Пребывание Императора Александра I в Таганроге и его смерть.

Пребыванiе Императора Александра I въ Таганроге и его смерть.

Жизнь Императора Александра I складывалась такъ, что онъ на пути своей деятельности постоянно встречалъ разочарованiе и неудовлетворенность.

Удивительнымъ образомъ складывались обстоятельства: если онъ начиналъ какое либо предпрiятiе, то или не могъ его продолжать, или получались результаты противоположные темъ, къ каковымъ онъ стремился.

Будучи любимцемъ Екатерины II и воспитанникомъ гуманнаго Лягарпа, онъ предполагалъ всю свою жизнь посвятить полезной, мирной правительственной деятельности, а между темъ главный интересъ его царствованiя роковымъ образомъ сосредоточился на войнахъ. Чувства, которыя создавали его идеаломъ благодетеля народа русскаго, заставили его однако начать войну съ Наполеономъ. Всегда возмущавшiйся крепостнымъ правомъ, Александръ не решался обидеть дворянство и оставилъ его въ силе. Глубоко гуманный и веротерпимый Императоръ сталъ недоброжелателенъ даже къ безобиднымъ массонамъ. Потрясенный ужасами войны, онъ вздумалъ заменить ихъ христiанскимъ братствомъ государствъ и создалъ священный союзъ, но скоро увидалъ, что великая его идея извращена, испачкана грязными руками австрiйской политики; онъ могъ возмущаться, негодовать и презирать Метерниха, но возстановить чистоту своего дипломатическаго идеала не могъ, а долженъ быль попускать все подлости, совершаемыя Метернихомъ отъ имени священнаго союза. Наконецъ, Государь, съ такимъ добрымъ сердцемъ, какъ Александръ, давалъ полный просторъ действовать извергу рода человеческаго Аракчееву, котораго друзья даже называли «зелiемъ проклятымъ». Такая бездна противоречiя въ жизни человека, конечно, легко могла поселить разочарованiе и недоверiе къ силамъ человека, хотя бы онъ былъ и самодержецъ и возложить все на волю Провиденiя.

Мистическое настроенiе Государя постоянно подерживавшееся текущими событiями, не находило ни одного себе оправданiя среди сановниковъ государства и въ особенности церкви. Мистицизмъ хочетъ постигнуть истину путемъ внутренним созерцанiя помимо всякаго другого посредника, въ томъ числе и религiозныхъ формъ и въ особенности обрядовъ. Вместе съ такимъ направленiемъ находится и полная свобода действiй массоновъ. Въ то время и учреждено библейское общество къ основанию котораго послужило убежденiе, что для соединенiя духа съ истиною, никакихъ формъ не надо, а следуетъ только дать въ руки всякому Евангелiе, оно излiетъ на всякую плоть благодать Святаго Духа. Библейское общество обязано своимъ происхожденiемъ британскому обществу, которое восторженно приветствовало своихъ русскихъ сотоварищей: «Какiя ныне времена! Господь воцарися! Кажется, что опять уже слышится гласъ вопiющаго въ пустыне: уготовайте путь Господень. Куда ни обратишься, повсюду совершается и преуспеваетъ дело, котораго тотъ гласъ требовалъ, безчисленное множество деятелей, впервые только известныхъ свету и одинъ другому, трудятся надъ темъ, дабы всяка дебрь исполнилась и всяка гора и холмъ смирились и были стропотная въ правая и острая въ пути гладки, да откроется слава Господня и узритъ всяка плоть спасенiе».

Нерасположенiе къ Библейскому обществу не скрывалось, и на государя стали действовать въ этомъ направленiи люди решительные и убежденные. Александръ охотно выслушивалъ не только людей однихъ съ нимъ убежденiй, но и противоположныхъ. И въ этомъ случае самъ себе не изменилъ и сталъ постепенно уступать охранителямъ интересовъ церкви, а вместе съ темъ его усталая душа, жаждавшая положительныхъ истинъ, вместе съ полною покорностью церкви впадала въ полное равнодушiе къ суетамъ мipa. Къ этому времени и относятся те дни, которые Императоръ провелъ въ Таганроге, и они вполне характеризуютъ этотъ перiодъ жизни Александра Благословеннаго.

Причиною поездки Императора Александра въ Таганрогъ была болезнь Императрицы, для которой врачи нашли необходимымъ пробыванiе на юге, указывая между прочимъ на Крымъ. Но Александръ, проезжавшiй раньше чрезъ Таганрогъ, нашелъ его во всехъ отношенiяхъ удобнымъ для Императрицы. Наводненiе 1824 года сильно потревожило и безъ того слабое здоровье Елизаветы Алексеевны, въ теченiе почти года она не могла оправиться и согласилась на выборъ Императора.

Въ первый разъ Александръ 1 посетилъ Таганрогъ въ 1818 году, когда путешествовалъ по югу Россiи. Прибылъ Императоръ изъ Марiуполя въ Таганрогъ 22 мая вечеромъ. Съ нимъ были въ это время Аракчеевъ, Милорадовичъ, Волконшй, Уваровъ, Меньщиковъ, лейбъ-медикъ Вилье, Капо-д'Истрiя, Марченко, Данилевскiй и докторъ Рихтеръ. На другой день по прибытiи Императоръ принялъ отъ гражданъ города хлебъ-соль, которые были поднесены на двухъ блюдахъ отъ русскаго и греческаго магистратовъ: эти блюда Государь приказалъ отправить въ Москву. Затемъ Царственный гость осматривалъ городъ, былъ между прочимъ въ тюрьме, где приказалъ разсадить Деревья, которые давали бы тень арестантамъ во время ихъ прогулокъ. Во время кратковременнаго на этотъ разъ пребыванiя произошелъ такой эпизодъ: во время осмотра города Государемъ, мальчикъ Сергей Дракопуло былъ ушибленъ пономаремъ греческаго монастыря, который верхомъ на лошади наехалъ на потерпевшаго. Мальчику было выдано 250 руб. по распоряженiю Александра Павловича, а пономарь арестованъ; впрочемъ, Государь вскоре приказалъ освободить его отъ суда.

Городъ произвелъ на Императора очевидно прiятное впечатленiе, темъ более, что это было весною; выборъ палъ на Таганрогъ, исключительно благодаря указанiю Александра Павловича. Впоследствiи, порицая «хваленый Крымъ», онъ повторялъ, что доволенъ выборомъ. Выбравъ местомъ жительства для своей Супруги Таганрогъ, Александръ I решiлъ ехать впередъ и приготовить для нея удобства въ пути и затемъ въ Таганроге. Передъ отъездомъ Императоръ отправился выслушать напутственный молебенъ не въ Казанскiй соборъ, какъ обыкновенно, а въ Адександро-Невскую лавру. Во время молебна Государь усердно молился и просилъ, чтобы митрополитъ положилъ Евангелiе ему на голову. Митрополитъ исполнилъ его желанiе и благословилъ его иконою Спасителя, которую Государь взялъ съ собою. Когда молебенъ окончился и Государь собирался уезжать, митрополитъ попросилъ его зайти къ схимнику Алексею, жившему въ лавре. Келiя схимника, обитая чернымъ сукномъ и еле мерцавшая лампада произвели сильное впечатленiе на Александра; когда же ему былъ показанъ гробъ, въ которомъ схимникъ спалъ, то Императоръ поникъ головою и погрузился въ глубокую думу. Между темъ схимникъ обратился къ Государю съ краткою речью, которая оканчивалась такими словами: «Ты Государь нашъ, и долженъ бдеть надъ нравами. Ты сынъ православной церкви и долженъ любить и охранять ее». Слова эти ясны, если принять во вниманiе ранее сказанное.

Посещенiе лавры растрогало Императора. «Помолитесь обо мне и жене моей», — говорилъ онъ монахамъ, покидая лавру. Передъ путешествiемъ на югъ его томило тяжелое предчувствiе, и на возвратномъ пути онъ пристально смотрелъ на шпиль Петропавловскаго собора, усыпальницы русскихъ Государей. 1-го сентября 1825 года Государь собирался къ отъезду. Камердинеръ спросилъ его, когда ожидать обратно. Александръ, указавъ на икону Спасителя, сказалъ: „Ему одному известно это". Покидая Петербургъ, Государь привсталъ въ коляске, обратился лицомъ къ покидаемой столице, долго и задумчиво смотрелъ на нее, какъ-бы прощаясь съ нею.

Между темъ, извесие. что городъ Таганрогъ избранъ для восьми-месячнаго пребыванiя Императора и Императрицы произвело, конечно, порядочную суматоху среди нашихъ предковъ. Сначала Министръ Внутреннихъ Делъ прислалъ секретное письмо исправлявшему должность градоначальника съ довольно неясными намеками, затемъ прислалъ курьера съ уведомленiемъ, что въ Таганрогъ пожалуютъ Государь и Государыня, затемъ прибылъ гофъ-курьеръ и архитекторъ для выбора помещенiя а Дибичъ извещалъ, что Государю угодно остановиться въ томъ же доме, где онъ останавливался и въ первый разъ, для исправленiя котораго было прислано 25 тысячъ рублей. Вместе съ темъ ожидали прибытiя генералъ-губернатора Воронцова изъ Одессы и, разумеется, большой придворный штатъ. Таганрожцы совсемъ голову потеряли въ ожиданiи столь неожиданнаго и необычайнаго события.

Между темъ, Государь совершалъ свой путь очень быстро, избирая пути и остановки такiя, которыя могли-бы предупредить стеснительныя встречи и проводы, и въ сентябре прибылъ въ Таганрогъ. Городскiе представители и чины бюрократiи собрались въ церкви, но Императоръ прiехалъ, прямо въ приготовленный для него дворецъ, и явиться къ Государю приказано было на другой день. Вечеромъ городъ былъ иллюминованъ, что повторилось и на другой, и на третiй день; городъ издержалъ на иллюминацiю по случаю прiезда Государя и потомъ Государыни 5766 руб. 95 коп., сумму по тому времени и для тогдашняго Таганрога весьма большую. На другой день къ представленiю были приглашены сначала духовенство, потомъ военные, потомъ чиновники и, наконецъ, дворянство. 15 сентября приказано было быть въ обедне. Таганрогская бюрократiя такъ далеко жила отъ всехъ придворныхъ торжествъ, что являться «подъ пудрою» и въ полномъ параде было ря нея уже само по себе нечто особенное.

