15.07.2011

Казаки - государевы слуги или бунтари-разрушители?

История политических отношений казаков и Российского государства традиционно во все времена была одной из приоритетных исследовательских проблем отечественной историографии. Данному вопросу, без преувеличения, посвящены целые тома научной литературы. Однако авторы трудов по истории Дона практически не изучали политические отношения донского казачества и России (Московского государства, Российской империи, Советской России и Союза ССР, Российской Федерации) как комплексную проблему, ограничивая свои исследования узкими хронологическими рамками, либо рассмотрением казачьей тематики в контексте общероссийской истории или международной ситуации в Северном Причерноморье в различные периоды.

Многофакторному изучению истории отношений государства и донского казачества не способствовали и чрезмерно политизированные исследования казачьих историков-эмигрантов самостийнического толка. С одной стороны, они рассматривали казачество как "основы особой государственности Востока Европы, противоположной по своему содержанию русским" и доказывали "невозможность происхождения свободных, вольных казаков, степных рыцарей, природных конников … от беглых русских крестьян-рабов".

С другой стороны, историки-самостийники видели в казачестве своеобразный щит России, спасавший ее не единожды от внешних вторжений. Тем самым получалось логическое противоречие. Зачем свободному независимому и демократическому государству отстаивать интересы государства абсолютно чуждого и враждебного? Без ответа оставался и вопрос, а существовала ли реальная альтернатива подчинению вольного сообщества деспотической власти российских государей?

Настоящая статья является попыткой дать ответы на вопросы, обозначенные выше. Нам представляется необходимым комплексно рассмотреть динамику политических отношений донских казаков и Российского государства на разных этапах истории и объяснить причины их эволюции (говоря шире причины бунтарско-воинской "диалектики".

Вольное воинство

Первоначально понятие "казак" означало "не тяглый", "приходец", "вольный человек". Относительная свобода (насколько это вообще было возможно в XVI-XVII веках), возможность жить то в одной, то в другом месте были общими чертами двух групп российского казачества. Но если служилые казаки стремились к службе на более льготных условиях, с сохранением больше свободы, то "вольные" стремились к устройству жизни "по своей воле". В XVI-XVII веках грань между "вольным" и служилым казаком была довольно зыбкой. Многие служилые казаки (особенно из пограничных крепостей) уходили "казаковать в поле" тогда как "вольные казаки" нанимались на государеву службу (в этом отношении весьма благоприятным периодом было Смутное время).

Но "вольное казачество" в отличие от служилого не было инкорпорировано государством. Донская земля не была провинцией Московской Руси. Созданное "вольными казаками" Войско Донское обладало демократическим внутренним устройством, имело собственные органы власти (Круг, выборные атаманы), проводило самостоятельную внешнюю политику (совершало неоднократно морские походы против Османской империи и Крымского ханства даже в те моменты, когда Москва рассматривал их как союзников в борьбе с Речью Посполитой).

С другой стороны, несмотря ни на что Москва не спешила покончить с "вольным Войском", так как была заинтересована в казачестве как в мощной военной силе. Появившись на территории Северного Причерноморья, казаки с первых дней своего существования вели борьбу с турецко-татарской экспансией, закрывая с юга границы Московского государства. Казаки были фактически бесплатной военной силой Москвы - зачастую более эффективной, чем ее собственные вооруженные силы. Военная мощь казачества была чрезвычайно нужна государству. Отсюда интерес к Дону и его строптивым обитателям, поддержка жалованьем (хотя и нерегулярным) и воинскими контингентами (особенно в период после "Азовского сидения" 1641 года). На всем протяжении истории государство видело в казаках Дона две стороны - военную силу (консервативное начало) и стремление к политической независимости (начало с точки зрения Москвы "бунтарское").

Принеся присягу на верность Москве, потеряв право внешних сношений, казаки Дона, однако, до эпохи Петра Великого сохраняли больше прав, чем малороссияне. В то время как на Украине размещались русские гарнизоны, на Дону действовали в союзе с казаками отдельные воинские контингенты. Казаки до самых Азовских походов Петра Великого 1695-1696 годов противились строительству русских крепостей и не желали в них "сидеть".

