Вентерь да весло - вот казачье ремесло

Лет 500 назад, когда донская степь была Диким Полем, казаки жили почти одной только рыбой и дичью. Какой смысл сеять много хлеба, если турки Азовской крепости в любой момент готовы налететь, затоптать поле конями, сжечь урожай? Зачем разводить стада, когда их могли отбить калмыки или ногайцы? Добытыми в походах зипунами тоже сыт не будешь. Вот и оставалась казакам для пропитания охота да рыбалка. Но и эти занятия были небезопасны. Ведь, рыская в степи, можно было наткнуться на тех же турков или кочевников. Поэтому на промысел выходили нередко всем юртом или хутором, а добычу потом делили поровну.

Снасть, как почти всё у холостых казаков-односумов, была общей. Большие сети, вентери и неводы плели, собираясь в главной избе, все старики казачьего городка.

Рыбу ловили круглый год. Зимой глушили топорами, били баграми сома, толстолобика, ловили на удочку тарань, летом в великом множестве выгребали бреднями раков. Но главная рыбалка была меженная - весенняя, в это время шла на нерест красная рыба. Невод, который иногда был длиною больше 20 метров, протягивали «просеивали» чрез реку, а концы оставались на берегу. Потом человек десять с трудом вытаскивали на берег бьющихся севрюг, осетров, лещей, судаков, ершей и прочую разнорыбицу.

Варили уху. На далеко отстоящей от дерева ветке вешали большой казан, под ним разводили костер. Сначала закладывали рыбу поменьше - красноперок, ершей, окуньков. Когда навар был готов, бульон сливали и снова ставили на огонь. С последующей закладкой - с рыбой покрупнее - клали лук, соль. После готовности рыбу вынимали и закладывали третью порцию - уже крупную рыбу, обычно сазана. Вареная рыба выкладывалась на чистые доски, каждый брал, что хотел. Наваристую юшку односумы хлебали из общего котла.

Рыбы с избытком хватало казакам для пропитания, но самые рыбные места в гирлах удерживали турки.

К 18 веку Россия укрепилась на южных границах. Донским казакам в их земле уже не угрожал никакой враг. Но с этих пор государство начало ограничивать казакам вылов рыбы и дичи. Каждый рыбак должен был иметь билет от войсковой канцелярии, дающий право свободного промысла в дозволенных местах. Лов рыбы велся с соблюдением очереди, с распределением этих очередей и участков реки, называемых тонями. Ловить рыбу имел право каждый казак только в пределах своего юрта там, где воды не были сданы в аренду. В гирлах находился так называемый Каланчинский караул, ниже которого запрещалось ловить рыбу какими бы то ни было ловушками.

Возвращаясь после рыбного промысла в Азовском море, казаки перед проходом в Дон должны были «шкерить» баркас - скрести борта и заново смолить. Это делалось для того, чтобы не занести в реку губительную для пресноводных обитателей морскую живность.

Когда рыба шла на нерест, не разрешалось шуметь близь воды, умолкали кузницы, даже в церквях колокола не звонили. Ловить эту рыбу было можно, но только в определенные дни недели, а в остальные пропускать.

Рыбным промыслом занималась каждая казачья семья. У всех были лодки, у некоторых две и более. Зимою все члены семьи, - взрослые и дети, - садились вязать сети из толстых ниток при помощи плашки и челнока. Вязали сети разных размеров под рыбца, чабака. Обычно таких сетей хватало на два сезона. Большие сети, волокуши, смолили. Клали их в котел с кипящей смолой, впрягали быков, и к ним привязывали сети, которые они потихоньку тащили.

Тех, кто «трусил» чужие вентери и сети с рыбой, жестоко наказывали. Провинившегося казака привязывали к веревке, которая крепилась к шесту. И этот шест протаскивали подо льдом по всем полонкам.

