Я не погублю для этого в своем маленьком цветнике ни пышных маков, ни тонкостебельных синеоких васильков - пестрое... Пусть они живут и дышат в память вашу. Но я отдам вам то, что мне дороже всех пышных маков, синих васильков и благоуханных левкоев: несколько былинок седой горькой полыни и полевого цветущего чебора. Пусть они напомнят вам, как напоминали когда-то мне на чужбине, о прекраснейшей стране под солнцем, где течет единственная в свете по синеве своих вод старая река и где на пустынных прибрежных горах колышется белая подсохшая полынь да сладко курится розовый ладонный чебор. Пусть расскажут они вам, как рассказывали когда-то мне в далеких землях о нашей тихой станице под высокими горами - Пирамидами*, о милых, изрытых дождевыми потоками, улицах, о старом задумчивом соборе, на котором чудесно трезвонят ко всенощной под праздники, о сиреневых палисадниках, о заросших шумящих пахучими левадами и садами Базах и Клинах, о коротеньких переулках к Дону с восхитительными видами на старую синюю богатую воду... Пусть скажут они вам о ваших, оставленных на степной стороне, беленьких домах под лепечущей вишней, о грустных лампадках, зажженных в вечерний час близкой рукой во имя ваше, о родных, о близких людях, - о всем том, что вами высокими, оставлено ныне беззаветно и беспрекословно, ради долга и высокой чести...

И пусть передадут они вам, что вся великая донская степь с седой полынью и розовым чебором, с чистой ромашкой и важными красно-головыми татарниками, с холодной мятой и узорчатым тысячелистником, со всяким, всяким полевым разнотравьем, ныне клонится перед вами ниц и поет, как под сильнейшим свежим ветром: "Слава вам, слава". Клонятся ниц полинявшие под солнцем деревянные голубцы при дорогах, взмутились в глубоких тенистых оврагах ключевые воды, возшумели полевые дикие красавцы-боярышники и луговые терны, задымила травяным ароматом дебелая яркая "рожа" под подъемным крохотным слуховым окошком: "Слава вам, слава". Падают ниц, до самой сырой земли, степные народы - и те, которые пьют воду из старой синей реки, и те, которые пьют воду из далеких степных жемчужных озерец, на белых хуторах: "Слава вам, слава".

*(Станица Усть-Медведицкая, где были похоронены молодые казаки, о которых говорит Р Кумов.)

"Слава вам, слава".

Н. Н. Туроверов

Знамя

Мне снилось казачье знамя,
Мне снилось - я стал молодым,
Пылали пожары за нами,
Клубился пепел и дым.
...И снилась мне переправа
С конями вплавь, через Дон...
И воды прощальные Дона
Несли по течению нас,
Над нами на стяге иконы,
Иконы - иконостас;
И горький ветер усобиц,
От гари став горячей,
Лики всех Богородиц
Качал на казачьей парче.

П. Н. Краснов

И верю я, что, когда начнет рассеиваться... туман исторический, туман международный, когда прояснеют мозги запудренных ложью народов, а русский народ пойдет в "последний и решительный" бой с третьим интернационалом и будет та нерешительность, когда идут первые цепи туманным утром в неизвестность - верю я - увидят русские полки за редеющей завесой исторического тумана родные и дорогие тени легких казачьих коней, всадников, будто парящих над конскими спинами, подавшихся вперед, и узнает русский народ с величайшим ликованием, что уже сбросили тяжкое иго казаки, уже свободны они и готовы свободными вновь исполнять свой тяжелый долг передовой службы - чтобы, как всегда, как в старину, одиннадцатью крупными жемчужинами казачьих войск и тремя ядрышками бурмицкого зерна городовых полков вновь заблистать в дивной короне Имперской России.

Н. Н. Туроверов

В ноябре 1920 года остатки Русской армии 
генерала П. Н. Врангеля эвакуировались из 
Крыма. Вместе с ней Россию навсегда покидали 
и донские казачьи полки.

Уходили мы из Крыма 
Среди дыма и огня, 
Я с кормы все время мимо 
В своего стрелял коня.

А он плыл, изнемогая, 
За высокою кормой, 
Все не веря, все не зная, 
Что прощается со мной.

Сколько раз одной могилы 
Ожидали мы в бою. 
Конь все плыл, теряя силы, 
Веря в преданность мою.

Мой денщик стрелял не мимо 
Покраснела чуть вода... 
Уходящий берег Крыма 
Я запомнил навсегда.

П. Н. Краснов

"...Россия была и будет. Может быть, не та, не в боярском наряде, а в сермяге и лаптях, но она не умрет. Можно уничтожить миллионы людей, но им на смену народятся новые, народ не вымрет. Все переменится, когда придут сроки. Не вечно же будут жить Сталин и Сталины. Умрут они, и настанут многие перемены.

...Воскресение России будет совершаться постепенно. Не сразу. Такое громадное тело не может сразу выздороветь. Жаль, что я не доживу".

Историческая песня

Как ты, батюшка, славный тихий Дон, 
Ты кормилец наш, Дон Иванович, 
Про тебя лежит слава добрая, 
Слава добрая, речь хорошая. 
Как, бывало, ты все быстёр бежишь, 
Ты быстёр бежишь, все чистёхонек, 
А теперь ты, Дон, все мутен течешь,
Помутился весь сверху донизу. 
Речь возговорит славный тихий Дон: 
"Уж как то мне все мутну не быть, 
Распустил я своих ясных соколов, 
Ясных соколов - донских казаков. 
Размываются без них мои круты бережки, 
Высыпаются без них косы желтым песком".

