IV

В кабинете ортскоменданта майора Альберти собралось несколько человек. На старомодных диванах, вывезенных из городского театра и расставленных вдоль стен бывшего школьного класса, сидели: Юрий и Алексей Кирсановы, бургомистр города Ходаевский, начальник политического отдела полиции Александр Петров и заместитель ортскоменданта капитан Эрлих.

- Господа! - раздался резкий и властный голос Альберти. - Я собраль вас здесь, чтобы сообщить, что операция по изъятию нетрудоспособного населения проводится очень плёхо. Кроме того, начальник гестапо оберштурмбаннфюрер СС господин Шульце сказаль мне, что в городе узнали о расстреле этих калек и нездоровых женщин. А наш уважаемый редактор газеты до сего дня не наладил типографии. Так мы не можем опровергать вредный слух...

- Господин ортскомендант, - перебил майора Алексей Кирсанов.- У нас все готово. Через два дня вы сможете получить первый номер газеты.

- О! Гут, гут! Не забывайте указать, что слух о расстреле есть вражеский вылазка. Всем, кто будет распространять подобные слова, будет расстрел... Далее... В вашем городе есть женщины больны... как это у вас называется нехороший болезнь?..

- Венерические, - вставил Юрий Кирсанов.

- Я, я! Некоторых наших храбрых солдат - ваших освободителей надо лечить. Мы не можем допустить такой положений. Потому начальник гарнизона генераль Шведлер приказал открыть женский дом. Ну... назовем его женский ресторан. Господин бургомистр должны организовать отбор девушек. Пусть будет пока шестьдесят женщин. Объявите набор на хороший условий. - Майор Альберти вытащил из кармана расческу и причесал и без того прилизанные волосы. - Для этого можно использовать вашу гостиницу... прямо над рестораном.

Ходаевский что-то быстро записывал в небольшой блокнот.

- А теперь главное... - лицо ортскоменданта помрачнело.- За короткий время коммунистами, бандитами в городе убито пять германских солдат и один офицер. Это значит плёхо... вернее, как очень плёхо работают полиция и господин Кирсанов.

Кирсанов встал. По тому, как он часто моргал своими маленькими глазками, было видно, что он обеспокоен.

- И ви, господин Петров. Ви плёхо помогаете свой шеф. Ви есть начальник политический отдел полиции. Ви должны знать, кто мог это сделать.

Петров вытянулся в струнку рядом с Кирсановым.

- Надо бистро закончить регистрацию населения, - недовольно продолжал майор Альберти. - Ви должны знать каждого жителя. Немецкое командование доверило вам много власти, и немецкое командование требует вашу работу. Завтра мы расстреляем десять заложник за погибших солдат великой Германии. - Альберти сел и жестом предложил сесть Кирсанову и Петрову. - Я хочу, чтобы ви тоже сообщили в газете, - повернулся он к Алексею Кирсанову. - Пусть жители знают. Так будет всегда. За каждый убитый солдат хотим расстреливать десять заложник. Это очень серьезный предупреждений...

Майор Альберти умолк, заглянул в небольшой лист бумаги, лежавший на письменном столе, потом поднял голову и, причмокнув, сказал:

- Хорошо! Можно уходить. Остаются только начальник полиции и господин Петров.

Когда Ходаевский, Алексей Кирсанов и капитан Эрлих скрылись за дверью, Альберти, насупив белесые брови, взглянул на Юрия Кирсанова.

Начальник полиции снова обеспокоенно заморгал. Он знал эту свою привычку, но в минуты волнения не мог справиться с нею.

- Скажите, господин Кирсанов! Отчет на золото ви составил правильно?