Практически в любом хозяйстве рыбу «про свои нужды» вялили, коптили, солили, сушили. Настоящих рыбоперерабатывающих (рыбоспетных) заводов только в низовьях Дона насчитывалось 67, да на азовском побережье действовал 41 завод. Там в больших ящиках солилах мокло до 900 пудов осетров и севрюг. В чанах бутах хранилось до 5000 чебаков, до 10000 чехонии, 12000 синьги. При каждом заводе были садки и ставы с живой рыбой. Ставом называлась обшитая досками яма порядка восьмидесяти метров в длину, сооружалась она обычно на источниках. В такой яме всё лето томилось несколько сот белуг и другой красной рыбы.

Дон снабжал рыбой всю Украину, часть Малороссии. Донскую рыбу охотно покупали на вывоз купцы из Турции, Греции, Польши, Италии, Франции. Дороги, по которой купцы везли свой товар, были усеяны вываливающейся с возов рыбой и раками.

Известный культурный деятель России А.Н. Львов писал, что рыбы в Донской столице так много, что ею кормят свиней. И что тут рыбами мощены почти все улицы, потому, что во всяком углу видишь рыбьи и рачьи оглодки. В XVIII веке в Черкасске в любое время года можно было купить осетрину, любую икру. Пуд соленой белужины стоил тогда 70 коп. Значительно дешевле можно было купить сома, карпа, леща, чехонь, карася, щуку. Тысяча штук соленой и сухой тарани продавалась в Черкасске по цене 1 коп.

А сто лет спустя посетивший станицу Аксайскую историк А.М. Греков вспоминал: «В Аксае вам суют на каждом шагу или какого-нибудь икряного осетра, или неимоверных сазанов, или зернистую икру, и всё это вы не удержитесь, чтоб не купить, хотя по ценам, за которые от предков наших, наверное, услышали бы «дурня». Предки эти, если верить им самим, умудрялись в 60-х годах покупать здесь же на страстной неделе целый десяток отборной стерляди всего за две гривны серебра. Теперь же в Аксае за неважного осетра надо отдать шесть - десять целкачей. О стерляжьем же царстве здесь, кажется, и помину не осталось, как не осталось его и об осетровых донских балыках: прежде на балыки шли у нас исключительно осетры, ныне же на них пошла больше белуга. Скудеет Дон».

Дон оскудевал: в 1822 в реках и водоемах Дона было выловлено более 5 млн. пудов рыбы, в 1850 - 3 млн. пудов, а в 1909 - 2 млн.

Советская власть запретила казакам лов сетями. При этом само государство вело хищнический вылов, нимало не заботясь о восстановлении популяции. Но в первой половине ХХ Дон ещё кишел рыбой. Даже наши современники помнят, как в идущий на нерест косяк селедки можно было вставить палку, и она, зажатая телами рыб, стоя плыла вверх по течению.

Потом реку загородили плотины. Косяки осетров и белуг отчаянно бились о шлюзы. Вода окрасилась розовой пеной, а на берегу отравляли воздух сотни тонн заморенной рыбы.

Для рыб потом предусмотрели «лифты». Но речные обитатели это приспособление не освоили. По берегам зарегулированных рек исчезли заливные луга - негде стало выводиться, расти малькам. С распаханных полей, с заводов потекла в Дон отрава...

Рыба в Дону, конечно, осталась.

- Был вчера под Кочетовкой. От шлюза с утра рыбинспекция прогнала, так что улов не ахти. За четыре часа 7 ласкирьей, 2 гибрида грамм по 300, - «хвастается» один рыбак, в ответ слышит:

- Я в Усть-Койсуг съездил. Кормушку поставил на 80 гр. Начался клёв, поймал сразу двух гибридов с ладошку и пару подлещиков. Вдруг слышу шум: шлюз открыли и, как понесло мою кормушку. Смотал фидер и ушел. В следующий раз возьму туда лодку, лайтовый спи, воблеры, поперы и тогда держись хищник. Он там есть - это точно!

Но, бывает, кому-то и сейчас улыбается рыбацкое счастье, и он добывает в Дону пудовых сазанов и щук и даже трехпудовых сомов. Главное - терпенье и уменье.