"Государевы слуги"

Решительный удар по политическим правам Войска Донского был нанесен Петром I, подчинившим в 1721 году казаков Военной коллегии, тем самым, втиснув их в рамки социального организма Российского государства, сделав "государевыми слугами". Подчинение донцов сопровождалось жестоким подавлением булавинского восстания, лишением казаков таких важнейших для них прав, как выборы атаманов и прием беглых ("с Дону выдачи нет"). В 1709 году после победы над Булавиным, Петр назначил атаманом Петра Рамазанова "по смерть его" (т. е. до смерти). В 1723 году Петр, минуя Круг, назначил казачьим атаманом Андрея Лопатина, не утвердив избранного донцами Ивана Краснощекова.

Но краеугольным камнем процесса превращения "вольных" казаков в слуг империи стал закон Екатерины II от 24 мая 1793 года. Согласно этому документу, в основе своей определившему статус донского казачества вплоть до февральской революции 1917 года, все донские земли были переданы Войску Донскому за его военные заслуги. Передача земли сопровождалась предоставлением права на беспошлинную торговлю, исключительного права на рыбную ловлю, добычу соли на реке Маныч. Казаков освободили от государственных податей и повинностей.

К концу XVIII столетия казачество Дона окончательно превратилось в служилое сословие Российской империи, ставшее держателем своей земли на правах коллективного помещика. Форма землевладения, обозначенная законом от 24 мая 1793 года, была феодальной по своей сути. Сеньором выступало государство, предоставившее право на землю за военные заслуги и службу своему вассалу - донскому казачеству. Отличительной чертой подобных вассально-ленных отношений было то, что сеньор и вассал были не частными лицами.

Важнейшим шагом по закреплению за казачеством статуса служилого сословия стали разработка и утверждение Положения об управлении Войском Донским 1835 года. Донское казачество провозглашалось "особым военным сословием", в которое был жестко ограничен доступ. За казаками оставались все дарованные в XVIII столетии привилегии, но в то же время был четко установлен срок службы: 25 лет для казаков-дворян и 30 лет для рядовых. Было существенно ограничено право селиться на войсковых землях лицам неказачьего происхождения. Положение 1835 года утверждало за "донскими казаками их исключительное положение как особой касты воинов - выход из которой и обновление поступлением новых членов было до крайности затруднено". Политика Российской империи, направленная на создание из казаков "особой касты воинов", консервативной (охранительной силы) привела к искусственной обособленности казачества, формированию у него неприязни к "иногородним", "к русскому обществу".

Реликт сословного общества

Правительства Александра III и Николая II продолжали искусственно сохранять остров традиционализма в формирующейся стихии индустриального общества. Императоры заботились лишь о дешевой военной силе, оказывая донцам медвежью услугу. Курс государства сводился к принципу "Не трогать славное Войско Донское" и был поддержан консервативными элементами в самом казачестве. Но развитие новых экономических отношений вносило в него коррективы. Казачество стремительно размывалось, утрачивало социальную монолитность. Появился слой "Мишек Кошевых" - люмпенизированных казаков, наметился отток (хотя и не значительный) части казаков в города, а в среде самих казаков замечалось неприятие постоянных общинных переделов, стремление к полноценной собственности.

Все казачество жаждало перемен, хотя пути их достижения виделись разными, подчас диаметрально противоположными. Нежелание государства принципиально решать "казачий вопрос" привело к тому, что в феврале 1917 года подавляющее большинство казаков если не положительно, то нейтрально отнеслось к свержению монархии и отречению последнего российского императора.

Февральская революция, начавшая крушение империи, способствовала изменению социального и политического статуса донского казачества. Она изменила и его отношения с государственной властью. Весной 1917 года Донской войсковой круг издал постановление "О воинской повинности казаков в мирное время", которое давало им право отбывать воинскую повинность на "общих для Российского государства основаниях, снаряжаясь, однако, на военную службу за счет Войска".

Тем не менее, ни Временное правительство, ни новые демократические казачьи органы власти, начавшие "бегство от империи", не обеспечили казакам "мира по телеграфу". Его дали казакам большевики, приобретя себе тем самым немало сторонников в казачьей среде.