Государь обедню прослушалъ, но на молебенъ не остался; онъ до обедни успелъ побывать въ крепости, въ тюрьме и карантине, местность котораго ему очень понравилась; онъ нашелъ Таганрогскiй карантинъ лучше одесскаго и феодосiйскаго и присутствовалъ при карантинныхъ осмотрахъ; въ тюрьме Государь осматривалъ кладовыя, кухню и везде нашелъ порядокъ. Между обеднею и обедомъ былъ опять прiемъ чиновъ и представителей, при чемъ греческое общество поднесло хлебъ-соль на блюде, стоившемъ 5000 руб., а русское — на блюде въ 3000 руб. Оба блюда были отправлены въ Москву, причемъ Императоръ говорилъ объ интересахъ торговли и объ учрежденiи Таганрогскаго порта заверил, императорскимъ словомъ. Народъ, стоявшiй на улице, кричалъ въ это время «ура».

Спустя некоторое время прiехалъ въ Таганрогъ генералъ-губернаторъ Воронцовъ, какъ видно изъ писемъ Мартоса, председателя Таганрогскаго коммерческаго суда, не особенно жаловавшiй Таганрогъ и, несомненно, недовольный такимъ необыкновеннымъ преимуществомъ, оказаннымъ Таганрогу. Его то, какъ видно, более всехъ побаивались въ Таганроге.

23-го сентября ожидали Императрицу. Все чины были сначала приглашены въ соборъ, но затемъ, новою повесткою — въ монастырь св. Троицы, называвшiйся тогда по имени основателя — Варвацiевскимъ. Въ пять часовъ, при стеченiи всего Таганрога, Императоръ, до первой станцiи выехавшiй встречать Государыню, въ одномъ экипаже съ нею подъехалъ къ монастырю, а изъ монастыря во дворецъ. Свиту Государя составляли князь Волконскiй и Логиновъ, оба пользовавшiеся личною дружбою Императора. Императоръ Александръ обладалъ чрезвычайною способностью быть приветливымъ, простымъ и непринужденнымъ въ обращенiи; этими качествами далеко не въ такой степени обладала Елисавета Алексеевна; немудрено поэтому, что проживъ въ Таганроге много долее Императора, она оставила по себе гораздо меньшую память.

На другой день по ея прiезде чинамъ Таганрогской бюрократiи было приказано опять подъ пудрою и въ башмакахъ, явиться къ князю Волконскому, чтобы представиться Императрице, но, прождавъ съ 9 до 12 часовъ, чины ушли, потому что Императрица не могла принять чиновниковъ, такъ какъ ушла гулять съ Императоромъ.

Домъ, въ которомъ поселился Александръ 1-й и Елисавета Алексеевна былъ каменный, въ одинъ этажъ; впрочемъ, Государь предполагалъ вывести и второй этажъ; въ подвальномъ этаже были службы. Между дворцомъ и земляными укрепленiями крепости лежала обширная, незастроенная тогда площадь, которую Императоръ имелъ намеренiе засадить садомъ.

Половина, занимаемая Императрицею, состояла изъ восьми весьма небольшихъ комнатъ, въ каковыхъ кроме Императрицы помещались еще фрейлины Валуева и княжна Волконская. Посредине дома проходилъ, больше другихъ комнатъ, сквозной залъ для прiемовъ. Въ этой же половине была помещена походная церковь. Половину, занимаемую Императоромъ, составляли две комнаты съ другой стороны прiемнаго зала; въ угловой былъ кабинетъ со спальней, а другая составляла уборную, она однимъ окномъ выходила во дворъ и была полукруглая. При этихъ двухъ комнатахъ былъ корридоръ съ просветомъ изъ уборной для дежурнаго камердинера; гардеробная же была внизу, въ подвальномъ этаже. При доме довольно обширный дворъ и небольшой садъ съ плодовыми деревьями, запущенный и къ прибытию Императора несколько приведенный въ порядокъ, но, какъ видно, все-таки мало интересный, потому что Государь предпочиталъ гулять въ саду Мартоса.

Домъ, занимаемый Государемъ, лежитъ по ту сторону нынешней Греческой улицы, домъ же Мартоса выходить на Петровскую улицу и ныне принадлежитъ его наследникамъ: Гирсъ, Обыденной и Рындиной. Ходъ въ садъ былъ изъ комнатъ Императрицы. Домъ былъ меблированъ очень просто, но, разумеется, прилично, безъ всякой роскоши и богатства. Порядокъ въ комнатахъ по прiезде Государя устанавливался имъ самимъ. Онъ самъ разставлялъ простые стулья и небольшiе липовые шкафы для библiотеки, вбивалъ собственноручно гвозди и вешалъ картины. Вообще Александръ 1-й, никогда не любившiй роскоши и внешняго этикета, устраивался въ Таганроге попросту. Изъ многаго можно было заметить, что онъ устраивался въ Таганроге надолго, быть можетъ навсегда. Онъ давно тяготился делами государственнаго управленiя, темъ более, что быль совершенно разочарованъ въ своемъ политическомъ идеале. О намеренiи Императора отказаться отъ престола и поселиться въ Таганроге можно заключить изъ его желанiя прибавить второй этажъ во дворце, устроить садъ между крепостью и дворцомъ; кроие того, онъ говаривалъ: «надо, чтобы переходъ къ частной жизни не былъ резокъ»; а обращаясь къ Волконскому говорилъ: «и ты выйдешь въ отставку и будешь у меня библiотекаремъ». Среди гражданъ Таганрога Александръ 1-й держалъ себя въ высшей степени просто. Съ семи часовъ до девяти онъ прогуливался пешкомъ, а съ одиннадцати въ экипаже съ Императрицею до перваго часа. Любимая его прогулка была по направленiю къ городскому саду, за которымъ онъ подолгу просиживалъ на особомъ месте; городскимъ садомъ онъ много занимался, назначалъ рабочимъ ихъ работу; составленъ былъ целый штатъ для устройства сада и выписанъ лучшiй садовникъ изъ Петербурга. Разговаривая съ градоначальникомъ Дунаевымъ, онъ однажды сказалъ: «позвольте мне въ вашемъ саду похозяйничать» и приказалъ купить дачу и рощицу, прилегающую къ саду, чтобы его увеличить. Къ своему дворцу Императоръ собирался прикупить именiе бывшего градоначальника Папкова, состоящее изъ сада и новаго, лучшего тогда въ Таганроге, дома (ныне домъ М. Реми на Мало-Биржевой ул.). Обедъ Государя оканчивался въ часъ, после обеда Государь и Государыня опять гуляли или ездили по городу.

Императоръ бывалъ также въ саду Мартоса, бывшаго председателемъ коммерческаго суда и иногда, за выездомъ градоначальника, исправляющаго должность этого последняго. Садъ у Мартоса былъ очевидно весьма благоустроенъ Жена Мартоса Улiана Андреевна, какъ видно изъ писемъ Мартоса, была женщина бойкая, не глупая и большая охотница до цветовъ, потому и занималась съ большою любовью садомъ. У Мартоса квартировалъ лейбъ-медикъ Вилье и некоторое время Волконскiй. Докторъ Вилье былъ очень доволенъ вниманiемъ хозяевъ, и когда Государь посетилъ богоугодныя заведенiя, попечительницей которыхъ была Улiана Андреевна Мартосъ, онъ представилъ ее Государю, какъ свою хозяйку; градоначальникъ при этомъ пояснилъ, кто она такая. Государь ласково съ ней разговаривалъ о ея родныхъ, между прочимъ о знаменитомъ скульпторе, дяде ея мужа, Мартосе, а затемъ, обошедши больницу и, оставшись довольнымъ, онъ сказалъ ей: «благодарю васъ, что вы такимъ добрымъ деломъ занимаетесь». Затемъ Вилье разсказалъ Государю, что Улiана Андреевна большая любительница садоводства. Градоначальникъ также указалъ, что больница обязана своимъ благоустройствомъ госпоже Мартосовой; Государь еще благодарилъ и нашелъ все прекраснымъ. Улiана Андреевна отвечала, что она очень счастлива, потому что за свои труды удостоилась видеть Его Величество. Вилье поспешилъ все это передать Мартосу, который былъ на седьмомъ небе отъ того, что его Улiана Андреевна не сробела.

Еще до прiезда Елисаветы Алексеевны городъ предложилъ Государю балъ, на которомъ Государь присутствовалъ и пробылъ полтора часа. Сначала Государь танцовалъ съ Воронцовой, потомъ съ градоначальницей и затемъ съ У. А. Мартосъ, которой при этомъ сказалъ: «я вашъ ближайшiй соседъ, и разделяетъ насъ только дорога». Баломъ Государь остался очень-доволенъ и говорилъ, что такого блистательнаго бала онъ не виделъ ни въ одномъ губернскомъ городе, и что онъ никакъ не предполагалъ найти здесь такой прекрасной публики. Если ниже приведённый разсказъ старожиловъ справедливъ, то эти слова были сказаны не безъ умысла. Говорить, что на балъ генералъ-губернаторъ Воронцовъ не нашелъ нужнымъ явиться въ бальномъ костюме, между прочимъ въ башмакахъ, предполагая, вероятно, что для Таганрогской публики это много чести; но Государь далъ ему понять, что явиться на балъ въ ботфортахъ не прилично.

Когда прибыла Государыня, то докторъ Вилье предложилъ Улiане Андреевне послать Императрице цветовъ и самъ отобралъ 20-ть горшковъ, каковые и были посланы, и когда госпожа Мартосъ узнала, что Государыня приказала цветы поставить въ зале и гостиной, то пришла въ неописанный восторгъ.