П. Н. Краснов

Любите Россию!

Если вы поговорите с образованным англичанином, французом, финляндцем, эстонцем - он выскажет перед вами много любви к своей Родине, много национальной гордости перед своим прошлым. Он будет перед нами прежде всего англичанином, французом, эстонцем. Только потом, быть может, в дружеской беседе, и то далеко не всякий, выскажет свое неудовольствие или удовольствие перед политикой своего правительства и скажет вам, что он социалист, или сторонник умеренной партии, или правый клерикал, роялист... Это после, так сказать, на задворках главного - национального чувства, патриотизма, любви к Родине и гордости ею...

Но поговорите с нашим "интеллигентом",- тем, кто является образованным руководителем народа русского. Увы! В большинстве случаев он кто угодно, но только не русский. Вы можете оскорблять и издеваться в газетах над русским делом, над русским правительством, над русской армией - он смолчит. Но затроньте еврея - и посыпятся громы небесные - "погромная литература", "зоологические понятия", "гнет царского режима" и чего только не скажут в защиту гонимой расы.

Быть русским - это значит быть черносотенцем, это значит быть погромщиком и почему-то непременно монархистом, реставратором и крайним реакционером.

Я прошу извинения у читателя за употребление в русской речи иностранных неудобопонятных слов, но наша интеллигенция так засорила ими чистый русский язык, что без них никак не обойдешься. Русский интеллигент прежде всего сторонник своей партии. Он социалист-революционер, социалист-демократ, монархист, или, как принято говорить сокращенно по буквам,- эс-эр, эс-дек, ка-дет и т. д., только потом, и то далеко не всякий интеллигент,- он русский.

Для очень многих интеллигентов - партия выше России, интересы партии заслоняют интересы России и ее народа. От этого вечная смута. От этого слишком долгое торжество интернационала, мертвого, беспочвенного угнетения, от этого трудности борьбы с большевизмом.

Монархисты, считая идею монархии важнее идеи России, наносят удар в спину Северозападной армии, посылая наемника Вермонта и объявляя какое-то самозванное правительство в Берлине.

Социал-революционеры, считая Деникина и Колчака слишком правыми, работали над разложением их армий и два раза срывали наступление их армий и смущали Войсковой Круг Донского Войска и Кубанскую Раду.

Не будем говорить о крайних партиях- о большевиках и анархистах, сколько зла они сделали русскому народу, этого невозможно перечесть.

Между тем, именно теперь мы переживаем такой момент, когда нам нужно стать прежде всего русскими и отстоять свое русское дело, собрать Россию, умиротворить ее, успокоить, вернуть к честной творческой работе и только тогда мирным путем словесно столковаться и выяснить свои политические верования и вожделения. Прежде всего русское дело и Россия, а потом уже стремление к политическим идеалам.

Происходит это потому, что русские образованные люди на деле очень малообразованны и слишком плохо и односторонне знают русскую историю, и многие презрительно относятся к великому прошлому русского народа.

Ни один народ, кроме англичан, не имеет такого громадного культурного значения для мира, как народ русский. Англичане покорили моря и страны заморские и внесли английскую культуру в Африку, Америку и южную половину азиатского материка. Русский народ за тысячу лет своего существования завоевал сушу и передал свою высокую русскую культуру в большую часть Азии, на Кавказ и во все Заволжье. Дикие иногородцы заговорили по-русски и стали мечтать об университетах. В Закавказье, в Туркестане, в Средней Азии, в Семиречье вся культура - русская, все богатство этих обширнейших стран создано русскими людьми и русским народом. Но интеллигенция наша в лучшем случае молчит об этом, в худшем случае отыскивает ошибки, промахи и кричит об угнетении инородцев, башкир, киргизов, армян, то есть именно тех народов, которые сохранились и процвели, благодаря русскому гению, живому духу русского народа.

...Вся история России это сплошная красота. Это такое величие духа русского народа, что слезы навертываются на глаза, когда читаешь, как обороняли русские Псков, как сражались

под Нарвой, как побеждали под Полтавой, как из ничего создали великий флот. А суворовские походы, а русская армия, с венком свободы идущая в далекий заграничный поход к самому Парижу, а освобождение сербов и болгар, освобождение армян!

Забыли мы эту величайшую культурную работу, которую внес в мир русский народ и русская армия!

С ядовитым шипением гады русской земли, бесы-разрушители счастья русского ищут только темные страницы русского быта. Описывают крепостное право, кивают на ошибки прошлого. Но разве не было этих ошибок у соседей? Разве не было вассалов в Западной Европе и рабство было только в России? А пытки, инквизиция, а то, что вызвало взрыв негодования во французском народе и революцию - ведь это современники Ивана Грозного, это современницы золотого века Екатерины Великой, когда было заложено первое звено свободы русского народа.

Мы молчим об этом. Потому, что нам выгоднее мутить народную душу коварными сомнениями и несбыточными мечтами, ибо в мутной воде легче рыбу ловить, легче наживаться и проходить в люди.

Шумим, но не дело делаем...

В этом отношении простой русский народ выше образованного класса, выше интеллигенции, потому что простой народ верит в русское дело и любит Россию и, если бы не смущали его страшной ложью и клеветой на прошлое, о! скоро, очень скоро он снова стал бы великим.

1919 г.