«Наполеон ехал в утепленной карете вместе с начальником штаба армии Бертье. Откинувшись на спинку сидения, , он размышлял о чем-то своем. Маршал Бертье тоже мол-1 чал, он хорошо знал Наполеона, чтобы осмелиться прервать сейчас его мысли. По обе стороны дороги лежала заснеженная всхолмленная равнина с темневшим вдали угрюмым лесом. По дороге брели солдаты, когда-то статные и бравые, теперь жалкие и беспомощные. Надев на себя всякую рвань, лишь бы уберечься от мороза, они шли, оступаясь и скользя, цепляясь друг за друга. И лошади, обессиленные от голода и долгих переходов, едва передвигались...
Зима подобралась внезапно. В ночь на J> ноября вдруг похолодало, надвинулись черные тучи, пошел снег. К утру стало белым-бело. А потом ударил мороз, и вся прелесть тихой осени сменилась сплошным ненастьем.
Думал ли он, всесильный император, что все так обернется? Что не только русская армия, но и российская зима обрушится со всей суровостью на его блистательное и досель непобедимое войско.
Его предупреждали, говорили, что надо спешить убраться поскорей из Москвы и вообще из России, убеждая, что эта необозримая по своим просторам страна проглотит и армию, и его самого, великого Наполеона.
Он оставался, однако же, непреклонным. Все ждал, русские придут к нему с поклоном, первыми заговорят о мире. Но Кутузов молчал. Не отвечал и Александр.
Даже потеря Москвы и неслыханный пожар, уничтоживший почти всю вторую российскую столицу, не поколебали упрямство и стойкость русских.
Не верил он россказням о суровости русской зимы, осень околдовала его. Она была тихая, солнечная, ласковая, и он не раз повторял, что она здесь такая же, как и в Фонтенбло - летней резиденции французских королей,- которую он так обожал. Даже в день выезда из Москвы, 7 октября, погода была чудесная: с легким морозцем, серебряным инеем и деревьями в багряно-золотистом убранстве. Он даже подшучивал над теми, кто распространялся об ужасах русской зимы.
А ведь они были правы... Сейчас он похож на того незадачливого охотника, который сидит на медведе, держит его морду, а выпустить не может, потому что тот его подомнет.
Он огласил на всю Европу, что поверг Россию, что отныне он - властелин мира... Теперь же не знает, как побыстрей выбраться назад.
Нет, не зима победила французскую армию, не морозы и метели. Русский народ - главный враг ее.
Такие безрадостные мысли овладели Наполеоном в тот хмурый ноябрьский день по дороге к спасительной Березине.
- Казаки!- нарушая молчание, произнес Бертье.
- Где?- Наполеон прильнул к оконцу.
В полуверсте слева и впереди маячили всадники. На заснеженной равнине их фигуры четко выпечатывались, и даже были видны торчащие пики.
Русские войска все настойчивей и чаще атаковали отступающие колонны. Особенно досаждали казаки.
- Опять этот Платов!
Наполеон вспомнил встречу в Тильзите с казачьим генералом, в памяти всплыло простоватое, не лишенное лукавства и мудрости лицо, маска простачка. Вспомнил и ответ атамана, когда он, Наполеон, высказался о луке, что применили в нападении у Веллау башкиры. «Это, кажется, пошло от гуннов»,- сказал он тогда с грубой прямотой. «Когда защищаешь родную землю, и дубина хороша»,- прищурив глаз, ответил Платов.
Обгоняя экипаж, в сторону казаков помчался эскадрон гусар. Кони глубоко увязали в снегу, и за каждым пушилось белое облачко. Но казаки словно каменные.
- Они никак не реагируют,- заметил Наполеон, отведя взгляд от окна.
- Сейчас этих бестий проучат,- ответил Бертье.
Неожиданно экипаж тряхнуло, и он стал сползать с дороги. Оба ухватились за сидения. Снаружи послышались голоса, шедшие рядом солдаты подперли карету плечами.
Наполеон снова посмотрел в окно и с удивлением заметил, что в том месте, где только что находились казаки, никого нет,
- Где же они?- спросил он Бертье.- Там были люди или мне почудилось?
- Они бежали, ваше величество. Бежали как трусы.- Маршал замолк, про себя подумал: «А мы-то что делаем?» Скрывая мысль, поспешно дополнил:- Видимо, это разведка русских.