Но восторги Мартосовъ дошли до апогея, когда имъ сообщили, что Государь и Государыня желаютъ посетить ихъ садъ. Въ ожиданiи необыкновенныхъ посетителей, хозяева бросились подметать дорожки и всячески хлопотать о благоустройстве сада, но Царственные Гости не заставили себя долго ждать и прежде чемъ окончена была приборка, калитка, выходившая на Греческую улицу, отворилась и Государь съ Государыней вошли. Государь поцеловалъ руку Ульяне Андреевне и дочери Мартоса и беседовалъ съ ними обо всякихъ предметахъ, хвалилъ садъ, спрашивалъ о родныхъ, и когда заметилъ племянницу Мартоса Катю, то спросилъ и о ней и заставить ее сесть. Садъ обоимъ посетителямъ очень понравился; множество розовыхъ кустовъ удивило Государыню; Улiана Андреевна при этомъ заявила, что можетъ прислать Государыне розовой воды, которую она сама делаетъ. Елисавета Алексеевна поблагодарила и просила прислать, поблагодарила также и за ранее присланные цветы. День выдался хорошiй, каше обыкновенно бываютъ у насъ въ сентябре. «Какой прекрасный день», произнесъ Государь, на что дочь Улiаны Андреевны заметила: «это правда, Государь, день сей для насъ самый счастливый». «Какъ вы добры», ответилъ Александръ Павловичъ. Довольный своею часовою прогулкою Государь распрощался съ хозяевами, поцеловавъ руки Улiаны Андреевны, ея дочери и племянницы. Посещенiе это наделало, разумеется, въ городе много шуму. Теперь все стали разводить сады, иронизируетъ Мартосъ въ своемъ письме къ брату: «да кто знаетъ, кто будетъ прохаживаться въ техъ садахъ». После этого Государь еще бывалъ въ саду Мартоса. 10-го октября онъ гулялъ довольно долго и беседовалъ съ Улiаной Андреевной, которую засталъ въ саду. Государь говорилъ при этомъ, что здоровье Государыни значительно лучше, и она поправляется, разсказывалъ о садахъ, которые онъ виделъ за границей, говорилъ, что онъ собирается на короткое время выехать изъ Таганрога и пришелъ проститься. «Да благословить Богъ путь Вашъ и да возвратитесь къ намъ, Ваше Величество, въ совершенномъ здоровьи», заметила на это хозяйка. Александръ Павловичъ снялъ шляпу и благодарилъ. Видя, что черезъ садъ ходятъ его придворные, такъ какъ кроме Вилье у Мартоса въ это время жилъ князь Волконскiй, котораго потомъ сменилъ Дибичъ и кроме того, что ходили не только по деламъ службы, но и носили изъ дворца кушанье черезъ садъ, Государь извинялся, что постоемъ причинялъ безпокойство Мартосамъ, но находчивая Улiана Андреевна ответила, что особа, охраняющая здоровье Государя, не можетъ ихъ обременять; на это Александръ Павловичъ опять снялъ шляпу и благодарилъ.

Въ это время прiехалъ въ Таганрогъ Клейнмихель и ожидали Аракчеева. Таганрогъ нравился и прiезжавшимъ персонамъ изъ Петербурга, впрочемъ не всемъ, темъ более, когда съ поздней, осенью наступили и сырыя осеннiя погоды. Такъ Петръ Михайловичъ Волконскiй пишетъ изъ Таганрога: „Вотъ уже две недели, какъ мы живемъ здесь, какъ въ монастыре... Грязь преужасная, что поневоле приходится сидеть дома. Къ тому же дома постройкою не отличаются и вотъ уже более недели, какъ я живу у Вилье (который жилъ у Мартоса), потому что у меня чуть не сделался пожаръ отъ худыхъ печей, которыя теперь вновь перекладываются. Скука страшная, одна отрада — въ ясные дни хожу на охоту, а по вечерамъ бываю у брата Михаилы (Воронцова), который здесь съ женою, хотя онъ уже въ Аншю не поедетъ, но все же оставить насъ на несколько времени, тогда уже мы будемъ совсемъ какъ въ монастыре.. Съ графиней по вечерамъ играемъ въ вистъ, чего я съ роду никогда не делалъ, равно и она только здесь начала играть. Можете представить, каковы мы сошлись игроки, лучшiй изъ насъ Лонгиновъ.. Здоровье Государыни вдеть хорошо... Прощайте и прошу не забывать таганрогскаго пустынника, васъ истинно любящаго».

Но Дибичъ иначе писалъ о Таганроге Аракчееву, впрочемъ, раньше. Письмо Волконскаго писано въ октябре, а Дибича 13 сентября: «Городъ Таганрогъ довольно хорошо устроенъ и выборъ онаго кажется весьма удачнымъ, ибо зима здесь, обыкновенно, не продолжается более месяца».

Неизвестно, какъ показался Таганрогъ генералъ-губернатору, но только онъ вообще къ Таганрогу не благоволилъ: въ виду похвальнаго отзыва Государя о чиновникахъ Таганрога, ожидались большiя награды, но генералъ-губернаторъ во 1-хъ долго задерживалъ представленiемъ и затемъ все ограничивалось однимъ «Владимiромъ» 4-й степени. Мартосъ замечаетъ въ своихъ письмахъ брату, что про Воронцова писать боится, такъ какъ тому все бываетъ известно.

Все прибывшiе съ Императоромъ были размещены въ восемнадцати домахъ, за каковые платили большiя деньги. Мартосъ пишетъ, что онъ отказался взять плату; но другiе брали, такъ напр., наследники Варваци за два дома получали 12,000 рублей.

Пребыванiе Императора Александра 1-го въ Таганроге вызвало некоторыя распоряженiя относительно временной Императорской резиденцiи. При дворце былъ поставленъ большой почетный караулъ отъ лейбъ-гвардiи казачьяго полка подъ командою полковника Николаева. Комендантомъ города былъ назначенъ лейбъ-гвардiи казачьяго полка полковникъ баронъ Фридериксъ, а комендантомъ и начальникомъ местныхъ войскъ бригадный командиръ 4-го округа, отдельнаго корпуса внутренней стражи полковникъ Мичуринъ. На это время Таганрогскiй гарнизонъ составлялъ наилучшiй полкъ донскихъ казаковъ, командуемый комендантомъ Николаевымъ. Для помещенiя 15 царскихъ лошадей была городомъ на свой счетъ выстроена деревянная конюшня во дворе наследниковъ Варваци. На это же время была учреждена экстра-почта между Таганрогомъ и Петербургомъ чрезъ города: Москву, Тулу, Орелъ, Курскъ, Харьковъ и Бахмутъ, по следующему расписанiю: въ Таганроге назначено было отправленiе корреспонденцiи два раза въ неделю — по понедельникамъ и четвергамъ, прiемъ денежной и заказной корреспонденцiи назначенъ былъ отъ 8 до 12 часовъ, а полученiе въ Таганроге почты по средамъ и субботамъ въ 6 часовъ по полудни. Къ царскому прiезду по распоряженiю градоначальника Дунаева было приступлено къ ремонту всехъ казенныхъ и городскихъ строенiй, какъ-то: военныя караулки, казармы, госпиталь, тюрьма, домъ призренiя бедныхъ, городской садъ, спуски, полицейскiя будки и фонарные столбы, число каковыхъ было увеличено на 40 штукъ, они были размещены на Московской улице (ныне Петровская) и Греческой — всехъ фонарей тогда оказалось 63 штуки. По случаю въезда 13 сентября Государя, какъ намъ уже известно, городъ былъ иллюминованъ въ теченiе трехъ-дней и затемъ 23 сентября, въ день прiезда Императрицы. Центромъ иллюминацiи былъ большой транспарантъ, весь убранный стаканчиками; онъ былъ устроенъ Карломъ Персикъ за 3195 руб. Кроме того, все зданiя были съ улицы обставлены плошками, а на окнахъ поставлены свечи. На заготовленiе плошекъ городъ выдалъ 2000 руб. полицiймейстеру Абсенту, а железныя приспособленiя при устройстве иллюминацiи стоили 571 руб. 25 коп. Кроме того, во время пребыванiя Императора делались, и другiе расходы городомъ: на ограду сада 2263 руб. 5 коп., выдано городскому голове Резникову за поставку лошадей на двухъ почтовыхъ станцiяхъ по 23 тройки въ Таганроге и на Коровьемъ броде (Покровская) во время путешествiя Государя въ Крымъ 1245 руб., наемъ 15 магазиновъ на бирже для помещенiя лошадей лейбъ-гвардiи казачьяго полка обошелся городу въ 2180 руб. постройка конюшни въ доме Папкова для царскихъ лошадей 288 руб. 17 коп., выдано полицiймейстеру на освещенiе уличныхъ фонарей до 1 января 1826 года 83 пудовъ масла на сумму 595 руб. 50 к., по повеленiю Государя устроенъ мостъ на Малой Черепахе — 943 руб., починенъ былъ катокъ для утрамбовки дорожекъ въ дубкахъ (техъ, что были за городскимъ садомъ), тоже по распоряженiю Государя 18 руб. 20 коп., разныя исправленiя во дворце стоили 2766 руб. 91 коп. Такъ какъ средства города были не велики, то на все эти расходы строительный комитетъ сделалъ заемъ изъ ссудной суммы на постройку домовъ 100000 руб. Строительный комитетъ того времени, на долю котораго выпало тогда немало хлопотъ и ответственности, составляли: Надворные советники Гирсъ, Говорецкiй и купецъ Иванъ Цысоренко.

