04.09.2011
Под угрозой войны советская власть возрождала казачье войско
Это событие произошло 14 марта 1936 года, его широко освещали газеты. В тихий облачный и совсем не морозный полдень на центральной площади у входа в парк вдруг появились милиционеры, оцепившие площадь и улицы веревками, потеснив прохожих на тротуар. У памятника Ленину выросла дощатая обтянутая кумачом трибуна. Троллейбусы остановились, выстроились в длинный ряд.
- Что будет? Кого ждут? - Доносились из толпы голоса.
- Будто бы парад, - слышалось в толпе неуверенное.
- Парад? Какой же здесь парад? Парад проводят у театра.
И действительно первомайские и октябрьские демонстрации проводили на широкой театральной площади, по ней потоком шли сразу несколько рядов колонн. И войскам в прохождении было где развернуться. А здесь… Какой же парад на пятачке?
- Казаки должны прибыть, вот их и будут встречать, - уверенно пояснил мужчина в кожаном реглане. И указал на висевшее над улицей полотнище. - Читай, если грамотный!
"Слава советским казакам, верным сынам социалистической Родины!" - было выведено на кумаче.
- Тю! Слава казакам!.. - воскликнул немолодой мужчина в помятом треухе. - То их несчадно долбали, а теперь - слава! Это ж надо такое!
Для многих слово казак ассоциировалось со словами "душитель свободы", "усмиритель". Так писали газеты и книги, вещало радио. На памяти пожилых людей ещё свежи были чрезвычайные меры к своенравным жителям донских станиц и хуторов. Ростовчане помнили недавнюю зиму голодного года, когда вокзал и прилегающую к нему площадь заполнили изможденные люди. В большинстве это были женщины, старики, дети. Одетые в тряпье, они лежали на холодной земле, выпрашивая подаяние.
Это были семьи раскулаченных. Самих хозяев сослали в Соловки и на Колыму, а эти, побросав дом, хозяйство подались за ними. Люди гибли от голода в вагонах и на вокзале. Их трупы на телегах свозили к кладбищу…
А меж тем на трибуне появились люди. Женщина в платке спросила:
- С усами-то кто? Неужто сам Буденный?
Буденного не узнать нельзя. На шинели малиново горят маршальские петлицы с большой золотой звездой.
- А кто другой военный? Тот, который в ремнях?
- Командарм Каширин, - пояснил сведущий. - Он командует войсками нашего округа. Знатный вояка.
На трибуне рядом с Кашириным стоит коренастый и круглолицый Шеболдаев, секретарь Азово-Черноморского края. Евдокимова в бекеше с барашковым воротником, на голове кубанка.
На серой коверкотовой гимнастерке во всю грудь ордена.
На трибуне ещё и другие: из горкома и исполкома, от крайкома, общественных организаций. Всех через год-другой объявят врагами народа, и с этим клеймом они уйдут из жизни.
И вот издали донеслись дробные перестуки копыт, толпа оживилась, послышались возгласы:
- Едут! Едут! Казаки! Вот они!
По центральной улице, выбивая об асфальт звонкую дробь, показались чубатые всадники. На них глухо застегнутые мундиры, на шароварах алые лампасы, сабли.
И от Дона вывернул конный строй. Всадники в непривычной глазу форме: синие с газырями на груди черкески, смушковые кубанки, узкие с набором украшений пояса.
- Да здравствуют отважные донцы! - прокричали они чубатым конникам, когда два строя сблизились против трибуны.
- Привет нашим братьям, казакам Кубани! - отвечали те.
Туг опять послышался перестук копыт и появился еще строй: всадники в бурках на плечах, за спиной белые башлыки.
- Привет терским казакам! - встретили их донцы и кубанцы.
Прибывшие выстроились фронтом к парку, заняв почти всю ширину улицы. От трибуны их отделяла небольшая площадка, на которой стоял затянутый ремнями командарм Каширин.
- Смн-ирно-o! - взлетела команда, и командир донской сотни верхом направился к командарму. Отдав честь, лихо отрапортовал, вручил записку.
То же сделал кубанский командир, а за ним и терский. Каширин приблизился к строю.
- Здравствуйте, боевые донцы!
- Здра... жел... тов... ком... дарм! - по-армейски, отрепетировано ответили те.
- Здравствуйте, лихие кубанцы!..
- Здравствуйте, молодцы терцы!..
Потом с трибуны что-то говорили Шеоолдаев и Евдокимов. Предоставили слово казаку. Сбиваясь, не очень уверенно он прочитал написанное чужой рукой. Заключая, высказал просьбу:
- Просим передать товарищу Сталину и Ворошилову, чтобы нам, советским казакам Дона, Кубани и Терека, разрешили служить в славной могучей Красной Армии на собственных колхозных конях. Мы просим правительство организовать советские казачьи дивизии.
Потеснив стоящих в центре трибуны Шеболдаева и Евдокимова, к микрофону потянулся до того молчавший Буденный.
- Да здравствует наш вождь и учитель, отец родной, великий и мудрый товарищ Сталин! - прокричал он сильным с хрипотцой голосом. - Ура-а!
- Ура-а-а! Ура-а-а! Ура-а-а! - ответил строй.