Войска французской армии шли одной дорогой. Колонны сильно растянулись, между ними образовались пустые пространства, и ими свободно пользовались казаки, чтобы нападать с обеих сторон.
Дорога часто взбиралась на увалы, спускалась вниз, потом снова ползла вверх.
Очередной подъем был крут, и, чтобы согреться, Наполеон выбрался из экипажа. Под крики возницы и свист хлыста шестерка запряженных цугом лошадей тянула императорскую карету наверх.
- Поберегитесь, ваше величество!- подскочили с двух сторон государственный секретарь Дарю и Бертье и подхватили Наполеона под руки.
Задыхаясь, они втроем выбрались к гребню.
- Теперь будет легче,- с трудом перевел дыхание Дарю. Перед ними начинался спуск. Он был настолько крут, что солдаты и офицеры охраны садились на снег и, скользя, спускались.
- Ваше величество, дозвольте предложить...- Что предложить, Дарю не успел сказать; подавляя страх, Бертье негромко произнес:
- Казаки...
Наполеон оглянулся и увидел, как от леса, разверув-шись широкой лавой, прямо на них неслись всадники. Низкорослые лошади стелились на снегу.
- Экипаж вниз!- скомандовал Наполеон. Не раздумывая, он сел и заскользил по круто уходящей вниз ледяной дорожке.
Не выдержав удара, гусары повернули назад. За ними пустились в погоню казаки.
Антип скакал в самой гуще, азартно кричал:
- Ату их! Ату!
Скакавший рядом Митрич вдруг указал рукой вправо, и Антип увидел мчавшихся им наперерез французов. Рука неосознанно, сама собой натянула поводья, конь стал сбавлять бег.
И гусары, за которыми они гнались, остановились, разгоряченные кони танцевали. Вслед за первым неприятельским полком показался еще один.
- Отходи! Назад! - послышалась команда.- Наза-ад! Антип замешкался, поворотил коня и скакал в числе замыкающих. Он не слышал, как позади хлопнуло орудие, потом ударило второе. Над головой, обгоняя лаву, пронеслись ядра и упали на пути их отступления. Прогремели взрывы. Скакавший впереди конь взвился свечой, и всадник, выронив пику, свалился с седла. Рухнул и конь, казак чудом вывернул ногу из-под упавшего животного. К нему подлетел Антип.
- Хватай за стремя!
И тот послушно ухватился за ремень стремени. Чтобы втащить пострадавшего на седло, нечего было и думать: сзади слышался топот. Казак бежал рядом со всадником широким шагом, едва успевая отталкиваться от земли: не бежал, а прыгал, и казалось, вот-вот он выпустит стремя, упадет.
- Стой! Ядрить тебя!.. Стой!- Подскочил Митрич.- Садись верхом, ваше благородие! К нему садись!
Митрич ловко поддел казака под руку, помог ему вскочить на коня. И тут Антип узнал Ивана Платова.
В следующий миг он ударил шпорами, вздернул поводьями:
- Н-но! Пошла!
Митрич же остался позади...
Когда Матвей Иванович узнал о том, что Антип Зав-городний выручил сына Ивана, он пожелал его видеть.
- Молодец, казак!- генерал был крепкой памяти. Узнал Антипа с первого взгляда.- Вы что же так глубоко врубились во французский строй?- перевел он взгляд на сына.
- С умыслом. Там Наполеон изволил пребывать... А вот он не стерпел,- Иван кивнул на Антипа.- Помчался, а за ним и сотня.
- Ты что, Завгородний, хотел добраться до Бунаарта?
- Так точно... Только промашка вышла. Сил-то у нас меньше оказалось.
- Бьют и меньшими... за храбрость и спасение командира - большое спасибо. Проси чина или награды. Только не деньги. Выручка в сражении дороже червонцев, она превыше всего. Нет ей меры деньгами и золотом. Ей мера - награда. Крестом, Антип, как и твоего отца, награжу...
Матвей Иванович поднялся, прошел по комнате, искоса бросил на казака взгляд.
- Крест, Антип Завгородний, за спасение есаула непременно выхлопочу, а вот на дочь мою Анну пока не рассчитывай. Вот ежели б Бунапарта приволок, тогда другое дело.