От двуглавого орла к красному и другим знаменам

Революция по идее своей, должна была раскрепостить казачество от становившейся непосильною особой службы его государству, уравнять всех жителей так называемых казачьих краев, следовательно, сделать казаков гражданами России, имеющими одинаковые права и несущими те же обязанности, что и все остальные. Но на практике "раскрепощения" последнего закрепощенного государственного сословия не произошло. Этот процесс, начатый в феврале 1917 года, был прерван большевистской революцией, которая ставила по отношению к сословиям "старой России" иные цели и задачи.

С 1920 года развитие казачества (как и его отношений с государственной властью) пошло по двум направлениям. Не принявшие Советскую власть казаки оказались в эмиграции, а ее сторонники (или смирившиеся) пошли по пути "советизации". Среди казаков-эмигрантов как и в годы братоубийственной войны не сложилась единая политическая позиция. Можно говорить о трех политических тенденциях. Первая часть казаков-эмигрантов видела будущее казачества в составе России после победы возможного свержения Советской власти, вторая рассматривала донской суверенитет как временное явление и третья выступала за полную "самостийность" земель "казачьего присуда". Эти тенденции сохранились к началу Второй мировой войны.

Эмигранты были оторваны от близкого им социокультурного контекста, были вынуждены тратить силы и энергию на адаптацию к новой иноэтниченой, иноконфессиональной среде, а кроме того не имели достаточной информации с Родины. Отсюда и свойственный казакам-эмигрантам политический романтизм, доходящий до инфантилизма и прожектерство и не вполне адекватные оценки собственных сил и возможностей.

Не менее сложная судьба постигла и казачество, оставшееся в Советской России. Вместе с тем большевики, как и московские государи, и российские императоры, ненавидя казачьи "вольности", видели в казаках военную силу. В этом качестве казаки были востребованы Советской властью. В 1936 году казачество было провозглашено "советским", а Постановлением ЦИК СССР от 20 апреля 1936 года с казачества были сняты ограничения по службе в РККА. Данный документ гласил: "Учитывая преданность казачества советской власти, а также стремление широких масс советского казачества наравне со всеми трудящимися Советского Союза активным образом включиться в дело обороны Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР постановляет: отменить для казачества все ранее существовавшие ограничения в отношении службы в рядах Рабоче-Крестьянской Красной Армии, кроме лишенных прав по суду".

Вместе с тем политика расказачивания, проводимая в разных формах, политические репрессии по отношению к казакам, стали причиной перехода значительной части представителей уже "советского казачества" на сторону Вермахта. По данным на январь 1943 года было сформировано 30 отрядов из казаков общей численностью около 20 тыс. человек. Одной из наиболее колоритных фигур среди командиров военных частей казаков-коллаборантов был "советский казак", участник советско-финляндской войны, майор Красной армии Кононов, перешедший в августе 1941 года на сторону противника и награжденный впоследствии Железными крестами II и I классов. Но "реванша" за расказачивание не получилось. Вторая гражданская война была казаками-коллаборантами проиграна.

После 1945 года казачество перестало быть важным политическим фактором и в СССР, и за рубежом. Модернизация армии привела к ликвидации советских казачьих кавалерийских частей, а в ином качестве (за исключением историко-фольклорных нужд) казаки не представляли интереса для коммунистической власти. Зарубежные же казачьи объединения стали выполнять важную функцию хранителей казачьей истории и традиций культуры, но в политическом плане окончательно маргинализировались.

Неоказачество

Модернизация России рубежа XX-XXI столетий в качестве своего естественного следствия предполагала известное оживление интереса к политической архаике и традиционализму. Концепт "светлого будущего", характерный для советской эпохи, сменился "светлым прошлым". Практическим проявлением такого "броска назад" стало возникновение многочисленных организаций, строившихся на основе средневековых, по своей сути, политико-правовых и социальных понятиях: сословности, корпоративизму, жесткой иерархичности. Как грибы после дождя, возникли многочисленные дворянские собрания, купеческие гильдии и т. д.