Нижняя полная губа Юрия отвисла. В голове промелькнула догадка: «Знает или просто так спрашивает? Нет, Стоянов не мог увидеть. А если видел?» От одной этой мысли озноб пробежал по коже. Ведь все драгоценности: золотые часы, кольца, браслеты, серьги, брошки, отобранные у евреев перед расстрелом, прошли через руки Кирсанова. Он не мог равнодушно взирать на блеск драгоценных камней, на матовую желтизну благородного металла. Вот уже двадцать лет упрекал Юрий старшего брата за то, что тот, спасая шкуру, бросил в порту чемодан с фамильными драгоценностями. Это золото снилось Юрию по ночам, часами фантазировал он, как зажил бы за границей, успей вовремя сесть с чемоданом на отплывающий пароход.

В тот осенний день, когда уводили на расстрел евреев, Юрий составил опись награбленного. Нет, он не мог отдать немцам все. И он прикарманил два золотых портсигара, десяток колец и около сотни золотых монет царской чеканки. По сравнению с тем, что досталось немцам, это были крохи. Составлять опись награбленных вещей Юрию помогал начальник районной полиции Борис Стоянов. Юрий тогда был очень осторожен. Он лихорадочно старался припомнить сейчас весь тот день. Когда наблюдавший за их работой капитан Эрлих всего на пару минут вышел из комнаты, Юрий ловко рассовал по карманам еще не занесенные в список предметы. В то время Стоянов был занят бумагами за другим столом. Но вдруг он видел?

Эта картина быстро промелькнула в воспаленном мозгу Кирсанова. Однако он как можно спокойнее, с достоинством ответил:

- Там все правильно, господин комендант, - и обиженно добавил: - Неужели русский дворянин не заслуживает доверия?

- Нет, нет, господин Кирсанов. Наверно, я ошибся. Мне очень нравился один портсигар. Я смотрел его там, на площади. А теперь я видел другие. Может быть, я ошибся... Вы, господин Петров, тоже помогали начальнику составлять опись?

- Никак нет-с. Это не я. Там был господин Стоянов. Тот, немного хромой, - четко ответил Петров.

- О да! Теперь я вспоминаль. Там бил тот, хромой. Гут. Можно уходить.

Выйдя от коменданта на улицу, Петров распрощался с Кирсановым, пообещав через час вернуться в городскую полицию. Быстрым шагом направился он в районное отделение полиции, начальником которого был Стоянов.

Шел крупный, мокрый снег, порывистый ветер бил в лицо, заползал за воротник. На углу улицы кричала женщина, вырываясь из рук немецкого солдата. Петров шел, не замедляя шага, ни на что не обращая внимания. Тяжелые, злые мысли одолевали его. Он мучительно размышлял над тем, как отомстить Кирсанову.

Петров был властолюбивым и жестоким человеком и не прощал, когда ему переходили дорогу. Кирсанов, даже не подозревая об этом, нажил в нем крупного врага. Петров сам хотел быть шефом полиции. Эта работа привлекала его, она дала бы удовлетворение его честолюбию. И вдруг вместо него Кирсанов, этот интеллигент и размазня, начальник полиции! Было отчего преисполниться ненавистью.

Петров с раздражением вспоминал минуты, когда, вытянувшись в струнку, он стоял перед своим ненавистным начальником и выслушивал его надменные и скучные нотации. А тот даже не скрывал удовольствия, выговаривая Петрову. «Сейчас в самую пору рассчитаться. Только бы подтвердил Стоянов. Но этого я заставлю, я его намертво прижму», - думал Петров, входя в здание, где располагалась районная полиция.

- Начальник у себя? - опросил он у дежурного.

- Здеся он... - буркнул полицай и, когда Петров уже поднимался по лестнице, зло добавил: - Хромая бестия... И где ж ему ешо быть?

Увидев Петрова в дверях своего кабинета, Стоянов поднялся из-за стола и, прихрамывая на одну ногу, пошел навстречу.

- Здравствуй! Что нового? - спросил он.

- Садись! - отрывисто бросил Петров. Придерживаясь руками за поручни, Стоянов тяжело опустился в мягкое кресло и вытянул ногу с деревянным протезом.

- Слушай, - сказал Петров, присаживаясь напротив.- Слушай внимательно. И говори только правду, не то несдобровать.