Много способствовало оживленiю города еще и то обстоятельство,что въ Таганрогъ стали прiезжать, чтобы повидать Царскую Чету,изъ другихъ городовъ, изъ Екатеринослава, Харькова, окрестные помещики и особенно много донскихъ. Прибылъ также представиться Государю и атаманъ войска донскаго Власовъ со своимъ штабомъ. Государь былъ очень милостивъ къ донскому войску и называлъ его своею Таганрогскою гвардiей, а затемъ выразилъ желанiе побывать въ Черкасске. Этимъ подтверждалось благоволенiе къ донцамъ, и кроме того Государю хотелось на месте убедиться въ пользе предпринятыхъ особымъ комитетомъ преобразованiй войска донскаго, почему и вызванъ былъ къ этому времени Чернышевъ, председательетвовавшiй въ этомъ комитете.

Императрица оставалась въ Таганроге; она вела спокойную жизнь, постоянно гуляла или каталась, ей въ особенности нравилось место близъ карантина, на крутомъ берегу моря, откуда открывался роскошный видъ на, почти безпредельное въ этомъ месте Азовское море. По распоряженiю Государя, желавшего доставить Государыне удовольствiе, здесь приказано было разсадить садъ, планъ для котораго составилъ онъ самъ, и выписанъ былъ изъ Ропши садовникъ Грей, которому, какъ человеку сведущему, приказано было сделать по дороге въ Таганрогъ геогностическiя изследованiя; садъ этотъ впоследствiи сталъ называться Елисаветинскимъ паркомъ, онъ потомъ былъ Государыней переданъ строительному комитету города Таганрога. Любила Елисавета Алексеевна и тотъ небольшой садъ, который прилегалъ къ дворцу, она по долгу гуляла тамъ и любовалась фазанами, которыхъ по просьбе Вилье, доставилъ съ Кавказа военный врачъ Корниловичъ. Вообще, Вилье былъ обходительный, онъ скоро со многими въ городе познакомился и, пользуясь этимъ, умелъ наставить жителей Таганрога, какимъ образомъ они могутъ Царской Чете оказывать разныя услуги, не важный, конечно, по сущности своей, но прiятныя дорогимъ таганрогскимъ гостямъ, что они и ценили.

Въ особенности Мартосы пользовались расположенiемъ Вилье и потому много разъ могли оказывать подобнаго рода услуги. Лейбъ—медикъ просилъ при этомъ, чтобы Мартосы немного объ этомъ разсказывали, потому что все это, разумеется, вызоветъ зависть, затемъ сплетни и преувеличения и можетъ въ извращенномъ виде дойти до Государя. 28 октября, когда Государя не было въ Таганроге, къ Маргосу явился самъ П. М. Волконскiй и оть имени Государыни приглашалъ Улiану Андреевну къ Государыне. Появленiе князя жъ таковымъ порученiемъ привело въ неописанный восторгь таганрогскою даму, она потомъ безъ сдезъ не могла объ этомъ событiи разсказывать. Государыня приняла Мартосову, какъ называли ее въ городе, конечно, ласково. Разговаривала съ ней о цветахъ, удивлялась множеству цветовъ у Мартосовъ, интересовалась — много ли бываетъ весною ея любимыхъ цветовъ сирени, говорила, что ея здоровье въ Таганроге очень улучшилось, говорила о городскихъ делахъ и уверяла, что городъ еще улучшится, потому что Государь хочетъ соединить Волгу съ Дономъ, и наконецъ, подарила Улiане Андреевне фермуаръ, сказавъ: «я уверена, что вы меня полюбили». Улiана Андреевна бросилась целовать руки Императрице, но та отстранила этотъ способъ выраженiя благодарности? а когда Улiана Андреевна поцеловала Государыню въ плечо, та поцеловала ее въ лицо.

Въ средине октября Императоръ выехалъ въ Новочеркасскъ. Передъ въездомъ въ городъ онъ остановился на даче Платово-Мышкиной и оттуда уже въехалъ въ городъ верхомъ при пушечныхъ выстрелахъ. На другой день въ Новочеркасске былъ данъ Государю блестящiй балъ и городъ былъ иллюминованъ. Тамъ онъ оставался три дня и уезжалъ всемъ очень довольный. Затемъ посетилъ Аксай и, любуясь место-положенiемъ станицы, сказалъ: «вотъ самое лучшее место для Новочеркасска и жаль, что эта мысль не пришла въ голову графу Платову». Изъ Аксая Императоръ отправился въ Нахичевань, где ночевалъ, на другой день посътилъ Ростовъ, былъ въ соборе, осматривалъ торговую пристань и гарнизонъ, а затемъ выехалъ въ Таганрогъ.

На берегу одного изъ гирлъ Дона, при самомъ впаденiи его въ море, на хуторе, какъ говорятъ, Сафьяновомъ, принадлежащемъ Васильеву, вблизи Синявки назначенъ былъ обедъ. Владелецъ хутора, узнавъ о желанiи своего необыкновенного гостя видеть, какъ производится рыбная ловля, приказалъ своимъ рабочимъ, закинуть большой неводъ - и сказалъ Государю, что онъ надеется изъ этой тони приготовить къ столу осетровую икру; тогда Государь приказалъ метръ д'отелю не подавать кушанья, пока не будетъ приготовлена обещанная икра и все время съ любопытствомъ стоялъ и смотрелъ на производимую ловлю. Вскоре неводъ былъ вытащенъ, ловъ былъ очень удаченъ и неводъ былъ переполненъ рыбою.

По распоряженiю хозяина отысканъ былъ большой икряный осетръ, туть же выпотрошенъ и не более какъ въ десять минуть икра была готова. Государь откушалъ икру, нашелъ ее очень хорошей все время быль веселъ, доволенъ и благодарилъ хозяина за гостепреiмство и доставленное удовольствие. Въ Таганрогъ Государь прибылъ вечеромъ и продолжалъ вести ту же простую, беэъ всякаго придворнаго этикета, жизнь, одевался въ простой военный мундиръ, носилъ, большею частью лаковую фуражку и не имелъ никакихъ знаковъ отличiя; по прежнему совершалъ свои загородныя прогулки, ходилъ съ Императрицей на базаръ, где удивлялся дешевизне продуктовъ. Въ это же время выразилось и особенное благоволенiе его къ Таганрогу въ указе, данномъ Министру Финансовъ, въ Таганроге 19 октября 1825 года, за собственноручною подписью его. Указъ этотъ следующiй: «Указомъ 10 апреля 1806 года, Правительствующему Сенату даннымъ, предоставлена была въ пользу города Таганрога десятая часть изъ пошлиннаго сбора здешней таможни, но отпускъ оной прекращенъ съ 1812 года по обстоятельствамъ того времени. Ныне, желая изъявить особенное благоволенiе Мое къ городу Таганрогу и оказать возможные способы къ возвышенiю и устройству сего, столь важнаго и полезного для внутренней россiйской торговли порта, Я повелеваю вамъ возобновить выдачу десятой части со всехъ таганрогскихъ таможенныхъ пошлинъ для приведенiя таганрогской гавани въ состоянiе, достоинству здешней торговли соответственное и на устройство другихъ зданiй для порта и города нужныхъ, отпуская сiю сумму на презжнемъ основанiи въ веденiе таганрогскаго градо-начальйика съ темъ, чтобы употребленiе оной сообразно предполагаемой цели было производимо подъ особеннымъ распоряжнiемъ ново-россйскаго генералъ-губернатора. Впрочемъ, сiю десятую часть производить ежегодно въ сумме, не свыше одного миллiона рублей годоваго пошлиннаго сбора, отпускъ же оной начать съ полученiя сего и продолжать впредь до указа".

Кроме этого указа, состоялись и другiе, данные Правительствующему Сенату: о даренiи Таганрогу пятнадцатилетней льготы на техъ основанiяхъ, какъ определенные для города Одессы 14 января 1802 года, съ целью процветанiя торговли и промышленности; относительно торговыхъ повинностей и объ отчисленiи Таганрогу 182 десятинъ выгонной отъ находившихся въ пользованiи местныхъ гарнизонныхъ командъ 1742 десятинъ земли.

Между темъ прiехавшiй въ Таганрогъ новороссiйскiй генералъ-губернаторъ Воронцовъ и проживавшiй въ Таганроге сталъ предлагать Государю побывать въ Крыму, въ которомъ, по словамъ Воронцова, много сделано въ его генералъ-губернаторство. Предложенiе было настойчиво повторяемо, и императоръ, сказавъ, что соседямъ нужно жить в дружбе согласился ехать. Предъ самымъ отъездомъ произошло, какъ разсказываютъ, следующее характерное въ жизни Aлeксандра 1-го обстоятельство: онъ селъ писать письмо къ своей матери Марiи Феодоровне; было четыре часа дня, но надвинулась темная осенняя туча и въ комнате стало темно. Государь потребовалъ свечи, но такъ какъ скоро опять стало светло, то камердинеръ Анисимовъ спросилъ, не прикажетъ ли Государь убрать свечи. «А для чего»? спросилъ Государь. «Для того, Ваше Величество, что на Руси днемъ со свечами писать не хорошо». «Разве въ томъ что нибудь заключается?— заметилъ Государь: скажи правду, верно ты думаешь, что, увидя съ улицы свечи, подумаютъ, что здесь покойникъ»? «Точно такъ, Государь, по замечанiю русскихъ». „Если такъ, сказалъ съ улыбкой Государь, —то возьми свечи".