В 1989-1991 годах неоказаков "опекало" руководство КПСС. "Перестройку" политической линии КПСС по отношению к казачеству, наметившуюся в конце 1980-х годов, можно объяснить несколькими причинами. Во-первых, партийному руководству было крайне необходимо держать под своим контролем процесс формирования многопартийности, а следовательно, возникавшие в его результате общественные движения. Во-вторых, в условиях кризиса официального мировоззрения КПСС требовались новые идеологемы. В-третьих, новое движение должно было стать одним из рычагов противодействия новому российскому руководству, инструментом "сдерживания" Бориса Ельцина. Выборы первого российского президента и вызвали первый раскол. Последующие политические события (августовский путч 1991 года, октябрьские события 1993 года, президентские, парламентские, местные выборы) показали, что идея "общеказачьего единства", как и в 1917-1920 годах, приносилась в жертву политическим пристрастиям.

Впрочем, в этой позиции были свои резоны. В условиях "атомизации" российского общества, превращения России в "сообщество регионов" идея национально-государственного самоопределения казачества завладела умами части лидеров казачьего возрождения. Уверенности им прибавляло триумфальное шествие "парада суверенитетов". Государству был брошен "вызов" в виде казачьего партикуляризма. После неудачных попыток "восстановить незаконно упраздненное национально-государственное образование на Дону в составе РСФСР" лидеры казаков требовали возвращения к границам Области Войска Донского 1913 года (куда помимо Ростовской входила часть Волгоградской, а также Донецкой и Луганской областей Украины).

Провозглашая себя отдельным от русских этносом, не принимая определения как сословия казачества XVIII - начала XX веков, идеологи "казачьей идеи" выдвигали требования не только территориальных, но и налоговых, таможенных льгот, а также особого порядка прохождения воинской службы. Но "самостийнический вызов" был крайне опасен и для самого казачества: в условиях прогрессирующего роста этнонационалистических настроений в республиках Северного Кавказа окончательный разрыв "казаков" с Москвой возвращал их, по сути, во времена борьбы с "Диким полем" и имамами Дагестана и Чечни. Собственные попытки добиться мира на Кавказе (договор донского атамана Козицина с Дудаевым в 1994 году) полностью дискредитировали неоказачьих лидеров. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что никто из них не смог одержать ни одной серьезной победы на региональных выборах.

Начало осуществления государственной политики РФ в отношении казачества, как правило, связывают с учреждением в январе 1996 года Главного Управления Казачьих Войск (ГУКВ) при Президенте РФ, на которое и была возложена задача организации казачьей государственной службы.

Но решение вопросов, связанных с определением основ казачьей государственной службы, еще предстоит. В правовых документах, исходящих из Администрации Президента РФ, можно усмотреть все ту же знакомую тенденцию к восприятию казачества в качестве сословия, хотя и несколько модифицированного. Статус войсковых казачьих обществ, некогда возникших под эгидой государства, сочетает в себе черты и общественной, и государственной организации, что в будущем может не раз и не два стать предметом серьезных конфликтов между казачьими и общегосударственными институтами. Что уж говорить о казачьих лидерах, вставших во главе государственных (реестровых) организаций. Они - при всей условности аналогий - уже в силу своего законодательством определенного положения напоминают украинских реестровых атаманов Речи Посполитой, вынужденных одновременно демонстрировать лояльность государству и играть роль вождя "сечевой вольницы".

Но главная, на наш взгляд, проблема, все же носит идейный характер. Движение казачьего "возрождения", возникшее под влиянием перестроечной конъюнктуры, нуждается в существенной корректировке своих исходных посылок. Неоказакам необходимо преодолеть ностальгию по мифическому "золотому веку" - современность ничем не напоминает блаженной памяти 1913 год. Как род войск казачья конница едва ли требуется обновляющейся российской армии. Развитие по сословному пути общества равных прав и возможностей, каким стремится стать Россия, немыслимо. Претензии на этническое возрождение, конструирование особой "казачьей аутентичности" опасно и для самих неоказаков, вступающих при таком развитии событий в конфликт, как с федеральным государством, так и с неказачьим (и прежде всего русским) населением бывших казачьих областей. Будущее казачества возможно исключительно при опоре на лучшие традиции, выработанные в его среде: демократический уклад, местное самоуправление, уважение к труду и собственности. Всякий иной вариант будет для него губителен.

Сергей Маркедонов

Источники:

1. http://evrazia.org/article/1703