- В чем дело? - насторожившись, спросил Стоянов.

- Ты составлял с Кирсановым опись на жидовское золото?

- Ну, я.

- Кирсанов хапнул там малость? - Петров впился в Стоянова испытующим взглядом.

- Было дело, - ответил тот, почесывая затылок. - Только свидетелей, акромя меня, никого нет. Пусто было в комнате. Да я и подал вид, будто ничего не видел. Не хотелось с начальством связываться. Того и гляди в дураках останешься. Я ведь эту премудрость давно усвоил.

- Какую премудрость? - не понял Петров.

- Есть такая побасенка: «Я начальник - ты дурак. Ты начальник - я дурак».

- А ты дураком не будь. Альберти уже пронюхал. Теперь в самый раз столкнуть Кирсанова, чтоб происхождением своим глаза не колол. Подлюга проклятый! - Петров стиснул челюсти, подался вперед. - Слушай, Борис. Я бы лучше с тобой работал. Накромсали б мы дел вместе. Любо-дорого. И вот тебе мой совет. Пиши рапорт ортскоменданту. Опиши все, как было. Сделаешь?

Стоянов молча кивнул, ухмыльнулся.

- Только вот думаю, как бы этот рапорт к Кирсанову не угодил? - Он вопросительно посмотрел на Петрова.

- А ты сам иди к Альберти. Расскажешь, как было, из рук в руки передашь бумагу. Не сделаешь - я доложу. Смотри, тебе же хуже будет.

- Не горячись ты. Кому грозишь? Мы теперь с тобой одной веревочкой связаны. Только действовать надо наверняка.

- Вот и действуй. Тебе все козыри выпали, а Юрка Кирсанов на мизере сядет.

- Ладно, была не была, - махнул рукой Стоянов.

После ухода Петрова он долго сидел за письменным столом, скрипел пером по глянцевому листу бумаги. От напряжения капельки пота выступили у него на лбу. Исписав половину листа, разорвал бумагу, бросил клочки в корзину. Потом долго сидел неподвижно, уставившись в одну точку. Собственно, что плохого сделал ему начальник городской полиции?

Стоянов вспомнил, как, прочитав объявление о наборе служащих в полицию, он пришел к Кирсанову наниматься. Кроме паспорта, у него была справка органов НКВД, удостоверяющая, что он, Борис Стоянов, освобожден из-под стражи как отбывший наказание.

Кирсанов принял его приветливо, посочувствовал. Сразу назначил начальником районного отделения. А теперь вот на него же надо донос сочинять. Стоянов замотал головой.

- Нет... К черту... - проговорил он, убирая со стола чистые листы бумаги.

Неожиданно рука его, выдвигавшая ящик стола, замерла. Он вспомнил угрозу Петрова. «А что, если эта бестия на меня донесет? - подумал и пожалел, что признался. - К той власти не пристал, и от этой могут погнать. Куда тогда денешься?»

Стоянов резко придвинул к себе лист бумаги, взял ручку заскорузлыми пальцами и снова начал писать.

Через несколько дней майор Альберти принял Стоянова. Заикаясь и путаясь, Стоянов рассказал коменданту о том, что видел своими глазами, как Кирсанов сунул в карман два золотых портсигара из вещей, отобранных у евреев.

- Гут, гут, господин Стоянов. Ви есть честны рюсски человек. Ви правильно понял своя задача. Германская армия проливает кровь за новый порядок, за свобода ваш народ. А господин Кирсанов надо только золото. Гут, гут. Карашо. Мы ничего не забываль. Германское командование благодарит вас.

- Рад служить, - поспешно ответил Стоянов, польщенный тем, что майор Альберти на прощание протянул ему руку.

Несколько дней спустя Стоянова назначили заместителем начальника городской полиции. Кирсанов же по-прежнему оставался начальником. Правда, теперь при встречах майор Альберти и капитан Эрлих подозрительно стали смотреть на него. У Кирсанова все еще хранились ключи от квартир расстрелянных евреев, которые он выдавал немецким офицерам по запискам ортскомендатуры.

