16.09.2012

460 лет назад донские казаки совершили саперный подвиг

К тому времени уже более полувека Россия с переменным успехом пыталась решить "Казанский вопрос". Иван III даже сумел взять город, отправив в ссылку в Вологду хана Али с семьей и посадив на престол своего ставленника хана Мухаммед-Эмина. Протекторат России длился почти 35 лет, после чего крымские Гиреи совершили поход на Казань и свергли лояльную династию Темир-Кутлу, посадив в ханский дворец своего Сагиб-Гирея, который сразу же возобновил набеги на Русь. Его племянник Сафа-Гирей даже запрашивал помощи Турции для совместных походов на Москву, но золото великого князя Василия III дважды позволяло свергать его в результате дворцовых переворотов. Третьего раза не потребовалось - хан по пьяному делу проломил себе голову во время умывания.

Для битв с мобильными и непредсказуемыми степняками нужны были не классические отряды тяжеловооруженной дворянской конницы, а столь же легкие союзные степняки, знакомые с тактикой и хитростями всадников Золотой Орды. Служивших московскому князю касимовских татар Шиг-Алея явно не хватало, поэтому встал вопрос о привлечении к походам на Казань живущих вольно пехотинцев-казаков.

Нужно сказать, что привычный нам образ лихих наездников-казаков сложился уже в XVIII веке, а до этого лошадей на Дону было крайне мало, и в набеги казаки предпочитали отправляться не в седле, а за веслами стругов, как в свое время грозные викинги. Но живущих за сотни верст от Казани донцов мало тревожило, кто именно владеет бывшей столицей Волжской Булгарии - набегам наследников хана Тохтамыша нищие "степные рыцари" не подвергались, да и сами на них не нападали. Куда больше проблем им доставляли османы из Азова да задонские ногаи, с которыми рубились ежегодно.

Однако обещания обильных "зипунов" и пожалования от царя Ивана, объявившего себя таковым при восшествии на великокняжеский престол, делало для донцов поход весьма заманчивым. Да и более безопасным, учитывая наличие мощного царского "наряда" (артиллерии) и почти 100-тысячной армии. В любом случае в поход на Казань - четвертый уже по счету для царя Ивана - отправился внушительный отряд казаков во главе с атаманом Сусаром Федоровым, насчитывавший, по данным различных историков, от пяти до семи тысяч бойцов.

Цифра представляется значительно завышенной: на Дону и спустя век сложно было собрать столь крупные соединения - брать Азов в 1637 году ходили четыре тысячи казаков. К тому же оставлять на время неизвестно сколько продлящегося похода слабо укрепленные донские городки совсем без вооруженной силы при наличии стольких врагов было бы слишком самонадеянно.

Из отписки 1632 года казаков царю Михаилу Федоровичу и грамоты Иоанна Грозного донским казакам от 1552 года за их "великую службу" можно сделать вывод, что в походе принимали участие "степные рыцари" не только с Дона, но и с Терека, Волги и Яика. Следовательно, только объединенными усилиями многих отрядов можно было свести под командование Сусара Федорова несколько тысяч бесценных в войне с татарами профессиональных бойцов.

Казань стояла на крутой возвышенности, примерно в шести километрах от Волги, вверх по речке Казанке. По воспоминаниям современников тех событий, она была обнесена двойными дубовыми стенами, заполненными землей и камнем, с 15 деревянными же башнями, окопана рвом (ширина 6,5 м, глубина 15 м) и имела двенадцать ворот. Посередине крепости шел овраг, прикрывавший большие каменные здания ханского двора и мусульманские мечети. Дальше, к востоку, на плоской возвышенности, стоял сам город, также обнесенный деревянными стенами с башнями, а еще дальше - Арское поле, с обрывами по обе стороны. С третьей стороны примыкал к нему густой лес. Подступы к Казани были трудны: местность изобиловала болотами, зарослями кустарника, лесами. Ее гарнизон составлял 30 тысяч солдат, еще столько же под командованием князя Епанчи (Япанчи) сосредоточилось в тылу нападавших, в Арской крепости.

Подступивший к крепости передовой русский отряд свияжского воеводы князя Семена Микулинского никуда не годился. По утверждению дореволюционного историка Дмитрия Иловайского, в Свияжске скопилось большое количество освобожденных из Казани русских пленников. Особенно пленниц. Ну, и дело известное: "К вящему горю, царю и митрополиту донесли, что в этом войске свирепствует ужасный разврат, что многие даже предаются содомскому греху (и это при обилии пленниц! - авт.) и кроме того, бреют бороды, чтобы нравиться женщинам". Ошалевшие от таких вестей самодержец с митрополитом Макарием решили осаду Казани начать с того, что отослали архангельского протопопа Тимофея в Свияжск со святой водой, чтобы окроплять извращенцев и "увещевать воинов крепко стоять за веру, блюсти чистоту душевную и телесную, избегать пустотных бесед и срамных словес, блуда и содомии, а также не класть бритву на брады своя, понеже сие дело есть латынския ереси". Вот к таким похмельным и гладко выбритым сластолюбцам летом 1552 года присоединился вооруженный пиками, пищалями и саблями "добровольческий" отряд атамана Сусара Федорова.

