Юний Гольдман. Бетон твердеет не сразу...

Монолог бригадира

Впервые фамилию Владимира Сидорякина я прочел три года назад в газете. Лотом - уже в постановлении ЦК ВЛКСМ: ему была присуждена премия Ленинского комсомола. Мы познакомились. Встречались не раз и не два. Разговаривали о жизни, о работе, о бригаде. То, что я услышал от бригадира комсомольско-молодежной, сложилось в один монолог...

Мне двадцать восемь лет. Удивительное дело - возраст: в разное время люди воспринимают его по-разному. Когда учился в десятилетке, полагал: окончу школу - и готов к самостоятельной жизни; не сомневался: все знаю. А сейчас думаю: в те бы годы мне да сегодняшнее знание жизни. Ну, а в сорок я, наверное, буду снисходительно вспоминать свой нынешний возраст...

Как-то я слыхал стихи по радио (сам я стихов никогда не писал, а вот слушаю с удовольствием), так вот мысль в тех стихах была такая: дескать, если бы мне снова пришлось прожить свою жизнь, - это так поэт пишет, - я бы снова прожил ее точно так же. Не согласен я с этим. Зачем точно так же? Я бы, например, что-то сделал иначе, в чем-то поступил по-иному. Для чего повторять свою жизнь? Она что у тебя, образцово-показательная? Наверное, и ошибки какие-то были, и что-то в ней не состоялось...

Я вот строитель, много сил отдал этому делу, да и не один год. И вроде бы не к чему вспоминать о том, что не удалось. Но если по-честному, то одно важное дело у меня в жизни не состоялось. Я ведь хотел быть кадровым военным. Да, представьте себе...

Скажете, ребятам всегда нравится военная форма. Любого пацана спросите: кем хочет быть? И он вам ответит: летчиком. Или там моряком. Или еще проще - солдатом. Ну, то детское. А у меня это было по-серьезному. Даже отслужив два года в армии, думал: надо бы в военное училище. Но уволился я осенью, а все хлопоты по оформлению нужно было начинать еще с весны. Словом, где-то произошла осечка. Может, не подсказали старшие. А скорее всего, по моей вине- настойчивости не хватило...

Ну, а уволился - тут дела другие подступили, другие проблемы...

А службу свою я часто вспоминаю Дело не только в том, что это кусок жизни - два полных года, семьсот тридцать дней. В человеческой жизни множество дней набирается, но иные пройдут - вспомнить нечего. Армия - другое дело. Она как особая школа. Мне как-то сказал об этом капитан Окунев: "Запомните, Сидорякин: в школе лепят из воска, а в армии высекают из камня". А сержант Соловьев, помню, уточнил это по-своему: "Тут, Володя, так: не умеешь - научат, не хочешь - заставят..."

Это очень мудро придумано, что каждый юноша обязан отслужить в армии. Ну, во-первых, священный долг по защите Родины. А во-вторых, не менее важно - закалка. Воли, характера, выдержки. Когда воинскую присягу принимал, торжественно произносил: "Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик..." Но если говорить строго, я гражданином в тот момент был еще и не в самом полном смысле слова... Это как бетон: уложил сегодня, а прочность его выяснится позже- бетон твердеет не сразу...

Были люди, которые помогли мне стать строителем, бригадиром - я о них потом скажу. Но не меньше помогла мне - и сейчас помогает- моя военная служба.

Попал я служить в ВДВ. Вот и сейчас произнес эти три буквы, а у меня аж в сердце что-то захолонуло. Потому что ВДВ - это воздушно-десантные войска, это смелость и выдержка, риск и расчет, чувство локтя и умение действовать в одиночку, стопроцентная надежность товарищей и такая же их уверенность в тебе...

Первый прыжок запомнился на всю жизнь. Потому что он... чуть не состоялся. Мы только собрались возле самолета, уже надо входить на борт, а тут команда: двоим остаться. И офицер называет мою фамилию и еще одного товарища. Оказалось, двоих ребят из другого подразделения, не успевших прыгнуть со своими, решили пропустить сейчас. А нас - потом. Представляете мое состояние: все напряжено, а тут - отставить. "Ну, всё. Пути не будет, - нашелся один знаток.- Есть такая примета: не прыгнул сразу, лучше в такой день и не прыгать. Не к добру это..." "Что за чушь? - думаю. - Как это не прыгать, если я столько готовился". Собрался я весь, повторил мысленно все элементы прыжка и жду. А когда самолет приземлился, я, уже в составе новой группы, занял место в машине. Посмотрел на ребят-вижу: волнуются, хотя вида и не подают. Наверное, и у меня такое состояние было. Ну, а услышал команду: "Пошел!" - и куда что девалось. Мне потом капитан Окунев сказал: "Приметы - чепуха. Видишь, как все хорошо получилось..."

