30.08.2011

Могучий фронт и дряблый тыл атамана Каледина

Наиболее вероятно, что образ Григория Мелихова в 3-й и 4-й книгах "Тихого Дона" "списан" с Ф. А. Попов и А. С. Алферова. А вот Каледин… Каким он был, какую отметину оставил на Дону?

Из мемуаров Деникина "Поход и смерть генерала Корнилова", воспоминаний генерал-лейтенанта Денисова "Белая Россия" и других изданий известно, что Алексей Максимович Каледин родился в 1861 году в станице Усть-Хоперской в семье казаков. После окончания общеобразовательного учебного заведения в родной станице он, видимо, не без влияния отца, полковника времен Севастопольской обороны поступил в Михайловский военный корпус в Воронеже, затем продолжил свое образование во 2-м Константиновском артиллерийском училище. С производством в офицеры был командирован в Забайкальскую казачью батарею, а через три года поступил в Николаевскую Академию Генерального штаба.

"Всегда и везде он был выдающимся, - отметил в своих мемуарах генерал-лейтенант Денисов, - всегда задумчивый и серьёзный. Редкая его улыбка была праздником для близких и окружающих".

Дальнейшая его служба проходила в Варшавском военном округе, который в то время выделялся отличной военной подготовкой. Затем - Дон, войсковой штаб. Ещё три года служил при управлении резервной пехотной бригады - и снова на Дону, в должности начальника Новочеркасского казачьего юнкерского училища, где в полной мере проявились его замечательные способности в деле воспитания молодого поколения воинов. Когда же Каледин стал помощником начальника Войскового штаба, он фактически руководил всей военной жизнью в крае. "Создал на Дону Калединскую эпоху порядка", - выделил Денисов.

Очередным его назначением была должность командира бригады одиннадцатой кавалерийской дивизии, а через полтора года он принял двенадцатую кавалерийскую дивизию и командовал ею в течение двух лет. И за этот срок превратил её в образцовую, "равную которой на войне не оказалось".

"Доблести и подвиги этой дивизии поставили генерала Каледина в первый ряд кавалерийских начальников. Осенью 1915 года он принял двенадцатый армейский корпус, а весной 1916 года уже командовал Восьмой армией, блестяще подготовил и выполнил Луцкий прорыв. Генерал Каледин дал военной истории образец операции, русскому оружию предоставил славу, а себе место в первом ряду вождей русской армии. Каледин - один из тех генералов, которые не посылают солдат в бой, а водят их".

Несколько иначе отсевался о нем А. А. Брусилов, занимавший в свое время пост Верховного Главнокомандующего: Каледин был человекам очень скромным, чрезвычайно молчаливым и даже угрюмым, характера твердого и несколько упрямого, самостоятельного, но ума не обширного, скорее узкого - то, что называется, ходил в шорах. Военное дело звал хорошо и любил его, лично был храбр и решителен. Хорошо сражался во главе дивизии. Я назначил его командиром корпуса… И тут оказалось, что командиром корпуса он был уже второстепенным, не достаточно решительным. Стремление его всегда всё делать самому, совершенно не доверяя никому из своих помощников, приводило к тому, что он не успевал… и потому многое упускал. На практике в нем явно обозначилась давно известная истина, что каждому человеку дан известный предел его способностям, который зависит от многих слагаемых его личности, а не только от его ума и знаний. И тут для меня стало ясно, что, в сущности, пределом, для него и для пользы службы была должность начальника дивизии; с корпусом же он уже справиться хорошо не мог".

Как бы то ни было Каледин был одной из самых авторитетных фигур как в армии, так и в политической жизни страны, забившейся нервным пульсом после отречения Николая II.

Хотя генералитет присягал Временному правительству без особых колебаний, последовавшее вскоре отстранение от должностей 150 человек высшего командного состава заставило его круто изменить свои взгляды.

Генералы Корнилов, Алексеев и Каледин открыто выразили недоверие Временному правительству, квалифицировав его действия "глупостью или предательством". 27 августа Керенский объявил в печати о "восстановлении Корнилова", который 1 сентября был арестован и помещен в Быховскую тюрьму. Вместе с ним в камерах оказались Деникин, Лукомский, Романовский, Марков - всего 21 генерал. Без объявления причин был отстранен от командования генерал Алексеев. Каледину было приказано срочно явиться в Ставку, но от него последовал категорический ответ: "С Дона выдачи нет". К тому времени, видя катастрофическое положение в стране, полный развал армии, Каледин "по причине болезни" оставил действующую армию и уехал на родину, где ещё 17 (30) июня 1917 года был избран атаманом Всевеликого Войска Донского.

25 октября, воспользовавшись обстановкой общей вакханалии, большевики объявили о вооруженном восстании. Спохватившись, Керенский освободил из Быховской тюрьмы всех генералов и открыто признал, что только 27 августа сделало возможным 25 октября". Однако навести порядок в войсках оказалось уже невозможным.