Первый историограф казачества, строитель Ростова инженер-генерал Александр Ригельман в своей "Истории о донских казаках" издания 1778 года весьма поэтично описывает их участие в осаде. "Донцы, узнав, что царь Иван Васильевич Грозный уже семь лет ведет войну с татарами и хочет взять Казань, решили ему помочь как единоверцу по греческой вере. Атаман Сусар послал небольшую часть войска к устью реки Дон, чтобы настрелять там птиц баб и привезти великое количество перьев их. Сими перьями убрал он поверх одежды, с головы и до ног, все войско, и так пышно, что каждый человек представлялся величайшим страшилищем. Атаман, вооружив всех копьями, луками, саблями и пищалями, повел их под Казань и, став, не доходя города, ночью развели костры. Царь послал своего боярина узнать, что там за войско, но боярин чем ближе подходил, тем страшнее ему они казались, и так убоялся их, что, не доходя, со страхом возвратился. Царь разгневался и послал опять боярина. Боярин, подойдя к войску, был от страха как полумертв и едва в силах был спросить, что "люди вы или привидения". Они громогласно ответили ему: "Мы - казаки, люди вольные, пришедшие с Дону, царю Московскому помогать взять Казань и за Дом Пресвятой Богородицы все свои головы положить". Боярин с радостью донес царю о казаках. Царь утром послал к ним всякие дары, но казаки не приняли, а одарили его сами, богатыми кожами звериными и просили, чтобы царь им позволил взять Казань. Донцы на следующий день, подняв святые иконы и навесив на пики крылья от баб птиц, пошли к городу Казани, каковой их строй представлялся лесом, покрытым снегом. Подойдя к речке Казанке, казаки начали рыть подкоп под городские стены. По окончании подкопа, все стали на колени, вознесли Господу Богу свои горячие молитвы, подожгли бочки с порохом под подкопом и, как последовал взрыв, разрушивши стены, казаки стремительно бросились в город, коих жители сочли за страшное привидение и устрашились их, а казаки рубили, кололи и стреляли их везде без пощады. После этого уже вошел царь со своей ратью в город Казань и поставил свои караулы и назначил там своего воеводу. Царь, в благодарность, одарил казаков богатой добычей, но они отказались, прося оставить им "реку Дон со всеми реками (притоками) и всеми потеклинками (малыми притоками) до тех пор, как им надобно".

Красиво для романтического летописца, но стыдно для историка, тем более инженера. Понятно, что генерал Ригельман хотел выразить "решпект" казачеству, среди которого он прожил долгие годы, однако совсем необязательно было изображать из бойцов скоморохов и землекопов, которыми казаки никогда не были. Тем более, в середине XVI века, когда на Дону не было ни одной мало-мальски серьезной крепости, а сами казаки предпочитали набеги, а не осады с подкопами.

Как бы то ни было, в середине августа русские войска во главе с царем Иваном и всеми знаменитыми воеводами того времени (Андреем Курбским, Петром Серебряным, Александром Горбатым-Шуйским, Федором Адашевым, Михаилом Воротынским и др.) переправились на левый берег Волги со всем "нарядом" и начали осаду Казани. "Дела" (большие осадные пушки с каменными ядрами) и "затинные пищали" (пушки, стреляющие железными ядрами) были поставлены возле основных ворот и ограждены турами. Казаков определили в полк правой руки под командованием князя Курбского и расположили в районе каменной Даировой бани возле Муралеевых ворот (ворота Нур-Али). При этом, как отмечал князь, метко лупившие из "рушниц" (ручные пищали) по Казани казаки очистили стены со своей стороны от их защитников, рискнувших подставить любопытные лбы под пули осаждавших. Два месяца прошли в бесплодных обстрелах и стычках с тыловой конницей Епанчи.

Тем временем царь послал узнать у перебежчиков, откуда столь большой город берет воду, учитывая, что осаждающие сразу же отвели русло реки Казанки в сторону, чтобы уморить врагов жаждой. Те сообщили, что у казанцев есть тайный ход к подземному источнику с водой. Как пишет историк Василий Татищев, "и воеводы государю возвестили, что путь их близко той бани каменной, в которой бане казаки государевы от них стоят, из той бани мощно подкопаться под тайник". Вот тут и начинается ригельмановская романтическая легенда. Еще в 40-х годах благодаря военной реформе, проводимой Избранной радой царя Ивана, в войсках появилась инженерная служба, состоящая из наемных иноземных инженеров-саперов, так называемых размыслов. За 150 лет до Петра Великого!

