В потертых полевых кирзовых сумках военного времени и поныне хранят офицеры запаса пожелтевшие топографические карты. Кой у кого найдутся и карты тех мест близ Канева, на Украине, где осенью сорок третьего гремели жаркие бои.
У Кирилла Филипповича Резенкова нет да и не было такой карты. Рядовой солдат, он не сможет, глядя на разноцветные стрелы и условные знаки, восстановить ход сражения на берегу Днепра. Но одно Кирилл Филиппович помнит твердо: высоту 243,2. Так называлась малоприметная, поросшая кустарником возвышенность, с которой много-много часов подряд бил по фашистам его безотказный "максим".
* * *
"Максим"... Это слово узнал Резенков еще в начале первой мировой войны, когда восемнадцатилетним пареньком был призван в царскую армию. И позже, в годы гражданской войны, он так же, как и другие красноармейцы, уважал пулеметчиков с их грозным "максимом".
Впрочем, и о пулемете и о винтовке он и думать забыл вскоре после демобилизации. Глубоко мирный человек, Кирилл Филиппович с жаром отдался работе. Сколько земли перебросали его большие сильные руки на стройке Сельмаша! Сколько полезных вещей они создали! Но пришел сорок первый год, и старого солдата снова призвали на фронт.
К осени сорок третьего Резенков слыл уже умелым и бесстрашным пулеметчиком. Хлебороб, потом строитель, он и воевал, как раньше работал, - горячо, всей душой отдаваясь ратному делу. И когда пришел долгожданный приказ форсировать Днепр, в одной из первых рыбачьих лодок, тихо отчаливших ночью от левого берега, оказался Кирилл Филиппович со своим пулеметом.
Правый берег молчал, и это было страшнее всего. Казалось, там, по ту сторону черной, словно маслянистой реки уже готова для каждого пуля, мина, снаряд. Казалось, еще один взмах весла - и вражеский берег оживет.
Но фашисты оплошали. Горсточка героев закрепилась на берегу. День прошел в перестрелке. А на следующую ночь правый берег уже поддерживал переправу своим огнем.
В ту ночь часть, где служил Резенков, продвинулась дальше на запад и вышла фашистам в тыл. Подразделение с четырьмя пулеметами заняло сопку - ту самую высоту 243,2, что навсегда врезалась в память Резенкову и немногим оставшимся в живых его однополчанам.
Еще ночью каждый вырыл себе окоп. Копали на совесть, не жалея сил. К тому времени солдаты твердо усвоили правило: хочешь остаться живым - зарывайся в землю. Переползая из окопа в окоп, командир негромко говорил:
- Мы здесь точно кость в горле у немца. Ему непременно надо выдохнуть нас. А мы не уйдем! Положение у нас выгодное, сами видите. Будем держаться, пока наши подойдут. Понятно? Держаться!
И командир перебирался в соседний окоп.
Уснуть солдатам не удалось. На рассвете немцы открыли огонь. Снаряды летели справа и слева. Одни с шелестом проносились над высоткой, другие рвались на ее склонах, застилая все вокруг едким дымом.
Но сопка жила. Люди в окопах напряженно всматривались в ту сторону, откуда - уже в который раз! - должны были появиться немцы. Советские воины не спешили открывать огонь. Однако стоило фашистам подползти поближе - и пулеметные очереди отбрасывали их, сметая с лица земли.
У Резенкова было в запасе десять пулеметных лент. Две с половиной тысячи смертей! "Не пропустить фашистов!" - об этом думал Резенков, тщательно целясь в прижавшихся к земле автоматчиков.
Немцы подтянули самоходки. Их снаряды ложились точно. Командир взвода был убит, и Резенков продолжал действовать по собственному разумению. Он расчетливо выбирал цели, бил короткими очередями, сберегая патроны.
У гитлеровцев были танки. Они могли бы уничтожить все живое на этой упрямой высоте. Но подойти к ней танки не могли - мешала топкая болотистая низина, а пехота была бессильна против советских солдат.
Давно перегрелся ствол пулемета. Окопчик, где лежал Резенков, наполовину заполнили стреляные гильзы. В минуты затишья слышно было, как они гремели, пересыпаясь при малейшем движении пулеметчика.
Постепенно защитников сопки становилось все меньше. Умолк пулемет, бивший справа от Резенкова. Захлебнулся еще один. И маленький коренастый солдат в заваленном гильзами окопе словно принимал на свои плечи новый и новый груз. Он должен был сражаться и за себя, и за погибших товарищей, должен был удержать высоту.
С Нестерпимо хотелось пить. Но еще больше нуждался в воде пулемет. Он не был так вынослив, как человек, и мог замолчать, если его не напоят. Но воды не было. А немцы, обманутые недолгой тишиной, вновь ползли на сопку и вновь откатывались, опрокинутые смертельным огнем резенковского "максима".
Наконец-то сгустилась ночь. Она скрыла прибрежный лес, высотку, которую целые сутки обороняли герои, трупы фашистов на ее склоне. Советские части двинулись вперед. Их победное движение на запад в немалой мере обеспечили защитники высоты 243,2.
Вместе с новыми товарищами шагал на запад и Кирилл Филиппович Резенков. Вскоре после памятного боя он вступил в ряды партии. Весть о высокой награде - Золотой Звезде Героя - дошла до него нескоро, уже в Румынии, в медсанбате, куда он попал после ранения.
А потом были Венгрия, Австрия... Пятидесятилетний солдат до конца прошел по дорогам своей третьей войны.
... Демобилизовался Резенков старшим сержантом. До перехода на пенсию он работал в Учебно-опытном хозяйстве ВНИИМЭСХ, в Зерноградском районе. Там живет и теперь.
Время сгладило в его памяти подробности многих боев за Родину. Но схватка на берегу Днепра запомнилась на всю жизнь.