Въ Крымъ отправился Александръ Павловичъ сухимъ путемъ и первое время былъ доволенъ прогулкою, хотя ехалъ не особенно охотно и хотелъ сократить путешествiе, какъ только возможно. Но недалеко отъ Севастополя отправился посетить Георгiевскiй монастырь и, несмотря на советы проводниковъ теплее одеться, не хотелъ надеть шинель и тогда же почувствовалъ, что ему холодно. Въ Бахчисарае онъ жаловался доктору Вилье на лихорадку, но, несмотря на просьбы доктора, принимать лекарства отказался и спешилъ возвратиться въ Таганрогъ. 4 ноября онъ былъ въ Орехове, где былъ въ церкви и прикладывался ко кресту, въ 7 часовъ вечера того же числа прибылъ въ Марiуполь, где докторъ Вилье нашелъ у Императора лихорадку въ полномъ развитiи. Встревоженный болезнью Государя докторъ уложилъ его въ постель, далъ стаканъ крепкаго пуншу и предложилъ оставаться въ Марiуполе, но Александръ Павловичъ не согласился, говоря, что онъ едетъ къ себе домой. На другой день утромъ Государь чувствовалъ сильное утомленiе и слабость. Въ десятомъ часу, въ закрытой коляске, закутавшись въ теплую шинель, онъ выехалъ изъ Марiуполя и прибылъ въ 8 часовъ вечера 5 ноября въ Таганрогъ.

Экипажъ Государя въехалъ въ Таганрогъ раньше другихъ и немедленно же прислали въ квартиру баронета доктора Вилье, чтобы тотъ шелъ во дворецъ, но экипажъ доктора еще не прибылъ, а за первымъ последовалъ второй посланный, и когда докторъ прибылъ, то успелъ только снять съ себя шинель и бросился во дворецъ. Этотъ вечеръ Государь провелъ у Императрицы, но на другой день не могъ выслушать доклада Волконскаго, но, принявъ каломель и полдрахмы корня ялаппа, почувствовалъ себя лучше, а 9 ноября о болезни его было сообщено вдовствующей Императрице матери и цесаревичу Константину Павловичу. Государь жаловался на безпокойство и головную боль и не хотелъ принимать лекарствъ, не видя отъ нихъ облегченiя, однако же продолжалъ заниматься делами, былъ въ сюртуке и часто проводилъ время съ Императрицей, которая очень безпокоилась. Крымомъ онъ былъ недоволенъ и выражалъ удовольствie Волконскому, что предпочелъ для Императрицы Таганрогъ.

Хотя болезнь Императора сначала и скрывалась отъ жителей Таганрога, однако о ней очень скоро узнали и были крайне встревожены. На 8 ноября былъ назначенъ балъ въ клубе, но весть о болезни смутила какъ директоровъ клуба, такъ и другихъ лицъ; какое можетъ быть веселiе, когда въ городе только и говорятъ, что о болезни Государя? но отменить балъ, о которомъ знаетъ Государь не решались. Волконскiй и Логиновъ тоже не советовали откладывать бала; тогда директора клуба, считая во всякомъ случае неделикатнымъ устраивать балъ при такихъ условiяхъ, доложили Волконскому, что въ городе много свадебъ и музыканты такъ перепились, что для торжественнаго бала ихъ приглашать рисковано; Волконскiй пожалелъ объ этомъ, но на бале не настаивалъ. Ожидаемый въ Таганрогъ Аракчеевъ между темъ не прiехалъ, онъ былъ пораженъ убiйствомъ своей Анастасiи Минкиной и, не смотря на несколько глубокопрочувствованныхъ писемъ къ нему Государя изъ Таганрога, въ которыхъ онъ утешалъ Аракчеева въ горе, продолжалъ своими письмами разстраивать больнаго Государя; по крайней мере князь Волконскiй въ своемъ письме къ Закревскому (21 ноября 1825 г,) пишетъ: «проклятый змей (Аракчеевъ) и тутъ отчасти причиною сего несчатiя мерзкою своею исторiей и гнуснейшимъ поступкомъ, ибо въ первый день болезни Государь занимался чтенiемъ полученныхъ имъ бумагь отъ змея и вдругъ почувствовалъ ужаснейшiй жаръ, вероятно, происшедшiй отъ досады, слегъ въ постель и более не вставалъ». Помимо таковыхъ и другiя причины безпокоили Императора, настоящее значенiе которыхъ не совсемъ известно; такъ 11 ноября ночью отъ генерала Ротта, командира пехотнаго корпуса, прибылъ съ секретнымъ донесенiемъ офицеръ Шервудъ. Государь принялъ его секретно и, проговоривъ съ нимъ полчаса, приказалъ немедленно выехать изъ Таганрога и притомъ, чтобы ни о его приезде, ни о выезде никто не зналъ. Въ ту же ночь Государь потребовалъ къ себе полковника Николаева, командовавшего дворцовымъ карауломъ и коменданта барона Фредерикса и, давъ имъ важныя секретныя порученiя, приказалъ немедленно и незаметно выехать изъ Таганрога. Объ этихъ распоряженiяхъ Государя не зналъ даже начальникъ штаба Дибичъ.

Между темъ болезнь прогрессировала, Вилье въ своихъ запискахъ о ходе болезни очень безпокоится. Отказы Государя принимать лекарства приводитъ его въ отчаянiе; относительно болезни докторъ колеблется, есть ли это лихорадка эпидемическая или крымская, или какая другая, но 8 ноября онъ повидимому убеждается, что это горячка—febris gastrica biliosa и жалеетъ, что въ Бахчисарае остановилъ разстройство желудка, а подъ 10 ноября пишетъ: „съ 8 ноября я замечаю, что его (Александра) что то более важное, чемъ мысль о выздоровленiи смущаетъ. Ему хуже". Однажды Государь камердинеру Анiсимову, принесшему ему свечи, сказалъ: «те свечи, которыя приказалъ я убрать со стола, у меня изъ головы не выходятъ. Это значить мне умереть, и оне то будутъ стоять предо мною». Съ 6 ноября Государь уже пересталъ давать пароль, поручивъ это Дибичу; последнiй отданный имъ пароль былъ «Таганрогъ».

12 ноября по утру былъ пароксизмъ, за которымъ последовала слабость, на которую больной особенно жаловался. Вилье и медикъ Государя Штоффрегенъ решили поставить промывательное, такъ какъ желудокъ не действовалъ, но ожидаемаго облегченiя не последовало. Перемежающаяся лихорадка стала непрерывною. 13 ноября больнаго мучила жажда, онъ пилъ лимонадъ и питье изъ вишневаго сока 14 ноября Государь всталъ въ свое время въ седьмомъ часу и приказалъ подать себе бриться, но вследствiе слабости рука дрожала и онъ сделалъ себе на щеке порезъ, а затемъ последовалъ сильный обморокъ, и онъ упалъ на полъ. Во дворце поднялась большая тревога. Вилье потерялся, Штоффрегенъ сталъ растирать голову и виски больнаго одеколономъ; прибежала встревоженная Императрица, и его уложили въ кровать. Съ этихъ поръ Императоръ уже не могъ вставать, и его перенесли въ кабинетъ изъ уборной и уложили на большой диванъ. „Все идетъ дурно, пишетъ Вилье, хотя у него нетъ еще бреду. Мне хотелось дать acide muriatique въ питье, но по обыкновенiю отказано: «ступайте прочь». Я плакалъ; заметивъ мои слезы, Государь сказалъ мне: «подойдите, любезный другъ, надеюсь, что вы на меня за это не сердитесь. У меня свои причины такъ действовать». Въ девять часовъ вечера больной позвалъ къ себе лейбъ-хирурга Тарасова и, когда тотъ явился, Государь ему сказалъ: вотъ, любезный Тарасовъ, какъ я заболелъ; останься при мне, Якову Васильевичу одному трудно, онъ устаетъ; и ему по временамъ нужно успокоиться, посмотри мой пульсъ".