Первые размыслы появились в войске в 1550-1551 годах и участвовали в закладке крепости Свияжск (на противоположном от Казани берегу Волги). Боевым же крещением их стал последний казанский поход царя. Именно они определили "направление главного подкопа" под стену со стороны Булака - между Тюменскими и Аталыковыми воротами, а также подкоп под тайный источник со стороны Даировой бани. При этом если главный подкоп рыли землекопы из крестьян, то под баней бойко орудовали лопатами сами казаки. Заложенные в "казачью" траншею 11 бочек с порохом оставили Казань без воды и без части стены. А спустя три недели, 2 октября, 48 бочек с порохом в главном подкопе разметали защитные бастионы вместе с их защитниками.

Начался общий штурм крепости, заслуживающий описания. По свидетельству Иловайского, волна нападающих ворвалась со стороны Арского поля (возглавлял касимовский хан Шиг-Гирей) и пробилась было во внутренние кварталы города. "Но тут ряды нападающих вдруг стали таять. Открывшаяся перед ними внутренность города с его богатствами, т.е. гостиные дворы и лавки, наполненные разными азиатскими товарами, и дома богатых людей, изобилующие золотом, серебром, коврами, дорогими каменьями и мехами, соблазнили многих русских воинов: они оставили битву и бросились на грабеж. Многие малодушные и трусы, притворившиеся мертвыми или ранеными еще во время самого приступа, теперь вскочили на ноги и присоединились к грабителям. Когда весть о том распространилась до русских обозов, оттуда прибежали кашевары, конные пастухи, даже вольные торговцы и устремились на корысть.

Пока храбрые в течение нескольких часов бились с татарами, некоторые "корыстовники" успевали по два и по три раза отнести свою добычу в лагерь и опять прибежать в город. Заметив, что число истинных воинов осталось невелико и те очень утомлены битвою, татары собрались с силами, дружно ударили на нападающих и в свою очередь потеснили их назад". Можно предположить, что мародеры были из свияжского полка князя Семена Микулинского, на которых очевидно не подействовала святая вода протопопа Тимофея.

Лишь гигантскими усилиями полков Михайлы Воротынского и Андрея Курбского осажденных загнали обратно и посекли почти поголовно возле мечети Кул-Шариф. Часть ханской гвардии, несколько тысяч бойцов, через Елбугины ворота пробилась к берегу Казанки и попыталась уйти. За ними погнался юный князь Андрей Курбский с братом и несколькими сотнями не отходивших от князя разгоряченных боем донцов, сменивших наконец лопаты на сабли. В яростной схватке ханскую гвардию искрошили в капусту. Причем самого истекающего кровью князя Андрея казаки на руках вынесли с поля боя - только прочная кольчуга спасла его для будущих подвигов.

На следующий день скромный царь Иван из небывалой добычи взял себе только пленного Едигера, его знамена и пушки. Остальное отдал еще не остывшей армии. Можно, конечно, попытаться поверить генералу Ригельману, что доблестное казачество последовало примеру грозного царя и попросило себе только "Дон с притоками на вечные времена", который и без того им принадлежал. Однако полноте. Для этого армии всех времен и ходили в завоевательные (освободительные) походы, чтобы было чем поживиться. Да и заметим между нами, будущую станицу, названную в честь знаменитой победы Казанской, тоже надо было кем-то населять и на что-то в ней жить. Так что можно смело предполагать, что уже в скором времени по донским степям затопали черноглазые казачата, а их некогда голоштанные отцы защеголяли в богатых шароварах чужого покроя.

Собственно говоря, Иван IV тоже был не лыком шит. Все историки в один голос утверждают, что после похода царь жаловал отличившихся воинов, бояр и детей боярских бархатами, соболями, шубами, платьем, конями, кубками на общую астрономическую сумму 48 тысяч рублей. Не считая вотчин, поместий и кормлений, которыми государь жаловал особо. Да и строительство собора Василия Блаженного кое-чего стоило. Вряд ли после столь разорительной войны Иван вынул бы из кармана почти годовой бюджет государства, видимо, не побрезговал и казанской казной.

Казачество же за свой саперный и бранный подвиги было жаловано "дипломатическими отношениями". Казаки теперь сопровождали послов по своей территории в Азов и Стамбул, за это получали от Москвы сукно, зерно, ружейное "зелье", свинец, вина, ядра, холсты и др. Ну, и цареву милость, куда ж без нее.

Сергей Кисин

Источники:

1. Российская газета