Всего у меня восемнадцать прыжков. И одиночные, и групповые. И ночью прыгал. И в непогоду. Одно ощущение особенно хорошо запомнил. Бежишь по салону, интервал держишь такой, что шлемом своим касаешься парашюта товарища. А тот, который должен прыгать за тобой, касается твоего парашюта. Если между прыгающими будет большой разрыв - до приземления всех разбросает в разные стороны. И тогда время, необходимое для совместных действий, уйдет на поиски друг друга, на сборы...

А от этого прикосновения - ты к переднему, стоящий за тобой - к тебе, следующий - к нему и так далее, - словно какая-то электрическая искра переходит, словно ты заряжаешься энергией товарища, а он - твоей...

Потом, когда я стал работать в бригаде, на стройке, я не раз ощущал эту свою нерасторжимость с другими, свою наэлектризованность общим зарядом. Впервые же осознал это состояние в десантниках.

Десантник - понятие не однозначное. Штатский человек может подумать: прыгай себе - и вся забота. А ведь у десантников самые разные специальности. Я вот был наводчиком орудия. И теорию стрельбы надо было усвоить, и матчасть, и содержать ее в чистоте. А главный экзамен - боевые стрельбы. Но не просто стрельба, как у наземной артиллерии. Помню тактические занятия. Погрузили в самолет свой тягач, пушку. Тут же и мы с парашютами - командир орудия, наводчик, шофёр. В заданном районе сбросили на парашютах автомобиль, орудие: Выпрыгнули сами, прицепили пушку - и вперед; Вовремя развернулись на указанном рубеже; А когда поразил все положенные цели, командир батарей меня поблагодарил. Потом объявили: поедешь в отпуск. Представляете; какое совпадение--двадцать первого ноября шестьдесят восьмого года я уехал в армию, а ровно через год, в тот же самый день, заявился на Дон, в родную станицу, и докладываю родителям: так, мол, и так, прибыл в краткосрочный отпуск, каковой получил в качестве поощрения...

"А отец -он тоже служил в артиллерии, в войну,- говорит: "Понимаю, что так это Запросто отпуска не раздают..."

"Ну, о службе ещё много? можно рассказывать. Скажу только, что уволился я в запас и, как реликвию, которой очень дорожу, привез морскую тельняшку. Она что у моряков, что у десантников - как символ отваги и дерзости. В День Советской Армии я ее надеваю под рубашку, чтобы полосатый клинышек был виден. А еще надеваю медаль "За воинскую доблесть. В честь 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина". У нас в батарее ее дали четверым--комбату, командиру взвода, одному солдату и мне...

До армии я окончил ГПТУ в Ростове, по специальности электрика. Вернулся домой, а мне руководство колхоза: "Володя, парень ты здоровый, служил в войсках, давай-ка берись за спортивные дела". Ну, думаю, раз предлагают, значит, так надо. Оказалось, что главное... футбол. Организовал команду, стали тренироваться, даже первенство выиграли в районе. А меня внутри сосет: не нашел я настоящего места в жизни... Подал в строительный институт, тем более что, как уволенному в запас, мне даже льготы полагались при поступлении. Но, видимо, другие ребята, такие же недавние солдаты, оказались посильнее. Словом, не набрал я нужных баллов. Но тут особых трагедий для меня не было. Это для того потрясение, кому родители с детства внушают: "Учись, сыночек, будешь врачом или там инженером..." Не хватит сыночку балла - и уже травма, потому что ни о чем другом, как об институте, это дите и не помышляло. Жизнь ему делает другие предложения: нужны каменщики, штукатуры, экскаваторщики. А он, бедняга, даже психологически не готов к таким требованиям, ему с пеленок папа-мама говорили: "Ах ты наш профессор..."