С деревьев парка и могучих, росших на улице старых тополей с оглушительным гвалтом поднялась стая черных грачей, закружилась над площадью и, словно уносимая ветром, куда-то скрылась с глаз.
В заключение воинской церемонии казаки под оркестр проследовали верхом мимо трибуны. Оглушенные грохотом труб и барабанов, кони ошалело мотали головами, рвали поводья из рук всадников.
Вечером казаки в театре Горького принимали постановление о казачестве. К этому вынуждала международная обстановка: в преддверии войны стране понадобились казаки. Они всегда были надеждой России.
О том, как создавались казачьи части рассказал подполковник Георгий Никандрович Нерозников. Вот его рассказ:
- Часть наша располагалась неподалеку от западной границы. Учеба, работа, тревоги, походы. К тому же ожидалась инспекторская проверка. И тут весной 1937 года меня вызывают в штаб.
- Взвод сдать. Вы назначены на новое место службы. С повышением. Будете начальником связи артиллерийского дивизиона в казачьем полку.
- Казачьем? - о существовании казачьих полков в Красной Армии мне не приходилось слышать.
- Да, Нерозников, казачьем! Не было таких, а теперь их создают. И не только полки, а дивизии и корпуса.
- Но на носу инспекторская проверка! К тому же я не связист, а огневик.
Командир выслушал, ответил как отрубил:
- Приказ не обсуждать, а выполнять! Взвод сегодня сдать, а завтра убыть к новому месту службы.
Прибываю в штаб ещё не существующей дивизии, донской казачьей, попадаю к начальнику отдела кадров. На нем обычная пехотная форма, петлицы малиновые. И вообще ничего в нем казачьего.
- Из Ростова? - спрашивает мое тощее личное дело в серенькой папке. - Стало быть из казачьего края.
- Так точно, оттуда.
- Это хорошо. Стало быть, казак.
- Никак нет, не казак. За какие грехи направили сюда?
- За те же, за какие попал и я. Ты хоть родился на Дону, а я-то сам из Курска. Вобщем, наше дело военное: служить должны там, куда направят.
Через несколько дней мне выдали на руки материал на пошив казачьей формы, вручили шашку, шпоры, кавалерийское снаряжение. А вскоре прибыло пополнение. Как помню, восемнадцать человек.
Обошел строй, вглядываюсь в лица. Стоят парни после дороги, уставшие, ни в одном глазу казачьей искорки.
- Вы откуда? - спрашиваю одного.
- Из Азова.
- Почти земляки. А вы? - обращаюсь ко второму.
- Из станицы Семикаракорской.
- Наконец-то казак, - не сдержал я улыбку.
- Я не казак. И все мы не казаки и никогда не имели дела с лошадьми. Мы - механизаторы. А казаков на Дону не осталось. Всех вывели.
Последние слова будто огнем обожгли: "Всех вывели".
Полк наш входил в 6-й кавалерийский казачий корпус имени товарища Сталина. Командовал им комдив Елисей Иванович Гоячев. Старый конник, в гражданскую войну служил в Первой Конной. В 1937 году, когда судили Тухачевского, входил в состав судейской коллегии. А на следующий год его и Каширина, и всех, кто судил Тухачевсконго, не стало. Всех, кроме Буденного.
Созданные казачьи формирования отважно воевали в Великой Отечественной войне. Смелыми рейдами они проникали далеко вглубь фашистского расположения, нарушали там управление, снабжение, препятствовали подходу резервов и маневрами силами и средствами.
Вспоминаю победный 1945 год на венгерской равнине у озера Балатон и трижды проклятого солдатами красивого города с трудно произносимым названием Секешфехервар. Там довелось нашей стрелковой дивизии сражатьс вместе с донским гвардейским казачьим корпусом генерала С. И. Горшкова. Против нас действовали немецкие эсэсовские танки. Немецкое командование скрытно перебросило 6-ю танковую армию в Венгрию. И она внезапно нанесла сильнейший контр-удар.
Почти две недели гремели, не умолкая, тысячи орудий, словно живая, судорожно билась от ударов земля, и, отброшенные к Дунаю, на последнем дыхании бились пехотинцы и артиллеристы, танкисты и саперы.
Там же на главном направлении вражеского наступления держали оборону казаки 5-го Донского корпуса.
Командующий фронтом Толбухин сказал Горшкову: "Если твои казаки не удержат позиции у Адоня, пойдешь под трибунал". - "Не уйдут оттуда казаки, товарищ маршал. Умрут, а рубеж удержат". А куда отходить, когда позади, совсем рядом Дунай! Разлился, другого берега не видно, и плывет по нему лед.
Там у Адоня казаки сложили совсем не радостную песню:
Дунай - реченька, братцы, широка. Переправ-то на ней нет. Нет ни брода, ни парома, Ни казачьего моста.
Потом у Адоня в заплывшем песком окопе нашли полуистлевшую записку: "Если не останемся живы, знайте, что мы в Дунае".
Выдюжили тогда казаки. Остановили немецкие танки, а потом сами пошли в наступление. Дошли до красавицы Вены и ещё дальше, до голубых Альп.
Источники:
- 'Молот' 13 марта 1993
|
ПОИСК:
|
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://rostov-region.ru/ 'Достопримечательности Ростовской области'