При входе къ Государю докторъ Тарасовъ былъ пораженъ видомъ государя; видъ этотъ поселилъ решительный и роковой приговоръ. Вилье и Волконнiй решились объявить государыне о роковомъ исходе и во всякомъ случае склонить Государя къ приняию св. Таинъ. При первыхъ-же словахъ императрица вздрогнула и долго не могла прiйти въ себя, хотя давно уже предугадывала роковую истину. Но затемъ решилась сама просить своего супруга, объ исполненiи последняго долга христiанина. Въ 12 часовъ ночи подъ 15 ноября государыня вошла къ Александру Павловичу, она была смущена и усиливалась казаться спокойною. Поместившись около больнаго, она убеждала его принимать аккуратнее лекарства и затемъ прибавила: «я намерена предложить тебе свое, лекарство, которое всемъ приносить пользу».—«Хорошо, говори», сказалъ онъ. «Я более всехъ знаю, начала государыня, что ты великiй христiанинъ и строгiй наблюдатель всехъ правилъ нашей православной церкви, советую тебе прибегнуть къ врачеванiю духовному, оно всемъ приносить пользу и даетъ благопрiятный оборотъ въ тяжкихъ нашихъ недугахъ». «Кто тебе сказалъ, что я въ такомъ положенiи, что уже необходимо для меня это лекарство»? — спросилъ государь. «Твой лейбъ-медикъ Вилье», ответила она. Между темъ Вилье былъ позванъ. «Я очень плохъ»?— спросилъ у него государь. Тотъ залился слезами. Императоръ пожалъ его руку, а государыню просилъ беречь себя и сказалъ: «благодарю тебя, другъ мой; прикажите, я готовъ». Тотчасъ былъ приглашенъ местный соборный протоiерей отецъ Алексей Федотовъ, но императоръ по выходе императрицы забылся и заснулъ, это была сонливость (sopor). Въ такомъ положенiи онъ оставался до 5 часовъ утра. Иногда онъ просыпался и, не открывая глазъ, читалъ молитвы и псалмы. Въ 5 1/2 часовъ 15 ноября государь открылъ глаза и увиделъ хирурга Тарасова. «Здесь-ли священникъ»?—спросилъ онъ. Тарасовъ поспешно объ этомъ сообщилъ Дибичу, Волконскому и Вилье, все время находившимся во дворце. Когда сообщили императрице, она поспешно вошла въ кабинетъ государя, пошли и другiе и стали у входа. Немедленно былъ введенъ священникъ; государь приподнявшись на левый локоть, приветствовалъ его, испросилъ благословенiя, поцеловалъ руку и твердо сказалъ: «я хочу исповедаться и приобщиться св. Тайнъ; прошу исповедать меня не какъ императора, но какъ простаго мiрянина, я готовъ приступить къ св. Таинству». Все присутствовавшiе вышли. Исповедь и причащенiе продолжались часъ съ четвертью. По окончанiи причащенiя отецъ Алексей сказалъ: «Государь, вы исполнили долгъ христианина, надобно исполнить долгъ императора». «Что это значитъ»?—спросилъ государь.—«Жизнь ваша принадлежитъ государству, отъ нея зависитъ счастье миллiоновъ людей, вамъ вверенныхъ Богомъ, а вы ею пренебрегаете, не хотите принимать лекарства». Между темъ вошла императрица и все бывшiе во дворце и поздравили государя съ принятiемъ св. Тайнъ. Государыня поцеловала больнаго въ лобъ и руку. Больной императоръ благодарилъ. Я никогда, говорилъ онъ, не былъ въ такомъ утешительномъ положенiи, въ какомъ нахожусь теперь; благодарю сердечно». После этого онъ предоставилъ себя въ распоряженiе окружающихъ, но уже лекарства помочь не могли. Ставили ему пьявки, прикладывали горчичники и холодныя примочки, но всетаки ночь на 16 ноября была тяжелая и безпокойная; вместо сна была сонливость, сильный жаръ, кожа сухая; днемъ больной разговаривалъ, но отрывочно и слабымъ голосомъ. Ночь на 17 ноября была спокойнее, жаръ меньше, пульсъ до 100 ударовъ. Поставили къ затылку мушку, и больному стало еще легче, а между темъ день начинался роскошнымъ солнечнымъ утромъ. Животворные лучи осенняго солнца падали прямо въ кабинетъ больного, который просилъ поднять сторы и солнце весело вторглось въ чертоги горя и отчаянiя. Александръ Павловичъ всегда любилъ солнце и любовался имъ, весело игравшимъ по стенамъ и полускромной царской комнаты. «Какой прекрасный день и какъ благотворны лучи солнца», говорилъ онъ. Присутствующiе готовы были надеяться на счастливый переломъ болезни. Но это было не долго; къ вечеру припадки болезни ожесточились и признаки угнетеннаго состоянiя мозга были очевидны. Ночь подъ 18 ноября больной провелъ въ забытьи. Иногда онъ открывалъ глаза и устремлялъ ихъ на Распятiе, крестился и молился. Это Распятiе въ золотомъ медальоне висело надъ диваномъ, это было отцовское благословенiе. Александръ Павловичъ очень чтилъ его, всегда и везде хранилъ его при себе. Несмотря на забытье и угнетенное состоянiе мозга, онъ однако же всегда чувствовалъ присутствiе государыни въ комнате, бралъ ея руку и держалъ надъ своимъ сердцемъ. Къ вечеру жаръ усилился; питье, даваемое ему, съ трудомъ глоталъ. Волконскiй попросилъ императрицу; больной метался въ жару, отыскалъ взоромъ государыню, взялъ ея руку, поцеловалъ и прижалъ къ груди своей; встретивъ взоръ Волконскаго, котораго онъ любилъ, Александръ Павловичъ улыбнулся ему; тотъ припалъ къ руке больнаго — государь укоризненно на него посмотрелъ, такъ какъ не любилъ, чтобы ему целовали руку,—сознанiе не покидало его еще. Наступала тяжкая ночь. Кабинетъ государя былъ опечатанъ; дворъ въ тревоге и волненiи; къ цесаревичу Константину Павловичу были отправлены два фельдъегеря и снаряжали третьяго. Елисавета Алексеевна всю ночь провела у больного, держа его правую руку. Она по временамъ плакала. Въ четвертомъ часу дыханiе становилось медленнее, но больной делался спокойнее. Никто во дворце не спалъ, среди гнетущей тишины могъ быть слышенъ только сдержанный шопотъ; ругали Крымъ и проклинали воронцовскую прогулку. Между темъ наступало утро 19 ноября; оно было хмурое, сырое и ветреное; вся площадь предъ дворцомъ была покрыта народомъ, который после ежедневно совершаемыхъ молитвъ о здравiи царя, приходилъ узнать о состоянии здоровья своего дорогаго гостя и царя. А больной все слабелъ, онъ часто открывалъ глаза и устремлялъ ихъ то на Распятiе, то на императрицу, но лицо его было спокойно и безъ страданiя. При благоговейной тишине у одра умирающего слышны были сдержанная рыданiя, но ему уже все было чуждо; мирно и спокойно испустилъ свой последнiй вздохъ этотъ добрый сердцемъ государь 19 ноября въ 10 часовъ и 47 минуть утра. Императрица опустилась на колени и молилась, потомъ поцеловала усопшаго, перекрестила его, закрыла его веки, своимъ платкомъ подвязала ему подбородокъ, еще поцеловала его, отерла слезы и вышла. Когда Волконскiй хотелъ последовать за ней, она его остановила, сказавъ, что его присутствiе нужно здесь. У смертнаго одра государя присутствовали следующiя лица: Императрица, кн. Волконскiй, Дибичъ, Чернышевъ, Лонгиновъ, Вилье, Штоффрегенъ, Тарасовъ и Рейнгольдъ. Этотъ скорбный моментъ точно переданъ на известной и въ настоящее время гравюре художникомъ князя Волконскаго.

Немедленно известiе о смерти Государя было отправлено въ Варшаву къ Константину Павловичу и въ Петербургъ къ Николаю Павловичу и въ месте съ темъ была принесена верноподданнейшая присяга Императору Константину. Въ Петербургъ известiе было принесено 27 ноября, когда Николай Павловичъ находился въ большой церкви Зимняго дворца на молебне о здравiи Императора. Известiе произвело тяжелое впечатлинiе, въ особенности на Императрицу — мать. Едва ли когда известiе о смерти Государя вызывало такую тревогу въ умахъ, какъ извесие о смерти Александра Павловича. Уже съ манифеста 20 марта 1820 года о расторжении брака наследника престола Константина Павловича съ Великой Княгиней Анной Феодоровной стали циркулировать въ обществе слухи объ отреченiи наследника отъ престола; ходили смутные слухи о заговорахъ въ войске; во время болезни Александра Павловича въ Таганроге были получены столь сильные доказательства существованiя тайныхъ заговоровъ, что Дибичъ послалъ Чернышева въ армию подъ Тульчинъ для арестованiя полковника Пестеля. Митрополитъ Московски Филаретъ, какъ и некоторые другiе, впрочемъ весьма немногiе, зналъ объ отреченiи наследника отъ престола, но, какъ видно изъ письма его къ Императору Константину 30 ноября 1825 года, не решался объ этомъ сказать, а только просилъ указанiй относительно пакета съ собственноручной подписью покойнаго государя, хранимаго въ Московскомъ Успенскомъ соборе. Лица, которыя стояли во главе правительственной деятельности, знавшiя больше другихъ и по своему положенiю стоявшiя въ центре событiй, были разбросаны на громадныхъ разстоянiяхъ. Въ Петербурге настоящiй наследникъ престола Николай Павловичъ присягаетъ брату и, хотя Императрица мать знала несомненно семейный договоръ объ отреченiи, но не могла противодействовать присяге, потому что въ глазахъ народа это было противозаконно и противно монархическимъ принципамъ государственнаго строя. Константинъ Павловичъ былъ въ Варшаве, а самые близме люди къ государю, его свита — въ далекомъ Таганроге, по всей вероятности не зная, где государь, и можетъ быть даже и кто государь. Все эти сомненiя въ связи съ действительно существовавшимъ заговоромъ противъ неограниченной монархической власти, какъ известно, завершились 14 декабря 1825 года мятежемъ въ Петербурге.

Между темъ въ Таганроге шли грустныя приготовленiя къ отдаче последнихъ почестей усопшему Императору. Во время помазанiя тела Императора (что делается вместо омовенiя) на груди его былъ найденъ золотой образокъ, на одной стороне котораго было изображенiе Спасителя, а на другой надпись:

Ты, Господи, мой путь исправишь: 
Отъ гибели меня избавишь, 
Спасешь созданiе Твое.

Кроме того въ кармане у груди оказались разныя заметки религiознаго характера и молитвы, каковыя по желанно Императрицы были положены во гробъ. Духовникъ Императора о. Алексей Федотовъ говорилъ какъ объ обширныхъ богословскихъ познанiяхъ покойнаго Императора, такъ и о глубокой вере и чистоте хриcтiанскихъ его убежденiй.

Не смотря на то, что весь придворный штатъ былъ крайне измученъ и нравственно и физически, въ тотъ же день въ 10 часовъ вечера баронъ Дибичъ собралъ чрезвычайный комитетъ, въ составъ котораго вошли: Волконскiй, Чернышевъ, Лонгиновъ, протоiерей Федотовъ, Вилье и хирургъ Тарасовъ; этотъ комитетъ составилъ актъ: «Императоръ Александръ I 19 ноября 1825 года въ 10 часовъ 47 минутъ утра въ городе Таганроге скончался отъ горячки съ воспаленiемъ мозга».

Императрица по смерти Императора выехала въ домъ Шахматова; однако оттуда посещала панихиды, которыя бывали по утрамъ въ 11 часовъ и вечеромъ въ 7 часовъ. Изъ Черкасска были выписаны четыре генерала для дежурства и шесть полковниковъ для часовыхъ. Тело было сначала положено въ кабинете, и священники по очереди читали Евангелiе. Во время посещенiя Императрицы все покидали комнату и оставляли ее одну у тела супруга. Спустя несколько времени Императрица возвратилась во дворецъ. Окружавшие Елизавету Алексеевну зная, какую тяжкую утрату она понесла, удивлялись той твердости, съ каковой она переносила горе. Вскоре после смерти она писала Марiи Феодоровне письмо, которое начиналось словами, облетевшими всю Россiю:

«Maman, Notre Ange est au ciel, mais je vegete encore sur la terre!.. Maman, ne m'abandonnez pas; car je suis absolument seule dans ce monde de douleurs. Notre cher Defunt a repris 1'air de bien-veillance, sou sourire me prouve qu'il est heureux et qu'il voit des choses, plus belles, qu'ici bas. Ma seule consolation dans cette perte irreparable—est que je ne Lui survivrai pas; j'ai l' esperance de m' unir bientot a Lui. Adieu!»( Нашъ ангелъ на небесахъ, а я еще живу на земле.... Матушка, не оставляйте меня; ибо я совершенно одна въ этомъ мipе скорби. Нашъ дорогой усопший принялъ духъ кротости; улыбка его доказываетъ мне, что онъ счастливъ и видитъ тамъ гораздо лучшiе предметы, нежели у насъ здесь. Одно утешенiе мое въ невозвратной потере —это есть то, что я не переживу Его. Я надеюсь вскоре съ нимъ соединиться. Прощайте.