В ту пору моя Зина (мы с ней еще со школы дружили, потом, когда я в армию ушел, переписывались) как раз окончила техникум, бухгалтерское отделение. Решили мы пожениться и новую жизнь начать на новом месте. Поехал я в Волгодонск. Прихожу в отдел кадров, подаю документ: так, мол, и так, я электрик. А мне кадровик говорит: "Молодой человек, пройдет время, и ваша специальность здесь вот как будет нужна. А пока нам нужны плотники-бетонщики. А еще точнее - нужны здоровые ребята, которые не боятся никакой физической работы. Жилье получишь не скоро, его надо сперва построить. Видишь, в какой хате ютится все наше управление. Да и ту арендуем..."

Подумал я, подумал и... остался. Устроился я в этот Промстрой, но послали меня работать на лесоперевалочный комбинат. Плоты к нам на Дон гнали издалека - с Камы да по Волге. Лесу шло много - начиналась большая стройка, хотя тогда еще такого слова "Атоммаш" здесь никто и не слыхал. Работал я и раскряжевщиком, и грузчиком... Это когда сидишь на бережку, возле котла с ухой, смотришь, как медленно плывут плоты по реке, создается такое умильное настроение, благодать настоящая. А когда поворочаешь эти бревна, скользкие, да намокшие, да тяжелые, - тогда лучше понимаешь что к чему. Не все задержались на этом комбинате, кое-кто нашел работу полегче да почище. Я остался. Рассуждал так: на стройке легкого хлеба не бывает, всюду надо работать на совесть.

А через некоторое время меня отозвал наш Промстрой, и стал я плотником-бетонщиком. Тогда, в семьдесят первом, еще не строили> таких девятиэтажных красавцев, как сейчас. Жилье нужно было до зарезу- хоть временное, хоть какое-нибудь. Вот мы и строили сборные дома временного поселка. На них, на этих домах, вы не найдете никаких никелированных табличек - кем построено да по какому случаю" А для меня те щитовые домики - самая дорогая память: там селились первостроители Атоммаша, на той стройплощадке я получил первую рабочую закалку.

Бригадиром моим был Владимир Данилович Тарасов. Если можно сказать о бригадире талантливый, то как раз таким и был Тарасов. Люди в нашей бригаде собрались разные - и по возрасту, и по прошлой жизни, и по квалификации. Я, к примеру, только начинал в строительном деле, мне еще надо было объяснить, почему, скажем, бетонне кладется прямо на грунт, а надо под него положить дренаж... А другие ребята такие премудрости давным-давно постигли. Зато для* иного из них ничего не стоило опоздать на работу на полчаса, для меня же, вчерашнего солдата, такое было исключено... И вот Владимир Данилович как-то очень ловко умел прибрать к рукам все наши промахи и неумелости, притирая нас друг к другу, и каждого по отдельности, и всех вместе к работе. Нарушения в бригаде обсуждались сообща, Тарасов никогда не спешил со своим решением, и хотя мы понимали, что он наверняка уже точно знает, как поступить, Владимир Данилович не торопился, ждал, что мы скажем по тому или иному поводу, ненавязчиво подводил нас к единственно правильному выводу. И так получалось, что это мы сами решили, а он лишь при сем присутствовал... Тарасов надоумил меня поступить в строительный техникум, меня приняли на третий курс, и то, что я к тому времени уже успел, как говорится, своими руками прощупать что к чему, - мне очень помогло в учебе. А диплом я защитил на пятерку...

В семьдесят третьем году приняли меня кандидатом, а через год - и в члены КПСС. Внешне вроде бы ничего и не изменилось в моей жизни- та же работа на стройке, то же общежитие, где мъ\ жили с Зиной и Танечкой (у нас уже ребенок был). А внутренне вроде бы почувствовал какую-то нагрузку. Словно то, что я делал до сих пор, было подготовкой к чему-то важному, а оно, это важное, только теперь должно начаться...

Потом назначили бригадиром. А вышло так. Комсомольский секретарь Володя Кузнецов отозвал меня в сторону и говорит: "Слушай, тезка, есть одно дело. Организуется комсомольско-молодежная бригада. Мнение руководства - начальник и парторг со мной советовались - поставить тебя на эту бригаду. Как ты, согласен?" Я поначалу даже растерялся: одно дело за себя отвечать, а другое - за целую бригаду. "Не готов я к этому разговору", - говорю Кузнецову. "Ну, подумай. А завтра скажешь". Решил посоветоваться с Тарасовым. Владимир Данилович заметил: "Предложение стоящее, но учти: хлеб бригадирский нелегкий. И все-таки думаю, что справишься... Ну, а если нужна будет какая помощь - пожалуйста, приходи".