В этот трагический момент, хотя уже с большим опозданием, был создан триумвират по спасению Отечества: Корнилов, еще не утративший авторитета в войсках, Алексеев, пользующийся огромной популярностью как незаменимый специалист по созданию и осуществлению стратегических операций, и Каледин как предводитель донского казачества. 7 ноября была обнародована Декларация, в которой говорилось, что Войсковой атаман и Войсковое правительство не признают большевиков всероссийской властью и что Донская область провозглашается независимой впредь до образования общегосударственной и всенародно избранной власти.

Каледин оказал содействие прибывшему на Дон для формирования Добровольнической армии генералу Алексееву. Но обстановка вокруг Донской области да и внутри её становилась всё напряженнее. В отношении добровольцев казаки стали проявлять всё большую настороженность. Часто можно было услышать выкрики: "В солдатиков играете?!" "Вы хотите взять молодежь на убийство?!".

22 ноября атаман Каледин объявил область на военном положении, а 26-го после ареста командующего войсками округа генерал-майора Потоцкого, по инициативе черноморских матросов в Ростове была провозглашена советская власть. В северо-западные районы области вступили отряды большевиков, имевшие приказ "бороться с казаками ожесточеннее, чем с внешним врагом". Получила хождение большевистская прокламация, в которой было сказано: "Смести с лица земли донское казачество и уничтожить главную гидру контрреволюции атамана Каледина".

Положение на фронтах все более усугублялось, осложняя тем самым обстановку в тылу. Именно по этой причине 3-я сессия большого Войскового круга, созванная 2 (15) декабря, приняла решение о разделении власти с иногородним населением Дона. Создание паритетного правительства привело к тому, что восемь мест было отдано иногородним и столько же казакам.

В довершение ко всему Войсковому правительству пришлось разделить власть и с образованным в Новочеркасске Донским Казачьим Военно-Революционным комитетом, который возглавлял подхорунжий Ф. Г. Подтелков, земляк Каледина, даже состоящий с ним в недалеком родстве. Встречаясь с ним по долгу службы, Алексей Максимович видел в глазах свата всё те же злые огоньки, которые вспыхивали так внезапно и колко там в Усть-Хоперской, когда родственникам в престольные праздники доводилось садиться за один стол.

В последние дни января 1918 года атамана в минуты уединения обуревали глубокие раздумья о судьбе соотечественников. Почему, к примеру, генерал Брусилов, выходец из самых высших сфер господствующего класса, в числе первых нарушил святая святых - присягу царю и Отечеству - и перешел на сторону большевиков? Чем привлекли ленинские идеалы Ф. К. Миронова, сплотившего вокруг себя колеблющихся казаков?

Замечая растерянность атамана, всячески пытался морально поддержать его Ф. Д. Крюков, бессменный секретарь Войскового круга, член президиума с первого созыва. Но достичь желаемого ему не всегда удавалось. А когда пришла весть о гибели полковника В. М. Чернецова, соратника и друга Каледина, и стало доподлинно известно, что зарубил его собственноручно его сват, подхорунжий Подтелков, Алексей Максимович почувствовал себя окончательно подавленным, одиноким и беспомощным.

Утром 29 января он экстренно созвал правительство, зачитал только что полученный от Корнилова и Алексеева телеграмму о том, что они покидают Донскую область, предоставил время для их обсуждения, предупредив: "Господа, говорите короче, время не ждет. От болтовни погибла Россия". Затем заявил, что сдает с себя полномочия атамана, вышел в другую комнату рядом с кабинетом. Снял тужурку, Георгиевский крест и лег в кровать. Перед его затуманенным взором чередой проплыли отрывки прожитой жизни. Вначале удачной и довольно счастливой, затем - переменчивой и, наконец, безысходной. Перед ним вдруг всё четче стал вырисовываться образ Подтелкова с густой окладистой бородой, с колючим дерзким взором. Каледин содрогнулся, вынул из-под подушки наган и…

В комнате прозвучал выстрел. Вбежали соратники, присутствующие на совещании, но Алексей Максимович был уже мертв, а на столе лежала записка, адресованная генералу Алексееву с пометкой: 29 января, 2 часа 12 минут. В ней говорилось:

"Многоуважаемый генерал Алексеев, волею судьбы Тихий Дон Вам вверил судьбу казачества… Мы смело взялись за свое дело и начали преследование большевистских солдат. Но не учли, что казачество идет за своими вождями до тех пор, пока вожди приносят им лавры победы, а когда дело осложняется, то они видят в своем вожде не казака, а слабого предводителя своих интересов и отходят от него. Так случилось и со мной и случится с Вами, если Вы не сумеете одолеть врага: но мне дороги интересы казачества, и я Вас прошу щадить их и отказаться от мысли разбить большевиков по всей России. Казачеству необходимы вольность и спокойствие; избавьте Дон от змеи, но дальше не ведите на бойню моих милых казаков. Я ухожу в вечность и прощаю Вам все обиды, нанесенные Вами с момента вашего появления в нашем кругу".

…И ушел. И запылали курени казачьи, застонала, заныла земля донская. И потянулась неиссякаемая вереница изгнанников из родных подворий, устилая трупами придорожье.

И. Федоров

Источники:

1. 'Дон' 1990