Однажды на одну из таких квартир Кирсанов пригласил Стоянова и Петрова. Ему хотелось хоть чем-то привлечь к себе симпатии немцев. Он решил отпраздновать юбилей: исполнился ровно месяц с того дня, когда дивизии армии фон Клейста ворвались в Таганрог.

Пять девушек, которых Кирсанов пригласил из открывшегося недавно женского ресторана, щебетали возле большого стола, уставленного различными яствами. Несмотря на голод, царивший в Таганроге (за целый месяц людям всего один раз выдали по восемьсот граммов горелого зерна на хлебную карточку), на столе были разложены розовые колбасы, румяные куры, банки с консервами, заливной поросенок на блюде и стояли бутылки с вином.

На улице уже стемнело, а гости, собравшиеся на пир, все еще не садились за стол. Девушки непрерывно заводили патефон и поглядывали на дверь. Ждали майора Альберти и капитана Эрлиха, тоже приглашенных Кирсановым.

Когда стрелки стенных часов показали десять, Кирсанов обиженно проговорил:

- Сколько же можно ждать? Наверно, уже не придут. Давайте к столу.

После второго тоста, который он провозгласил за фюрера и великую Германию, все оживились. У Кирсанова заметно улучшилось настроение. Он обнял полную блондинку, сидевшую рядом, и начал что-то нашептывать ей на ухо. Его отвисшая пухлая губа то и дело касалась ее щеки. Заметив это, одна из девушек, Лариса Стрепетова, с голубыми холодными, как зимнее небо, глазами брезгливо поморщилась.

В дверь неожиданно постучали.

- Наконец-то! - обрадовался Кирсанов, вскакивая.

Он торопливо вышел в прихожую, но через мгновение снова появился в комнате. Только теперь он медленно пятился назад. Следом за ним вошли капитан Эрлих и три гитлеровца с автоматами.

- Ви арестован! - четко проговорил Эрлих, обращаясь к Кирсанову. - Прошу извинения, господа, - откланялся он Стоянову и Петрову.

Последние, хоть и догадывались, в чем дело, не сразу пришли в себя. Побледневшие девицы тоже притихли.

- Это шутка, господин капитан? - пробормотал Кирсанов, снизу вверх заглядывая в глаза Эрлиху, который был на целую голову выше его.

- О! Я... Я... Ви ошень хорошо все понял, - закивал капитан.

Подойдя вплотную, он ощупал карманы Кирсанова и вытащил пистолет. Затем отдал команду своим солдатам, и те, подхватив под руки растерянного начальника полиции, вывели его из комнаты.

Когда дверь за ними захлопнулась, Эрлих подошел к Ларисе, согнутым пальцем поднял ее подбородок и сказал, улыбаясь:

- Гут, гут. Это есть настоящи рюсски красавиц, - он похлопал ее ладонью по щеке, надел перчатку и раскланялся.-Ауфвидерзейн. Можно продолжать, господа.

Стоянов и Петров уже оправились от замешательства. Они начали уговаривать Эрлиха остаться.

- Нет. Нет, господа. Я имею совсем мало время, - отказывался Эрлих, отстраняя стакан с водкой, протянутый ему Петровым.

- За фюрера великой Германии, за Адольфа Гитлера,- пьяным голосом упрашивал тот.

Лариса Стрепетова встала из-за стола, тоже подошла к Эрлиху и смело предложила ему свой бокал.

- Гут. Харашо. Только совсем немного, - согласился капитан.

Он снял шинель, небрежно бросил ее на кровать, придвинутую к стене, сел за стол.

- Прошу пить за нового начальника полиции господина Стоянова.

Петров вздрогнул. Но, овладев собой, подошел к Стоянову, ободряюще похлопал его по плечу и до дна осушил бокал.

- За нашу службу, Борис. За твое здоровье, - пробормотал он, вновь наполняя вином опустевшие стаканы.