Так я стал бригадиром. Так сказать, средний персонал. А что такое средний? Не плохой, не хороший, а так себе? Средний - значит, стоящий посередине, соединяющий руководство стройки с непосредственным исполнителем - рабочим. То есть среднее звено, без которого вся цепь рассыплется...

В основном в бригаде ребята подобрались хорошие. Первыми пришли Слава Фоменков и Володя Волков, я с ними работал уже. Ребята из армии, в них был уверен. Пришел в бригаду Валера Лопатин, монтажник с КамАЗа, попросился к нам Олег Ли, тоже недавний армеец, старший сержант запаса. Строительной специальности он не имел ("Я в караульном подразделении служил, а там - "через день на ремень"), но мы его охотно взяли: закваска хорошая. Были и другие люди...

Тут и началось. Что ни день - открытия. С вечера знаешь, какие планы на завтра, а все равно утром приходится решать задачи со многими неизвестными. Работы бригада выполняет разные, люди отличаются не только, скажем, по характеру, но и по специальности, по квалификации. Одного можно поставить только сюда, но там он не нужен, поскольку там требуется лишь один человек такой профессии, и ты уже его туда назначил... А эта работа тяжелее всех, но выполнить ее может ограниченное число лиц в бригаде. Получается, что одним приходится упираться что есть мочи, а другой же может прохлаждаться... Словом, уже на первых шагах я столкнулся с разными закавыками, и таких "не-состыкованных" вопросов набиралось немало, а решать их надо было немедленно, потому что приходил новый день, а с ним и новые задачи.

А в самом деле: почему один в бригаде - только сварщик, а другой- только монтажник? А если и то, и это, и третье освоить? Как у десантников? Каждый должен и машину водить, и на рации работать, и минноподрывное дело знать. В армии в каждом расчете, в каждом экипаже взаимозаменяемость. А бригада - такой же боевой коллектив. Вот мы и стали смелее овладевать смежными специальностями. Сейчас у нас в бригаде каждый владеет двумя-тремя профессиями, а, скажем, за стропальщика - почти каждый сработает...

Правильно расставить людей - для бригадира большое дело. Но не менее важно, чтобы каждый человек осознал свою роль на этом самом месте, чтобы он уже сегодня видел конечный результат своей работы, а не просто, скажем, объем бетона либо площадь асфальта. Ну, кто монтирует цех либо дом - там все ясно. А у нашей бригады - другие объекты, мы работаем на будущем асфальтобетонном заводе, строим склад щебня, эстакады, площадки, насосную, дороги. Вроде бы и звучит это все неромантично. Но ребята понимают, что без нашей работы невозможно строительство других объектов, что по дорогам, построенным нами, пойдет из цехов продукция Атоммаша...

Кстати, о романтике. Бережнее надо бы относиться к этому слову. А то придали ему какой-то облегченный смысл... Был у нас в бригаде один парень. Вижу, до работы он не очень охоч. Спрашиваю: "Как ты, Саша, попал сюда, на Атоммаш?" - "А я, говорит, по зову романтики, по велению собственного сердца". - "Ну, и что оно тебе велело, твое сердце? Сидеть, когда остальные работают?" Потом мы не раз еще говорили в бригаде с этим "романтиком". А он, как позже выяснилось, поругался с родителями и "в отместку" прикатил в Волгодонск. Пришлось ему уйти из бригады, поехал домой с повинной. Романтика - она пахнет потом, она с мозолями...

И все же где-то жаль мне этого Сашку. Наверное, и мы виноваты: не смогли парня на правильный путь наставить, не привили вкус к работе...

Строитель - дело почетное, но трудное. Конечно, и механизмы пришли на стройку, и всякая техника. А без лопаты все равно не обойдешься. Кирпич, как не крути, а каждый надо взять в руку и уложить на раствор. Сколько таких кирпичей за смену? А за месяц? Многие тысячи. Ну-ка, переведите это на вес. Я уж не гсворю, что все метели, все сквозняки, все дожди - это наше.