20 Ноября князь Петръ Волконскiй сообщилъ Феофилу, архiепископу екатеринославскому, о смерти Государя, приглашая его прибыть въ Таганрогъ для погребальныхъ почестей Императору. Между темъ составленъ былъ комитетъ подъ председательствомъ Чернышева для бальзамированiя тела покойнаго, которое предположено было окончить въ одну ночь. Въ составъ комитета вошли врачи Рейнгольдъ, Доббертъ, таганрогскiй городской лекарь Лакiеръ, штабъ лекарь при казацкомъ гарнизоне Васильевъ и придворный аптекарь Проттъ. При вскрытiи мозга оказался въ немъ воспалительный процессъ и значительное выпотенiе сукровицы, которой въ боковыхъ желудочкахъ мозга найдено было до трехъ унцовъ. Бальзамированье было произведено, какъ последствiя показали, весьма удачно. Сердце было помещено въ серебряный густо-вызолоченный сосудъ, а внутренности въ особый ящикъ и герметически закупорены. После бальзамированiя тело было облачено въ общегенеральнiй мундиръ, со всеми принадлежностями, кроме андреевской ленты и шпаги, и возложена на голову корона, затемъ гробъ съ роскошнымъ катафалкомъ былъ поставленъ въ зале. Панихиды по утрамъ служилъ прибывшiй изъ Екатеринослава apxieрей, и по вечерамъ архимандритъ. Время погребенiя было неизввстно. Императрица въ это время жила опять во дворце. Курьеры въ Петербургъ и Варшаву и оттуда въ Таганрогъ прибывали и отправлялись безпрестанно. Оффицiальныхъ лицъ и лицъ, желавшихъ почтить Императора, и всякихъ любопытныхъ собиралось столько въ Таганрогъ, что квартиры стали оплачиваться въ месяцъ дороже, чемъ прежде они оплачивались въ годъ.

Церемонiалъ выноса тела Императора Александра Павловича изь дворца въ церковь греческаго Iерусалимскаго монастыря назначенъ былъ 11 декабря. Порядокъ процессiи былъ такой: 1) Полицеймейстеръ верхомъ; 2) отрядъ жандармовъ по два въ рядъ; 3) комендантъ верхомъ; 4) казачъяго дейбъ-гвардiи-полка эскадронъ; 5) церемонiй-мейстеръ; 6) Гофъ-курьеръ въ эпанче; 7) лакеи по два въ рядъ; 8) камеръ-лакей; 9) офицiанты въ епанчахъ; 10) камеръ-фурьеръ въ епанче; 11) города Таганрога купечество по два въ рядъ; 12) депутацiя отъ городовъ Нахичевани и Mapiуполя—младшiе впереди; 13) города Таганрога греческiй и русскiй магистраты; за ними греческiй голова; 14) учителя, чиновники и директоръ гимназiи по старшинству, младшiе впереди; 15) города Таганрога гражданскiе чиновники по старшинству присутственныхъ местъ, младшiе впереди; 16) таганрогское и иногороднее дворянство; 17) иногороднiе чиновники; 18) чиновники генералъ-губернатора; 19) градоначальникъ; 20) два церковныхъ фонаря; 21) церковный крестъ; 22) дiаконы по два въ рядъ, 23) священники всехъ таганрогскихъ церквей и постороннiе по два въ рядъ, младшiе впереди; 24) хоръ певчихъ; 25) преосвященный съ поддiаконами и протодiакономъ; 26) церемонiймейстеръ; 27) императорскiй морской штандартъ; 28) орденъ св. Анны и медаль кампанiи 1812 года, которые несетъ генералъ-маiоръ Иловайскiй съ двумя ассистентами; 29) орденъ равноапостольнаго князя Владимiра, который несетъ генералъ-маiоръ Сысоевъ съ двумя ассистентами; 30) орденъ св. Георгiя Победоносца, который несетъ генералъ-лейтенантъ Мусинъ-Пушкинъ съ двумя ассистентами; 31) орденъ Белаго Орла, который несетъ генералъ-лейтенантъ Денисовъ съ двумя ассистентами; 32) орденъ св. Александра Невскаго, который несетъ генералъ-лейтенантъ Иловайскiй съ двумя ассистентами; 33) орденъ Андрея первозваннаго, который несетъ генералъ-лейтенантъ Инзовъ съ двумя ассистентами; 34) церковный фонарь; 35) четыре хоругви церковныя; 36) два церковныхъ фонаря; 37) церковный крестъ; 38) духовный отецъ соборный протоiерей Алексей Федотовъ съ образомъ, при немъ дiаконъ съ кадиломъ; 39) оберъ-вагмейстеръ полковникъ Соломка верхомъ; 40) колесница съ гробомъ, запряженная восьмью лошадьми, коихъ ведутъ шестнадцать человекъ въ мантiяхъ и возле нихъ шестнадцать человекъ съ факелами; 41) шнуры балдахина поддерживаютъ четыре генералъ-Maiopa и восемь штабъ-офицеровъ; 42) по сторонамъ колесницы 36 человекъ несутъ зажженные факелы; 43) генералъ-адьютанты пешкомъ и свиты-покойнаго Государя и Ея Императорскаго Величества следуютъ за гробомъ въ мантiяхъ; 44) конюшенный офицеръ верхомъ; 45) экипажъ Ея Императорскаго Величества; 46) экипажъ фрейлинъ; 47) лейбъ-гвардiи казачьяго полка дивизiонъ; 48) команда таможенныхъ объездчиковъ наблюдаетъ за порядкомъ частныхъ экипажей и состоитъ на сей случай въ распоряженiи полицiймейстера; 49) колокольный звонъ начнется за полчаса до церемонiи, какъ на панихиде и продолжается до конца оной; 50) архимандритъ греческаго монастыря встречаетъ печальную церемонiю съ причтомъ его и церковными хоругвями и фонарями впереди церкви, у западнаго подъезда оной; 51) какъ скоро тело тронется съ места, то артиллерiя стреляетъ всякую минуту по одной пушке до техъ поръ, какъ прiйдутъ въ церковь; 52) пехота и атаманскiй полкъ поставлены будутъ по улице отъ дома до церкви шпалеромъ; 53) морской ластовой команды нижнiе чины наряжаются для несенiя факеловъ впереди и вокругъ печальной колесницы въ епанчахъ.

Генералъ-адъютанты шли въ мантiяхъ и въ распущенныхъ шляпахъ. Все прочiе участники печальной процессiи следовали съ непокрытой головой со свечою въ правой руке, причемъ лица чиновныя въ однихъ мундирахъ. Скорбный выходъ начался въ 9 часовъ утра. Императрица была очень разстроена, она простилась съ теломъ до прихода духовенства и просила, чтобы ей доложили, когда будуть выносить тело.

Когда ей сообщили, что гробъ тронуть съ места, она прошла въ придворную церковь. Гробъ поднятъ, шумъ похоронной процессiи сталъ постепенно удаляться, церковное грустное пение все слабее и слабее доносилось и наступала давящая душу тишина, а Государыня все оставалась въ скромной церкви одна, погруженная въ молитву, или въ думу, или ею всецело овладела гнетущая неодолимая тоска.

День былъ холодный и даже морозный, ветеръ металъ хоругви и задувалъ зажженныя свечи и факелы.

На великолепномъ катафалке былъ поставленъ гробъ въ монастыре и оставался до препровожденiя тела въ Петербургъ, для чего ожидали 11 флигель-адъютантовъ и одного генералъ-адъютанта, ожидали также съ нетерпенiемъ графиню Строганову, которую очень любила Елисавета Алексеевна, такъ какъ Императрица очень грустила и никого не принимала.

Въ монастыре панихиды служились въ такомъ же порядке, какъ и во дворце, но для Государыни они служились отдельно. Караулъ при гробе въ церкви состоялъ изъ одного генерала и трехъ дежурныхъ штабъ-офицеровъ, изъ каковыхъ одинъ долженъ быть статскiй; почему таганрогскiе чиновники въ штабъ-офицерскихъ чинахъ должны были по очереди дежурить по 12 часовъ. На часахъ стояли два офицера.

29 декабря печальное шествiе въ томъ же порядке, какъ и прежде, повторилось снова по случаю выноса тела покойнаго Императора для отправленiя въ Петербургъ. По желанiю Елисаветы Алексеевны сопровождать тело Императора было поручено атаману войска донскаго Орлову-Денисову. Отъ Таганрога до Бахмута процессiю конвоировалъ лейбъ-казачiй полкъ, а изъ Бахмута Таганрогский драгунскiй полкъ, а потомъ другiе. 0. Алексей Федотовъ сопровождалъ тело до Петербурга .