Я вот песни люблю, уже и о Волгодонске их немало написали. Как услышу - даже радуюсь: мы тут строим город, завод, а о нас уже песни поют! А вот ложную бодрость в песнях не люблю. Помните: "Живем в комарином краю, и краше судьбы не хотим..."? Чего же хорошего, если тебе комары проходу не дают? Неужели против них нельзя какую-нибудь химию придумать? Люди, которые знают цену трудностям, всегда отличат бодрость от бодрячества, "давай-давай" ни к месту - их раздражает...

Как-то разговорился я с одним бригадиром. "Главное, - поучал он меня, - сделать план. А всякие там "по душам", "микроклимат" - это все ерунда. Не будет плана - и никакое твое воспитание никому не нужно". Я ему ответил: "Ты же сам знаешь, что это не так. Если есть коллектив, значит, и план будет. А коллектива без воспитания не бывает. Тут все вместе связано".

Техникум-то я кончал заочно. И вот, сдавая разные предметы, нередко думал: "Много всяких полезных знаний дает техникум. Там даже об инженерной психологии рассказывают. А вот о психологии человека в коллективе - ни слова. Нормы, объемы, допуски, свойства материалов, их. особенности-все это будущий специалист знает назубок. А вот свойства человеческой души, ее особенности - об этом мы знаем мало. Мне Тарасов, когда я собирался в бригадиры, говорил: "Главное- люди. Не строй из себя доброго дяденьку, но и не надувайся: дескать, я начальник... От того, как сложатся твои отношения с людьми, многое будет зависеть". Видите, я уже три года работаю самостоятельно, а Владимира Даниловича, своего наставника, все время вспоминаю...

Мы у себя в бригаде решили так: все, что здесь делается, касается нас всех. В бригаде введен коэффициент трудового участия. Строгая это штука, скажу вам. Коэффициент позволяет более гибко использовать материальную заинтересованность работника, воздействовать на тех, кто попытался бы сачкануть. Один невыход на работу по неуважительной причине - и никакого тебе коэффициента, это значит, что получишь только тарифную ставку. Такова цена прогула.

Жизнь убеждает: такая наша линия правильная. Хорошо об этом сказал на XVI съезде профсоюзов Леонид Ильич Брежнев: "...каждый должен работать так, чтобы не было стыдно перед самим собой, чтобы можно было со спокойной совестью смотреть в лицо товарищам".

Немало делает наша партгруппа. Коммунистов нас в бригаде пятеро. Вроде бы немного. Но от того, что действуем мы сообща, все заодно,- силы наши удваиваются. Тут немаловажное дело - личный пример. Возьмем того же Владимира Коваленко. Он бетонщик, лучший по профессии во всем строительном управлении. Ясно, что и слово его весомо...

Есть у нас и совет бригады, в который, кроме меня и моего помощника Коваленко, входят Владимир Волков, Василий Помогов и Михаил Гаврилов, он, кстати, старше всех нас по возрасту, служил в армии, опытный монтажник... Одна из задач этого совета - анализ работы: кто как трудился, кто чего достоин, где узкое место, что надо сделать чтобы дело пошло лучше... Если надо, решаем: сегодня бригаде остаться на два часа. Но, вообще-то, в таких случаях уже знаю заранее: что-то не сработало - либо материал не подвезли, либо занаряженная техника не пришла, либо еще что-то случилось. Вот и получается, что за расхлябанность одного человека должна рассчитываться вся бригада. А бригадир превращается в толкача, в просителя, в снабженца....

Вначале наша бригада выполняла план на сто двадцать процентов, затем - на сто двадцать девять, а сейчас - на сто тридцать пять процентов. Бывает, что наши соперники - бригада Мухарби Пшизова - выходят в соревновании вперед. Это нас подстегивает, стараемся трудиться лучше. Юбилейный год мы закончили с высокими показателями.

Мы подходим с Владимиром Сидорякиным к окну. Отсюда далеко видно: квартира бригадира на восьмом этаже, и вся панорама стройки как на ладони - и черные переплеты стальных конструкций, и вытянутые шеи кранов, и всполохи яркой, даже при дневном свете, электросварки, и голубые, как паруса, стены третьего цеха, того, который первым вводили в строй на Лтоммаше...

В соседней комнате хлопочут дети Сидорякина - четырехлетняя Танечка и полуторагодовалая Валюша.

- Две девочки - это хорошо,-замечаю.

- Да, говорят, что девочки рождаются к миру, - соглашается бывший солдат-десантник и продолжает смотреть в окно.

А там, вдалеке, пульсирует живой кровью стройка века - создается мирный атом Державы.