После смерти Александра Павловича его супруга прожила въ Таганроге до 22 апреля следующего 1826 года, хотя придворные часто торопили ее уехать изъ Таганрога, потому что скучали вдали отъ Петербурга. Въ особенности томился князь Петръ Волконскiй, главное лицо при Императрице. Это видно изъ его письма Закревскому 7 января 1826 года: «Грусть и скука здешней жизни меня разстраиваютъ... По счастью, что жена съ дочерью сюда прiехали, безъ нихъ, я думаю, что я бы съ ума сошелъ съ печали и тоски. Мы живемъ совершенно, какъ въ деревне. По вечерамъ приходить къ намъ Логиновъ вместе горевать. Погода стоить холодная съ мятелями, и гололедица никакъ не позволяетъ выходить изъ дому, хотя для моцiона. Здоровье Императрицы весьма слабо и потому не позволяетъ никакъ думать объ отъезде въ сiю погоду, но какъ скоро можно будетъ пуститься въ путь, то поедемъ къ Москве, где Императрица имеетъ намеренiе поселиться въ какой нибудь подмосковной»...

Государыня жила очень замкнуто, но выраженiе сочувствiя ея горю со стороны жителей города Таганрога ее трогало. Госпожа Мартосъ поддерживала знакомство съ камеръ-юнгферами Императрицы и отъ нихъ знала, что Государыня о ней вспоминала и однажды вошла въ комнату камеръ-юнгферъ, когда у нихъ сидела Улiана Андреевна и весело болтала по своему веселому характеру. По совету Мартоса она преподнесла въ день св. Пасхи Государыне пасху, обыкновенную и сладкую, убравъ ихъ живыми цветами, которые тогда уже разцвели. Елисавета Алексеевна была глубоко тронута такимъ деликатнымъ и умелымъ подаркомъ, пригласила Ульяну Андреевну къ ceбе и приказала ввести ее чрезъ парадный входъ, приняла ее въ гостинной, трогательно и со слезами благодарила Ульяну Андреевну за скромное, но теплое участiе, котораго, именно, она не имела, видя около себя придворныхъ слугъ, но не преданныхъ друзей; на прощанье Императрица сказала: «Уверяю васъ, где бы я ни была, я васъ никогда не забуду. Придворной аристократiи и въ особенности князю Волконскому, какъ видно, не нравились эти, какъ ему казалось, мещанскiя услуги госпожи Мартосъ, и онъ даже ядовито подсмеивался надъ нею; такъ однажды, побывавъ у нея въ саду и, не увидевъ тамъ цветовъ, сказалъ: «где ваши тюльпаны, о которыхъ вы такъ много говорили»? Но тюльпаны на другой же день разцвели и были отправлены Государыне. Первыя фiалки также были отправлены Елисавете Алексеевне, которая, перевязавъ ихъ белою ленточкою, положила себе на платье. Передъ отъездомъ изъ Таганрога Императрица хотела раздать подарки некоторымъ чиновникамъ, списокъ которыхъ долженъ былъ быть составленъ градоначальникомъ, который, по мненiю Мартоса, желая угодить генералъ-губернатору Воронцову, сделалъ такой списокъ, что Волконскiй, прочитавъ его, сказалъ: «вамъ бы надобно было поместить въ своемъ представленiи техъ чиновниковъ, о коихъ Императрице лично известно, а при томъ вы поместили такихъ чиновниковъ, о которыхъ вы сами мне дурно говорили, и все ваше представленiе наполнено о подъячихъ и секретаряхъ». А Логиновъ объ этомъ представленiи говорилъ: «вашъ градоначальникъ странный человекъ; не прiехалъ спросить, какъ это въ такихъ случаяхъ водится, и поместилъ, Богъ знаетъ, кого — частныхъ приставовъ и свою канцелярiю и темъ испортилъ и другимъ». Дело кончилось темъ, что получили подарки только полковникъ стоявшiй на карауле, комендантъ и почтмейстеръ.

Что же касается до благотворительности, то Императрица, уезжая, сделала такiя пожертвованiя: на раздачу беднымъ жителямъ Таганрога 5785 р., греческому монастырю на усиленiе капитала 20,000 р., Эти деньги были внесены Логиновымъ въ Московскую сохранную казну 27 iюня 1826 г. по билету за №66484, который былъ препровожденъ местному архимандриту; кладбищенской церкви 500 руб.; греческой Царе-Константиновской церкви на устройство иконостаса 1000 руб. и на пестроенiе въ Таганроге соборной церкви 1000 руб. Кроме того ею пожертвована греческому монастырю на память о покойномъ Государе серебряная вызолоченная церковная утварь, которая была получена изъ Петербурга въ ноябре 1826 года. Передъ отъездомъ Императрицы изъ Таганрога граждане испросили разрешенiе избрать депутацiи для выраженiя благодарности отъ гражданъ и проститься, на что получено было разрешенiе. Депутацiя явилась, имея во главе Павла Севастьяновича Шахматова. Покидающая городъ Елисавета Алексеевна передала 20 апреля чрезъ Логинова гражданамъ, что она навсегда сохранить къ городу свое благоволенiе вместе съ искреннимъ желанiемъ, чтобы благоденствiе его постоянно и ненарушимо возростало. Что же касается до просьбы депутатовъ отъ города, чтобы въ день кончины Александра I, 19 ноября, на всегда ежегодно совершалось въ Таганроге поминовенiе почившаго Императора, то она выразила полное сочувствiе. Впоследствiи, въ 1845 году состоялся приговоръ купечества, въ силу котораго, при объявлении капитала делалось взысканiе по 1-й гильдiй 2 руб., по 2-й — 1 руб. 50 коп. и 3-й — 75 коп. на необходимые на этотъ предметъ расходы. Приговоръ этоть былъ утвержденъ Министромъ Внутреннихъ Делъ въ феврале 1846 года. Сборъ этотъ продолжался до 1875 года, когда по предложенiю городскаго головы Перушкива на этотъ сборъ приговоромъ купеческаго общества 25 марта и 28 декабря постановлено было уплачивать въ гимназiи за право ученiя бедныхъ детей. Но затемъ, вследствiе ходатайства архимандрита монастыря и предложения градоначальника городская дума 9-го января 1884 г. постановила отпускать 100 руб. на поминовенiе Государя Александра Павловича 19 ноября, а 23 мая 1885 г. расходъ этотъ отнесенъ на сумму, собираемую при выборке купеческихъ свидетельствъ.

Императоръ Александръ 1-й прибылъ въ Таганрогъ 13-го сентября 1825 года и скончался 19 ноября. Императрица Елисавета Алексеевна прибыла 23 сентября и покинула городъ 22 апреля 1826 года. За это время на путешествiе царской фамилiи были сделаны следующiе расходы:

10 сентября было ассигновано 200,000 руб.; 30 сентября серебряными полтинниками 2000 руб. и золотыми голландскими червонцами 5000 штукъ; 9 ноября ассигнацiями 100,000 р.; 7 декабря ассигнацiями 200,000 руб.; 31 декабря получено изъ местной портовой таможни ассигнацiями 33350 руб. 9 1/2 коп.; 4 марта оттуда же ассигнац. 3426 руб. 60 1/2 коп.

Деньги эти по распоряженiю князя Волконскаго выдавались частями подъ росписку капитана Маркова, а 4200 червонныхъ отосланы въ главное казначейство въ мае 1826 года.

Во время пребыванiя Елисаветы Алексеевны въ Таганроге она пожелала прiобрести въ собственность домъ, въ которомъ она и покойный-Императоръ проживали: домъ былъ купленъ за 52000 руб. Этотъ домъ сначала принадлежалъ чиновнице Сиверсъ а потомъ сотнику Николаеву, но за недоимки былъ проданъ съ публичнаго торга градоначальнику Папкову, а этимъ последнимъ проданъ городу для квартиры градоначальника за 52000 руб.; въ 1825 году, какъ намъ известно, онъ былъ приспособленъ для помещенiя Царской Семьи.

Память о месте успокоенiя Императора Александра не умирала и отъ времени до времени чемъ либо выражалась въ Августейшей семье. Въ марте 1826 года была прислана на место, где стоялъ гробъ Императора Александра I, Mapieй Феодоровною мраморная плита съ врезаннымъ въ нее изъ чернаго мрамора, крестомъ; передъ этой плитой, обнесенной железной решеткой, поставлена колонна съ благословенной Елисаветы Алексеевны иконою Александра Невскаго. Во дворце была устроена по желанiю Государыни церковь во имя Воздвиженiя св. Креста въ той комнате, где скончался Императоръ; священникомъ былъ назначенъ протоiерей Федотовъ; впоследствiи, въ 1833 г. определено было по повеленiю Императора Николая I, 660 руб. на одежду и обувь певчихъ этой церкви, а въ 1837 г. отъ казны назначено было 2920 руб. въ годъ на содержанiе хора. По ходатайству градоначальника барона Франка въ 1836 г. подъ тою комнатою, где стояла кровать покойнаго Императора, былъ поставленъ кирпичный столбъ. Въ 1862 году причтъ при означенной церкви былъ упраздненъ, а церковь была причислена къ собору. Въ 1866 году Марiя Александровна прислала две ризницы въ Iерусалимскiй монастырь въ Таганроге.

Императрица Елисавета Алексеевна, какъ известно, не долго пережила своего супруга; она умерла 4 мая 1826 года на пути изъ Таганрога въ Петербургъ на 45 году жизни, посылая по пути трогательныя письма Марiи Феодоровне, которая, конечно, более понимала ея горе и глубже ей сочувствовала, какъ мать покойнаго.

Въ большомъ стихотворенiи Теряева „Плачъ Россiянъ надъ гробомъ Александра Благословеннаго" такiя строки относятся къ Таганрогу:

А ты, украшенный природой Таганрогъ!
О памятникъ, прискорбью обреченный!
Въ слезахъ тоски ты взялъ последнiй вздохъ,
Съ которымъ отлетелъ Благословенный,—
Улыбка кротости отрадная для насъ
Съ устъ ангела Pocciи низлетела,
И на челе его въ ужасный смерти часъ
Въ залогъ спокойствiя души сiяла.
Ты зрелъ въ сей часъ, въ лучахъ красуяся златыхъ,
Какъ небеса торжественны казались
И воспаряющей въ сонмъ ангеловъ святыхъ
Его душе приватно улыбались.